Темный инквизитор для светлой академии

«Нетерпеливые все же студиозы, — усмехнулся Митар. — Как узнали, что не всесильны, мигом спесь слетела». — И продолжил:

— С раннего детства мы знаем: есть лишь единственная божественная суть, исполненная силой и созиданием — Всевидящий. Он совершенный творец, не нуждающийся в заимствованиях сил. Создал людей и оживил, вложив искру. А некоторым из нас даровал и частицу своего созидательного дара.

Благодаря его милости рождаются маги. Но человек желает большего и пытается уловить потоки магии, пронизывающие наш мир. Создает артефакты, помогающие увеличить резерв силы, заклинания. Вы все это знаете, изучаете, сталкиваетесь с природной магией каждый день. Она чиста по сути.

А есть и иная магия, отступническая, действующая по принципу: если тебе чего-то не хватает — возьми у другого. Способов сотворить подобные мерзости много. Запретные обряды, тайные руны, даже простые помыслы способны пробудить и вызвать потусторонние сущности. Однако их влияние никогда не обходится без последствий и тлетворно влияет даже на призывателя, мнящего себя хозяином, — тяжелым взором инквизитор пробежался по рядам, пугая и подавляя слушателей. Зато так лучше доходит до самонадеянных глупцов, что обращение к запрету — не шутки.

— И в моем примере изначально бездарная женщина привязала к себе низшую сущность. Тем самым получив возможность одурманивать и влиять на жертв, а взамен взяв обязанность «кормить» помощника.

Однако суть всех отступнических ритуалов — не ублажить «всесильного» человека, а обманом получить над ним влияние и использовать. Только глупцы этого не понимают. Да, в истории бывали маги-чернокнижники, способные долгое время повелевать демонами, однако потусторонние сущности терпеливо ждут своего часа, а потом все равно пожирают, как бы ни был велик маг.

Итак, ведьма, коей была мадам Гринель, высасывала из жертв жизненные силы, эмоции, а когда человек истощался, в том числе и материально, избавлялась от него. Одурманенная жертва убивала себя.

Таких отступников даже вы, маги, с трудом распознаете. Они могут быть соседями, родственниками. Но кому какое дело, пока все эти мерзости не затрагивают вас или ваших родных…

— А как вы узнали, что это она? — перебила впечатленная слушательница.

— Менталист заглянул и увидел нечто? — последовал еще вопрос.

— Нет, — отчеканил Митар, голосом воздействуя на студиозов, не отрывающих от него глаз. — Инквизиция бережет магов, верой и правдой служащих Ликонии. Кроме того. Инквизиторская Палата часто защищает магов от колдунов. Удивлены? Но продолжим.

Демоны хитры и умеют прятаться, чтобы затем нападать. Такой вполне мог убить менталиста. Поэтому мы применили простой, но весьма действенный способ проверки. Сковали подозреваемую, чтобы оставалась положенное время в замкнутом контуре, отсекающем любые потоки магии и энергии, и оставили на сутки без еды и воды в камере. Это неприятно, но не смертельно. Если человек чист, с него, как правило, по завершении испытания снимаются подозрения.

А если нет — наступает возмездие, — Митар обнажил зубы. Оскал вышел жутковатым, но он этого и добивался. — Взаперти чем питаться прожорливой сущности? Да хотя бы отступником. Или разъяренный демон просто мстит.

Когда на глухие крики прибежала охрана, от увиденного растерялись, поэтому потом по провинции и гуляли жуткие слухи о зверски изувеченной магичке. Откуда же людям знать, что одурманенная сущностью отступница начала поедать сама себя. Так как руки были скованы, она погрызла все, до чего смогла дотянуться: губы, часть щек, плечи…

Мы не стали ее мучить, хотя следовало бы. Но гуманность и нам не чужда, поэтому быстро упокоили.

Целителя звать не стали. Зачем, если ей все равно грозило обезглавливание, а затем сожжение и развеивание пепла.

В классе стояла тишина. Инквизитор улыбнулся и бодро произнес:

— Что ж, теперь записываем тему: «Классификация низших сущностей»…

Глава 5

Добравшись до своего этажа, я обрадовался. Сумка еще не успела изнутри пропитаться водой, поэтому учебник почти не пострадал. А вот если бы пришел утром — страшно представить, что бы с ним стало! И никто не увидел меня! Точнее нас!

— Ой! — спохватился, чтобы поблагодарить магистра, но он уже ушел. Вроде бы все обошлось, можно вздохнуть с облегчением, однако я снова почувствовал себя одиноким. Идти в ночи, ощущая за спиной сильного человека — это такая роскошь. Чувства спокойствия, защищенности почему-то особенно врезались и не покидали до тех пор, пока не заснул. А заснул я поздно.

Когда крался мимо комнаты коменданта, ее дверь распахнулась, и ругань застряла в горле женщины.

— Доброй ночи, мадам Пуасси, — промямлил я и бочком попятился к своей двери.

