Марксизм и феминизм

«Поскольку категории критики политэкономии работают с законами капиталистического развития, они не могут объяснить, кто попадет на какую ступень в разнообразных иерархиях. В этом смысле понятие класса само по себе недостаточно и должно быть объединено с понятиями гендера, расы, национальности и религии» [9]. Отличный «марксистский» подход! Не оттого ли либеральная буржуазия стран центра столь благосклонна к феминисткам и «борцам за социальную справедливость», что те своей интерсекциональной пропагандой нейтрализуют межклассовое напряжение? Расколоть класс по признаку пола надвое недостаточно, — армия разделенная на две, пусть и менее мощные армии все еще опасна, — а вот превратить его в «спектр» — вот это бесценно! Потому и заседает давно отказавшееся не только от классовой борьбы, но и от собственного пола (заменив его на «гендер») левачье по университетам в профессорских креслах. Их польза для буржуазии неоценима — одних они нейтрализуют, превращая в себе подобное поганое левачье, других отправляют прямиком в «правый» лагерь, в котором сегодня можно встретить не только отмороженных фашистов и нацистов, но и вполне неплохих, неглупых, порядочных людей, которым «посчастливилось» столкнуться не с теми левыми.

«Феминизм», — просвещает нас Чинция, — «выработал ключевые инструменты для понимания гендерной реальности, того, как она функционирует, ее механизмов. Феминизм […] пролил свет на психологический компонент женского угнетения и на роль семьи и семейных отношений как ключевого пункта воспроизводства сексуального разделения ролей, конструирования гендера, консолидации и сохранения нормативной гетеросексуальности». — Вот, что сегодня более всего волнует «марксистов»! — «Принимать эти аспекты — не значит отказываться от материалистического подхода и возвращаться в „облака идеализма“», — оправдывается «специалистка по марксизму». — «Это значит понимать, как интернализируется патриархальная власть, даже самими женщинами, на внеэкономическом уровне, понимать, что эта интернализация несет в себе ключевой политической смысл». — Эти слова Арруццы, написанные в 2013-м, буквально пересказывают слова Хартманн из 81-го: «Строгое разделение труда по половому признаку […] создает два абсолютно отдельных гендера и необходимость для мужчин и женщин объединиться ради решения экономических задач. Эта необходимость направляет их сексуальные желания в гетеросексуальное русло» [3]. — Там, разве что, «спектра» еще не было. Как тут не вспомнить классика с его иронией: «Guerre aux cons, paix aux trous-de-cul!» [10], ставшей сегодня повседневной реальностью…

И последняя цитата в этой главе:

«Формирование взгляда, способного задействовать интерсекциональность и вскрыть комплексные отношения между патриархальными пережитками, которые дрейфуют как бездомные призраки в глобализированном капиталистическом мире, и патриархальными структурами, которые, наоборот, интегрированы, использованы и трансформированы капитализмом, требует обновления марксизма. Оно необходимо, чтобы в дальнейшем избегать противопоставления культурных и экономических, материальных и идеологических категорий. Политический проект нового рабочего движения требует серьезной рефлексии по поводу того, каким образом гендер и раса влияют на композицию рабочей силы и процессы формирования субъективности. Более того, судя по всему, подходит к концу битва за то, какое угнетение главное» [9].

Помните, в начале статьи я сравнил феминизм с чудовищем похожим на осьминога, каждое щупальце которого — это одно из феминистических направлений? Феминистки разных течений используют разную риторику, размахивают разными флагами, но внутренняя их суть от этого не меняется. Феминизм, какую бы приставку вы не видели перед этим словом, остается в первую очередь феминизмом, и ключевые понятия и тезисы у всех феминизмов общие. Примеры: «гендерный подход»; «неоплаченный домашний труд»; «патриархат»; «интерсекциональность». Когда дело доходит до этих ключевых понятий, различия исчезают, и уже нет разницы между либеральной феминисткой, радикальной или «марксистской» — все они хуже. 

5. «Кающийся грешник»

В числе основополагающих текстов «марксистского» феминизма, разумеется, после «Происхождения семьи…» Энгельса, книги Бебеля и работ Коллонтай (о них мы поговорим позже), часто упоминается статья фрейдомарксиста Герберта Маркузе 1974 г. «Марксизм и феминизм» [11]. Давайте же почитаем, что нам расскажет почтенный профессор.

«Во-первых, движение (имеется в виду женское освободительное движение, — прим. Ю.С.) вырастает и действует внутри патриархальной цивилизации; следовательно, оно должно быть сначала рассмотрено с точки зрения актуального положения женщин в обществе мужского доминирования».

О как! Оказывается, США образца 1974-го, где в Стэнфордском университете, что в штате Калифорния, респектабельный профессор читал приведенные слова на публичной лекции — это «патриархальная цивилизация»! Читаем дальше…

«Во-вторых, Движение действует внутри классового общества — с этим связана первая проблема: женщины не есть класс в марксистском смысле». «Все правильно!» — воскликнет здесь читатель-марксист, не заметивший подвоха выше, — там, где я назвал Маркузе фрейдомарксистом. Не спешите с выводами, дорогой читатель! Продолжим чтение.

«Отношения мужчин и женщин проходят поперек классового разделения, но непосредственные потребности и потенциальности женщин, безусловно, имеют в огромной степени классовое происхождение. Тем не менее, есть веские причины рассматривать „женщину“ как общую категорию, противоположную „мужчине“».

Ну, вот, почтенный представитель Франкфуртской школы уже «исправляется»…

«В патриархальной цивилизации женщины подвергались особому виду подавления, и их ментальное и физическое развитие проходило в особом русле. Поэтому движение за освобождение женщин не только оправдано, но и необходимо». — Казалось бы, все верно говорит, — что может быть благороднее освобождения женщин? Но тут следует вспомнить о том, что, отчасти стараниями феминисток «первой волны», но больше благодаря существованию СССР, где равенство полов было установлено уже как полвека назад, в странах «первого мира» на момент чтения лекции респектабельным профессором женщины имели все те же права, что и мужчины. О каком же «освобождении» говорил профессор студентам? О борьбе «за полное экономическое, социальное и культурное равенство».

Маркузе ставит вопрос: достижимо ли такое равенство в рамках капитализма? и отвечает:

«…не существует экономических причин, по которым такое равенство не может быть достигнуто в рамках капитализма, пусть и сколь угодно модифицированного».

