Лилия для Шмеля

— А меня? Меня вы помните?!

— Нет. Ничего не помню.

Она поджала губы и всхлипнула.

— Не плачь, — попросила ее. — Лучше расскажи, что происходит?

И та, запинаясь и вытирая руками слезы, принялась вводить меня в обстоятельства жизни какой-то Корфины-Фины.

— … Как уж ваша матушка не заклинала господина Флорана! Однако ваш братец снова играли и проигрались. По крупному. Вот и пришел господин Унд, потребовать оплатить долг…

— А раньше Флоран как расплачивался? — не сомневаюсь, безответственный гаденыш проигрывался не впервой.

— Так госпожа Эндина дом заложила, чтобы покрыть долги…

Я вздохнула. Уж лучше быть сиротой, чем иметь такую родню. Ведь довел братец Фины, можно сказать, семью до ручки, по миру пустил. А мамуля, потакая ему, готова дочь отдать кому угодно, лишь бы любимчика спасти. Час от часу не легче: что в той жизни мне не везло, что в этой.

Гилья опустила голову на грудь и замолчала.

— И какой этот Унд? — спросила я, подозревая, что женишок-то не подарок.

— Старый он.

«Ох…» — едва не сорвалось у меня с языка.

— И грозил, что если господин Флоран не расплатится с долгом, он вашего братца сгноит в долговой тюрьме, — служанка вытерла рукавом курносый, покрасневший нос.

— И кто предложи мне выйти за старикашку замуж?! — я настойчиво допытывалась правды. Хочу, так сказать, узнать доброжелателей поименно и в записную книжечку занести. На будущее.

Гилья боялась рассказывать, и пришлось надавить:

— Ну?!

— Ваша матушка, — пропищала она, и меня как ледяной водой окатило: чудит мамаша Фины, спасая любимчика.

— Кроме того, что старый, какой еще этот Унд?

— Противный, склочный, с козлиной бородой. А еще от него разит кислым. Зато он богат.

И тут я спохватилась:

— А зачем ему я?

— Вы молоды и с титулом, — пояснила она и затравленно попросила: — Только не говорите госпоже Эндине, что я вам рассказала. Пожалуйста!

— Не скажу, — успокоила ее.

В благодарность она напоила меня еще отваром, после которого я заснула.

Проснулась вечером, почувствовав чужое присутствие в комнате. Открыла глаза и встретилась взглядом с сестрицей.

— Тебе некуда деваться, — вместо приветствия обрушилась она, стоя прямо надо мной и зло улыбаясь. — Все равно на тебя больше никто не позарится. И мама быстрее тебя на улицу вышвырнет, если откажешься помочь Флорану. Так что, сестрица, не разочаруй старикашку Унда, иначе окажемся в трущобах!

— Спасибо, Дивия, за заботу, — сдерживая нарастающее бешенство в груди, заговорила я, чеканя каждое слово. Когда над тобой нависают с недобрыми намерениями, страшно, но этим покажи слабину — сожрут и не подавятся. — Только сдается мне, ты тоже можешь спасти нас от нищеты!

— Неа! — ехидно улыбнулась Дивия, обнажая мелкие, желтые зубки. –

— Мне лишь пятнадцать, так что замуж я не могу выйти!

— А когда Флоран проиграется в следующий раз, и Унд пожелает тебя, ты тоже будешь ратовать за помощь семье?

— Что?! — округлились у нее глаза. — Рехнулась?!

— А что?! — я вернула ей ехидную ухмылку. Не знаю, какой была настоящая Фина, но на ней все хотят выехать. Только я с этим не согласна. Не то, чтобы я безжалостная, но эти люди мне чужие. Да и жертвовать дочерью, чтобы в какой раз выручить дурного любимчика — это знаете ли, по-моему, несправедливо.

— Да я, в отличие от тебя, хорошенькая! У меня есть шанс удачно выйти замуж, — завопила сестрица. — Это ты старая дева и синий чулок должна радоваться, что хоть кто-то на тебя позарился! Мама! — она метнулась к двери, распахнула ее настежь и заорала дурным голосом: — Фина еще и рехнулась!

* * *

Зеркало в суматохе осталось лежать на постели, чем я воспользовалась.

Не знаю, как насчет старой девы, но больше двадцати себе не дам. Жаль, что тело красавицы не досталось, но я и не уродина. Тем более мне не привыкать такой быть. Только очень уж худая и бледная. И темные круги под глазами.

