Ищи меня за облаками

– Одумайся! Сколько можно терпеть это?! – восклицала мать.

– Я этого твоего Антона спущу с лестницы, не посмотрю на то, что у вас отношения, – грозился отец.

Инна отмалчивалась. Сначала она была страшно влюблена в Антона, потом его жалела, потом не могла найти в себе решимость расстаться с ним. Обнаружить эту слабость перед родителями было нельзя – они бы ее застыдили, а Соломатина и так пыталась выглядеть в глазах отца и матери взрослым и трезвомыслящим человеком. К тому же иногда, наблюдая за жизнью знакомых семей, она приходила к выводу, что все не так страшно в ее доме. Вон, у одной подруги муж любовницу завел, у другой – не работает, сидит целыми днями дома, ждет, пока жена покормит, обстирает, денег на карманные расходы выдаст. «И живут ведь, уже не один год!» – успокаивая себя, удивлялась Соломатина. Впрочем, это были короткие эпизоды. В остальное время Инна ела себя поедом. Что она нашла в этом обаятельном, но склонном к загулам поэте, для нее самой оставалось загадкой. Соломатина терпела не только его пьянство и безделье, но его злой язык и безудержную критику, непомерные требования и отсутствие какой-либо поддержки. Но самое интересное, что поэт Антон Пьяных достался Инне от Анны Кулько. Перешел, так сказать, как вымпел, наградной кубок или знамя. Да, это была удивительнейшая история их непростой дружбы.

Где-то на последнем курсе Аня Кулько занялась поисками мужа. Дело шло к диплому, времени на пустые романы терять не хотелось – уже нужна была какая-то стабильность. Аня цепким взором рассмотрела ближний круг и пришла к выводу, что за мужем надо сходить куда-нибудь подальше. И она сходила. Сходила на творческий вечер молодых поэтов. Устроителем была какая-то радиостанция, зрителей и слушателей было много, поэтов и писателей – мало. А те, которые были, показались Ане совсем неинтересными. Ни с какой точки зрения. Только, пожалуй, один нахальный молодой человек, весьма неаккуратный, прочел замечательные стихи. Аня Кулько, абсолютно глухая к поэзии, слушала молодого человека, открыв рот. Впрочем, надо пояснить, что ее удивили не сами стихи, а несоответствие их красоты и безобразно неряшливого вида самого автора.

– Вы знаете, как подать ваше творчество, – заметила Аня после выступления.

– Ага, под хреном, – заметил поэт, глядя на Аню прозрачно-голубыми глазами.

Кулько сомлела, но в голове успела пронестись информация из Гугла: «Пьяных – молодой поэт из Москвы. Вырос в арбатских переулках, впитал в себя дух московских улиц, что безусловно отразилось в его творчестве».

– Я не об этом. Как будто бы два разных человека – вы, стоящий передо мной, и поэт, написавший эту красоту.

– Пойдем пива выпьем лучше, – оборвал ее Антон.

И они пошли пить пиво. Продолжилось это до утра. А утром совершенно пьяная Кулько (пивом, понятно, дело не ограничилось) призналась себе, что влюбилась в поэта Антона Пьяных.

Их отношения походили на «пояс торнадо» в штате Канзас. Эта пара образовала горючую, кипучую, взрывчатую смесь. И никакие холодные воды не могли загасить вспыхивающий пожар. Аня Кулько пыталась перевоспитать поэта. Она, высокомерно убежденная в своей правоте, читала ему проповеди, кричала, вытаскивала из соседнего бара. Антон был настолько ленив, что даже проехать несколько остановок и спрятаться в незнакомом месте не считал нужным. Ане Кулько было тяжело с поэтом Антоном. Но она терпела. И был резон – Антон был москвичом, и Кулько видела в этом свой шанс.

– Понимаешь, он хороший, – как-то поделилась Аня с Соломатиной, – он один сын у матери. Нет конкурентов.

– Ты с ума сошла, – заметила Инна, – разве дело в этом?

– Для вас, москвичей, не в этом. А для нас, приезжих, данное обстоятельство – огромный плюс.

Соломатина уже познакомилась с Антоном. И могла сказать, что главное в нем – красота. Эта неряшливая, вернее, неухоженная красота волнистых волос, тонкое лицо с чуть оливковым отливом. «У него в роду были южане – итальянцы или испанцы. Или греки!» – подумала тогда Соломатина, тайком разглядывая высокие скулы, резко очерченный подбородок с темной щетиной, брови вразлет и неожиданно светлые глаза. Пьяных был безумно красив. И, глядя на него, казалось, что побрейся он тщательно, подстригись и причешись, облачись в аккуратнейший костюм, и пропадут красота, обаяние поэтической бесшабашности. «Да, в такого сложно не влюбиться. Пропала наша Анька!» – подумала про себя Соломатина, даже еще не понимая, что пропала именно она. Теперь Инна все чаще проявляла заинтересованность отношениями подруги. Под видом заботы и участия она жадно выпытывала подробности их жизни и отношений. А потом с болью в душе представляла, как Антон любит Аню.