— Стоять! — рявкнула она.

— Я упал, немного испачкался, но сейчас все отмою и следы за собой протру…

Комендант этажа вперила руки в бока и, прищурившись, справилась:

— Теперь-то какую пакость делал?

— Нет, — завертел головой. — Я в павильоне был, засиделся, а на обратном пути шел и упал.

— Угу, — недоверчиво хмыкнула она и кивнула, — мойная там.

И я под тяжелым взглядом пошел туда.

Отмывшись, вышел и нарвался на пристальный взгляд мадам.

— Ссадины тоже сами проступили?

— Угу.

— Кто?

— Не знаю, темно было…

Потом стирал костюм, расправлял, развешивал… — и лег под утро. Не удивительно, что встал с большим трудом, клевал носом и опоздал в столовую. И если бы не мадам Пуасси, угостившая бутербродом, не знаю, как бы высидел лекции.

На русловедении присутствовал, но ничего не слышал. Подперев рукой щеку, дремал.

На уроке художества оживился. Преподаватель раздал нам копии одной гравюры, листы, карандаши и предложил срисовать ее.

Ладно. Со всем старанием, высунув язык, я пытался изобразить поляну с лошадью и жеребенком.

Рисовал и правой рукой, пробовал и левой. Умом подмечал, что не так, но руки жили своей жизнью и чертили каракули. Из-за вытянутых тел животных, морд с неправильным прикусом и поджарым животом, как у голодной собаки, лошади мало походили на себя. Да и деревья с кустарниками на заднем фоне тоже выходили неказистыми. Зачет я получил просто за присутствие и старание. Оглядев мои испачканные пальцы, кончик носа, преподавательница вздохнула и сказала:

— Свободен.

Я обрадовался, но следующей парой шло чистописание. И преподавала этот предмет, конечно же, мадам Луанир. Увидев меня, она стиснула руками указку, с которой вошла в класс и, с плохо скрываемым злорадством, процедила:

— Вопет к доске!

Встал, подошел, искоса посмотрел на ее натянутую улыбку и тихо предупредил:

— Со вчерашнего дня я грамотнее не стал.

— Ничего, ничего! — ехидно растянула губы наставница. — Раз сегодня чистописание, а ты вдруг стал правшой — вот и займемся правой рукой. Научить тебя грамотности уже не мечтаю, но изящным вензелям — да! — отчеканила громко и бросила на стол кусок мела, который от удара раскололся на две части.

— Для обоих рук! — рассмеялись в аудитории.

Весь урок я выводил один и тот же мудреный завиток. Когда доска заканчивалась, Луанир с удовольствием злодейки заставляла стирать и начинать сначала. К концу урока я не стал писать лучше, однако она довольно улыбнулась.

— Ничего-ничего, Вопет. До конца полугодия при должном старании добьешься успеха, — явно намекая, что проследит за этим.

Кодексоведение — четвертая лекция далась с неимоверным трудом. Я сидел за первой партой, засыпал и едва удерживал голову на весу. Из-за бессилия и тяжести она склонялась ниже и ниже. И я боялся, что во сне развалюсь на столешнице.

Вечером уже не хотел ни есть, ни искать материал к лекциям. Просто лег на постель и заснул.

Однако утром проснулся со слабостью. Кружилась голова. Кое-как умылся, натянул форму и побрел в столовую. Дежурившие в раздаточной студиозы даже не придрались, что явился рано. Выдали порцию, отметили меня, а потом долго наблюдали, как я медленно жую кашу.

На урок аверского успел вовремя. Абсолютно ничего не понял, но язык красивый.

На почвоведении записывал через слово. Наверно, зря, потому что моим почерком можно тайные послания шифровать. Главное потом самому догадаться чего написал.

На русловедении пытался вникнуть в способы определения заторного уровня воды при проектировании мостов, в обязательную для начинающего погодника сверку магических данных с метками высоких вод, осмотром состояния поймы, расположенности строений, оценки повреждений и прочее.

В обеденный перерыв пошел в библиотеку: отдать многострадальную книгу, взять другую и заодно переждать наплыва студиозов в столовой. Шел, составляя речь для библиотекаря, если он заметит чуть пожелтевшие края страниц, но на высокую фигуру инквизитора невозможно было не обратить внимания.

Он шел, рассекая почти единый поток студиозов. И наблюдать, как при виде его все расступаются, было так удивительно.

Я думал, магистр проследует прямо, однако он свернул и шел прямо на меня.

— Здравствуйте, магистр Митар, — произнес. Смялся и еще тише пробубнил: — Спасибо вам.

— После занятий зайди ко мне.

— 3-зачем? — вздрогнул я. Неужели знает?

Инквизитор ушел, а я из-за оцепенения так и замер посреди коридора, наводненного учениками. Вдруг неожиданный, грубый толчок отбросил к стене. От удара головой потемнело в глазах, и за спиной кто-то злобно процедил:

— Шевелись, недоумок!

