Ищи меня за облаками

Соломатина почувствовала себя неудобно – Антон же понимал, что она все знает, а приходилось делать вид, что это обычное дело – разрыв отношений и переезд на другую квартиру. Инна с минуту поразмышляла, а потом вдруг выпалила:

– Если не нашел, куда съезжать, давай ко мне.

– Чего? – не понял Антон.

– У меня хватит места для двух независимых людей разного пола, – краснея, пояснила Соломатина.

– Ты даешь! – рассмеялся Пьяных.

– Господи, а что тут такого?! – пожала плечами Соломатина. Она, казалось, сама себя пыталась убедить в том, что проживание в ее квартире бывшего любовника подруги – это абсолютно нормальная вещь.

– Да, как-то… Даже не знаю. Но мне, правда, пока некуда ехать. Не к матери же. И не в этот долбаный Чехов.

– Город Чехов очень приятный.

– Но мне там плохо.

– Охотно верю, – серьезно сказала Соломатина, а Антон Пьяных впервые внимательно на нее посмотрел.

– Действительно веришь?

– Угу, – мотнула головой Инна и добавила: – Ты давай собирайся и сразу же ко мне. А Кулько ничего не говори. Теперь это уже не ее ума дело.

Впервые за все время их дружбы Соломатина позволила такую публичную нелоялость по отношению к подруге.

Антон записал в телефоне точный адрес Соломатиной.

– Я буду ближе к вечеру.

– Отлично. Поживешь у меня. Пока. Там видно будет.

Антон внимательно посмотрел на нее:

– Ты хорошо подумай. Я же могу найти квартиру.

«Можешь. И тихо сопьешься там. К матери не поедешь. По многим причинам», – мысленно сказала себе Соломатина.

– Нет, нет, ты все-таки подумай. Я же один сплошной геморрой.

– Зато ты поэтический геморрой, – серьезно ответила Инна.

Глава четвертая

Жизнь в розовом цвете

Да, да, именно в розовом. И именно в цвете. Кроме пива, Антон Пьяных любил вино. Розовое. Не белое, не красное, а именно розовое.

– Понимаешь, это как жизнь – полутон, полуцвет. Немного того, немного сего, а еще вдруг мелькнет и что-то третье. Розовое вино и на вкус другое. Оно не обжигает, как красное, не леденит, как белое. Оно ласковое и обещающее. Розовый закат, но и розовый рассвет… – говорил Антон, открывая очередную бутылку. Все-таки Пьяных был поэтом.

Кстати, говорящую в его конкретном случае фамилию посоветовала сменить именно Соломатина.

– Да с какой радости, – пьяно-весело накинулся на нее Антон, – с какой это радости я поменяю нашу славную творческую фамилию?

«Нашу» – это имелся в виду отец. Инна уже знала, что отношения отца и сына были очень непростыми.

– Да смени ты «обложку», – небрежно бросала Соломатина. Она потихоньку изучила нрав Антона и знала, что тупым «наездом» (который, кстати, чаще всего предпочитала Аня Кулько) ничего не добьешься. Поэтому она бросала фразы короткие, но привлекающие внимание.

– Думаешь? – прислушивался к ней Антон. – Типа, папаша сам по себе, а я сам по себе?

– Дело не в твоем отце. Дело в благозвучности, – морщилась Соломатина. Она делала вид, что ей совсем не хочется продолжать этот разговор.

– Зачем она мне?

– У тебя классные, красивые стихи. Возьми псевдоним, не красивый, но звучный. И при этом без выпендрежа. А потом попробуй что-нибудь в новом формате. Чтобы тебя не узнали. А раскрыв секрет, удивились. Сильно удивились.

– Ха, – бросал Антон, но Соломатина видела, что он задумался.

Через полгода в небольшом издательстве вышел сборник его стихов. Антон ничего об этом не сказал, только отдал Инне крупную сумму денег.

– Вот, это за полгода вперед за квартиру. Чтобы голова у тебя не болела.

– У меня и не болит, – пожала плечами Соломатина. Она посчитала деньги и ровно половину вернула Антону.

