Как наваждение…
Опомнившись, я присела в неловком книксене (кои так и не научилась выполнять нормально) и пробормотала, почему-то краснея, как школьница на первом свидании:
— Добрый вечер, повелитель.
— Добрый, мисс Вакхлар, — оставив карты, он приблизился ко мне, сложив за спиной руки в любимом жесте всех царственных особ. — Или правильнее будет вас называть графиня Торнхальд?
Я едва удержала лезущие на лоб глаза на законном месте. Что? Но…
— Откуда?..
Торнхальд — фамилия Вивиан, чье тело я невольно узурпировала. Допустим, эту он знать мог (но как, опять же?..), но Вакхлар — выдуманная фамилия, которую знало не так уж много людей.
— Один мой друг и советник настаивал на вашем освобождении, хотя в этом и не было необходимости. Он определенно знал вас… впрочем, это не важно, — не дав мне задать вопроса, добавил султан, — Я должен поблагодарить вас. Вы спасли мне жизнь. Можете просить любую награду.
Прозвучало это так, что я мгновенно почувствовала себя героиней.
— Не стоит, повелитель, — слегка растерялась я, покраснев еще больше, хотя это и казалось невозможным. Черт, да что со мной?
Постаралась перевести тему:
— Надеюсь, вы вскоре поправитесь. — Вполне искренне пожелала я, — Но как так оказалось, что вы остались в лесу без охраны? Вы видели нападавшего? И кто посмел?..
— Я люблю охотиться в одиночестве, с детства. Свита мешает. — Ответил он, — Да, нападавшего я видел, поэтому успел увернуться, иначе стрела попала бы в сердце. А вы, по всей видимости, спугнули его. Что до остального… это связано с политикой, не хочу утомлять вас разговорами об этом.
Я разочарованно вздохнула. Впрочем, меньше знаешь — крепче спишь.
Он смотрел на меня с теплой смешинкой в глазах, совсем как на балу, а потом вдруг сказал:
— Вы так и не сказали тогда, зачем девушке из богатого знатного рода понадобилось скрываться среди артистов.
— Вы тоже не падки на откровенность. — Фыркнула я, но тут же дала себе мысленную оплеуху, напомнив, с кем разговариваю.
— Справедливо. — Султан неожиданно улыбнулся, да так, что сердце пропустило удар. Да что ж такое-то?? — Не откажетесь поужинать со мной?
Голодная как зверь я возражать не стала, и вскоре комната наполнилась едой. Такой, что мне стоило определенных усилий соблюдать этикет. Султан эти усилия замечал и молча усмехался.
— Как вы оказались в Ранхарде? — Между делом поинтересовался он. — Насколько я знаю, с некоторых пор вы занимаетесь торговлей, это привело вас сюда?
— Похоже, вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас. Несправедливо. — Хотела сказать это с недовольством, но получилось неожиданно игриво.
Я что, флиртую?.. Черт, ну нашла с кем. Атмосфера так действует? Или в еду что-то подмешали?
Никакие попытки заставить себя «очнуться» и вести себя прилично не помогли, тем более, что султан разделял мое настроение: мы шутили и смеялись так, словно были давними друзьями, а на душе было так легко…
Я и не заметила, как выболтала все о большей части своей жизни, отвечая на каверзные вопросы, тогда как сам повелитель рассказывал о своей стране и о последних походах. Кстати, у него несомненный ораторский талант: я слушала, как ребенок, которому на ночь рассказывают очень интересную, красочную сказку.
Кинув взгляд на окно, за которым царила непроглядная ночь, я спохватилась:
— Наверное, мне пора, уже поздно.
— Хорошо, как пожелаете.
Поставив кубок с вином, султан хлопнул в ладоши и велел появившемуся стражнику закладывать карету.
— Я остаюсь вашим должником. Если у вас появится какая-то просьба… — напоследок добавил он, когда я уже стояла у дверей.
— Благодарю, повелитель. Я запомню. — Хитро улыбнулась, — Спасибо за вечер.
И, поклонившись, пошла вслед за ожидавшим меня слугой.
За пару дней до отъезда едва пришедшая в себя после такого «приключения» я решила напоследок прогуляться по городу. Шатвихал жил и шумел, как единый организм — беспокойный, но слаженный. День близился к вечеру, лавки потихоньку закрывались, и несмотря на жару в лицо дул легкий приятный ветерок.
Я прогуливалась меж рядов, здороваясь с редкими знакомыми (в большинстве своем иностранцами), и, задумавшись о чем-то, повернула было к ларьку со сладостями, чтобы купить немного фиников, как вдруг ощутимо врезалась в кого-то, и наверняка упала бы в придорожную пыль, если бы сильные руки не удержали.
— Не ожидал вас здесь увидеть. — Приятный, чуточку насмешливый знакомый голос заставил меня почти испуганно поднять голову.
— Повелитель?.. — Полушепотом произнесла я, удивленно моргнув.
Он разгуливал по городу в одежде простого ремесленника, правда на этот раз с охраной — тоже переодетой и держащейся на расстоянии.