Раздался хохот. Чтобы не расплакаться, стиснул зубы и часто задышал, ведь на меня смотрели.

Сдерживая слезы, поспешил скрыться в полупустом закутке, чтобы успокоиться. И лишь тогда спохватился:

«Голос тот же! — сердце забилось. — Надо узнать обидчика в лицо!» — и бросился обратно.

Высокого, рослого студиоза с черными кудрями, возвышавшегося над остальными учениками более чем на полголовы, заметил в конце коридора. Он шел в компании рыжего, наглого толстяка и какой-то девицы, ступающей гордо, с высоко поднятой головой. Я не видел их лиц, но таких заносчивых студиозов сложно не запомнить.

«И что я им сделал?!»

На последнем уроке — кодексоведении — был сам не свой. На носу зачет, но все мысли о ненависти ко мне, инквизиторе и предстоящем вечером разговоре. Навалившиеся тяжесть, страх — лишали сил и сосредоточенности. Еще после ночной неприятности плохо себя чувствовал. И, вообще, кажется, я заболеваю. Купание в холодной жиже не прошло бесследно. Из-за волнения бросало в жар, голова разболелась. К тому же я маялся: идти к магистру сразу после лекций или отложить визит на потом?

«Отсиживаться, кроме комнаты, негде. Но если прилягу — засну и выведу магистра Митара из себя. А такого злить — как перед цепным псом руку к его миске тянуть. Ладно, будь что будет…» — и направился к нему.

Он жил на втором этаже моей же северной башни. Комнату уточнил у коменданта. Подошел к добротной двери и постучал. Тишина. Поднял руку, чтобы быстренько еще раз постучать, не услышать ответа и тут же убежать со спокойной совестью, однако дверь распахнулась, и повеяло ягодным отваром и чем-то вкусным.

— Хм, рановато пришел, — магистр стоял, облаченный в штаны и обыкновенную рубаху, без широкой инквизиторской туники. — Даже ужин пропустил?

Я молчал. Какая ему разница, пропустил или нет.

«Эх! Если бы я был таким же высоким и сильным…» — стараясь скрыть зависть и восхищение, мельком оценивал широкие плечи, мощные руки магистра. Явившись не вовремя, я отвлек его от ужина, и теперь он стоял передо мною, откусывал кусок от пирога, и его пальцы оказались перед моим носом. Я даже видел темные волоски, покрывавшие мужские пальцы.

Магистр, почувствовавший мой интерес к его рукам, демонстративно посмотрел на ладонь, потом на ее тыльную сторону и пробурчал:

— Чего интересного приметил?

— У вас сильные пальцы.

— Еще заикнись про их красоту и изящность, — насмешливо хмыкнул он, поглядывая с прищуром. Затем отступил, пропуская вовнутрь, и закрыл дверь.

Мне показалось, что я попал в берлогу к огромному медведю. Вот сейчас он поест, а потом займется десертом — то есть мною.

Магистр оценил мой затравленный вид, дожевал пирог и бросил:

— Садись.

Я завертел головой, выбирая подходящее место. Прибранная большая кровать, шкаф, книжный шкаф, накрытый стол… Ну, не туда же?!

Магистр вздохнул, отвесил мне легкий, скользящий по волосам подзатыльник и кивнул на стол. Я осторожно подошел, отодвинул стул и сел, а он налил темно красного отвара, пахнущего необычно заманчиво, и поставил передо мною. Ягодник пах вкусно, но сегодня у меня не было аппетита.

— Пей.

Спорить желания не возникло. Отхлебнул, поставил чашку на стол, не выпуская из ладоней, и опустил голову, ожидая своей участи.

— Как учеба?

— Спасибо, хорошо.

— Здоровье?

— Спасибо, тоже.

— Друзья?

— Замечательно, — заверил я и поднял на инквизитора глаза. Он улыбался правой стороной губ и смотрел внимательно, оценивающе, но не зло и не раздраженно.

— Вижу. И кто же по-дружески по лбу приложил?

Я флегматично пожал плечом. Ну, что он ко мне пристал? Я хоть и плакса, но не ябеда. Да и какое ему дело?!

— Пей!

Пришлось еще хлебнуть. Мы сидели. Он разглядывал меня. Я косился в окно. Потом магистр встал, принес еще тарелку, отрезал кусок пирога и пододвинул мне.

— Спасибо, я не голоден.

— Не люблю, когда мне лгут, — его улыбка сменилась на властный оскал. Под тяжелым взглядом протянул руку, отломил поджаристую корочку, щедро смазанную маслом. Подержав в руках, осторожно откусил и начал медленно, даже чинно разжевывать.

Не понимаю, чего от меня хочет? Я ем, а он пялится. Неужели извращенец? Посмотрел на него с настороженностью, и тут же услышал в ответ:

— Дурак.

Я перестал жевать.