– Мне не надо, чтобы ты платил всю сумму. Я же тоже здесь живу.

– Ну, ты готовишь, убираешь, и вообще… – замялся Пьяных.

– Вот именно – вообще, – усмехнулась Инна. – Я хочу, чтобы все честно было. А честно – это поровну.

– Хорошо, тогда ты говори, что надо покупать. Ну, чтобы действительно все честно и не как в коммуналке, где у каждого свой примус.

Соломатина рассмеялась:

– Ладно, купи завтра картошку, лук. Ну и огурцов, зелени.

– Заметано, – кивнул Антон и куда-то уехал.

Убирая прихожую, Соломатина наткнулась на большую пачку, брошенную под вешалкой. К оберточной бумаге была пришпилена тоненька книжка. «Облако надежды» – прочитала Соломатина, а наверху стояло имя автора – Антон Трезвых. Соломатина не знала, смеяться или плакать. Все-таки ее сосед был троллем высочайшего уровня.

Вечером она встретила Антона за нарядным, с белой скатертью, столом.

– Я хочу, чтобы мы отпраздновали такое событие. Книга стихов – это же просто невероятно! Я знаю, что у тебя уже были публикации, но то были сборники. Потом была эта небольшая книжечка, а вот теперь – большая книга со стихами разных лет, – сказала Инна, выставляя на стол парадный обед.

Антон, до этого топтавшийся в прихожей, произнес:

– Ага, даже с теми, которые я на горшке сочинял, – и поднял полную сумку, – вот… Зашел в магазин, кое-что купил… Ух, ты! Утка с гречкой! Моя любимая… А тут мясо и сыр. Я на всякий случай… Только не знал, как ты отреагируешь… Может, тебе пофиг… так я мог бы и там…

Соломатина вдруг поняла, что Антон хотел похвастаться, тоже хотел как-то отметить это событие, но не был уверен, уместно ли это здесь. Он сомневался, не знал, как она воспримет это. И вообще, заметит ли пачку с книжками, удивится ли, захочет ли обсуждать. Одним словом, будет ли это для нее это тоже событием и захочет ли она разделить с ним этот праздник. Соломатина порадовалась своей находчивости – обед она сумела приготовить за какой-то час.

Тем временем Антон притащил в кухню пакеты с деликатесами.

Инна быстро разложила все по тарелкам, и они уселись за стол.

– Ну, наше розовое. – Антон разлил по бокалам вино.

– Спасибо, мне немного. – Инна покачала головой. – Я не люблю пить. Бывают вкусные напитки, но по большей части все кислое, терпкое, горьковатое.

– Есть один напиток, который тебе понравится. Он сладкий.

– Какой?

– Лимонад. Он еще и в нос бьет.

Соломатина рассмеялась:

– А, это я люблю. Кстати, я видела новый псевдоним.

– И как?

– Ты издеваешься? Удивляюсь, как издательство на это пошло.

– А что издательство? Им зацепить чем-то. А тут в глаза бросается. Знаешь, мне плевать, как я там буду называться, главное, чтобы деньги платили. Потому что писать я смогу, только если не буду отвлекаться. Ну, и само собой, чтобы печатали. Без этого совсем грустно будет, – Антон залпом выпил вино.

Они уже говорили на эту тему. Инна почти все знала о правилах и нравах издательского бизнеса. Во всяком случае, все о том, как печатают поэтов и как им платят. Антон считался восходящей звездой на поэтическом небосклоне. Это было тем более удивительно, что продавались стихи крайне плохо. Народ читал романы, нон-фикшн и всякую метафизическую лабуду. Еще хорошо шли советы дачникам.