Вот так вот! Оказывается, экономическое равенство вполне достижимо и при капитализме, — это вам всякий неомарксист скажет. А вот дальше потребуется «второй этап» борьбы, в котором: «вслед за достижением равенства, для освобождения потребуется построение общества, движимого другим Принципом Реальности, общество, в котором существующая дихотомия между мужским и женским преодолевается социальными и индивидуальными отношениями между людьми».

Прошу прощения за обширное цитирование, но следующие цитаты необходимы для понимания того, о чем же говорил в 74-м году стэнфордским студентам-левакам глубокоуважаемый (этими самыми студентами) профессор.

«Так, в самом движении мы имеем не только образ новых социальных учреждений, но также изменения в сознании, изменения в инстинктивных потребностях мужчин и женщин, освобожденных от необходимости господства и эксплуатации. В этом — самая радикальная и подрывная потенция движения. Это означает не только приверженность социализму (полное равенство женщин всегда было базовым социалистическим требованием), а приверженность особой форме социализма под названием „феминистический социализм“».

Далее Маркузе раскрывает суть своей «подрывной» потенции:

«…женщина достигнет полного экономического, политического и культурного равенства путем всестороннего развития её способностей, а кроме этого равенства, социальные, как и личные отношения будут наполнены особой чувствительностью, восприимчивостью, которые под мужским гнётом были в огромной степени сконцентрированы в женщине: антитезис „мужское-женское“ трансформируется в синтез — легендарную идею андрогинности».

И еще:

«Рационально постичь идею андрогинности можно только представив смешение в человеке ментальных и телесных характеристик, которые в патриархальной цивилизации развивались в мужчине и в женщине неравномерно; смешение, в котором феминные качества будут вытеснять мужское господство со свойственной ему репрессивностью. Но никакая степень андрогинного слияния не может отменить естественные различия между мужчиной и женщиной как индивидуумами. Вся радость и вся скорбь заключена в этом различии, в этом отношении к другому, к тому, частью чего ты хочешь стать, к тому, что ты хотел бы сделать частью себя, к тому, что не может и никогда не сможет стать твоей частью. Поэтому и при феминистском социализме неизбежны конфликты, неискоренимые конфликты нужд и ценностей. Однако андрогинный характер общества способен постепенно сократить насилие и унижение при улаживании этих конфликтов».

В этом месте у меня возникает вопрос: мне одному кажется, что сегодня, в 2019-м, в среде писателей, сценаристов, режиссеров театра и кино, продюсеров сериалов, разработчиков компьютерных игр засела армия верных последователей профессора Маркузе?

Так вот, значит, о построении какого «общества, движимого другим Принципом Реальности» говорил профессор-фрейдомарксист! А вы что подумали, он это о социализме?

Между рассуждениями о «феминистическом социализме» и «легендарной идеей андрогинности» Маркузе много рассуждает об «энергии Эроса», «инстинкте смерти», «маскулинности» и «выражениях ментальной структуры», поминает Фрейда и сообщает, что «милитаризация, ужесточение сил закона и порядка, смешивание сексуальности и насилия, прямая атака на жизненные инстинкты, восстающие против уничтожения окружающей среды, нападки на законы против её загрязнения и т.п.» — это все из-за «первичной агрессивной энергии». Я не стал приводить здесь эти рассуждения. Тем более, что желающие всегда могут сами ознакомиться со статьей — она доступна в Интернете.

В конце статьи следует трогательное раскаяние:

«А теперь моё личное заявление. Его можно, если угодно, расценивать как акт капитуляции или как обязательство. Я считаю, что мы, мужчины, должны отвечать за грехи патриархальной цивилизации с её тиранией власти: женщины должны стать свободными и сами строить свою жизнь, не как жены, не как матери, не как дамы, не как подружки, а как человеческие индивидуальности». Похоже, достопочтенный профессор сумел «диалектически соединить» с марксизмом не только учение Зигмунда Фрейда, но и христианскую концепцию «первородного греха»: родился мужчиной — плати и кайся!

До работы над настоящим текстом я был знаком с Маркузе только по книге «Одномерный человек», которую считаю довольно интересной. О том, что Маркузе фрейдист, я знал (как и, наверно, любой, кто заинтересовался данной личностью, и кого, как говорится, «не забанили в Гугле») и вполне ожидал от него странных рассуждений про Эрос и прочее. Но, признаюсь, приведенная статья заставила меня откорректировать ранее сложившееся мнение о Маркузе как о философе-марксисте (пусть и с приставками «нео» и «фрейдо»). Марксистскими в этой статье можно назвать лишь мимолетные упоминания того, что феминистки действуют «внутри классового общества» и что «женщины не есть класс в марксистском смысле». На этом весь «марксизм» профессора нео- и фрейдомарксиста заканчивается. 

6. «Отцы-основатели»

Как гласит старая поговорка: «не можешь победить врага — сделай его союзником». А если враг твой давно мертв, но при этом слово его продолжает разить тебя, тогда сделай его своим идейным основателем и учителем, объяви об этом миру, скажи, что ты продолжаешь его дело, развиваешь его идеи. И вот тебе уже не надо сражаться с опасным для тебя словом мертвого врага. Такова тактика феминисток, называющих себя «марксистками». Проще примазаться к старику Марксу, чем доказывать несостоятельность его учения (тем более, что и посерьезнее опровергатели уже поломали себе на этом зубы), а уже потом, назвавшись его ученицами, можно будет «обогатить» марксизм концепциями «патриархата», «двойных систем», «гендеров» и «мужского доминирования», превратить пол в класс и потребовать оплаты домашнего труда. Но это только одна сторона медали.

