Туз в рукаве

Ларри?

На секунду ее охватила паника. Затем, взяв себя в руки, она метнулась в спальню, подбежала к одному из шкафов, распахнула дверцу, выдвинула ящик, и рука ее нащупала револьвер 22-го калибра, хоть и небольшое, но вполне надежное оружие; она всегда носила его с собой, когда ей доводилось гулять по улицам Нью-Йорка, – женщине с ее внешностью там нужно быть начеку, особенно когда стемнеет. При первом же прикосновении к прохладному металлу она почувствовала себя куда увереннее, а вместе с уверенностью ее охватил гнев.

Она подошла к открытой в коридор двери и крикнула:

– Кто здесь?!

Молчание. Какую-то долю секунды она колебалась, затем, подняв револьвер, прицелилась в дверь в дальнем конце коридора и спустила курок.

В тишине, царившей на вилле, звук выстрела показался оглушительным. В деревянной панели появилась крошечная дырочка, мелкие щепки разлетелись в разные стороны. «Теперь, – подумала она, – тот, кто прячется на вилле, будет, по крайней мере, знать, что у меня есть оружие». И она храбро пошла по коридору вперед и распахнула простреленную дверь. Никого, лишь мягкий свет ламп. Толстый темно-синий ковер и коридор, ведущий к входной двери… Она снова остановилась и прислушалась, простояла так, совершенно неподвижно, наверное, несколько минут, но не услышала ничего подозрительного.

Не выпуская из рук револьвера, она направилась в спальню. Надела манто, шляпу и перчатки. Мельком, подавляя вновь нарастающий страх, взглянула в зеркало – бледное, осунувшееся лицо. Затем, держа револьвер в правой руке, а чемодан – в левой и оставив везде свет, торопливо зашагала по коридору, распахнула входную дверь, секунду постояла на пороге в нерешительности, затем включила свет в гараже. Поставила чемоданчик и заперла дверь. Затем быстрым шагом направилась в гараж, где ждал «мерседес».

Глава четвертая

Стоя перед зеркалом в шикарном номере отеля «Эдем», Хельга как раз заканчивала переодеваться к обеду, как вдруг зазвонил телефон.

Она взглянула на него и нахмурилась. Она не ждала никакого звонка. К тому же Ларри по-прежнему не выходил из головы, и любая неожиданность заставляла насторожиться. Но телефон все звонил и звонил, и она сняла трубку.

– Ты, Хельга?

Она удивленно приподняла брови. О, этот сочный рокочущий бас она узнала бы из тысячи. Когда-то, очень давно, Джек Арчер играл в любительской актерской труппе. Он говорил, что лишь у двух людей в мире подлинно актерские голоса – у сэра Лоренса Оливье и у него самого.

– О, Джек!.. Не ожидала… Я здесь всего с час.

– Ну как ты добралась?

– Неплохо… Много снега. А ты откуда, Джек?

– Только ввалился. В баре.

– Так ты здесь, в отеле?

– Ну да. Вчера прилетел из Лозанны. Ты же говорила, что приедешь сегодня, помнишь?..

Да, теперь она вспомнила, что написала ему из Парадиз-Сити и указала дату своего приезда, но потом это вылетело у нее из головы. «Прямо Бог спас, – подумала она. – А что, если он заявился бы прямо на виллу и увидел меня с Ларри?»

– А я как раз собиралась в Лозанну повидаться с тобой, – сказала она наигранно небрежным тоном.

– У меня все равно тут разные дела. Вот я и решил: к чему тебе ехать? Ты одна?

– Конечно.

– Ну что, тогда пообедаем?

– Да, с удовольствием. – Она взглянула на часы и заметила, что рука ее слегка дрожит. Было без двадцати девять. – Я уже спускаюсь.

Она повесила трубку и какое-то время стояла неподвижно в раздумье. Каждые полгода она приезжала в Лозанну, и они с Арчером просматривали документы по вкладам Рольфа. Все интимные отношения между ними разом прекратились, как только она вышла замуж. Они никогда не вспоминали и не обсуждали этот предмет, оставаясь не слишком близкими приятелями, но зато превосходными деловыми партнерами. У Арчера был гениальный нюх на выгодное размещение вкладов. Правда, иногда его, что называется, заносило, но тогда в дело вступала Хельга, она знала, когда следует натянуть поводья. Впрочем, такое случалось нечасто, и, когда приходилось отвергнуть очередное из его авантюрных предложений, он улыбался, пожимая плечами, и говорил: «Что ж, нет так нет. В конце концов, это твои деньги. Не хочешь спекульнуть – твое дело, а у меня другой подход».

Войдя в бар, она сразу увидела его за крайним столиком в конце зала. Он привстал и махнул ей рукой.

