Темный инквизитор для светлой академии

— Больно надо, — пробурчала девушка.

В молчании спустились на первый этаж, обогнули восточную башню по мощеной дорожке и дошли до стеклянного павильона. Едва переступили порог, Мьель нелюбезно бросила:

— Пропалывай здесь!

— А какие вырывать?

— Скажи еще, что ты и сменную одежду не взял! — рассердилась она.

— Не знал, — растерянно развел руками.

— Дурень! — бросила шепотом. — Пойдем.

В небольшом отделении, где стояли садовые инструменты, указала на стопку. — Там чистое. Выбери и иди работать.

Я быстренько нашел подходящие штаны и рубаху, переоделся и подошел к девушке.

— Смотри, видишь листья с желто-малиновой каймой? Это анбикола яркая. Остальное на этой грядке лишнее.

— Понял, — я присел и принялся старательно дергать траву.

Мьель недолго молчала:

— О существовании перчаток и лопатки не знаешь?

— Не-а.

— Держи, — бросила свои. Потом мы в тишине пропалывали сорняки. По-моему получалось неплохо. И Мьель тоже так решила, потому что наконец-то соизволила заговорить: — Ты, правда, у разбойников побывал?

— Угу.

— Страшно было?

— Очень, — не стал врать. — Думал, умру от страха.

— Но как они посмели тронуть мага?

— Забыл у них спросить. Знаешь, как-то не до того было.

— А как сбежал?

— Напугал. Они побежали, я за ними.

— Шутишь?

— Правду говорю.

Потом еще проредили грядку, и только затем, когда стемнело, переоделись и пошли к магистру.

Мьель молчала, но уже не смотрела, как на врага.

Однако переговорить с мадам Лужо не удалось. Как сообщила вернувшаяся из кабинета Мьель, сейчас старшая целительница беседовала с магистром Митаром. Немного расстроенный, я побрел к себе.

Однако мадам Пуасси сообщила, что меня срочно желает видеть магистр Ферендель. А я так надеялся, что этот день завершится хорошо.

Глава 3

Пришлось спешить в северную башню. Недалеко, но сердце трепыхалось в предчувствии неприятностей.

Дойдя до массивной двери с витиеватой табличкой — «Декан погодного факультета», постучался.

От алых шелковых обоев, поражавших яркостью, и тягучего запаха дорогого мужского одеколона я растерялся. Кроме того, в помпезном кабинете магистра все притягивало взгляд, и глаза не знали, на чем остановиться: на бархатных ли занавесях, закрывавших огромное окно, дорогом резном столе из благородной древесины? Я плохо разбирался в роскоши, но резные ножки в виде звериных лап с позолоченными элементами, высокое кресло с затейливой узорной тканью, пушистый светлый ковер, примечательная лампа и книжные шкафы во всю стену кричали о богатстве.

«Тогда какой у директора? — вот честно, не знал бы, что пришел к декану-погоднику, подумал бы, что нахожусь у влиятельного сановника. — У мадам Лужо такой же? Сомневаюсь».

Мой наставник вальяжно сидел в кресле и безмолвно наблюдал, как я верчу головой. Ему нравилась моя растерянность.

— Как твое самочувствие, — наконец поинтересовался он, откинувшись на спинку и сложив ладони на животе.

— Благодарю, магистр Ферендель, лучше.

— Я хотел тебя видеть, поинтересоваться здоровьем, но ты где-то пропадал, — обманчиво расслабленный куратор приподнял кустистую бровь. Я чувствовал, что правда ему не понравится, но лгать такому человеку — себе дороже выйдет.

— В благодарность за исцеление помогал целителям в павильоне, — ответил.

— Какой совестливый, отзывчивый молодой человек! — пафосно воскликнул магистр и вмиг переменился.

— Это ее обязанность! Кем бы ты ни был, как бы к тебе не относилась — возилась бы с тобой, потому что два трупа для академии — слишком! Боится, что Митар копает под ее учеников! — Растянул довольно тонкие губы в злобной ухмылке.

