Ведьмина печать. Ловушка для оборотня

— Помалкивай. Сама все объясню! — велела женщина, спускаясь с пригорка к берегу, у которого стояли причаленные лодки, сохли развешенные сети и рыболовные снасти.

Как только их увидели, люди на пристани оживились и побежали навстречу. Анка почувствовала себя огромной обезьяной среди полуросликов.

— Теть Нарая, это кто?

— Заблудшая путница. Ехала с родными, на них напали, а она сбежала. Вишь, ножищи какие!

— Аха! А обувка-то какая! — раздались удивленные голоса. Люди галдели, смеялись, некоторые отступили подальше, опасаясь чужестранки.

Большинство подбежавших были мужчины, которые, увидев высокую, статную женщину, в бесстыдно облегающей тело одежде, впились десятками глаз, а некоторые даже попытались ущипнуть или прикоснуться, однако, как только Юлиана шлепнула одного по руке и зверем оглядела остальных, зрители немного угомонились.

— Злобная! — осажденный тощий молодчик, презрительно сплюнул.

— Образина, огромина, еще и злобная! — поддержали в толпе.

— Как раз пара для Валая! — Анка напряглась, особенно после того, как Нарая покраснела и попыталась быстро сменить тему разговора, но деревенский дурачок с худыми ногами в коротких грязных холщевых штанах не унимался. — Быстро с ней сладит!

— Как увидела, сразу подумала! — натянуто улыбнулась тетка.

— Манис, руки не распускай, Валай-то спросит! — раздался гогот.

Анка чувствовала себя мерзко, но решила, что прежде чем грубить, следует присмотреться. Да и если не внушать подозрений, сбежать будет проще. Знать бы только, куда бежать.

Стоя среди толпы галдевших недорослей, она отчетливо осознала, что прекрасно понимает местную речь. Особенно поразило, что ночной незнакомец говорил на другом языке, но она тоже понимала. А еще гнусные шутки об уродстве сбивали с толку, ведь Анка была уверена, что никакого безобразного изъяна у нее нет.

«Так почему безобразина?» — недоумевала она. Коренастые жители деревни с карими глазками, курносыми носами, грубоватыми лицами, ничем особым от нее не отличались, если только ростом.

— Жаль, с увечьем, но в темноте… — прошептал вкрадчиво другой прыщавый юноша.

— Пшел вон! — рявкнула Анка. — Старосте скажу!

Наглеца как ветром сдуло, но отбежав поодаль, он зачерпнул глины и бросил в нее, почти попав. Вокруг раздались довольные смешки, и она нутром почуяла, придется стоять за себя не на жизнь, отбиваясь от озабоченных извращенцев.

Раздав еду, Нарая хитро подмигнула родным и поспешила обратно в деревню.

— Торопись, — подгоняла женщина, — даже безобразина должна выглядеть мило, насколько это возможно.

Просить второй раз не требовалось. Юлиана сама была рада скорее сбежать он наглых глаз, но когда скрылись за поворотом, прямо спросила:

— А вам какой интерес?

— Никакой! Пожалела несчастную! — с деланным возмущением воскликнула Нарая.

— Вы много о Валае говорите. Он настолько отвратителен, что нет желающих пойти за него?

После Анкиного вопроса путница долго откашливалась.

— По себе судишь, в доброту людскую не веришь! — заголосила женщина. — Свяжись с неблагодарной, оскорблений за добрые дела наслушаешься!

Юлиана нутром чувствовала подвох, но окончательно убедилась, подметив хитрые взгляды родни Нараи. Потому, как бы путница ни возмущалась, ни размахивала руками, изображая обиду, Анка не поддавалась. И подозрения, что та вцепилась в нее, как клещ, именно из-за кузнеца, который всем осточертел, только укреплялись.

Поняв, что великуша отнюдь не дура, женщина зло прошипела:

— Самая умная? То-то слыхали, верхонские оборотня ищут!

— Из меня такой же оборотень, как из вас, — огрызнулась, но как можно спокойнее, Анка. — Так что там с Валаем?

Они сверлили друг на друга взглядами, меряясь, кто первый даст слабину.

— Вышвырнут из деревни, куда пойдешь? Пока по дороге брести будешь, неведомо, чем все обернется, а Валай, хоть и суров, в обиду не даст.

— А если откажусь?

— Откажешься? — Нарая самодовольно хмыкнула. — Хоть и образина, да прохода тебе не будет! Горько пожалеешь!

— Так какая вам выгода? — не унималась Юлиана, пытаясь воспользоваться тем, что раздраженная Нарая не могла держать язык за зубами.

Женщина помедлила, однако, хоть и нехотя, но пояснила:

— Он к Лоске, внучке моей посватался.

— Вот оно что! А то про добродетель кричали.

