Туз в рукаве

– Да, тогда, наверное, да. Но уж очень соблазнительное подвернулось дельце. Только подумай, в случае удачи я мог загрести три миллиона!

Она прижала ладони к глазам. Невыносимо было смотреть на него. Последовало долгое молчание, затем он нарушил его:

– Прости. Но мне казалось, дело верняк.

Она отняла руки от лица, глаза ее яростно сверкали.

– Так говорят только слабые, глупые, жадные и нечестные люди! Нечего лепить здесь весь этот бред! Ты обманул доверие людей! Хуже того – доказал, что ты вор и мошенник!

Он вздрогнул:

– Да… Я заслужил это…

– Как ты мог, Джек? Как только ты мог пойти на такое?!

Он глубоко затянулся.

– Момент затмения… С тобой такого не бывает?

Сердце у нее екнуло.

– Не обо мне сейчас речь.

– Да… Так что теперь делать?

– Что делать? Я должна все рассказать Герману – вот что. Не желаю выглядеть в его глазах твоей сообщницей. Сам натворил, сам и расхлебывай. Попытаюсь убедить Германа принять это философски… как уже свершившийся факт… Обещаю.

– Но Герман – жестокий, безжалостный сукин сын! – заметил Арчер. – Он наверняка подаст в суд. Слушай, Хельга, ради наших былых отношений, помоги мне! Ведь мы когда-то любили друг друга… Я устроил тебе этот брак… Ты не думаешь, что мне следует отплатить добром хотя бы за это?

– Нет, и ты это прекрасно знаешь! Ты сам в первую очередь был заинтересован в этом браке!..

– Погоди, не кипятись, остынь немного. Допустим, ты скажешь ему, что я предложил вложить деньги в австралийский никель. И ты согласилась. Цены на акции стали расти, вот мы и бухнули в это дело два миллиона. Преследуя в первую очередь, конечно, его интересы. Как ты считаешь, купится?

Она задумалась. Она понимала, что не в силах засадить этого человека в тюрьму, в памяти до сих пор еще не изгладились их любимые варианты «моменталки». Да, пожалуй, можно убедить Германа, что это была неудавшаяся попытка, которая не выгорела. Она будет каяться и сокрушаться и пообещает, что больше такого не повторится. Он, разумеется, как следует выбранит ее – и она вдоволь наглотается унижений, но оставит контролировать свои дела, но только в том случае, если она избавится от Арчера. Это непременное условие. Тогда она подключит к ведению дел фирму «Спенсер, Гроув и Мэнли», люди они старомодные и зануды, но весьма уважаемые, с безупречной репутацией… А с Арчером работать больше нельзя. Ему нельзя больше верить.

Она закурила, чтобы хоть как-то успокоить нервы.

– Хорошо. Я попытаюсь убедить Германа съесть это, – спокойно произнесла она. – Но также попрошу его перевести свой счет в «Спенсер, Гроув и Мэнли». Работать с тобой я больше не стану. Это невозможно. Надеюсь, ты понимаешь?

– Так ты действительно думаешь, что Герман это съест? – Арчер подался вперед, лицо светилось надеждой.

– Я же сказала.

– Тогда к чему закрывать счет, Хельга? Нет никакой нужды. Если съест, то мы снова вернемся к клетке «А».

Она посмотрела на него, как смотрят на совершенно постороннего человека.

– К приезду Германа я подготовлю письмо, в котором он попросит тебя перевести все счета и документы в «Спенсер, Гроув и Мэнли». И заставлю его подписать. – Она взяла список и встала. – Не желаю больше тебя видеть. – И направилась к двери.

– Хельга.

Она приостановилась, обернулась. Он раскуривал очередную сигару.

– Что еще?

– Это твое последнее слово?

– Да. – И она взялась за дверную ручку.

– Погоди, не убегай. – В голосе его звучала легкая издевка. – Мы с тобой еще не договорили… – Он замолк, затем, пристально и со значением глядя ей в глаза, спросил: – Как тебе понравился Ларри? Занятный персонаж, не правда ли?

Декан юридического колледжа, где училась Хельга, часто говорил: адвокату в числе многих прочих вещей надо научиться следующему – блефовать, когда есть возможность, а когда таковой нет, иметь достаточно ума, чтобы вовремя сказать – «пас». Хельга твердо усвоила эту премудрость, и уж если блефовала, то делала это с блеском опытного игрока в покер, но когда ситуация менялась, принимала проигрыш как должное.

Сидевший в ней стальной стержень помог скрыть от Арчера, как потрясло ее сказанное. Лицо оставалось абсолютно спокойным. Она подошла к креслу и села.