Антон шутил, что поскольку он не сочинять стихи не может, он будет в стихах рассказывать о сорняках и компосте. Соломатина думала про себя, что Пьяных действительно прекрасный поэт, давно таких в литературе не было, но вот… Вот – это было два пункта, которые в беспокоили в судьбе – это потребительское отношение издателей и… И все то же спиртное. Соломатина, следящая теперь за всеми событиями в современной литературе, видела, как расползаются по сети стихи Антона, но без подписи, без указания авторства, а иногда и вовсе под чужими фамилиями. Она понимала, что уследить за этим невозможно, но также она понимала, что издательство должно быть более внимательным к таким авторам. А то, что иногда рассказывал Антон, ее злило. Гонорары ему задерживали, договоры и прочие документы делались месяцами, словно специально, чтобы отложить на как можно далекий срок по выплатам.

И второе. Антон пил. У него не было запоев, дело не доходило до жесткого похмелья, но тяга была. Кстати, когда он только переехал к Соломатиной и они притирались характерами, всеми силами деликатничали, стараясь не напрягать друг друга, Антон почти не пил. Он был жильцом дисциплинированным, чистоплотным и не докучливым. Чуть позже, пообвыкнув, он стал приходить поздно, долго возиться на кухне. Наутро Соломатина находила пустые бутылки в пакете и проветривала дом. Когда Антон пил, тогда он начинал и курить. Соломатина не делала ему замечаний – она знала, на что идет. И теперь дергать человека, который честно ее предупредил о возможных проблемах, было бы нечестно. К тому же она все больше и больше влюблялась в него. А влюбленный человек склонен к великодушию и прощению. Еще склонен к оправданию всех тех проступков, которые совершает объект страсти. Инна была особенно снисходительная в этот момент – она понимала, что Антон помимо всего прочего переживает разрыв с Аней Кулько. И она старалась как-то смягчить эту сложную для него ситуацию.

Впрочем, когда подруга узнала о переезде Антона к Инне, она ехидно заметила:

– Ну, подруга, как мужчина он должен для тебя умереть.

– Это отчего же? – удивилась Соломатина. Впрочем, удивилась она не смыслу сказанного, а сложной для Кулько фразе. Аня предпочитала прямые, короткие и достаточно примитивные высказывания.

– Как может быть привлекателен мужчина, кочующий от подруги к подруге?

– Он не просто мужчина. Он поэт. Поэты живут по-другому. Это во-первых. Во-вторых, он действительно алкогольно зависим. Нет, не так, чтобы назад пути не было. И он, кстати, сам это понимает. Его поведение очень ясно об этом говорит. И я думаю, что согласился он переехать, чтобы удержаться. В нем какой-то внутренний предохранитель в данном случае сработал.

Соломатина хотела еще сказать, что Антон – человек исключительный. Он не только красивый мужчина со скрытым пороком. Он необыкновенно талантлив, а это уже совсем другая история. И женщина, которая рядом, должна понять и принять этот груз. Тем более сам мужчина хорошо осознает все эти проблемы. Соломатина хотела сказать, что готова принять Антона и позаботиться о нем. Но что-то ее остановило. Наверное, она пока не хотела делиться тем, что только недавно поняла. То ли в проверке нуждались эти ее мысли, то ли сглазить она не хотела, то ли ждала какого-то тайного знака от Антона.

В быту Антон оказался покладистым, уступчивым человеком. При условии, что на него не давили и не заставляли поступать вопреки его желаниям. Поначалу Соломатиной удавалось сохранять баланс – она не приставала к нему с мелкими придирками, но твердо стояла на своем, когда речь шла о вещах принципиальных. Таковых было немного – алкоголь, поздние шумные возвращения и беспокойные гости. Если относительно второго и третьего почти сразу удалось договориться, то первое было предметом споров и ссор.

– Нельзя, ты губишь себя! – мелодраматично говорила Инна.

– Да ладно, – весело отмахивался Антон.

Во хмелю он был ласков, разговорчив и, можно сказать, уступчив. Но это была лишь видимость. Как только начинался спор, Антон превращался в язвительного, неприятного человека. Он был отменно вежлив и отменно желчен. Он бы ядовит в своих репликах и насмешках. Соломатина терялась, обнаружив в нем совсем другого человека.