— Была бы не добродетельной, крикнула мужиков, изловили бы тебя, в клеть посадили. Поняла?

— А вы? — уж Анка подметила, нехило тетку прижало, если мелкая пигалица не побоялась с ней заговорить, хотя ноженьки-то то у старухи дрожали, и голосок срывался.

* * *

Деревушка оказалась большой, многолюдной, но не такой, какой Анка представляла.

Невысокие купольные домики, вросшие в землю, с поросшими травой крышами и стенами, были не прямоугольными, а полукруглыми. У самых высоких и зажиточных жилищ фасадные стены, как и внутренние дворики, огороженные заборчиками из затейливо перевязанных пучков соломы, были выложены камнем. А в середине поселка, на пригорке, увидела самый красивый домик, над дверями которого нависал красивый миниатюрный балкончик из переплетенных лоз, обставленный цветущими цветочными горшками. Нарая вела ее именно к нему.

При виде Юлианы жители высыпали из домов, как горох из стручка, чтобы поглазеть на чужеземку. Повезло, что предусмотрительная Нарая успела накинуть на Анку домотканый холст и скрыть рваную одежду. Дети бежали следом, тыкали пальцам, некоторые хватали чумазыми руками за ноги, чтобы потрогать странную ткань. Происходящее походило на выступление клоуна с карликами.

Однако с кольями никто не набрасывался, камни вслед тоже не летели, и тревога немного отлегла, но ровно до тех пор, пока Юлиана не увидела болтающуюся на огромном дереве клетку с костями.

Пройдя по петляющей разухабистой улочке до самого высокого и добротного дома, выглядевшего, как холм высотой с двухэтажное здание, проводница заулыбалась, отворила калитку и, поманив за собой Анку, нырнула во двор.

— Анхе! Анхе! — позвала она.

На зов выбежала большая семья одинаково курносеньких, большеротых полуросликов, будто клонированных. Поначалу Анка подумала, что это все девочки, но присмотревшись, разглядела, что и у мальчиков, и у мужчин с отчетливо пробивающейся щетиной, заплетены такие же две косы, как у женщин, только меньшей длинны.

— Ты кого привела?! — спросил упитанный крепыш со светло карими глазами, смотревшими на Анку с любопытством и недоверием

— Я шла и одинокую путницу нашла! Милостивая Давла услышала наши взывания!

— О, Милостивая Давла! — люди одномоментно вскинули ладони к небу. — Благодарим тебя, Великая Матерь!

— Лоска, Лоска, иди сюда! — радостно всполошилась стайка недорослей. — Скорее!

Из дома высунулась рыжая девичья голова, но, увидав, кто пришел, вышла на крыльцо. Худенькая фигурка, хоть возвышалась над родственниками на пол головы, едва доходила Юлиане до груди.

— Милостивая Давла! — сорвалось у испуганной девушки-полурослицы. — Это надо ж!

— Чего столпились, в дом! — засуетилась бойкая и пухленькая хозяйка. — И так соседи поглядывают!

Чтобы пройти в жилище, Анке пришлось пригнуться. Пол под ее весом жутко скрипел, но, к счастью, хотя бы потолки оказались высокими. Гостью быстро усадили на составленные вместе две низенькие скамейки и подали изящную глиняную чашечку с горячим отваром.

— Ого! — перешептывались дети, выглядывавшие из-за угла. — Страшная какая!

Анка тяжело вздохнула, с шумом выпустив воздух, и напуганная детвора тут же с визгом разбежалась.

— А чем она питается? — спросила хозяйка, с недоверием поглядывая на гостью.

«Детьми, иначе как бы так вымахала!» — хотела огрызнуться Юлиана, но вместо этого, скромно потупив взгляд, ответила:

— Пирожками, лепешками да кашами, желательно не на воде.

— А почему у тебя руки в крови?

— Это краска для красоты, она скоро сойдет. Хотите ближе посмотреть?

— Я хочу! — смело усмехнулся мужичок с волнистой, густой шевелюрой и ростом Анке по грудь.

— Нувиз, осторожно! — боязливо пропищала одна из женщин, скорее всего, его супружница, когда смельчак, бравируя, подошел к чужачке и склонился над алыми, длинными когтями.

Анка видела, как Нувиз маслянистыми глазками разглядывает не только ее акриловые, украшенные блестками, ногти, но и грудь, отчетливо проступающую из-под импровизированного сарафана.

— Бу! — резко, но не громко произнесла она, и храбрец подпрыгнул на месте.

— Дура! — прошипел он, хватаясь за сердце, в то время как остальные, прикрывая ладошами рот, тихонько похихикивали.

— А если откажется? — волнуясь, спросила хозяйка.