– А о чем еще говорить? – спросила она и даже сама удивилась, как ровно и равнодушно звучит ее голос.

Он смотрел на нее, и в глазах его светилось неподдельное восхищение.

– Я всегда говорил, что у тебя стальной характер, Хельга. Даже этот удар ты приняла, как чемпион.

– Так о чем тут говорить? – холодно переспросила она.

– Обо мне… И тебе. – Он откинулся на спинку кресла, глубоко затянулся. – Видишь ли, Хельга, я не могу допустить, чтобы у меня отняли счет. Не думаешь ведь ты, что я подделал бы твою подпись и отобрал бы деньги у Германа, если б не самые отчаянные обстоятельства? И потерял я не только деньги Германа, но и свои. Дела фирмы идут неважно. Во-первых, окочурилось сразу несколько старых динозавров, потом многие счета вообще заморожены из-за введения в США новой системы налогообложения. Так что мы едва сводим концы с концами. И единственное, что нас пока удерживает на плаву, – это счет Германа.

– Так вот и следовало подумать об этом до того, как ты стал вором, – резко заметила Хельга.

– У меня не было другого выхода. Уж слишком глубоко я увяз. Или тони, или плыви… Но я не из тех, кто тонет.

– Это я вижу.

– Нет, я не намерен терять счета. И придется нам с тобой продолжить наше плодотворное сотрудничество. И знаешь почему? Мы друг друга стоим: я вор и мошенник, а ты шлюха. И ни тебя, ни меня Герман не пощадит. Стоит ему все узнать – и нам конец. Ты теряешь шестьдесят миллионов, а я – свободу. Вот почему, дорогая, мы останемся партнерами.

Она не шелохнулась, не повела бровью.

– Так где твои козыри?

Он долго и изучающе смотрел на нее, потом одобрительно кивнул, потянулся к портфелю, открыл его, вынул конверт.

– Вот… – Конверт скользнул по полированной поверхности стола и упал ей на колени.

Твердой рукой она взяла конверт, раскрыла. И достала глянцевую, немного влажную фотографию.

Она глянула на нее, и на лице не дрогнула ни единая жилка, хотя ощущение было такое, словно ее окатили ледяной водой.

На фото она лежала на постели обнаженная, вцепившись пальцами в застежку-молнию на брюках Ларри, а он срывал с себя пиджак. И хотя она изо всех сил пыталась сохранить самообладание, вся кровь, казалось, отлила от лица. Она положила снимок в конверт, конверт – на стол.

– Мало что вор и мошенник… так еще и шантажист. – Голос ее слегка дрожал. – Что ж, наконец я узнала, кто ты есть на самом деле.

Он улыбнулся – жалко, криво, но все же улыбнулся.

– Я и сам так себя называю, Хельга… Я дошел до того предела, когда уже не ведаешь стыда. Просто не желаю идти на дно, вот и убедил себя, что цель оправдывает средства. В конечном счете ты и сама не святая, верно?

– Как тебе удалось получить эту мерзость?

– Ты и вправду хочешь знать? – Он уселся в кресло поглубже. – О, благодаря тщательному плану и кое-каким техническим новшествам. Неделю назад побывал на вилле… ты же знаешь, у меня есть ключ… И установил в одной из оконных ниш камеру. Сфокусировал на постели. Со мной был электрик. Пришлось ему немного повозиться с одной кнопкой на панели, той, что включает ультрафиолетовую лампу. Ларри достаточно было лишь прикоснуться к этой кнопке, чтобы она сработала. Вспышка, потом короткое замыкание. Вообще-то, неплохо получилось, а?

Она медленно втянула воздух, стараясь подавить закипающий гнев.

– Ты хочешь сказать, что нанял электрика установить эту… ловушку?

Он всплеснул руками:

– Но, девочка моя дорогая, ты же знаешь, сам я не больно силен в технике. Впрочем, не беспокойся, ему очень хорошо заплатили. Он подумал, ну… что я – любитель всяких там экзотических штучек в сексе, ты же знаешь этих швейцарцев…

– Кто проявлял снимок?

– Да будет тебе, Хельга! Я же не дурак. Зашел в городское фотоателье, заплатил и меня пустили в проявочную. Сам проявлял. Это-то я умею.

Какое-то время она сидела молча, пытаясь переварить полученную информацию, затем спросила:

– А Ларри?