Вот вторая. Ни для кого не секрет, что маленькие дети и подростки часто стараются показаться старше своего настоящего возраста, прибавить на словах пару лет, одеться соответствующе. И некоторым людям постарше это тоже свойственно. И, нет, я сейчас говорю не о тех юношах и девушках, кто в годы Гражданской (1918-20 гг.) и Великой Отечественной (1941-45 гг.) добавляли к своему возрасту год-другой, чтобы пойти на фронт — это были смелые люди, герои. Я говорю о склонности на самом деле многих преувеличивать собственную значимость и авторитетность. Отрастил молодой человек редкую бородку, надел очки, и вот уже перед нами солидный мужчина; позаимствовала восьмиклассница помаду у матери и платье у старшей сестры, и перед нами молодая женщина. Эта черта человеческого характера — стремление напустить на себя важность, показать респектабельность — часто проявляется у самых разных людей всех возрастов, а не только у детей и подростков, просто со временем люди учатся тщательней маскировать эту черту, и она начинает выглядеть не так топорно. Многие наверняка сталкивались с этой чертой в рекламе, когда стремление «пустить пыль в глаза» показывают не отдельные люди, а целые организации. Подчас доходит до курьезов, когда некоторые фирмы и банки заявляют о себе, что они уже 40, 50, а то и 100 лет как на рынке, из чего потенциальные потребители должны заключить, что с этими фирмами и банками иметь дело предпочтительнее, нежели с их более молодыми конкурентами. Тот факт, что с момента реставрации капитализма на территории бывшего СССР не прошло еще полных 30-ти лет, рекламщиков, похоже, нисколько не смущает. Феминистки действуют по принципу этих горе-рекламщиков. Ведь одно дело, когда вашей субкультуре и вашему политическому течению с натяжкой полвека, и совсем другое, когда без малого полтора. Да и кто знает Джулиет Митчелл с Марией-Розой Дала Костой и Шуламит Файерстоун… А вот имя Фридриха Энгельса в числе «отцов-основателей» течения смотрится значительно и вызывает уважение к «начатому им делу». И Бебель тоже был не последним среди коммунистов своего времени, и Цеткин с Люксембург, и Коллонтай…, впрочем, последние три в качестве «отцов» не очень подходят, а скорее уже как «матери», поэтому о них поговорим чуть позже.

Работа Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», отсылки к которой у «марксистских» феминисток стали правилом хорошего тона, для меня лично имеет особое значение. Прочитав эту книгу, в довольно зрелом уже возрасте — мне тогда было 28 лет, — я осознал очевидное: что являюсь коммунистом, и для меня стало очевидным фактом то, что учение Маркса-Энгельса, как о нем без экивоков сказал Ленин, верно. В книге Энгельса я увидел научную материалистическую мысль — а не просто факты, кои могут быть неполны, искренне ошибочны, подтасованы и т.п. — увидел подход, метод для изучения и описания самой действительности. Сегодня я могу с уверенностью сказать, что именно эта книга сделала меня марксистом. И меня не может не задевать то обстоятельство, что меня — человека, чьи взгляды и на семью, и на частную собственность, и на государство вполне совпадают с изложенными в книге взглядами Энгельса — некоторые называющие себя «марксистами» граждане норовят записать в «сексисты», в «патриархалы» и в «угнетатели» на том основании, что я являюсь противником феминизма.

Если бы феминистки, называющие себя «марксистскими», использовали в действительности марксистский метод, не примешивая к нему общефеминистические концепции, о которых я уже говорил выше («интерсекциональность», «гендер», «патриархат» и т.д.) — концепции, с марксизмом несочетаемые, — у меня бы не было причины их критиковать. Но тогда — следует это честно признать — феминисткам было бы и незачем называться «феминистками».

«Правовое неравенство обоих (мужчины и женщины, — Ю.С.), унаследованное нами от прежних общественных отношений, — не причина, а результат экономического угнетения женщины» [12], — пишет Энгельс. И далее, опираясь на исследования выдающегося ученого антрополога Льюиса Г. Моргана, объясняет, что именно возникновение патриархальной, а позже моногамной индивидуальной семьи привели к тому, что «ведение домашнего хозяйства утратило свой общественный характер», каковой имело прежде, в более раннем первобытном обществе, «перестало касаться общества», став «частным занятием». Именно тогда «жена сделалась главной служанкой», поскольку «была устранена от участия в общественном производстве». Капитализм же вернул женщину к общественному производству. «Но при этом, если она выполняет свои частные обязанности по обслуживанию семьи, она остается вне общественного производства и не может ничего заработать, а если она хочет участвовать в общественном труде и иметь самостоятельный заработок, то она не в состоянии выполнять семейные обязанности». — Все это Энгельс писал в «Происхождении семьи…», описывая современное ему европейское общество XIX века. В России того времени было еще хуже. «Современная индивидуальная семья основана на явном или замаскированном домашнем рабстве женщины… […] Муж в настоящее время должен в большинстве случаев добывать деньги, быть кормильцем семьи, по крайней мере в среде имущих классов, и это (курсив мой, — Ю.С.) дает ему господствующее положение, которое ни в каких особых юридических привилегиях не нуждается. Он в семье — буржуа, жена представляет пролетариат». — Обратите внимание на последние слова Энгельса, — не особый «набор социальных отношений между мужчинами» ставит современную Энгельсу женщину в подчиненное положение, а то, что мужчина добывает средства, а женщина «устранена от участия в общественном производстве».

Прошло полвека, и революция в России положила начало новой эре в истории человечества. Советская Власть объявила войну тому неравенству, о котором писал Энгельс, и победила, вернув женщину в производство и сформировав фактически новый тип семьи. Семьи, в которой не оставалось места не только унизительной денежной зависимости, но и другому позорному явлению, о котором Энгельс выражается в следующих словах: «брак по расчету в обоих случаях довольно часто обращается в самую грубую проституцию — иногда обеих сторон, а гораздо чаще жены, которая отличается от обычной куртизанки только тем, что отдает свое тело не так, как наемная работница свой труд, оплачиваемый поштучно, а раз навсегда продает его в рабство» [12]. В оставшемся капиталистическом мире, пусть и не возникло нового типа семьи (увы, проституция там никуда не делась), но положение женщин со временем тоже улучшилось, в основном благодаря СССР, послужившему маяком для рабочих движений в капстранах и фактором страха для буржуев, во многом благодаря техническому прогрессу, и лишь отчасти из-за деятельности феминисток «первой волны». «Полного равноправия», — писал Ленин, — «не дало ни одно, даже самое прогрессивное республиканское, демократическое, буржуазное государство. А Советская республика России сразу смела все без изъятия законодательные следы неравенства женщины, сразу обеспечила ей полное равенство по закону» [13]. В СССР большевики внимательно читали Энгельса.

А что же «марксистки»-феминистки («наследницы Энгельса») из буржуазных стран?