— Куда денется? — усмехнулся похожий на Нараю племянник, оглядывавший Анку не менее похотливым взглядом.

«Озабоченные какие-то! — возмутилась про себя гостья, осознавая, что дело принимает дурной оборот. — Муж импотентом был, теперь настало время озабоченных лилипутов?»

— Жаль, лицо обезображено, — задумчиво произнес Анхе.

— Зато остальное в порядке. Принарядить бы, слухи пошли, он скоро придет.

— Тогда за дело.

— Майва, Лоска, ну-ка, живо! — решительно приказала хозяйка, придирчиво оглядывая Юлиану с головы до пят.

* * *

Анкой спиной чувствовала, что за ней подглядывают, но ничего не могла поделать. Надев маску безразличия, окунула мочалку в кадку и принялась смывать грязь. Банная комната оказалась низкой и темной, зато теплой воды и отваров не пожалели. И на том спасибо.

Лоска помогла вымыть волосы, ополоснуть травяными настоями, и жизнь показалась чуть лучше.

Однако когда Анка запахнула на груди домотканую холстину и обернулась в поисках чистой одежды, оцепенела. В проходе, не таясь, стоял высокий полурослик и бесстыдно разглядывал ее.

Краснокожий, с тонкими, плотно сжатыми губами, орлиным, приплюснутым носом и тяжелыми, пронизывающими глазами, смотревшими из-под густых, кустистых бровей. Для здешних жителей он был очень высок и широк, однако до незнакомца, домогавшегося ее в роще, ему было далеко.

— Чего смотришь? — дерзнула Анка. Не девка же она на проходном дворе.

— За дерзость пожалеешь! — процедил он хриплым голосом, и у нее волосы на затылке зашевелились от предчувствия неприятностей. Судя по тому, как Лоска стремглав убежала, не оставив одежды, этого мерзавца боялась и она.

Юлиана попыталась изобразить равнодушие. Медленно, показательно спокойно перекинула волосы на одно плечо, отжала и, не глядя на него, попробовала выйти из бани. Но едва поравнялась с Валаем, он обхватил лапищами за талию и притянул к себе.

Анка расхохоталась бы низкорослому домогателю в лицо, если бы не почувствовала силу мужской хватки и исходящие от него злость и ожесточенность.

— Хоть и страшна, а вымя и жопа что надо, — шершавая, мозолистая ладонь поднялась выше и грубо, причиняя боль, стиснул грудь. Он прижался сильнее, и в бедро уперся вставший член, который по размеру больше подходил гному-недомерку.

Анку затошнило. Она дернулась, но ее беспомощность лишь больше заводила Валая, от удовольствия растянувшего губы в противной улыбке. Интуиция кричала, что с таким подонком шутки плохи, и за малейшее замечание можно заплатить выбитыми зубами.

— Кто ты такой, чтобы тискать меня? — дрожащим голосом выдавила Юлиана, понимая, что, если помедлит, просто так не уйдет.

Гнусный тип противно осклабился, показывая кривые, желтые зубы:

— Валай — здоровяк. Мне слова против никто не скажет, — в доказательство легко оторвал Анку от пола.

— На изувеченную позаришься? — она сделала последнюю попытку отбиться. В отражении воды не увидела никакого увечья, но если о нем все твердили, почему не попытаться воспользоваться?

Но Валай в ответ паскудно хмыкнул, не церемонясь, развернул Анку спиной, грубым пинком расставил ее ноги шире и прижался к ягодицам.

— Так не видно.

У Юлианы в предчувствии насилия затряслись поджилки. И если бы за приоткрытой дверью не раздался звон бьющейся посуды, не уйти бы ей целой. Кто-то из родни Лоски намеренно или случайно таким образом указал наглому гостю: он не у себя дома, чтобы творить гнусности. Прямо сказать Валаю-силачу никто не осмелился.

Когда он ушел, обессиленная Анка почувствовала себя грязной, поруганной. Ночной гигант ей понравился и, даже не смотря на обиду, при воспоминании о нем ныл живот. А этот похож на приземистую обезьяну с квадратной фигурой и грубыми руками и вызывал лишь брезгливость и отвращение.

— И с таким жить всю жизнь?! Ни за что! — прошептала она, пытаясь побороть подступавшее отчаяние.

— От него не сбежать, — раздалось позади. Юлиана обернулась и увидела понурую рыжую голову Лоски. — Не сбежать и не спрятаться. Мы с тобой пропали. Он не откажется ни от тебя, ни от меня.

— А разве у вас так можно?

— Нет. Но кто ему запретит? — закусив губу, грустно ответила девушка.

— Но твои родные надеются…

— А что им остается? — она обреченно заплакала. — Я думала… Я думала, что, увидев тебя, он отстанет от меня.

— Теперь я встала между вами?