Тщательно осмотрев себя, я вначале я расстроилась, а потом разозлилась и решила: пусть такая, пусть все плохо! Но если судьба дала шанс прожить новую жизнь — я воспользуюсь им. И сделаю все, что не успела сделать в той жизни. Клянусь!

Глава 2

— Госпожа Корфина, а вы изменились, — улыбнулась служаночка, и на ее щеках появились ямочки. — Ваша сестрица говорит, что вы сошли с ума, но вы мне такая больше по душе. — После признания девочка смутилась и опустила глаза. Круглолицая, курносая, улыбчивая. Когда Гилья рядом, почему-то не так страшно, она будто глоток воды для жаждущего.

— Не знаю, Гилья, какая я была, но как бы они не объявили, что я сошла с ума, — посетовала я.

— Тогда брак не состоится, а долг-то отдавать надо, — резонно возразила девочка. — Поэтому не бойтесь. Хоть кусаться будете — они не признаются, скажут, что пес цепной сорвался.

Вижу, Гилья умом и наблюдательностью не обделена, но я никому не доверяю, поэтому буду осторожной.

— А какая я была? Расскажи, может, вспомню себя? — посмотрела на нее, и она с радостью затараторила:

— Прежде вы были тихой, безропотной, Благостному Видию постоянно благодарствия возносили. Терпели выходки Дивии — совсем она вас измучила…

— И тебя она достает?

— А то как же. И матушку вашу. И у вас вещи забирает. Говорит, что вам они все равно не к чему…

«Ну и семейка!» — вздохнула я. Теперь, кажется, догадываюсь, что со мной произошло. Наверно, от отравления в обморок упала, или еще что-то со мной случилось, а тут еще и с Корфиной беда. И как-то все так обернулось, что теперь я тут. А хозяйка этого тела где? В моем теле? Стало грустно и страшно. Что же теперь делать? Вернусь ли обратно в свой мир? И надо ли? Вдруг Корфина, как набожная девочка попала в рай и возвращаться мне некуда…

— Ой, госпожа Корфина, скоро ужинать будем! — спохватилась Гилья. — Спуститесь в обеденную?

— Нет, — покачала я головой. — Сил пока мало, голова кружится. — По правде, спуститься бы смогла, но видеть мерзкую семейку не хочу.

— А завтра пожалует господин Унд. Узнал, что вы приболели, придет узнать…

— Не помираю ли?

Служанка прикусила губу и кивнула.

— Гилья, — спохватилась я. — А если мы бедствуем, как тебе жалование платим?

— До последнего раза еще платили, хоть и с задержками, а ныне не заплатили. Но госпожа Эндина обещает хорошие рекомендации.

«Ага, жди до старости рекомендаций», — подумалось мне. Девочку жаль, но предложить ей ничего не могу. Ничего о новой жизни не знаю.

Позже Гилья принесла ужин — одинокий холодный овощ на большой тарелке с отбитым краешком.

Недоуменно глядя на «ужин», я размышляла: это мать Корфины применяет меры воздействия, или… в доме все так плохо?

— Нам больше не дают в долг, — пояснила девочка. И я поняла, мы на дне, в полном окопе!

Разламывая ложкой морковку, я гоняла ее по тарелке и думала: что делать?

— Хочу выйти на улицу, — до сих пор в новом теле слабость, но я не намерена выходить замуж, поэтому буду искать вариант спасения. А для этого надо узнать этот мир.

— Погода хорошая, но вряд ли у вас хватит сил пройтись, — возразила Гилья.

— Хватит, — упрямо ответила я.

— Я спрошу разрешения у госпожи…

— А если я против горшка под кроватью и хочу отлучиться по нужде, мне тоже разрешения спрашивать? — пробурчала я, на что Гилья восхищенно выпалила:

— Какая вы стали чудная!

— Надо срочно вспоминать, какой я была.

— Зачем? — встрепенулась девочка.

— Чтобы не шокировать людей. Поможешь вспомнить?

— Помогу, — улыбнулась хитрунья. — Дела переделаю и загляну к вам, госпожа Корфина.

* * *

Унылость комнаты, безвыходность ситуации вгоняли меня в отчаяние и депрессию. Надо же так вляпаться?! Как есть неудачница! У других драконы, эльфы, оборотни, маги, принцы — а мне опять безжалостный реализм! Нищее семейство, долги и старик в нагрузку? Не имею привычки плакать без причины, но, кажется, сейчас разрыдаюсь.