— Почему, — рискнул спросить я, не особо надеясь получить ответ. Но декан все же ответил. Наверно, смаковал неприятности соперницы.

— Умерла одна из ее учениц. Весьма странным способом. На теле ни одной царапины. Подозревают: дело не чисто! — он хрюкнул от удовольствия.

— Ой! Какая жалость! — попытался я изобразить неосведомленность, удивление, в общем, вести себя естественно, но именно моя странная реакция насторожила куратора.

— Сидерик, — Ферендель перегнулся через стол, — я не пойму: ты действительно стал идиотом или отличный лгун?

— Не понимаю вас, маги… — я оцепенел от страха, что он обо всем догадался. Ох, такой и шантажом не побрезгует.

— Наивные глаза глупыша, жалкая улыбка, — он смотрел с презрением. — Ты похож на неудачника!

«А раньше на кого был похож?» — едва не сорвалось с языка, но смолчал. Ферендель — опасный человек, мстительный и злой, с таким лучше держать рот на замке. Он плюхнулся обратно в кресло, постучал пальцем с отполированным до блеска ногтем по столешнице, а потом продолжил:

— С другой стороны, должен признать, отличный ход. Ладно, пока придуривайся. Нам это на руку. Ты же не забыл, кто тебя поддерживает?

Я почувствовал омерзение. Хотел крикнуть: «Я все забыл! Особенно вас с удовольствием!», но мой взгляд Ферендель понял по-своему, как повиновение.

— Иди! — бросил сквозь зубы и больше не удостоил взглядом.

Выйдя из слащавого, противно-лживого кабинета, я вздохнул.

«И что дальше?» — засунул руки в карманы, сделал шаг, однако внезапно показалось, что в полутемном зале кто-то есть. Обернулся, задержал взгляд на темном углу, за колоннами, куда не попадал свет ламп…

И из-за чувства тревоги, не раздумывая, бросился наутек.

Ворочаясь в холодной постели, засыпал долго. В голове роились вопросы, сомнения, а посоветоваться не с кем. У мадам Лужо своих проблем полно — не до меня ей. Забылся поздно, поэтому утром проснулся с трудом.

По всеобщему звонку с закрытыми глазами встал, на ощупь добрался до загодя заготовленного тазика и опустил руки в холодную воду. А когда приложили их к лицу — сон как рукой сняло. Быстро оделся и побежал в столовую. Я сделал все, чтобы позавтракать первым. От одной мысли, что меня будут разглядывать и, наверняка, задирать, становилось страшно. Рано или поздно это случится, но я хотел освоиться, приглядеться, спокойно поесть, а не сразу нарываться на неприятности.

Мое раннее появление удивило сонных дежурных, стоявших на раздаче.

— Эй, чего это явился с ранья?

— Пахнет соблазнительно — вот и примчался, — отшутился. Получил свою порцию каши, отвара, булочку с джемом, быстренько уселся за крайний столик, слопал и помчался в библиотеку. Все-таки явиться на занятие первым, намного раньше других — значит подать повод для слухов: мол, желаю выслужиться. Не хочу так.

Вернув низкорослому библиотекарю книги, прихватил другие и побежал в класс русловедения. Однако хорошо, что по пути решил уточнить расписание. Уставившись на широкую доску во всю стену, я хлопал глазами и не верил, что за ночь оно переменилось. И теперь в колонке «Вторый день» красовалось крупными буквами:

1. Погодоведение (цели и метод) (кл. 201);

2. Почвоведение (кл. 317);

3. Правописание (общ. зал вост. б.);

4. Кодексоведение (кл. 702).

Мало того, что удивился неожиданности, я еще не понимал: зачем магам погодникам художество, черчение, чистописание, уроки аверского языка, значащиеся в расписании на седмицу?

