Как бы пафосно не звучало, к двадцати трем годам я чувствовал себя стариком: поимел всех самых красивых телок Лос-Анджелеса, посетил все самые яркие тусовки, объездил самые дорогие курорты. Это как жрать искру каждый день — через месяц она становится на вкус как бумага. И ты рыщешь в поисках нового удовольствия для вкусовых рецепторов, а выясняется, что попробовал все: от трюфелей до гребанной фуагра. К счастью, в поисках высшего кайфа я, как многие мои золотые кореша, не скатился до наркоты и мужских задниц.
А потом я увидел ее.
Красота бывает разной. Как-то я выбирал матери кольцо на день рождения. Пока сканировал взглядом многомиллионную витрину, глаза сами выхватили замысловатый перстень, украшенный переливающимися камнями. Яркий и кричащий, мимо такого не пройдешь. Отличный выбор, сказала подлиза-консультант. Перстень стоил дорого. Достаточно дорого, чтобы угодить маман. Я уже собирался его купить, когда обратил внимание на другое кольцо: тонкий платиновый ободок и три бриллианта. Ничего лишнего. Изящное и идеальное. Я спросил сколько оно стоит, и оказалось, что его цена вдвое превышает тяжеловесный булыжник, на который я изначально положил глаз. Все закономерно — знаменитый ювелирный дом знает свое дело. Я купил именно его, а позже узнал, что мать его вернула, обменяв на тот самый кричащий перстень. Не каждый способен оценить тихую красоту.
Именно такой была Тони. Ноль макияжа, волосы, иногда забранные в небрежный хвост или разбросанные по плечам, плюшевые толстовки и рубашки, джинсовые шорты и кроссовки — казалось, ее не слишком заботит то, во что она одевается. Но даже самый простой тряпичный ансамбль на ней заставлял оборачиваться. Словно поймал взглядом что-то неуловимо прекрасное: хочется рассмотреть и понять, что именно. Ким такого желания не вызывала. Ее красота была точно выверена рукой стилиста и не подвергалась сомнению. Как и ее толстозадая армянская тезка по цеху, Ким никогда не позволяла себе выглядеть неидеально. Лицо всегда отштукатурено до приторного свечения, одежда сексуальна и соответствует всем модными тенденциям. Словно влез с дорогой костюм без возможности его снять. Мечтаешь переодеться с комфортные джинсы и мягкую футболку, но вместо этого каждый день засыпаешь в отлаженных брюках с дорогим ремнем, впившимся в живот.
Я чувствовал себя педофилом. Пять лет разницы звучит ничтожно, когда тебе тридцать, но для прожженного говнюка вроде меня, семнадцатилетняя школьница — это почти извращение. Конечно, в клубах я встречал семнадцатилеток, выглядящих на десять лет старше, и, уверен, имеющих за плечами не меньший опыт, но Тони была не из таких. Трогательная и невинная, смущающаяся при моем появлении, но незаметно бросающая такие жаркие взгляды, что лопалась ширинка.
Сходил по ней с ума, поэтому дистанцировался как мог. Думал расстаться с Кимберли, чтобы не изводить себя запретными мыслями, но это означало совсем перестать видеть Тони, а я не мог.
На день рождения Ким у меня сорвало крышу. Черт дернул предложить Тони слизать соль с моей руки. Ее язык на ладони, теплое дыхание, робкая близость — виагра для одержимого извращенца вроде меня. Я эгоистично украл ее первый поцелуй, и до боли хотел стать ее первым. Разумеется, не мог этого сделать, и вместо этого кончил ей в руку как подросток. Я не знал, есть ли у нас будущее, но все же принял решение расстаться с Ким. Каким бы ублюдком не был, я не мог продолжать и дальше вести себя так, словно ничего не происходит. Я никогда не хотел видеть боль в глазах Тони. Не уверен, что то, что она испытывала ко мне, было любовью, но она точно что-то чувствовала, раз доверилась мне той ночью.