«Очень важно», — говорили «марксистки»-феминистки сто лет спустя после того как Энгельс «основал марксистский феминизм», — «анализировать отношение взаимозависимости мужчин с их способностью доминировать над женщинами в обществах прошлого. Очень важно анализировать иерархии среди мужчин и различия в их доступе к благам патриархата. Безусловно, здесь играют роль классовая, расовая и этническая принадлежность, семейное положение и сексуальная ориентация, а также возраст. Женщины, принадлежащие к разным классам, расам, национальностям, с различным семейным статусом или разной сексуальной ориентацией также в различной мере испытывают тяжесть патриархата. Кроме того, женщины могут сами обладать властью, основанной на классовых, расовых и национальных привилегиях, и даже патриархальной властью (через семейные связи) над мужчинами, стоящими ниже в патриархальной иерархии, чем их собственные мужчины» [3].

«Дело не в том», — говорили «марксистки»-феминистки еще через тридцать лет, — «что важнее, класс или гендер, а в том, каким образом гендер и класс переплетаются в капиталистическом производстве и отношениях власти, формируя комплексную реальность» [9].

В своих «исследованиях» феминистки обычно приводят цитаты Энгельса, вроде следующей:

«…своеобразие прогресса […] заключается в том, что половой свободы, присущей групповому браку, все более и более лишаются женщины, но не мужчины. И, действительно, групповой брак фактически существует для мужчин и по настоящее время. То, что со стороны женщины считается преступлением и влечет за собой тяжелые правовые и общественные последствия, для мужчины считается чем-то почетным или, в худшем случае, незначительным моральным пятном, которое носят с удовольствием» [12].

Что следует из этой цитаты? Из этой цитаты следует, что женщина во времена Энгельса находилась по отношению к мужчине в ущемленном положении. Так оно и было. До этого места Энгельс уже объяснил почему это так, как до этого дошло, и дальше говорит о том, что должно произойти, чтобы положение это изменилось (не в смысле пожелания, а давая прогноз):

«Но мы идем навстречу общественному перевороту, когда существовавшие до сих пор экономические основы моногамии столь же неминуемо исчезнут, как и основы ее дополнения — проституции. Моногамия возникла вследствие сосредоточения больших богатств в одних руках, — притом в руках мужчины, — и из потребности передать эти богатства по наследству детям именно этого мужчины, а не кого-либо другого. Для этого была нужна моногамия жены, а не мужа, так что эта моногамия жены отнюдь не препятствовала явной или тайной полигамии мужа. Но предстоящий общественный переворот, который превратит в общественную собственность, по меньшей мере, неизмеримо большую часть прочных, передаваемых по наследству богатств — средства производства, — сведет к минимуму всю эту заботу о том, кому передать наследство» [12].

Энгельс не демонизирует мужчину, хоть и указывает на его преимущественное положение, не вводит «патриархат», как «параллельную систему угнетения», не выдумывает «глобальных заговоров мужчин» для «доминирования над женщинами». Энгельс объясняет причины, по которым женщина оказалась угнетена в большей степени, нежели мужчина; показывает, что именно лежит в основе этого угнетения (частная собственность). Феминистки же используют имя Энгельса и описательную часть его книги, чтобы показать бедственное положение женщины — причем не современной нам женщины, а современной Энгельсу! — чтобы далее ввести свой феминистический, предвзятый, реваншистский «анализ».

То, как Энгельс относился к современным ему феминисткам, хорошо видно из его переписки с другом и товарищем Фридрихом Зорге.

«Мамаша Вишневецкая», — пишет Энгельс, имея в виду Флоренс Келли-Вишневецкую — американскую сначала социалистку, впоследствии буржуазную реформистку и феминистку, — «очень обижена, что я не нанес ей визита в Лонг-Бранче, вместо того чтобы лечить у тебя свои недомогания и приводить себя в порядок для путешествия. Она, кажется, оскорблена нарушением этикета и недостатком галантности в отношении дам. Я, однако, не позволю дамочкам, защищающим женское равноправие, требовать от нас галантности: если они добиваются мужских прав, так пусть разрешат и обходиться с ними как с мужчинами. Впрочем, она, конечно, успокоится» [14].

«…я хотел попросить тебя», — пишет Энгельс в другом письме, — «посылать мне время от времени газету или журнал, посвященные женскому движению (здесь и далее курсив Энгельса, — Ю.С.), — разумеется, буржуазному женскому движению. Луизе (Каутской, — Ю.С.) необходимо следить в какой-то мере и за этим хламом в интересах немецкого, австрийского и здешнего движения работниц, и ей было бы очень желательно ознакомиться при случае с тем, что делают там эти дамочки» [15]. И спустя месяц: «…я хотел обратиться к тебе с другой просьбой […] — посылать мне время от времени отдельные номера какого-либо феминистского органа. Луиза просматривает иногда этот хлам, чтобы самой быть, да и меня тем самым держать в известной мере в курсе этого обмана» [16]. Как видите, Энгельс интересовался деятельностью феминисток. Примечательно то, что слово «работниц» он выделяет курсивом, очевидно подчеркивая тот факт, что женщины-работницы и феминистки — это два разных лагеря, и интересы у движения работниц и у феминисток разные.

Энгельс писал Зоре в 1891 году, почти 130 лет назад. Может быть, за прошедшее время что-то изменилось — может «борцуньи» за дело «всех женщин» с тех пор переменились, стали бороться за интересы действительного большинства женщин мира — женщин рабочего класса? Нет, не стали. Действительную борьбу вели женщины социалистического рабочего движения в составе его передовых отрядов — социалистических и коммунистических партий, порой и с оружием в руках. И вели не только против капитала, но и против его прислуги — в частности против феминисток. А чем полезным отметились феминистки, помимо выдвижения требования равных гражданских прав для женщин (пожалуй, единственного достойного уважения)? Да ничем. Вся прочая их деятельность — это: расколы, тупой реваншизм и половой шовинизм, борьба за права гомосексуалистов и «гендерные исследования» — вот, коротко, и все, чем прославились феминистки за полтора века их деятельности.

Интересно, если бы Энгельса посетил путешественник на «машине времени» с полным багажником «теоретических трудов» феминисток из XX-XXI веков (всяких Бовуар, Файерстоун, Хартманн, Арруццы…), и дал бы ему ознакомиться с этими трудами, что бы Энгельс сказал после чтения этой макулатуры?