— А вы юноша ожидали сплошные уроки магии? — я обернулся и натолкнулся на умный взгляд бледно-серых глаз. Надо мною склонился высокий седовласый старичок с маленькой, истертой шапочкой на макушке. Несмотря на почтенный возраст, он смотрел бодро и плутовато.

— А?! Ну, да… — покраснел я.

— Ну, ждите, ждите, — улыбнулся незнакомец и медленно пошаркал по своим делам.

Я знал, где находится двести первый класс, и все равно из-за волнения чуть не миновал. Когда вошел, воцарилась тишина.

— О, дохляк явился! — послышалось ехидная шпилька от вихрастого, щуплого одногруппника.

— Встретился бы с разбойниками, поглядел бы на твою физиономию, — равнодушно парировал я. Сам выглядит не лучше, худой и неуверенный, а туда же, задирать. — Поди, заикаться бы начал. — И в тишине прошел до свободной первой парты. Задние были все заняты.

За тем, как выкладываю тетрадь и учебник, следила вся группа. Похоже, я делал что-то мне не свойственное. Ну и пусть. Только закончил выкладывать вещи, в класс вошел тот самый высокий, сгорбленный старичок, в толстенных очках, шаркающий, но бодрый. Все студиозы переключились на наставника, который неспешно поставил сумку на стол и развернулся к нам.

— Вы меня знаете, — улыбнулся он, вглядываясь в студиозов близорукими глазами. — Я — Вильмор Совау.

Преподаю в Светлой академии уже сезонов сорок, если не больше, методологию и целеполагание погодной науки. Да-да, я маг, но, тем не менее, именно науки.

О себе и предмете я решил напомнить в свете того, что много наслышан об одном ученике… — Совау, подволакивая ногу, пошаркал именно ко мне, из-за чего одногруппники загалдели и осыпали меня смешками и дурацкими улыбочками. Я покраснел, смутился. Совсем не желал привлекать внимания, и на тебе.

— Не стоит робеть юноша. Наслышан о ваших подвигах, поэтому решил уважить вас, а заодно напомнить сим оболтусам азы, — наставник погодоведения добрался до стола, кряхтя сел и продолжил: — Итак, начнем…

Мы раскрыли тетради и приготовились записывать. Хотя «мы» — сказано громко. Несколько девиц-заучек и я. Вздохнул, подпер кулаком щеку и сжал перо.

— Предсказывать погоду, основываясь лишь на наблюдениях, пытаются и земледельцы, и сельские люди, охотники, даже заботливые родительницы больших семейств. Некоторым, правда крайне редко, это удается. Однако с них и спроса нет. Вы же — будущие выпускниками Светлой Магичской Академии, и от вас всегда будут ожидать чуда. И попробуйте только не оправдать их ожиданий. Да-да! — старик хитро улыбнулся и покачал седой головой. — Именно поэтому вы должны стать не только магами, но и учеными, обладать тонким умом, наблюдательностью и обширными познаниями. За время обучения должны научиться понимать природу погодных изменений, выработать привычку тщательно записывать наблюдения, составлять карты, прогнозы, отмечать аномалии. Вы должны обладать знаниями, возвышающими вас в глазах обывателей.

Без достаточной образованности вы не сумеете оценить влияние погодных факторов на общественную жизнь провинции, сельскохозяйственную, частую, придворную, производственную и… — Совау обвел нас насмешливым взглядом, — личную. Как же без этого? Кто же станет уважать погодника, если застанут его промокшим до нитки из-за собственной беспечности? Правильно, никто!

Уверен, не раз вам придется присутствовать в судах и давать свидетельства о причинах банкротства. Да-да, не удивляйтесь. Нерадивые хозяева промашки предпочитают списывать на кого? Не слышу!

Правильно, любого, кто подвернется под руку. А уж покуситься на честь мага погодника — сам Всевидящий благословил по их мнению. В этом случае решающую роль в вашей судьбе сыграют задокументированные предсказания, заверенные главой или старостой.