А спустя три дня за очередным традиционным ужином в ресторане отец объявил мне, что я должен жениться на Ким. Причина проста: мне нужно взрослеть, ему хочется внуков, и, что очень кстати, Ким беременна. Они, блядь, настолько сдружились с моей матерью, что та узнала об этом раньше меня. Или это был искусно подготовленный плацдарм, в котором шансы на получение предложения руки и сердца были максимальны.
Становиться отцом и жениться никак не входило в мои планы, о чем я открыто и заявил. Даже не будь Тони, я бы отказался. Я урод, наплевавший на собственного ребенка, потому что честно предлагал Ким использовать презервативы, на что она ответила, что с шестнадцати лет принимает противозачаточные. Так что ее беременность — не мой косяк, да и джентльменства во мне — кот наплакал.
Тот вечер стал для меня откровением. Отец наговорил многого: что я эгоистичный щенок, прожигатель жизни, не заработавший ни цента. Что для того, чтобы иметь права голоса, я должен хоть что-то сделать в своей жизни, а пока этого не произошло — буду прыгать по его команде. И что мне пора браться за ум, потому что он моей никчемности его тошнит. И что свадьба состоится, потому что в противном случае он лишит меня наследства.
Я встал и ушел. В запой на неделю. Потому что знал, что отец прав. Я был лишь претенциозным ничтожеством в своей насквозь фальшивой жизни, где собственная мать помогает тысячам матерей воспитывать здоровых детей, лишая полноценной жизни собственную дочь, а отец жертвует деньги в фонды смертельно больных, убивая миллионы.
Через неделю я встретился с Ким и сказал, что не женюсь на ней и предложил найти клинику, чтобы сделать аборт. Она сказал, что в этом нет необходимости, потому что потеряла ребенка, и между делом сообщила, что сестра поступила в Массачусетский и уезжает в конце недели.
Я не увиделся с Тони. В жизни творилась полная жопа. Отец остался верен своему слову и перекрыл долларовый фонтан. Я продал тачку и стал судорожно думать, чем могу заниматься, чтобы никогда больше не чувствовать себя жалким как в тот вечер, попутно убеждая себя, что Тони будет без меня лучше. Год рвал задницу, занимаясь делами, что даже на трах времени не оставалось. По крайней мере, этим я успокаивал себя, потому что на деле никого не хотел.
Думал о ней почти каждый день. Через подругу Ким нашел номер Тони, но она, ожидаемо, им больше не пользовалась. Я придумал себе какое-то смехотворное дело и полетел в Бостон. Нашел ее. И уже через пару часов сел в самолет и улетел обратно, потому что то, что я увидел, слабо напоминало малышку Тони. Она выходила из начищенного мерседеса в дизайнерских шмотках и ее целовал какой- то хмырь. Прилетев домой, я полез в интернет и узнал, что помимо учебы, она работает моделью. Пошла по стопам своей глянцевой сестры. И я решил о ней забыть.
Три года я впахивал как проклятый, чтобы уверенно показать отцу средний палец. До его раковой империи мне, конечно, далеко, но я зарабатываю достаточно, чтобы менять тачки каждый месяц и не боятся сдохнуть от голода, если он решит лишить меня наследства. Я благодарен тому случаю и благодарен семнадцатилетней малышке Тони за то, что помогла открыть глаза на дерьмо, в котором я варился.
Мой нынешний союз с Ким не более, чем фарс — мы встретились на одном из благотворительных вечеров, куда ее пригласили в качестве гламурного манекена. Разговорились, а по окончанию мероприятия поехали к ней. После того, как мы трахнулись, Кимберли попросила об одолжении: ей нужно подогреть интерес прессы, а воссоединение со скандальным бывшим, выросшим в удачливого акулу бизнеса, получит резонанс не меньше, чем повторный союз Хейли и Джастина, и станет хорошей рекламой для нас обоих. К тому же, мать донимает ее замужеством, а наша мнимая связь — способ получить желанную передышку. Я немного подумал и согласился: в конце концов, я не связан отношениями, а Ким моя старая приятельница. Но на задворках памяти екнула мысль о Тони. Что присутствие на семейных ужинах у Эллисов — небольшой шанс узнать о ней больше. Разумеется, без всяких притязаний — все-таки, четыре года прошло, все изменилось. Я изменился, она изменилась. И провальную фирму Хейдена я взял под крыло только из-за нее. Надеялся, что Тони окончит учебу, и старик предложит ей работу. Но этого не происходило: на языках Лили и Хейдена Эллис всегда крутилось лишь имя Ким, а имя Тони всплывало лишь мимоходом. Эти двое — словно два бесталанных фотографа: всю жизнь берут в фокус набивший оскомину предмет, оставляя уникальную красоту фоном. Тогда я сам предложил Хейдену пригласить Тони на работу. Старик сказал, что это отличная идея. Словно это я должен ему говорить, что необходимо думать о будущем младшей дочери. Лишнее напоминание о том, почему он мне не нравился еще четыре года назад.