Но пусть я ныне в худеньком, юном теле — характер мой со мной, поэтому ни одна слезинка так и не соизволила появиться.

В итоге я легла на кровать, укрылась одеялом и просто лежала, перебирая в уме, что умею делать, чем смогу заработать на жизнь… Однако оказалось, что ничего такого — как шить, замечательно вязать, вышивать, печь — не умею. Нет, могу свитерок кой-какой вывязать, испечь кекс, но не на том уровне, чтобы этим зарабатывать.

Без часов я не знала, как бежит время. По моим ощущениям прошло не так много времени, когда ко мне вновь нагрянула «мамуля».

Сначала у двери раздались тихие шаги, затем деликатно постучалась. А когда вошла, ласково обратилась. Еще и улыбочку змеиную выдавить не забыла.

— Корфина, надеюсь, ты уже оправилась от шока и теперь снова моя прежняя рассудительная дочь?

Разительная перемена в ее поведении насторожила. Однако я молчала, потому что раскрою рот — не выдержу и выскажу все! Я терпеливая, но не когда перегибают палку. Родительница Корфины же приняла мое безмолвие за согласие.

— Ты всегда была доброй и любила брата… — продолжала она. Меня же так и подначивало поинтересоваться: а Корфину ты когда-нибудь любила? — Флоран поклялся, что впредь не будет играть…

Чтобы не беседовать лежа, я села на кровати, опустила босые ноги на холодный пол и заглянула в ее лживые глаза.

— И ты поверила? — мне с огромным трудом удавалось сдерживаться.

— Конечно! Он умный мальчик! Это было несчастное недоразумение!

«Ага, как же! Заядлого игрока только могила исправит, а до дурной Эндины и дубина не достучится. Ей от хитро сделанного Флоранчика-мальчика любая оплеуха за случайность будет! Тьфу!» — злилась я.

— Он ведь и прежде обещал прекратить играть? — поймала «мать» на лжи. У соседки Веры Николаевны сын сколько раз клялся, божился прекратить играть в автоматы, но обещания так и остались обещаниями.

— Нет! — солгала мать, и я, не удержавшись, вспылила:

— В этот раз вы выдадите за старика меня. В следующий, если повезет, Дивию, а потом? Кого потом?!

Мать взвилась:

— Он поклялся мне! — выкрикнула она истерично, раздраженная моим вероломством. Забегала по комнате, заламывая руки и попрекая меня душевной черствостью. А я молча наблюдала за ней и гадала: мать Фины такая безжалостная или искренне не понимает, почему я не хочу жертвовать собой ради раздолбая брата? Потом все-таки не удержалась и спросила ее:

— Ты настолько любишь Флорана, что готова всех нас принести в жертву?

— Он мой первенец! — гордо заявила она, смотря на меня свысока, будто я недоразумение. — Он наследник отца! Носитель титула! Мы не можем опозориться!

— Поэтому этим браком ты решила опозорить меня? — градус нашего общения повышался.

— Да как ты смеешь перечить матери! Ты, вообще… старая дева! Бесприданница! На что ты надеешься?! — лишь выкрикнув в порыве злости гадости, Эндина поняла, что наговорила лишнего, но меня это не ранило. В той жизни мать вбивала, что я некрасивая и неумная, теперь в этой попрекают. Только у меня уже выработался иммунитет и упрямство.

— А я, мама, не хуже других, — холодно отчеканила я, и она застыла с открытым ртом. Не ожидала, видимо, отпора.

— Ты сошла с ума! — прошептала мать ошарашенно, прикрывая рот рукой.

— Нет, у меня просто открылись глаза!

В комнате повисла напряженная пауза, однако мать Фины не собиралась отступать — просто сменила тактику.

— Ты все равно хотела уйти в монастырь, так какая тебе разница: уйти сразу или побывав за мужем и выручив брата?!

От такого заявления у меня голос пропал. Однако я быстро пришла в себя, вспомнив, что мать Корфины уже давно вдова.

— У вас, мама, тоже есть титул. Не хотите ли вы ценой своего счастья спасти сына? Почему бы вам не выйти за старика Унда?

От возмущения Эндина ахнула, начала жадно хватать ртом воздух и моргать выпученными глазами.