Второй «отец-основатель» «марксистского» феминизма — Август Бебель. Его феминистки приплетают всегда с удовольствием. Тем более что некоторые его высказывания откровенно удобны для оправдания коллаборации «марксисток» с остальными феминистками. Упомянутая в начале этой статьи Юкина с кафедры «гендерных исследований» НИЯК так и пишет: «в отличие от русских марксистов, он (Бебель, — прим. Ю.С.) соглашался с тем, что существует специфика эксплуатации женщин. Женщина эксплуатируется и как женщина, и как работница, — утверждал А. Бебель. Поэтому признавал наличие общих проблем и интересов у женщин разных классов и находил разумными доводы феминисток. […] Бебель придерживался того мнения, что феминистки и работницы могут «маршировать отдельно, но сражаться вместе», то есть могут сотрудничать в решении некоторых женских проблем» [17].

Бебель действительно это сказал в своей книге «Женщина и социализм». Феминистки повсюду снова и снова приводят эту его цитату. Но это всегда пара слов, реже — одно-два предложения, не дающие в полной мере понять контекст высказывания. Давайте же почитаем Бебеля!

«Если предположить, что буржуазное женское движение проведет все свои требования о равноправии с мужчинами, то этим не уничтожится ни рабство, каким для бесчисленного числа женщин является современный брак, ни проституция, ни материальная зависимость огромного большинства жен от своих мужей. Для огромного большинства женщин к тому же безразлично, удастся ли нескольким тысячам женщин более состоятельных слоев общества пройти высшее учебное заведение, получить медицинскую практику или сделать научную или служебную карьеру, — это ничего не изменит в общем положении их пола.

Женский пол в своей массе страдает в двойном отношении: […] вследствие социальной и общественной зависимости от мужчин […] и от экономической зависимости, в которой находятся женщины вообще и пролетарские женщины в особенности, наравне с пролетариями-мужчинами. […] …огромное большинство женщин живейшим образом заинтересовано также и в том, чтобы существующий государственный и общественный строй был коренным образом преобразован, чтобы было устранено как рабство наемного труда, от которого больше всего страдает женский пролетариат, так и половое рабство, неразрывно связанное с нашими имущественными и производственными отношениями (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.).

Женщины, принимающие участие в буржуазном женском движении, не понимают необходимости подобного радикального преобразования общества. Находясь в привилегированном положении, они видят в более прогрессивном пролетарском женском движении опасные и нежелательные стремления, с которыми следует бороться. Классовая противоположность, которая разделяет класс капиталистов и класс рабочих […] проявляется, таким образом, и в женском движении.

Тем не менее враждебные женские партии имеют гораздо больше точек соприкосновения, чем разделенные классовой борьбой Мужчины, так что первые могут вести борьбу, маршируя отдельно, но сражаясь вместе. Это верно для всех областей, затрагивающих вопрос о равноправии женщин с мужчинами на основе сохранения современного государственного и общественного строя, следовательно, и для деятельности женщины во всех областях, соответствующих ее силам и способностям, и для ее борьбы за полное гражданское и политическое равноправие с мужчиной. Это очень важные и […] очень обширные области. Наряду с этим пролетарские женщины имеют особый интерес бороться рука об руку с пролетариями-мужчинами за все мероприятия и учреждения, которые охраняют работающую женщину от физической и моральной дегенерации и обеспечивают ей возможность проявлять свои способности как матери и воспитательницы детей (эти слова Бебеля должно быть сильно травмируют современных «марксисток»-феминисток, считающих, что, в первую очередь, «определяющими элементами патриархата на данный момент являются: гетеросексуальный брак (и вытекающая из этого гомофобия), женская работа по дому и воспитанию детей…» [3] и только после экономическая зависимость, — Ю.С.). Женщина-пролетарий должна далее вместе с мужчиной-пролетарием, ее товарищем по классу и судьбе, вести борьбу за коренное преобразование общества, которое сделает возможным полную экономическую и духовную независимость обоих полов путем создания соответствующей социальной организации.

Таким образом, дело идет не только о том, чтобы осуществить равноправие женщины с мужчиной на основе существующего государственного и общественного порядка, что составляет цель буржуазного женского движения, но и о том, чтобы уничтожить все преграды, которые создают зависимость человека от человека, точно так же как зависимость одного пола от другого. Это разрешение женского вопроса совпадает с разрешением социального вопроса. Поэтому тот, кто стремится к разрешению женского вопроса во всем его объеме, должен идти рука об руку с теми, которые написали на своем знамени разрешение социального вопроса, то есть с социалистами» [18].

Как можно видеть из приведенной обширной, но необходимой цитаты, в словах Бебеля: «вести борьбу, маршируя отдельно, но сражаясь вместе» не подразумевалось никакого оппортунизма между женским рабочим движением и буржуазным феминизмом, левым крылом (или «щупальцем») которого через сто лет станет «марксистский» феминизм, присвоивший себе право преемственности движению и приписавший самого Бебеля себе в «основатели».

Вот, что Бебель говорит о современных ему феминистках дальше:

«Деятельность буржуазных женских обществ, направленная на возвышение женского труда и на допущение женщин к высшим специальностям, вызывается стремлением женщин высших слоев создать себе лучшее жизненное положение. И, чтобы иметь больше успеха, они любят ставить себя под покровительство самых высокопоставленных дам. Буржуазные женщины лишь подражают здесь буржуазным мужчинам, которые точно так же любят подобное покровительство и воодушевляются стремлениями, могущими принести успех лишь в мелочах, но не в большом деле. Они совершают сизифову работу и обманывают как себя, так и других в вопросе о необходимости коренных преобразований. С их стороны не допускается никакого сомнения в разумности основ нашей государственной и общественной организации» [18].

Полагаю, Бебель бы очень удивился, если бы кто-то из современников сделал смелое предположение о том, что через сто лет феминистки назначат его с Энгельсом в «основатели» «левой» модификации своей доктрины. Впрочем, как и Цеткин, и Люксембург, и Коллонтай… 

7. Цеткин-Люксембург-Коллонтай

Имена этих выдающихся женщин вошли в историю. Клара Цеткин. Роза Люксембург. Александра Коллонтай. Вклад каждой из них в дело социализма и, следовательно, в дело раскабаления женщин, велик. Однако, следует ли их из-за этого считать феминистками? Нет. Они не были феминистками. Что бы на этот счет ни писали либеральные пропагандоны в выгребной помойной яме под названием «Википедия».