– О, это персонаж! – Арчер глубоко затянулся и поднял глаза к потолку. – Я же заранее предвидел, что с тобой возможны осложнения. Понимал, что самое главное – погасить твой первый порыв бежать к Герману и все ему выложить. Понимал я и то, что Герман мне этого не простит. Но у каждого человека есть своя слабость, которая рано или поздно проявляется. А ведь мы с тобой знакомы уже лет десять, так? И я знаю, в чем твоя слабость… – Он взглянул на нее. – Вот уже четыре года, нет, чуть больше, ты замужем за импотентом. И конечно же, унаследуешь его шестьдесят миллионов, если будешь вести себя прилично. Но я-то знаю: ты далеко не монахиня. И вот решил приготовить для тебя приманку. Честно, Хельга, если бы тут была замешана любая другая женщина, я бы на это не пошел: столько треволнений, хлопот, трат, нервов. Все эти поездки, эти концы туда и обратно… Но я чувствовал, попытка того стоит. Я знал, что ты приедешь в Гамбург за новой машиной. И прилетел туда на два дня раньше и стал искать. Я искал красивого, сексуального, привлекательного молодого мужчину, не слишком обремененного предрассудками. В Гамбурге выбор есть – там со всего света собираются разные отбросы. И я нашел Ларри. На Рипербане, там всегда найдется шваль, готовая на все ради денег, стоит только поискать хорошенько. – Он замолчал, потом, после паузы, продолжил: – В момент, когда я его увидел, Ларри как раз уговаривал какую-то юную шлюшку взять его с собой за просто так. Она влепила ему пощечину, да еще и плюнула. Я пошел за ним по улице, остановил, мы разговорились. Он попросил денег. Он весь излучал тепло и шарм, не так ли? Но я мужчина, а ты – женщина. И я подумал: именно на такого смазливого кобеля ты можешь клюнуть. И сказал, что у меня есть для него работа. Мы пошли в бар. Там я рассказал, в чем заключается эта работа: он должен соблазнить одну привлекательную женщину, с тем чтобы потом я мог ее шантажировать. Предложил тысячу. Говорил я с ним без опаски. Ведь он не знал, кто я такой: просто человек, остановивший его на улице. И стоило ему отказаться, я бы тут же встал и ушел. Но он, конечно, не отказался. – Арчер слегка подался вперед, стряхнул пепел в пепельницу. – Я не знал, останешься ли ты на ночь в Гамбурге, зато мне было известно, что в Бонне у тебя встреча с Шульцем. Взял напрокат машину и отправился с Ларри в Бонн. И знаешь, чем больше я говорил с ним, тем больше убеждался: ты на него клюнешь. Но конечно, стопроцентной уверенности не было, и вот тогда я изобрел этот трюк с паспортом – нечто вроде запасного варианта, второй линии атаки. В любом случае Ларри был нужен новый паспорт: мало того что он дезертир, он еще умудрился впутаться в какую-то уличную заваруху. И его разыскивала не только немецкая, но и американская военная полиция. Я так и чувствовал: стоит ему поплакаться, поиграть на твоем благородстве – и ты ринешься ему на помощь. Доля риска, что все сорвется, конечно, была, но я слишком хорошо знал тебя, Хельга. Перед тем как уехать из Бонна, я снабдил «жучком» твою машину. Как раз недавно в продаже появилось новое электронное подслушивающее устройство, размером всего с наперсток, но фантастически чуткое… Затем я показал тебя Ларри, в тот момент, когда ты подъехала к отелю «Кёнигсхоф». И когда узнал, что Ларри с тобой познакомился и что ты вскоре предложила ему ехать с тобой в Швейцарию, понял: рыбка заглотнула наживку. Теперь следовало проследить только за тем, чтобы она не сорвалась с крючка. Я знал время отъезда и выехал сам немного раньше. Все это время я ехал впереди, в полукилометре от твоей машины, и слушал вашу болтовню. Затем, немного опередив вас, заехал к Фридлендеру, о котором говорил мне Ларри. Подкупить его оказалось несложно. Его помощник должен был сфотографировать тебя с Ларри у него на квартире. Кстати, у меня имеется отличное, очень четкое фото: ты передаешь Фридлендеру три тысячи франков. Герман наверняка заинтересовался бы, что побудило тебя расстаться с такой суммой, разве что тот факт, что парень – твой любовник. Не очень сильная карта, но все лучше, чем ничего. Однако главные надежды возлагались на виллу. По выезде из Базеля я все время ехал впереди и слышал, как ты пригласила Ларри посмотреть свой дом. Игра сделана! – Он улыбнулся. – У меня чуть барабанные перепонки не лопнули, так вопил от восторга этот болван. Еще бы, ведь он все время твердил мне, что ты обязательно пригласишь его на виллу, и мы даже заключили пари на пятьсот долларов.