Я готовил себя к встрече с Тони, но, в конечном итоге, оказался совсем не готов. Она стала еще красивее и увереннее, вот только от наивной милоты и, правда, ничего не осталось. Тони Эллис превратилась в язвительную стерву. Не знаю, чего я ждал, наверное, той же робкой малышки. Я бы сделал все, чтобы ее завоевать. Но к этой мегере не подступиться. Да я уже и не хочу. Вернее, очень хочу. Трахнуть ее. Довести начатое много лет назад до конца, перемолоть ее светлый образ и двигаться дальше. Меня и так слишком долго на ней клинило.
глава 8
Финн.
— Я недалеко от твоего дома, заскочу на чашку кофе? — непринужденным тоном осведомляется голос Ким в динамике ультратонкого смартфона.
Вытряхиваю очередную сигарету из пачки и выхожу на балкон, вливаясь в атмосферу вечернего Лос-Анджелеса с шумом проезжающих автомобилей, теплым влажным воздухом и миллиардами огней. Выпускаю в неоновую темноту струю дыма и уточняю:
— Не поздно для кофе?
— Всего десять вечера, старичок, — звонко смеется в ответ Кимберли. — Или ты не один?
— Один.
И останусь один, даже если ты приедешь, догоняет мысль.
— Так я заеду? — осведомляется уже более осторожно.
Мне не хочется никого видеть, потому что такие свободные и тихие вечера для меня большая редкость. Обычно среди недели я допоздна торчу в офисе, а в выходные встречаюсь с приятелями, либо заезжаю к родителям, чтобы проведать Эмили. Но, возможно, для визита Ким есть причина, поэтому я спрашиваю:
— Папарацци висят у тебя на хвосте?
— Да. — подтверждает мою догадку трубка. — Следуют за мной всю дорогу от ресторана.
— Заезжай ненадолго. Мне завтра рано вставать.
— Было бы хорошо, если бы ты встретил меня во дворе… — слегка заискивающим тоном добавляет Ким. — Классные бы фотки получились.
Мне даже немного смешно, что Кимберли всерьез думает, что я опущусь до такого смехотворного позерства. На деле, для меня наш союз имеет два неоспоримых преимущества: отсутствие необходимости искать себе пару на приемы, которые мне то и дело приходится посещать для поддержания имиджа и расширения деловых связей; и возможность узнать о Тони. Правда, я нынешней ситуации пункт под номером два становится неактуален, потому что фактически Тони работает на меня. Разыгрывать влюбленного бойфренда, чтобы порадовать толпу пятнадцатилеток, подписанных на порталы бульварных сплетен, в моем возрасте как минимум смешно.
— Скажи им, что я умираю как хочу встретить свою возлюбленную, но подвернул ногу и не имею возможности спуститься. — усмехаюсь в ответ. — Консьерж тебя пропустит.
По тону слышу, что Ким немного разочарована, но, тем не менее, старается не подавать вида:
— Буду через пять минут.
Докуриваю сигарету и успеваю натянуть футболку, когда в дверь раздается звонок. Кимберли впархивает в мой холостяцкий лофт, привнося аромат последних парфюмерных тенденций, стук каблуков и чрезмерный энтузиазм.