Примерно через год отношений Кулько познакомилась с матерью Антона. Произошло это совершенно случайно. Они столкнулись в супермаркете.

– Антон, ты обещал мне посмотреть стиральную машину, – без обиняков начала разговор Татьяна Алексеевна, мать Антона.

– А, да, мам! – воскликнул Пьяных, и Аня Кулько услышала в его голосе доселе неизвестные ноты. Ноты были нежные и участливые.

– Так когда ты зайдешь? – уточнила Татьяна Алексеевна. На Аню, стоящую рядом, она, отделавшись вежливым «здравствуйте», не обращала никакого внимания.

– Мамуль, завтра же и зайду, – пообещал Антон, чмокнул мать в щеку и спросил: – Ты как себя чувствуешь? Как твое колено?

– Нормально. А колено побаливает. Ну, мы же сделали только одну серию уколов.

– Да, через неделю я тебе проколю второе лекарство, – сказал Антон.

Так Аня узнала, что Антон любящий и нежный сын, что он умеет делать уколы, ухаживает за матерью, когда это требуется.

– А стиралку я посмотрю завтра же. Я… – Антон вдруг вспомнил про Аню, – мы с Аней, если ты не возражаешь, зайдем завтра.

– С Аней? – Татьяна Алексеевна наконец внимательно посмотрела на Кулько. – Конечно, с Аней.

Все это мать Антона произнесла так, что угадывался смысл: «Ну, приходи с Аней. Аней больше, Аней меньше».

Кулько вежливо улыбнулась и, взяв за руку Антона, произнесла:

– К сожалению, я не смогу завтра вечером. Мы в театр идем.

– Короче, мама, не волнуйся, разберемся…

– Хорошо, но ты все же чаще заглядывай… – Татьяна Алексеевна чмокнула сына в щеку.

Дома Аня затеяла уборку. Антон, вытащив пиво из холодильника, поинтересовался:

– Что это ты такая замороженная была, когда с матерью повстречались?

– Я была обыкновенная. Такая, какой бываю, когда меня за столб принимают. А не за человека.

– Брось, мать нормальная. Она со всеми такая.

«Со всеми твоими бабами!» – подумала Кулько зло. Она действительно разозлилась на это высокомерие Татьяны Алексеевны.

– Антон, я не в претензии. При твоей популярности у любительниц поэзии не приходится выбирать.

– Гы, – ухмыльнулся Антон.

А Кулько ласковым тоном заметила:

– Твою маму не беспокоит количество спиртного, которое ты выпиваешь?

– Если и волнует, она старается быть деликатной.

– Очень интересный взгляд на проблему, – заметила Кулько.

– А у нас есть проблема? – в свою очередь поинтересовался Антон, отпивая из горлышка.

– Ну, я бы за своего сына боролась, по врачам бегала, принимала меры.

– Я не алкоголик. Поэтому моей матери нечего волноваться.

– Ты не алкоголик, но пьешь очень много. И можешь превратиться в алкоголика. Поэтому и надо сейчас уже беспокоиться об этом.

– Но не тебе. Ты-то какое имеешь ко мне отношение? – Антон резко встал с дивана, через мгновение хлопнула входная дверь.

«Я имею отношение – ты живешь в квартире, которую я снимаю. Да, ты платишь за нее, да ты иногда что-то здесь делаешь. Но ты не квартирант, ты пользуешься не только этими стенами. Ты пользуешь мной – моим настроением, временем, вниманием. И кое-чем другим», – сказала про себя Кулько. И в этом она была права.

В гости к Татьяне Алексеевне они все-таки пришли вместе. И принимала она их прекрасно. Куда только делось равнодушие. И обед был вкусным, и хлопотала она без удержу, и добавки Ане предлагала. Все это было удивительно и приятно. Потом Антон пошел смотреть стиральную машину, а Аня и Татьяна Алексеевна остались на кухне.

– Ничего, если кофе мы попьем здесь, а не в гостиной? – ласково спросила мать Антона.

– Конечно, здесь так красиво и уютно, – улыбнулась Аня.

– Да, это мы с сыном ремонт делали. Он сказал, что я не должна жить в плохих условиях. Он – хороший сын.

– Да, он хороший, – согласилась Аня, а сама думала, подходящий ли момент для обсуждения тяги к спиртному. – Татьяна Алексеевна, меня очень волнуют некоторые вопросы. Антон часто и много пьет.

– Это – в отца, – не моргнув глазом отвечала мать Антона, – тот тоже не дурак выпить.

– О, это очень печально. И усложняет задачу.

– Какую?

– Отучить его от алкоголя.

– Вы думаете, это реально? – подняла бровь Татьяна Алексеевна.

– Я думаю, что это надо попытаться сделать, – твердо произнесла Аня, вдруг почувствовав себя уверенно. Все было по-настоящему: она, будущая жена, сидит на кухне с будущей свекровью и обсуждает проблемы семьи.