Как и в главе про «отцов-основателей», я не буду здесь подробно останавливаться на биографиях, — интересующихся в общих чертах личностями Клары, Розы и Александры приглашаю почитать о них в Большой Советской Энциклопедии, — это приличный и рукопожатный источник, под каждой статьей в котором, как и в любой настоящей энциклопедии, стоит подпись написавшего эту статью автора. Для более подробного знакомства есть биографические книги и литературные труды самих этих женщин. Предмет же исследования настоящей статьи вам известен — это «марксистский» феминизм. Вот и давайте выясним, какое отношение наш предмет имеет к каждой из названных революционерок?

Клара Цеткин — выдающийся деятель германского и международного рабочего движения, активная участница 2-го Интернационала, на протяжении многих лет фактически возглавляла социал-демократическое женское движение Германии, одна из основателей Коммунистической партии Германии (КПГ), с 1920 по 1932 гг. депутат рейхстага, активно боролась с оппортунистами и социал-шовинистами. Энгельс высоко оценивал деятельность Цеткин, отмечая ее «высокую работоспособность» [19]. Вот выдержка из письма Энгельса к Вере Ивановне Засулич от 30 января 1895 г.:

«Луизу особенно радует решительное отклонение петиции женского союза — см. статью Клары Цеткин в приложении к «Vorwarts» от четверга. Клара права и добилась все же того, что ее статья вопреки долгому и упорному сопротивлению была принята. Браво, Клара!» [20].

Речь о опубликованном 9 января 1895 г. в «Vorwarts» обращении феминистского Союза женских обществ к женщинам «всех партий и всех классов». Феминистки призывали женщин подписываться под петицией рейхстагу и ландтагам с просьбой предоставить женщинам права союзов и собраний. 24 января 1895 г. Клара Цеткин выступила в «Vorwarts» с резкой критикой этой петиции и призывала женщин-пролетарок не ставить своих подписей под ней [21].

В своем выступлении на съезде Социал-демократической партии Германии (СДПГ) в Готе 16 октября 1896 г. Цеткин говорила о «неотложной необходимости разрешить женский вопрос». Но каков на то время был женский вопрос, и как по мнению Клары его следовало решать?

«…женский вопрос», — говорила она, — «существует только в недрах тех классов, которые сами являются продуктом капиталистического способа производства. Поэтому в кругах крестьянства, ведущего натуральное хозяйство […] женского вопроса не существует. А вот в тех классах общества, которые появились на свет, как прямое порождение современного способа производства, женский вопрос стоит со всей остротой. Существует женский вопрос для пролетарок, для женщин средней буржуазии, интеллигенток и женщин из «верхних десяти тысяч»; в зависимости от классового положения этих слоев он принимает различные формы (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.).

Как сложился женский вопрос для женщин из «верхних десяти тысяч»? Женщина из этого слоя благодаря своей обеспеченности может свободно развивать свою индивидуальность, она может жить так, как это подсказывают ей ее склонности. Однако, как супруга, она все еще зависит от мужа. […] Уже при самом своем возникновении такая семья бывает лишена моральных предпосылок для своего существования. Не индивидуальные склонности, а деньги решают вопрос о ее создании. Это значит: то, что соединил капитал, не должна разрушать сентиментальная мораль. («Браво!») Таким образом в кодексе брачной морали две проституции сходят за одну добродетель. Этому соответствует и образ жизни такой семьи. Если жена не должна больше выполнять свой долг, она передает свои обязанности супруги, матери и хозяйки дома наемному персоналу. Если женщины из этих кругов хотят занять свою жизнь серьезным делом, они должны сначала потребовать права свободно и самостоятельно распоряжаться своей собственностью. Поэтому такое требование стоит на первом месте среди лозунгов, под которыми выступают участницы женского движения, принадлежащие к «верхним десяти тысячам». Они ведут против мира мужчин своего класса ту же самую борьбу за осуществление этого требования, какую вела буржуазия против всех привилегированных сословий, — борьбу за устранение всех социальных различий, основанных на владении собственностью. […]

Какую же форму принимает женский вопрос в кругах мелкой и средней буржуазии и в среде буржуазной интеллигенции? Здесь разрушает семью не собственность, а в значительной мере — сопутствующие явления капиталистического производства. По мере того, как оно совершает свое триумфальное шествие, средняя и мелкая буржуазия все больше разоряется. К ухудшению условий жизни буржуазной интеллигенции ведет другое обстоятельство. Капитал нуждается в интеллигентной, научно подготовленной рабочей силе. […] В этих кругах жена не пользуется равными правами с мужем, подобно владелицам частной собственности, принадлежащим к высшим кругам общества. Она не пользуется также и равноправием пролетарки, как это имеет место в пролетарских кругах. Женщины средних слоев должны еще завоевать свое экономическое равноправие с мужчинами, а это возможно только при условии выполнения двух требований: предоставления им равных прав на получение профессионального образования и равных прав на профессиональную деятельность для обоих полов. […] Осуществление этого требования порождает столкновение интересов женщин и мужчин в среде средней буржуазии и интеллигенции. Конкуренция женщин в области свободных профессий является причиной сопротивления, которое оказывают мужчины требованиям буржуазных участниц борьбы за права женщин. Это сопротивление порождается только страхом перед конкуренцией (а не «токсичным мачизмом»! — Ю.С.). Все другие мотивы, которые выдвигаются против предоставления женщинам умственной работы — меньший объем женского мозга, якобы определенная самой природой профессия женщины как матери, — это лишь отговорки. Конкурентная борьба (а не злокозненный «патриархат»! — Ю.С.) вынуждает женщин из этих слоев требовать политических прав, чтобы иметь возможность в ходе политической борьбы разрушить преграды, все еще мешающие их экономической деятельности.

Я коснулась здесь только исходного, чисто экономического момента. Было бы несправедливым по отношению к буржуазному женскому движению, если, бы мы захотели свести его к одним только экономическим мотивам. Нет, оно имеет и чрезвычайно серьезную духовную и этическую сторону. Буржуазная женщина требует не только права на свой собственный кусок хлеба, но и желает наполнить свою жизнь духовным содержанием, развивать свою индивидуальность. Именно в этих слоях видим мы те трагические, интересные с психологической точки зрения характеры, подобные Норе (имеется в виду героиня драмы норвежского драматурга Г. Ибсена (1828—1906) «Кукольный дом», — прим. Ю.С.) — характеры женщин, которым надоело жить куклами в кукольном доме и которые хотят принять участие в дальнейшем развитии современной культуры. Поэтому устремления участниц буржуазного движения за женские права как с экономической, так и с духовной и моральной точки зрения совершенно справедливы. (Напомню, здесь речь о требованиях феминисток «первой волны», которые Цеткин перечислила выше, а не о «борьбе» с «патриархатом» и «цисгендерными белыми мужчинами-угнетателями», — Ю.С.)