Мне что, мерещится?..
— Что вы здесь делаете? — Все так же недоумевала я.
— Иногда полезно понаблюдать за жизнью подданных, узнать их мнения, настроение, — ответил он, — А что вас привело сюда? Богатые дамы на рынок сами не ходят.
— Я люблю прогуливаться утром или вечером, — отчего-то немного смутилась я, — Шатвихал красивый город. Не могла уехать, не попрощавшись с ним.
— Вы уже уезжаете? Жаль. — Я пытливо посмотрела на него, но ничего не сказала, — Позволите тогда прогуляться вместе с вами?
Это предложение немного удивило — откуда ко мне столько внимания, но возражать я не стала, хотя бы потому что не хотелось.
Среди огромного множества людей, с которыми я познакомилась в этом мире, было не так уж много, кого я могла счесть интересным собеседником, рядом с которым не замечаешь движения времени. И, что уж греха таить, среди них было еще меньше мужчин, которые мне нравились, как султан.
Я понимала, что глупо было с моей стороны даже рассматривать его в таком ключе, но не могла отказать себе в удовольствии пофлиртовать с привлекательным мужчиной, о котором мечтает вся женская половина империи, впервые за год почувствовать себя женщиной.
Умными, точными фразами, которые можно смело разбирать на цитаты, он умел отвечать на любой вопрос так, что отпадали любые сомнения в правильности ответа. При всем при этом речь его была ясной, не переполненной излишним «пафосом», что очень-очень редко здесь. Все будто пытаются перещеголять друг друга в высокопарном пустозвонстве, и хорошо еще, если таким образом выражены умные мысли — обычно всякие глупости, и на этом фоне разговор с султаном — словно освежающий глоток воды после жажды. Казалось, его глаза смотрят прямо мне в душу, но не давя, а изучая, как диковинку, и под таким взглядом язык не поворачивался произнести хоть малейшую ложь. Магия, не иначе.
Я и не заметила, как расслабилась, как мы, улыбаясь и смеясь с детской непосредственностью, вот так вот просто обсуждая все на свете, обошли полгорода, как наступили сумерки…
Окрыляющая легкость пропала, когда я поняла, что мы дошли до невольничьего рынка. Там было уже пусто, но…
— Давайте уйдем отсюда, — поежившись, попросила я. Меня охватил какой-то полумистический страх: казалось, что все слезы, пролитые здесь, вся боль и страдания, здесь пережитые, камнем давят на меня. И раздавят своей неподъемной тяжестью, если я останусь здесь еще хоть секунду.
Снова этот изучающий взгляд, перед которым я — открытая книга.
— Создается впечатление, будто вы боитесь этого места. Не стоит.
— Я не боюсь, просто… неуютно. Тяжело. — Попыталась объяснить я, — Понимаю, для вас все это норма, но для меня само понятие рабства — дикость, архаизм… — Замолчала, спохватившись: слишком неосторожна в замечаниях.
— Конечно, то, что норма для восточных стран, может быть непонятно для остальных. Но рабство существует везде, просто в разных формах. Слуги, рабочие — они ведь так же бесправны у вас, как у нас рабы. И в то же время у нас ремесленники имеют куда больше прав, чем у вас.
— Но почему у одних есть шансы добиться многого, а у других нет права даже называться человеком, права распоряжаться собственной жизнью? — В груди кольнуло чувство… боль? Сострадание?
— Жизнь никогда не будет равна ко всем до тех пор, пока люди остаются людьми. — Философски ответил собеседник, и я поняла, что в этом вопросе мы вряд ли когда-либо сойдемся во мнениях.
Пожалуй, для моей «неправильной» симпатии некоторым препятствием стала не пропасть разницы в социальном положении, а именно этот факт. Впрочем, вскоре я по крайней мере на несколько часов забыла об этом разговоре, и мечтательная легкость вернулась, как бы не пыталась я ее отогнать…
Апофеозом дня стало то, что повелитель решил проводить меня домой, не принимая отказа. Да я, собственно, и не пыталась отказаться — скорее, пыталась понять, может, я сплю и мне все это кажется?..
Да нет, вроде…
— …А теперь объясни мне, пожалуйста, что это сейчас было?? — С порога налетела на окрыленную меня подруга.
— А? Что?.. — Помотала головой, возвращаясь на грешную землю.
— Каким образом, скажи на милость, получилось так, что тебя провожал… султан? — Явно не до конца доверяя своим глазам, сказала она.
— Как бы тебе сказать… Я сама не знаю. — Честно ответила я, вполне понимая и разделяя ее удивление.
Утром через несколько дней мы уже были на корабле, нагруженном товарами. Мы вновь стояли у самого борта, наблюдая, как постепенно отдаляется от нас золотая полоска земли…
— Знаешь, а неплохая вышла поездка, в целом мне понравилось. Ну, исключая двух дней в темнице, — вдруг заметила Азалия, а потом хитро покосилась на меня, — Ты-то, небось, куда больше впечатлений приобрела…
Я, вспомнив о «впечатлениях», опять слегка покраснела. Да что ж такое-то?..