Наутро после подобных стычек Антон опять был мягок, виновато просил прощения. Он соглашался со всеми упреками Инны. Но… Соглашаясь на словах, на деле он придерживался выбранного образа жизни. Позднее утро, неспешный день, работа по вечерам. И обязательное вино. Утром, днем и вечером. Когда однажды Соломатина обнаружила Антона в пижаме и с бокалом вина в двенадцать часов дня, она даже онемела. Причин для ступора было две. Во-первых, пижама. Шикарная, шелковая пижама синего цвета с золотистым орнаментом. Пижама состояла из широких длинных брюк и изумительной куртки. На ногах у Антона были мягкие тапочки из коричневой кожи. Второй причиной был бокал, полный розового вина.

– Приветствую тебя, соседка. – Антон поднял бокал и предложил: – Налью полглотка?

– С ума сошел, – невежливо фыркнула Инна. – Время-то какое!

– Нормальное, – улыбнулся Пьяных, и Соломатина чуть не ахнула, таким красивым он ей показался. Эти тонкие черты, и смуглая кожа, и светлые глаза, и… И эта неуместная на их малюсенькой кухне аристократическая и явно очень дорогая пижама.

– Слушай, я не любитель подобного, – в который раз произнесла Инна, нахмурив брови и стараясь сделать все, чтобы на лице не отразилось восхищение увиденным.

– Давай я тебе красного налью. Я тут сделал запасы, – невозмутимо произнес Антон и распахнул холодильник, две полки которого были превращены им в подобие винного подвала.

– И красного не хочу. И белого, – предвосхищая вопрос, сказала Соломатина, – я не люблю, когда много пьют. Я боюсь пьяных, мне сложно общаться с человеком, у которого сдвинуты оси.

– Какие оси? – сделал удивленные глаза Антон.

– Ты отлично понимаешь, о чем я, – строго произнесла Инна. – Я должна буду тоже пить, чтобы говорить с тобой на твоем языке. Иначе…

– Иначе ты попросишь меня съехать, – продолжил Антон.

– Да нет, живи. Только постарайся меньше пить, – ответила Инна. И чтобы как-то сгладить ситуацию, спросила: – Где ты достал такую классную вещь?

– Отец прислал. Из Вены. И тапочки тоже. Он почему-то решил, что это самая необходимая вещь. Для поэта.

– Гм, – озадаченно проронила Инна, – а может, он и прав. Что-то вдохновенное в ней есть. Свобода, что ли. А без свободы как творить?!

Антон внимательно посмотрел на Соломатину.

День за днем они узнавали друг друга. Рассказывая о себе по чуть-чуть, понемногу, так, чтобы не испугать и не напрягать друг друга, они знакомились, сближались в вещах общих и разумно дистанцировались в вопросах непримиримых. (Исключением был вопрос количества употребляемого Антоном алкоголя.) Оба никак не могли рассудить, что их свело, как понимать это их соседство. Соломатина убеждала себя, что исключительно милосердие, сочувствие и понимание, каким необычным талантом наделен Антон, вынудили ее сделать подобное предложение. Пьяных же свое неожиданное согласие расценивал как собственную растерянность.

– Инна, я съеду. Очень быстро. Вот только найду, куда, – сказал он Соломатиной на третий день после переезда. Сказано это было на абсолютно трезвую голову и после того, как они столкнулись в маленькой прихожей.

– Как хочешь, – пожала плечами Инна, – только ты мне не мешаешь, вдвоем удобней платить за квартиру, не так страшно и вообще веселей. И хозяйство вести проще.

– Ну, это не про меня, – рассмеялся Антон.

– Да? – простодушно удивилась Инна. – А Кулько рассказывала…

– Мало ли что рассказывала Аня. Мы же не будем это обсуждать, – отрезал Антон.

Он был прав. Да и Соломатина сама не хотела ничего обсуждать. Она была рада, что Антон здесь, в соседней комнате. Он ей очень нравился, а все проблемы, которые их могли ждать, ей казались не такими уж страшными.

Их отношения начались как раз с того вечера, когда они отмечали выход его книги. То самое розовое вино, которое так любил Антон, пила и Соломатина.

– Это хорошее вино, сорт винограда такой. С ароматом ягод, – рассказывал ей Пьяных.