Для пролетарок женский вопрос был создан эксплуататорскими потребностями капитала, который постоянно ищет самую дешевую рабочую силу… Тем самым пролетарскую женщину тоже втянули в механизм экономической жизни нашего времени, погнали ее в мастерскую, к машине. Она пришла в экономику для того, чтобы хоть немного помочь мужу в заработках, а капиталистический способ производства превратил ее в конкурентку — штрейкбрехера; она хотела обеспечить благосостояние своей семье, а в результате пролетарские семьи стали еще больше нуждаться. Жена пролетария стала самостоятельно зарабатывать, потому что хотела сделать жизнь своих детей более светлой и радостной, а в результате она в большинстве случаев совершенно отрывалась от своих детей. Как рабочая сила она полностью сравнялась с мужчиной: машина сделала ненужной физическую силу, и повсюду женский труд стало возможно использовать с теми же самыми результатами для производства, что и труд мужчин. А поскольку женщина была дешевой и, главное, послушной рабочей силой, лишь в очень редких случаях решавшейся лезть на рожон, протестуя против капиталистической эксплуатации, то капиталисты постарались расширить возможности использования женского труда в промышленности до предела. Вследствие этого женщина-пролетарка добилась экономической самостоятельности, однако она купила ее, поистине, дорогой ценой и практически в настоящее время ничего от этого не выиграла. […] Женщина-пролетарка получила экономическую самостоятельность, но она не имеет возможности проявить свою индивидуальность в полной мере — ни как человек, ни как женщина, супруга. Для выполнения своего долга супруги и матери (как видите, Цеткин не считала семью «гетеросексуальным браком с вытекающей из него гомофобией», — Ю.С.) ей остаются лишь те крохи, которые падают со стола капиталистического производства.

Поэтому освободительная борьба женщины-пролетарки не может носить того же самого характера, что и борьба буржуазной женщины против мужчин своего класса. Это — борьба вместе с мужчинами своего класса против класса капиталистов. Пролетарке не нужно бороться против мужчин своего класса, чтобы добиться устранения преград, мешающих ей участвовать в свободной конкуренции. Стремление капитала к усилению эксплуатации и развитие современного способа производства полностью освободили ее от необходимости вести эту борьбу. Наоборот, задача состоит в том, чтобы возвести новые преграды — преграды против эксплуатации пролетарской женщины. Нужно вернуть и обеспечить ей ее права как супруги и матери. Конечная цель борьбы женщины-пролетарки — не свободная конкуренция с мужчиной, а завоевание политической власти пролетариатом. Рука об руку с мужчинами своего класса пролетарские женщины борются против капиталистического общества. Конечно, они согласны также и с требованиями буржуазного женского движения. Однако они считают выполнение этих требований лишь средством для достижения цели, средством для того, чтобы они могли вступить в борьбу вместе с пролетариями, имея в руках то же самое оружие, что и мужчины» [22].

Таковы слова Клары Цеткин — сильной (не путать с нынешними «сильными и независимыми»!) и умной женщины, рассматривавшей общественные процессы с позиций марксизма. Всякий читающий ее слова может убедиться в том, что между взглядами Цеткин и взглядами приводимых в предыдущих главах «марксисток»-феминисток нет ничего общего.

«Если женщинам будет предоставлено политическое равноправие, в фактическом соотношении сил ничего не изменится», — говорила она. — «Женщины-пролетарки перейдут в лагерь пролетариата, буржуазные женщины — в лагерь буржуазии. Нас не должны вводить в заблуждение некоторые социалистические мотивы в буржуазном женском движении. Они выдвигаются лишь до тех пор, пока буржуазные женщины считают себя угнетенными» [22]. — Тут и добавить нечего!

Вторая по частоте упоминаний в качестве «феминистки» — Роза Люксембург.

Как и Цеткин, Люксембург была выдающимся деятелем немецкого рабочего движения, а также польского и международного; была одним из руководителей и теоретиков польской и германской социал-демократии; выступала с антиимпериалистскими и антимилитаристскими докладами на конгрессах 2-го Интернационала. За свою революционную деятельность провела в тюрьмах в общей сложности около четырех лет. В январе 1919 г., после подавления рабочего восстания в Берлине, была зверски убита контрреволюционерами.

Автор крупных теоретических работ по марксизму — таких, как «Накопление капитала (к вопросу об экономическом объяснении империализма)» и «Введение в политическую экономию» — Люксембург не написала ни единой статьи (по крайней мере, мне таковых отыскать не удалось) ни о женском рабочем движении, ни, тем более, о феминизме. Она критиковала ревизионистов (Э. Бернштейна), критиковала оппортунистов, критиковала националистов, критиковала милитаристов, критиковала большевиков и Ленина… Но она ни слова не написала по женскому вопросу.

Попадание Люксембург в пантеон «марксисток»-феминисток, на мой взгляд, можно объяснить, разве что, дебильностью обитателей Википедии, отмечающих «феминистками» всех революционеров женского пола без разбору. Из этого «авторитетного» источника имя Розы и перекочевало в феминистические паблики ВКонтакте и в головы отдельных «марксисток»-феминисток, которые работ самой Люксембург, конечно же, не читали.

Третья самовольно затащенная феминистками на пьедестал феминизма фигура — это Александра Михайловна Коллонтай. Стоит набрать в любом поисковике: «Коллонтай» и «феминизм», и вы найдете множество удивительных текстов, часть из которых с припиской ВАК.

«Коллонтай», — пишет уже знакомая вам Юкина, — «известна российской публике как революционерка и первая в истории женщина-посол. (О том, что Александра Михайловна еще и первая в истории женщина-министр, Юкина «забыла». Полагаю, для либералки-антисоветчицы Юкиной должность Народного Комиссара не равна Министру, — прим. Ю.С.) Между тем в зарубежной науке А. М. Коллонтай известна как феминистка, развивавшая теорию марксистского феминизма и пытавшая (орфография автора сохранена, — Ю.С. ) воплотить его идеи в жизнь» [17]. Для Юкиной достаточно того, что «в зарубежной науке» (мы с вами уже знаем, что это за «наука») кому-то взбрело в голову записать Коллонтай в феминистки.