Хельга загасила сигарету и тут же закурила новую. Ей вспомнился торжествующий крик Ларри: «Мать честная! Вот это повезло! Ну и повезло мне! Бог ты мой!..» Даже тогда удивилась, и вот объяснение.

– Конечно, все по-прежнему висело на волоске, – продолжал Арчер. – Ты вполне могла изнасиловать его в гостиной, но я так хорошо изучил все твои повадки… Когда постель под рукой, ты всегда предпочитаешь постель. Ладно, как бы то ни было, а фотографии я получил – и мы по-прежнему партнеры. Играем дальше.

– Тебе и впрямь так дорога своя шкура? – спросила она.

– Я же сказал, что не из тех, кто идет ко дну. Ладно, Хельга, теперь ты знаешь расклад. Ну что, бежишь к Герману?

– А что я буду иметь, если нет?

– Ты, наверное, имеешь в виду негативы… Так вот, их ты не получишь. Но можешь спокойно забыть о них. Они в надежном месте. В конце концов, Хельга, ведь если ты погибнешь, мне тоже конец. Мы останемся партнерами, во всяком случае, пока жив Герман.

– Где негативы?

Он улыбнулся:

– Как раз на пути в мой банк, в конверте, на котором надпись: «Вскрыть только в случае моей смерти». Ты – опасная женщина, Хельга, я не хочу рисковать. Не думаю, что ты попытаешься убить меня, но не хочу, чтоб у тебя возникло хоть малейшее искушение. Должен сознаться, меня едва инфаркт не хватил, когда ты пальнула из пистолета.

Глаза ее сузились.

– Так это ты там шастал?

– Да, я. Пока ты металась в поисках Ларри, я должен был забрать камеру. И ты меня едва не накрыла. Кстати, тебе придется вызвать электрика починить ультрафиолетовую лампу – боюсь, пользоваться ею ты не сможешь.

– Выходит, негативы будут храниться в банке, – сказала Хельга, – а конверт можно вскрыть только в случае твоей смерти… Ну а если, допустим, ты вдруг помрешь… Что, интересно, подумает управляющий банком, когда вскроет конверт и узрит содержимое? – Это был пробный камень, она медленно и отчетливо выговаривала слова, на губах стыла презрительная усмешка. – Уверена, он их уничтожит.

– Нет, не уничтожит. Он вскроет конверт и увидит внутри другой, запечатанный, с надписью: «Отослать Герману Рольфу». Я не доверяю тебе, Хельга. Я же сказал: ты опасная женщина.

– А тебе не кажется, что ты поступаешь со мной бесчестно, Джек? От хорошей жизни ты зажрался, стал толстым и вялым. И вполне можешь помереть: с мужчинами в твоем возрасте это частенько случается. От переедания, нервов, переутомления. К тому же ты слишком часто летаешь на этих маленьких самолетах, а они ненадежны. Ты можешь погибнуть в авиакатастрофе. Или на дороге, в автомобиле. Вот выйдешь сейчас отсюда – и с тобой что-то случится. Не очень-то справедливые правила игры.

– Считай как угодно, Хельга, но я должен себя обезопасить. Теперь ты кровно заинтересована в том, чтобы я жил как можно дольше. – Он взглянул на часы. – Тяжелый выдался денек. Пора и на боковую. Будь так любезна, подпиши бумаги.

– Когда ты уезжаешь?

– Завтра днем… точно еще не знаю. А тебе зачем?

– Мне надо все обдумать. – Она поднялась. – Завтра ровно в три я сообщу тебе свое решение.

Он выпрямился, тяжеловесное лицо словно окаменело. Впервые за все время их знакомства она увидела, каким жестким и неприятным может быть это красивое лицо.

– Решение? – В голосе звучали металлические нотки, их она тоже не слышала прежде. – Что ты хочешь этим сказать? Ведь у тебя нет выбора! Я припер тебя к стенке! Подпиши все страницы, и немедленно!

На губах ее по-прежнему стыла презрительная усмешка.

– Согласна, Джек… ты действительно припер меня к стенке. Но не думай, что я так покорно это съем. Мне грозит потеря шестидесяти миллионов, тебе – минимум десять лет швейцарской тюрьмы. Насколько мне известно, исправительные заведения округа Орб далеко не курорт.

Глаза его вспыхнули злобой.

– Не в том ты положении, дорогая, чтобы угрожать мне! Я знаю, что значат для тебя деньги! Ладно, закончим на этом. Подписывай!