— Уу, как у тебя тут уныло, — восклицает, пока эффектно вышагивает в гостиную, щелкая по пути выключателем. Потолочные светильники яркими брызгами уничтожают мой комфортный полумрак, вызывая желание зажмуриться и вытолкать Ким за дверь.
— Кофе в кофемашине, — киваю на черную махину, громоздящуюся на кухонной столешнице.
Ким презрительно морщит лоснящийся перламутром нос, словно почувствовала запах тухлятины.
— Кофе на ночь вредно для кожи. Я веду бьюти-влог, забыл? О — Обезвоживание. После чашки кофе нужно будет выпить минимум два стакана воды, а у меня на восемь запланирован пост «Доброе утро». Хороша же я буду с мешками под глазами.
— Ты сама говорила про кофе, — пожимаю плечами. Подхожу к кофемашине и слишком агрессивно тычу в кнопку с надписью «американо».
— На самом деле я заехала сказать: в конце недели меня пригласили на презентацию нового аромата. Думаю, как паре, нам следует появиться вместе.
— Не уверен, что смогу на этой неделе. — говорю без сожаления. — Договорился с парнями слетать на игру Клипперс в Сакраменто.
В чертах Кимберли появляется намек на разочарование, какое только способно передать ее скупая мимика. Я давно заметил, что с каждым годом ее лицо теряет способность красочно передавать эмоции. Возможно, виной какие-то волшебные инъекции, а, возможно, она дала себе установку не морщиться.
— Так… одной мне появляться нельзя… — сосредоточенно начинает рассуждать вслух, изящно устраиваясь на барном стуле, — поползут слухи о нашем расставании… хотя в какой-то мере это может быть и неплохо. хотя нет, нет… слишком рано. Можно взять Тони…она сестра и вопросов не возникнет…
При упоминании ее имени кофейная горечь вязнет в горле и мне приходится откашляться. Она пригласит на мероприятие Тони? Интересно, она придет?
— Если получится ее уговорить, отведу ее к Эмбер. Пусть приведет в порядок ее волосы…ей давно нужно вытравить этот мышиный цвет и выкраситься в блондинку. Да, медовый блонд… Немного загара…
Поток раздражения врезается в грудь словно вагон тележек из супермаркета. Меня физически корежит от мысли, что она хочет превратить Тони в салонную копию себя, чтобы получить, по ее мнению, идеальную спутницу на один вечер. Словно красота — это точная наука, обязательные атрибуты которой — выкрашенные в правильный цвет волосы и загорелая кожа.
— Ты ведь знаешь, что она была в тебя влюблена? — голос Ким вклинивается в ауру моего негодования.
— Кто? — спрашиваю на автомате.
— Тони, конечно. Четыре года назад.
Мне требуется усилие, чтобы не выдать своего смятения. О влюбленности Тони я догадывался, но почему-то когда Ким произнесла это вслух, внутри что-то больно заныло. Может быть, потому что она сказала об этом в прошедшем времени. Или потому что..
— Ты знала, что твоя младшая сестренка в меня влюблена, и оставляла нас наедине?
— Думаешь, Тони набросилась бы на тебя? — заливается Ким, рекламным движением взмахивая уложенными прядями. — Да она даже заговорить с тобой не могла, не то что подойти.
Я не знаю, что происходит со мной в этот момент. Мне до скрежета зубов и ломоты в мышцах неприятно, что она высмеивает чувства Тони. Да, сейчас она та еще стерва, но тогда не была, и именно ту семнадцатилетнюю девочку я пытаюсь защитить, когда говорю:
— С чего ты взяла, что это она могла наброситься на меня, а не я?
Кимберли непонимающе хлопает чересчур длинными ресницами и позволяет себе немного нахмуриться.
— Ты и Тони? — ее голос становится на октаву выше, — Моя Тони? Несмешно, Финн.
— Что тебя удивляет? — с наслаждением продолжаю подогревать ее недоумение. — Тони красавица.
Ким идет на попятную, словно вспомнив, что она хорошая старшая сестра, а сестры должны всегда говорить друг о друге хорошее:
— Нет, она симпатичная…
— Проехали, Ким. Просто со следующим своим парнем, не списывай малышку со счетов. Тем более, что сейчас не существует препятствия в виде возрастного ценза.