Татьяна Алексеевна промолчала. А Аня Кулько, расправив плечи, сказала:

– Пока не поздно. По моим наблюдениям, все это может плохо закончиться. Он же может пить целый день. Нет, он не пьянеет, не дерется, не теряет нормальный облик. Но ведь это дело времени. Если такими темпами пойдет, то какие тут дети…

– Дети?

– В семье же нужны дети.

– Полно семей без детей. И вполне счастливы.

– Я не согласна. Этим людям… ну, которые «чайлдфри», им просто не с чем сравнивать свое состояние.

– А остальным? Как они сравнивают?

– Как? Сначала без детей живут. А потом с детьми. Вот вам сравнение.

– А представьте, что с детьми им не понравилось…

– Так не бывает, – решительно произнесла Кулько, – с детьми хорошо. Дети могут повлиять на многие ситуации… В хорошем смысле… И на пристрастие к спиртному… Я же говорю, я волнуюсь…

– Допустим, – вкрадчиво улыбнулась Татьяна Алексеевна. – А почему вы так беспокоитесь?

Аня Кулько вдруг смутилась. Как она должна ответить, чтобы не проиграть этот поединок? А это был именно поединок. Она только сейчас это поняла. Татьяна Алексеевна заманила ее в ловушку.

– Я беспокоюсь, потому что я серьезно отношусь к Антону, – весомо произнесла Аня.

– А… – протянула Татьяна Алексеевна и добавила: – Анечка, не теряйте времени. Антон не будет вам полезен. Прописан он в городе Чехов. К этой арбатской квартире не имеете никакого отношения. Да у него и прописки-то московской нет.

– Зря вы так… – обиделась Кулько. Она отвернулась. Не для того, чтобы скрыть разочарование – Аня всегда владела собой, а для того, чтобы доиграть эту сцену. Впрочем, Аня Кулько понимала, что притворяться теперь смысла не имело.

Собственно после этой истории Аня выгнала Антона. То, что он платил за квартиру, не имело для нее никакого значения – это была сиюминутная выгода. А Аня Кулько имела четкие, ясные цели. И в ее воображаемом «молескине» они были пронумерованы и расставлены по значимости. Антон, судя по всему, не поможет решить ее главную проблему. А Москва с ее возможностями продолжала манить.

Соломатина с каким-то странным интересом наблюдала за разрывом. Вернее, за скорым отъездом Антона.

– Слушай, а где он вообще живет? – поинтересовалась Инна у Кулько.

– Почем я знаю? Ему есть где жить. В Чехове, там, как я узнала, квартира его бабки по отцовской линии.

– Мать живет на Арбате, а где отец? Антон никогда тебе не рассказывал?

– Рассказывал, сначала все уши прожужжал. Он у него художник. Но такой, которого в Третьяковку вашу не возьмут. Он действительность изображает в таком дурацком непонятном стиле.

– Он пишет абстрактные картины? Или экспрессионист?

– Господи, да почем я знаю… Антон показал, мне не понравилось… Чудно все и… противно…

Соломатина недоверчиво улыбнулась. Аня Кулько совершенно не понимала стихов, прозу, не любила читать, но в живописи она разбиралась. В этом Соломатина успела уже убедиться – они часто ходили в музеи.

– Слушай, Аньк, а Антон носит фамилию отца?

– Ну, да… По-моему.

– Если так, то его отец известный неформал от живописи. Он участник многих объединений. Ему много лет сейчас должно быть. Очень много. А мать, наверное, была намного моложе, когда вышла за него и родила Антона.

– Господи, да какая теперь разница!

– В смысле? Ань, Антон хороший парень. Ну, да, тревожно, что он так любит выпить. Но с другой стороны, семья может как-то отвлечь…

– Семья – это отлично, только не со мной.

– Что так?

– Я не хочу проблем. У меня своих собственных выше головы. Ну, ты же знаешь. Родни туча, а за родителями некому ухаживать. Мне не наездиться к ним. А в Москву я их не могу взять – сама снимаю жилье.

– Ань, если Антон будет жить в Чехове, то может спиться. Малюсенький город, работы для него там нет, друзей нет, жизни этой напряженной нет. Сложно круг свой найти, связанный с литературой. Особенно после Москвы. А он человек творческий, ему нерв нужен. Ты же хотела бороться за него?

– Я за мужа могу бороться, но не за постороннего человека, – ответила Аня Кулько.

После короткого разговора Аня дала Антону две недели на поиск жилья в Москве.

– У тебя полно друзей, они пусть помогут, – сказала она и тут же потребовала: – Но вещи ты сейчас собери. Оставь только необходимое.

– Хорошо, – пожал плечами Антон.

Действительно, вещей у него было мало. В основном книги. Как-то Инна зашла к Кулько, но застала там только Антона. Тот небрежно кидал свои вещи в огромный армейский вещмешок.

– Ты же все помнешь и попортишь так, – заметила она.

– Фиг с ним, – ответил Антон.