Она покачала головой:

– Мне надо подумать. Я должна убедить себя, что все эти деньги стоят того, чтобы и дальше иметь дело с вором, мошенником, шантажистом! Пока я еще не убеждена. Ну ладно, допустим, я потеряю шестьдесят миллионов, но при этом останусь на свободе, а ты – нет. Ты будешь гнить в тюрьме… И о боже, как это тебе не понравится! – Она взяла со стола список. – Завтра в три звонишь мне на виллу. – И Хельга вышла из комнаты.

Войдя в номер, Хельга подошла к окну и раздвинула шторы. Несколько минут стояла неподвижно, глядя на огоньки вдоль Кассарате, красную неоновую вывеску, смутные очертания горы и фары автомобилей, бегущих по шоссе из Кастаньолы. Пошел снег – явление для Лугано необычное. Освещенное луной озеро мерцало, как черное зеркало.

Она сама удивлялась своему хладнокровию и тому, как спокойно и мерно билось сердце. Первый удар удалось снести. Да, ее заманили в ловушку, и теперь надо продумать, как вести себя дальше.

Отойдя от окна, она разделась, затем надела светло-голубую пижаму и забралась в постель, прихватив пачку сигарет и зажигалку. Устроилась поудобнее, включила лампочку в изголовье, закурила и откинулась на подушку. Именно так, в постели и с сигаретой, ей лучше всего думалось.

Первый вопрос, который она задала себе: насколько важно ей остаться женой одного из самых богатых людей в мире? Для сравнения пришлось немножко покопаться в прошлом и вспомнить, как она жила в те годы, работая сперва помощницей отца, потом – Арчера. Деньги она зарабатывала приличные, пользовалась полной свободой, развлекалась, имела массу любовников. Правда, квартирка была крошечная и весьма убогая. Ела она как и где попало, собственной машины не было. Очень любила наряды, но никогда не могла позволить себе туалеты, которые по-настоящему нравились. В отпуске снимала номер в маленьких дешевых отелях и всегда завидовала тем, кто мог позволить себе жить в роскошных и дорогих апартаментах. Чтобы купить билет в кино или театр, приходилось стоять в очереди, лучшие места тоже были не по карману. Дорогие рестораны она посещала только тогда, когда ее приглашали поклонники. Драгоценности появились у нее только после замужества, она обожала красивые дорогие вещи, особенно – с бриллиантами. И только выйдя замуж, удалось познать многие, прежде недоступные удовольствия – она узнала, как это прекрасно: мчаться на горных лыжах, или по воде в собственной мощной моторной лодке, или по шоссе в своем «мерседесе». Она вспомнила свои дома и виллы, слуг, которые неустанно пеклись о ее комфорте и удовольствии. О том, с каким вниманием и любезностью ее встречали и провожали в залах «для особо важных персон» в аэропортах, отелях и самых роскошных ресторанах мира, стоило только махнуть волшебной палочкой – упомянуть имя Рольфа.

И неизбежно она пришла к выводу, что должна сохранить свой нынешний статус, даже если придется смириться с существованием Арчера как партнера.

Но как можно с этим смириться?

Она покачала головой. Нет! Об этом не может быть и речи! Даже думать нечего. Она знала, что никогда не сможет убить человека, даже такую тварь, как этот Арчер. Но где выход?.. И есть ли он вообще?

Еще какое-то время она размышляла об этом. Идеальный для нее выход – это, безусловно, смерть мужа. Мужчины в его возрасте – а ему где-то под семьдесят, – как правило, умирают. Вот изумительное решение проблемы: внезапно звонит телефон и Хинкль сообщает ей прискорбную новость – у Германа случился сердечный приступ, ну и так далее. Отправившись на тот свет, Герман высвободит ее из пут шантажа. Она тут же, автоматически унаследует все его состояние. Это несомненно. Ну разве что оставит какую-то малость дочери, а если нет, то она сможет позволить себе поиграть в благородство, почему нет, с такими-то деньгами! Но и это не самое главное. Самое главное, сладкое и замечательное в том, что со смертью Германа Арчер целиком попадет в ее власть, будет зависеть от нее полностью, как она сейчас зависит от него. Она вообразила, как дождется завтра трех, потом позвонит и попросит его приехать на виллу. «Мне надо обсудить с тобой кое-что, Джек, – скажет она. – Нет, только не по телефону. И потом, ты ведь хотел получить списки акций». И он приедет, с виду робеющий, но в глубине души торжествующий, уверенный, что она вынуждена сдаться. И она будет играть с ним, как кошка с мышью, пока он не поймет, что она вовсе не собирается отдавать ему этот список. И она выслушает от него весь поток брани и угроз и рассмеется…

Ход мыслей прервался, она нахмурилась.