Выражение лица Кимберли достойно того, что быть увековеченным в каком-нибудь стебном меме. Наверное, так выглядела мачеха Белоснежки, когда зеркало впервые открыло ей досадную правду о том, что не она на свете всех милее.
Решив дать ей время переварить свалившуюся информацию о кровной конкуренции, иду в гостиную. Плюхаюсь на диван и закуриваю еще одну сигарету. Сегодня я купил уже вторую пачку.
Спустя минуту раздумий, Ким грациозно соскальзывает со стула и, нарисовав на лице безукоризненную улыбку, направляется ко мне.
— Держись подальше, Кими. — ухмыляюсь, выпуская неровное кольцо дыма. — Никотин вряд ли положительно скажется на состоянии твоей кожи.
— Выпью кислородный коктейль, — решительно парирует та и, подойдя вплотную, задирает узкую юбку до талии и уверенно седлает мои колени.
Откидываюсь на спинку дивана и выдуваю сизое облако в ее надушенные волосы:
— Чего ты хочешь, Ким?
— Хочу пошалить, — низко мурлычет, ерзая раскрытой промежностью на моем паху.
У нас с Кимберли всегда был хороший секс: добротный и качественный трах без ограничения в фантазиях. Единственными ее условиями были не слишком портить прическу и не оставлять синяки и засосы на теле. Последнего я, кстати, никогда не понимал: она же все равно фотошопит каждый свой снимок.
Ким пробирается мне под футболку и зажимает мягкими пальцами соски. За время, что мы были вместе, она изучила мои чувствительные зоны — волна крови быстро приливает к паху, заставляя член твердеть. Кимберли чувствует это и, похотливо облизав губы, издает глубокий эротичный звук.
В рамках нашего делового союза мы трахались раза три, поэтому нет причин не сделать этого в четвертый раз, тем более что у меня стоит. Но, вместо этого, приклеиваю сигарету в уголок рта и, придерживая Ким за плечи обеими руками, встаю с дивана.
— Уже поздно, Кимберли. — сообщаю, вдавливая окурок в стоящую на подоконнике пепельницу. — Тебе пора.
Если ее и задел мой незавуалированный отказ, то она не подает вида. Поправляет юбку и гордо шагает на кухню, стягивая с барной стойки свой брендовый клатч.
— Дай мне знать, если передумаешь по поводу вечера, Финн. — говорит, поправляя волосы перед зеркалом. — Мне нужно время, чтобы подготовить Тони.
Киваю и взмахиваю рукой ей на прощанье. Я уже решил, что буду на этом вечере, но пока не считаю нужным сообщать ей об этом. Тони должна быть там.
глава 9
Финн
Достать приглашение на парфюмерное мероприятие оказалось проще, чем я думал — оказывается, оно уже давно лежит на столе у моего секретаря. Не знаю что это: отголоски скандального золотого прошлого или заслуга четырехлетнего трудоголизма, но меня приглашают почти на все громкие светские события Лос-Анджелеса. Я не обольщаюсь на этот счет. Для организаторов мое присутствие не более, чем еще один статусный атрибут праздника, вроде логотипа элитного алкоголя, мелькающего на заднем плане в фотоотчетах.
От Кимберли я знаю, что Тони будет там. Я рад этому и не рад одновременно — та Тони, что я знал, избегала толпы и глянца. Каждый раз, когда Ким организовывала очередную пати у бассейна с диджеем, подружками в бикини и пенным шампанским, она оставалась в своей комнате. Мне всегда было интересно, что она делает за закрытыми дверями: смотрит в ноутбук, читает книгу или, может быть, рисует.
Но Тони идет. Лишнее напоминание о том, что все изменилось. Но, по крайней мере, это на руку моему плану заполучить ее в свою постель.
К месту проведения мероприятия я намеренно прибываю на час позже назначенного: гости к этому времени уже под завязку залиты халявным шампанским и не стремятся поболтать на входе. Среди какофонии клубных хитов, звона фужеров и пустых разговоров, чувствую ее. Что она где-то в зале, стоит с бокалом в руке, возможно, улыбается кому-то.