Без достаточной подготовки невозможно постичь такой важный предмет, как рековедение или по-иному, научному — русловедение. В конце первой половины этого учебного сезона вам предстоит принять участие в экспедициях: водных и горных, чтобы лично понаблюдать за природой. Хороший погодник знает особенности не только своей провинции и соседних, но и дальних. Никто не ведает, куда может занести переменчивая судьба, а я — Вильмор Совау не желаю краснеть за своих учеников. Поэтому будьте любезны присутствовать на всех моих лекциях и практических занятиях, выполнять контрольные и…

Хильдера! — обратился он к веснушчатой ученице. — Извольте не болтать на моей лекции. Вы же знаете: я никого не держу. Не желаете присутствовать здесь и сейчас — дверь там!

Далее, напомню: в конце курса вам предстоит по заданной тематике составить карту, схему, таблицы и графики. И не важно, что у вас нет талантов художника. Захотите — научим. Не захотите — заставим. Есть вопросы? Нет? Продолжим.

Вы должны уметь свободно общаться по специализации на одном из иностранных языков… — Вильмор Совау говорил коротко, по существу, перемежая напряженную лекцию шутками и воспоминаниями, однако к концу урока я был выжат. Хотелось записать, запомнить каждое слово, однако рука не слушалась, выводила жуткие каракули, которые, похоже, я и сам с трудом разберу. Да уж. Не думал, что обучение магии начинается с науки.

На втором уроке я внимал Витору Зорену. Грозное имя совсем не вязалось с обликом книжного червя, который заунывным, убаюкивающим голос вещал:

— …Знание растений позволяет определить нахождение ценных элементов. Давно подмечено… — я сладко зевнул, — феатала однозначно указывает, что в почве содержится циканий. Рыжие мхи предпочитают земли, обогащенные меданием. Не зря их так и называют: «меданские мхи»…

Студиозы откровенно скучали и лишь самые стойкие делали записи. Я тоже пытался, потому что знал: никто не даст мне переписать конспекты.

— Иногда растения «впадают» в другую крайность, — растягивая слова, продолжал нудеть Зорен. — «Отказываются» расти на почвах с повышенным содержанием того или иного элемента, и тогда вы можете наблюдать неожиданные прогалины. Пример — Лемейские проплешины в северных провинциях из-за избытка оора. При повышенных содержаниях медания розовая и желтая окраска цветов роз переходит в голубую. А из-за переизбытка никутана происходят изменение формы листьев, стеблей…

На правописании — третьем уроке я собирался подремать, однако мадам Луанир — чопорная, немолодая дама в строгом сером костюме, прилизанным пучком и круглых очках, раскрыв журнал, сразу же ткнула пальцем и назвала меня:

— Студиоз Вопет! — я подпрыгнул. — К доске!

Под злорадные шепотки одногруппников, ожидавших моего позора, прошел вперед.

— Пишите! — снисходительно-брезгливо бросила она. — Крылья грациозно расправили шелахи и поднялись в синеву, к ослепительно белому солнцу.

«Писать — так писать», — обреченно подумал. Взял кусок мела и принялся старательно выводить слоги…

— Вопет! — завопила мадам Луанир высоким, противным голосом, тряся в гневе головой. — Ты решил довести меня до сердечного приступа?!

— Я стараюсь, — пробурчал я. Не моя вина, что мел с камнем и на доске скрежещет с противным звуком.

— Стараешься? — взвилась преподавательница, как змея, которой наступили на хвост. — Грасеозно?!

Шилахи?! Крыля?! — мадам схватилась за висок и закрыла глаза. — Нет! Нет! Я не могу на это смотреть! Ты издеваешься! Вон из класса!

— Но почему?! — повернулся к ней, не понимая, за что со мною так. — Но я не…

— Да! Именно! Думаешь, я не знаю, что ты левша?!

Я застыл.