«Коллонтай вступила в диалог с активно развивающейся в России феминистской мыслью и вынужденно искала ответы на поставленные феминистками вопросы», — сообщает в своей статье «гендерная исследовательница». Оказывается, если бы не феминистки, Коллонтай бы и не думала! Но эта хоть не приписывает Коллонтай свою гендерную муру, — и на том спасибо.

Со свойственной всем либералам, исторически-обиженным на большевиков, ядовитостью Юкина пишет:

«Тактикой социал-демократов в отношении феминистского движения стала его дискредитация. Инициатива принадлежала А. М. Коллонтай. Главное ее оружие — тезис о буржуазности движения. Термин „буржуазный феминизм“ оказался политически очень успешным в борьбе с российскими равноправками. При всей кажущейся самоочевидности термина, он ничего не объяснял и стал политическим ярлыком, который социал-демократы „навесили“ на своих конкурентов в борьбе за „женские массы“». — Сколько желчи пролито между этих слов, сколько эмоций! Одни кавычки чего стоят!

И последняя цитата этой ученой жены:

«Коллонтай вошла в первое советское правительство в качестве народного комиссара по государственному призрению. В то же время она была носительницей феминистских идей, хотя и отрицала это». Вот как! Прямо «латентный феминизм» какой-то… (Обратите внимание на то как кандидат наук и доцент Юкина пишет «Советское Правительство» и должность Коллонтай, — штришок к ее портрету.)

«…известный представитель русского марксизма и марксистского феминизма», — пишет о Коллонтай другая феминистка, Светлана Алексеевна Батуренко, кандидат социологических наук, доцент кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ. «Работу „Социальные основы женского вопроса“ считают первым вкладом автора в развитие теории марксистского феминизма», — сообщает Батуренко. Кто считает? «Идеи автора, высказанные в данной работе, характеризуют как радикальный марксистский феминизм». Кто характеризует? Будем считать, что сама Батуренко. А, впрочем, чего ожидать от феминистки, заявляющей что в «Происхождении семьи…» Энгельса «рассматривается проблема социально-классового угнетения, а также проблемы гендерного угнетения»… [23]

«А.М. Коллонтай», — пишет доктор социологических наук Ельникова Галина Алексеевна, — «сделала важный шаг в определении политической значимости таких сфер жизни, которые традиционно определялись как „личные“, и попыталась распространить марксистскую теорию на нравственность, сексуальность и семью, не рассматривая их как простое отражение экономического базиса. Она вплотную подошла к формулированию концепции „гендера“». «Ею был сделан заметный вклад в развитие феминистской концепции марксизма» [24].

Статья Ельниковой вышла в 2003 году, когда о «марксистском» феминизме среди российских левых никто всерьез не заговаривал. Сегодня же, пожалуй, трудно будет найти даже самого «зеленого» неофита, который бы не слышал о «марксфеме»… Но вернемся к Коллонтай. Теперь уже к самой Александре Михайловне. Что говорила и писала о феминизме и феминистках она?

Вот интересный отрывок из ее воспоминаний:

«Между тем борьба с буржуазным феминизмом разгоралась. Рядом с дамским политически-ручным женским взаимоблаготворительпым обществом работали Женская прогрессивная партия с доктором Покровской во главе и активный Союз равноправия, популярность которого быстро возрастала. Борьба шла теперь в открытую. Но сила еще была на стороне равноправок — общественное мнение было с ними, общественное же мнение делали не рабочие, а интеллигенция. На собраниях еще мало политически грамотных работниц, домашней прислуги, ремесленниц — равноправки имели успех, и немало труда стоило проводить свою линию, не вызывая протеста. Планомерной работы партия тогда еще среди работниц не вела, изданий для работниц, за исключением брошюры Саблиной (т. Крупской), и то нелегальной, не было. Помню, как вскоре по приезде в Россию Веры Засулич я поехала к ней, чтобы специально посоветоваться: как ставить работу среди работниц, с какого конца начать?

Зимой 1905/06 года мне приходилось не только вести агитационную работу в массах, сражаться с феминистками, где только возможно, отстаивая мысль, что для социал-демократии нет отдельного женского вопроса (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.), но и читать ряд открытых лекций на тему о роли женщины в хозяйстве, об истории брачных отношений и т. п., популяризируя принципы социализма в связи с задачей всестороннего раскрепощения женщины. Приходилось все еще вести борьбу с теми товарищами, которые, отмежевавшись от Союза равноправия весной 1906 года, образовали два Социалистических женских клуба, куда входили и большевички, и меньшевички, и эсерки. Несмотря на то что членами этих клубов являлись и работницы, что они притягивали массы, я решительно отказывалась их посещать, считая, что прежде всего в вопросе борьбы за освобождение женщины должна быть начерчена четкая и ясная классовая линия» [25].

Из приведенных слов хорошо видно насколько Коллонтай «была носительницей феминистских идей» и насколько правдивы слова феминистки Юкиной.

«Весть о предстоящем женском съезде быстро разносилась по мастерским», — далее вспоминает Александра Михайловна, — «и благодаря нашим беседам у работниц вырабатывалось враждебное отношение к равноправкам и тяготение к партии. Во время легальных предсъездовских митингов равноправок наши работницы приходили „сплоченной группой“ „скандалить“ и выражать свою несолидарность „с барынями“. За это феминистки еще яростнее ненавидели меня, считая душой этих „хулиганских“ выступлений. Так бесконечна была ненависть ко мне со стороны буржуазных равноправок, что когда пришлось по делу быть у известной деятельницы женского движения Анны Павловны Философовой (матери писателя Д. Философова), то после моего ухода она будто бы крестила углы комнаты, изгоняя мой „вредный“ революционный дух…»

Вот, что Коллонтай пишет во введении к своей книге «Социальные основы женского вопроса»:

«Лозунгом предстоящего съезда (имеется в виду Всероссийский женский съезд 1908 г. — прим. Ю.С.) избран обычный клич феминисток: объединение всех женщин для борьбы за чисто женские права и интересы.

Съезд дал толчок феминистским организациям. Женский муравейник оживился: одна за другой стали выступать феминистки (Покровская, Кальманович, Щепкина, Бахтина и др.) с докладами и лекциями, смысл которых сводился все к тому же женскому кличу: „женщины всех классов населения — объединяйтесь!“