Ищу ее глазами и нахожу почти сразу же. Тони стоит в компании Ким, в длинном платье цвета мерло с открытой спиной, изящно перетянутой тесемками. Сердце сбивается с размеренного ритма, пока я вбираю глазами ее совершенство — горделивую осанку, заостренный выступ лопаток и изящный изгиб поясницы. На этом празднике она словно золотая статуэтка Оскар в окружении наспех вырубленных фигурок деревянных божков — привлекает внимание каждого.
Глубоко вздыхаю, чтобы подавить растущее жжение в груди, и шагаю вперед. Высокая стройная фигура тянет меня к себе, как путеводный маяк заблудшего мореплавателя.
Ким замечает меня почти сразу: в идеальных чертах мелькают удивление вперемешку с радостью. Машет рукой и звонко восклицает:
— Финн здесь!
Тони не оборачивается, но я вижу, как напрягаются ее плечи. Застываю за ее спиной, потому что не могу оторвать взгляд от карамельных капель родинок, разбросанных по гладкой коже. Желание прикоснуться к каждой почти мучительно, поэтому я засовываю руки в карманы брюк и обхожу ее.
— Ты все-таки пришел! Почему не предупредил, малыш? — щебечет Ким, на несколько секунд приклеиваясь к моей щеке.
Машинально стираю пальцами розовую липкость и вопросительно смотрю на нее, красноречиво телеграфируя взглядом: «Ты переигрываешь»
Кимберли не замечает или делает вид, что не замечает моего молчаливого посыла, и прижимается ко мне всем телом так, что я уверен — на рукаве смокинга останется мерцающий масляный след. Глаза тут же слепят молнии фотокамер. Вездесущие папарацци знают свою работу.
Отстранившись, перевожу взгляд на Тони: глаза зарываются в гладкость ее прически, ища в них намек на химическое вмешательство. Душа по-детски ликует — его нет. Ее натуральный цвет, как и четыре года назад: пепельно-русый с тропинками выгоревших прядей. От чего-то я испытываю за нее гордость.
— Привет, Тони, — здороваюсь, чтобы не выглядеть примерзшим к месту идиотом. Хотя, видит Бог, есть от чего. Своей спокойной красотой Тони заглушает даже громко звучащую музыку: полные чувственные губы, яркие зеленые глаза под темными бровями и редкая россыпь веснушек на носу. Произведение искусства — нечего добавить и нечего убрать.
— Привет, Финн, — отвечает холодно и переводит взгляд в галдящую толпу, словно мое присутствие ее тяготит.
— Нас с Тони сфотографировали много раз. — звенит голос Ким. — Сестры Эллис произвели фурор. — переводит горящий взгляд на застывшую Тони, приобнимая ее за плечо: — Мы просто обязаны сделать совместную фотосессию как Кайли и Кендалл, знаешь? Это же бомба! Сейчас тема сестер очень популярна: Белла и ДжиДжи, Ким и Кортни…Ты станешь известной благодаря мне! Конечно, придется немного с тобой поработать…
— Пойду возьму себе выпить, — резко обрывает восторженные излияния Тони, выныривая из сестринских объятий. — Не скучайте.
Я провожаю глазами ее удаляющуюся фигуру, пока та не скрывается из виду, борясь с желанием пойти за ней следом. Знаю, что это ни к чему — Тони в очередной раз доказала, что не нуждается ни в защите, ни в жалости. Чего стоит изумленное лицо Ким, когда она напряженно прикусывает стекло бокала.
— Тяжело ей придется с таким характером, — изрекает, после того как залпом опорожняет содержимое. — Холодная и нелюдимая. Публика таких не любит.
Мне многое хочется ей сказать: что собственная значимость не измеряется одобрением публики, и что будь я на месте Тони, то послал бы ее на хер. Но вместо этого говорю:
— Начинай готовить мифическую историю о нашем расставании, Ким. Думаю, трехмесячный фарс принес тебе достаточно пиара и теперь с этим можно завязывать.