— Не понимаю, о чем ты. — Независимо пожала плечами.
— Ну да, конечно, — двусмысленно улыбнулась подруга, но тут же посерьезнела: — Знаешь, он, конечно, очень привлекательный мужчина, но… ты же не влюбилась, да?
— Нет, конечно, — фыркнула я, но прозвучало это на сотую долю менее уверенно, чем хотелось бы.
А ночью начался шторм…
ГЛАВА 8
Ни боль, ни страх вовек не знать
Ужас охватывал с головой, заставлял то замирать статуей, то кричать, зажмурившись.
Во тьме ночи, в каюте, куда не проникал свет, мы сидели с Азалией на полу, крепко обнявшись, как в последний раз (хотя «как» тут, может быть, и лишнее), нас мотало во все стороны. Шторм… Пугающий силой, неудержимостью стихии, не оставляющий надежды. Сверху слышались надрывные крики, топот ног, и отовсюду — страшный гнев моря… Казалось, все вокруг вот-вот перевернется с ног на голову, причем в прямом смысле.
— Освальд, наверное, даже не узнает… — Тихо всхлипнула подруга, уткнувшись мне в плечо.
Она плакала, а я сидела как каменная скала, не шелохнувшись, с ничего не выражающим лицом, и даже пыталась утешить, хотя саму переполняла паника.
При этих словах до боли закусила губу. Гард… тут же помотала головой, отгоняя эти мысли и воспоминания: вот уж о ком не стоит думать, чтобы нас ни ждало.
— Мы выберемся, слышишь, — дрожащим, отнюдь не уверенным голосом ответила я, — Шторм уляжется. Все будет хорошо.
Как бы в опровержение моих слов нас мотнуло так сильно, что мы укатились в другой конец комнаты.
Мы обнимались, как животные зимой в поисках тепла, и становилось чуточку легче. Хотя я многое отдала бы, чтобы сейчас ее здесь не было — за эти пару лет она стала мне сестрой. И я уже сотни раз за эти минуты пожалела, что взяла ее с собой в это плавание. Что сама поехала, хотя знала о возможных опасностях.
Шум беснующегося моря… и гроза. С детства ее боялась, а теперь, наверное, останется фобия на всю жизнь. Если выживу…
Если…
Неужто меня закинули в этот мир, чтобы я вот так умерла? Умерла, не узнав семейного счастья, счастья материнства…
По тому, как вздрогнула и, чуть отстранившись, ошарашенно посмотрела на меня подруга, я поняла, что сказала все это вслух.
— Ты тоже из другого мира?
Вот уж неожиданный вопрос.
С уст почти сорвались дурацкие оправдания, типа «да глупость какая-то в голову пришла», когда настала моя очередь замереть.
В смысле «тоже»? Она что…
Тут перед глазами за секунду, как молния, быстрым калейдоскопом пронеслись куча мелочей, от которых я раньше отмахивалась. Азалия ведь часто говорила «земными» фразочками, и ее взгляды так разительно отличались от тех, что были даже у самых прогрессивных «здешних» людей, что любого более наблюдательного, чем я, человека с Земли это натолкнуло бы на определенные мысли. И наше с ней мироощущение столь схоже… Не зря ведь у меня при общении с ней иногда возникало ощущение, как у эмигранта, встретившего знакомого земляка.
Но как только я открыла рот, чтобы попытаться спросить, нас снова хорошенько мотнуло куда-то вбок.
— Если ты сейчас скажешь, что тоже из России, это будет явным признаком моего предсмертного бреда. — Отдышавшись, кашлянула она.
— Выходит, коллективного. — Слабо улыбнулась я.
Она явно хотела что-то сказать, но послышался жуткий треск и мир все-таки перевернулся.
Последнее, что я почувствовала — как ускользнули холодные вспотевшие руки подруги, до этого отчаянно цепляющиеся за мои, и как меня мощно приложило обо что-то затылком.
«Может, так я не почувствую смерти» — подумала я, прежде чем все растворилось во мраке.
Мня мотало во тьме, в пустоте. Измотанная, разбитая, я практически не ощущала собственного тела, и просто плыла по течению. В прямом смысле.
Где-то вдалеке, отголосками — пережитый ужас, крики, страшное буйство воды, мрак, на глазах затонувший корабль, всеобщая, всепоглощающая паника, равной которой я никогда не испытывала. Выжил ли кто-нибудь? Вряд ли. Выживу ли я? Вряд ли. И пусть я вцепилась в какой-то обломок, и пусть море уже успокоилась — впереди лишь безвременье, впереди лишь смерть…
Я перестала что-либо ощущать, на что-либо надеяться. Но посиневшими пальцами цеплялась за обломок, но осталась одна лишь слепая жажда — ЖИТЬ.
Казалось, еще немного, и меня поглотит необъятная шумная пучина, из которой возврата нет… А потом, сквозь ставший уже привычным шум моря, сквозь полубессознательную пелену, услышала отдаленный крик. Человеческий крик.
Вдалеке виднелся… корабль.