«Да, время никого не щадит», – подумала она с легким оттенком сожаления. Еще пять лет назад Арчер был одним из самых привлекательных мужчин, которых ей доводилось встретить в жизни, прямо голливудская звезда, да и только. Но теперь его соломенно-желтые волосы поредели и истончились, он довольно сильно располнел. Глядя, как он стоит у столика – высокий, мощный, импозантный мужчина, – она с горечью подумала: «Да, красавцем его, пожалуй, больше не назовешь… кажется, он лет на пять старше меня…» И она улыбнулась и протянула ему руку.

Зная ее вкусы, он уже заказал ей двойной мартини с водкой и тут же начал задавать всякие разные вопросы о путешествии из Бонна и прочих пустяках.

В его обществе она всегда чувствовала себя раскованно и легко. Его отличала вкрадчиво-предупредительная манера обращения к собеседнику, при этом выражение глаз и улыбка были полны тепла и шарма – все это вкупе производило неотразимое впечатление на богатых клиентов. Она рассказывала о путешествии, не упомянув, впрочем, что останавливалась в отеле «Адлон», о новой машине.

– А что там поделывает Герман?

Она пожала плечами:

– Все то же. Вечно занят.

Он задумчиво посмотрел на нее, в ярко-синих глазах – искорка любопытства.

– Ни о чем не жалеешь, Хельга?

– Не будем об этом. – Она допила мартини. Теперь ей было неприятно вспоминать о том, что не кто другой, как Арчер, являлся устроителем ее брака с Рольфом. В конце концов, он тоже с этого поимел, и немало. Тем более не хотелось вспоминать о частных и пикантных моментах, когда он запирал дверь своего офиса и они занимались любовью, «моменталкой», прямо там, на ковре или на диване. – Так мы будем есть или нет? Я умираю с голоду.

Обед был великолепен – бефстроганов из слегка подкопченной говядины с маринованными огурцами, затем жареный фазан.

Ожидая, когда официант подвезет тележку с десертом, она сказала:

– Вот уж не ожидала, что у тебя есть и другие клиенты в Лугано, Джек.

– Да, пара допотопных старичков, настоящие ископаемые. – Он усмехнулся. – Раз года в полтора приходится их навещать. Ну я и подумал: к чему тебе тащиться в Лозанну, раз я все равно должен заскочить сюда? Может, поработаем чуточку после обеда?

Она кивнула. Все лучше, чем коротать вечер в одиночестве и растравлять себе душу.

– Бумаги у меня в номере, – продолжал он. – Выпьем кофе и поднимемся, о’кей?

На секунду она замялась. Прилично ли это – идти к нему в номер? А что скажут в гостинице? Он заметил ее реакцию и немедленно сообразил, что ее смущает.

– Тут есть нечто вроде небольшой гостиной на каждом этаже. Можно посидеть там, – предложил он выход. – Там и столы есть.

Она улыбнулась и кивнула. Еще одна черта, которую следует ценить в Арчере: необычно деликатен, тактичен и всегда найдет выход.

Покончив с десертом, он поднялся.

– Встретимся в вестибюле минут через пять. И закажем еще кофе.

Примерно через полчаса, сидя за столом, сплошь заваленным разными бумагами и документами, среди которых стоял уже пустой кофейник, Арчер потянулся и закурил сигарету.

– Ну, вот тебе примерный расклад за последние полгода, Хельга, – проговорил он. – Нельзя сказать, чтобы очень блестящий, но, с другой стороны, эти евродолларовые облигации все время падают… Но ничего страшного. Все вернется на круги своя, все возместится. По крайней мере, по вкладам платят порядочную сумму. Акции без фиксированного дивиденда немного упали. И все равно могло быть хуже. Сама объяснишь Герману, как и отчего произошли все потери, или я?

– Я сама. Нельзя же, в конце концов, быть все время только в выигрыше. Иногда надо и проигрывать. Я хотела бы взглянуть на цены, сравнить их с показателями прошлого месяца. Так сколько мы всего потеряли, Джек?

Скосив глаза на тлеющий кончик сигары, он слегка пожал плечами:

– Во всяком случае гораздо меньше, чем другие вкладчики.

Она удивленно посмотрела на него:

– Меня нисколько не интересуют другие вкладчики, Джек. Сколько мы потеряли?

– О… около десяти процентов… Ничего, в следующее полугодие наверстаем.

– Десять процентов! – Она выпрямилась. – Но ведь это около двух миллионов долларов?

– Да… около того, но ведь у нас в банке миллионов эдак двадцать. – Он улыбнулся. – Два моих динозавра залетели каждый на тысячу. – Он покачал головой. – А разве можно сравнить их с Германом? Они ведь куда бедней.

– Покажи мне список акций.

Он снова пожал плечами, полез в портфель и вынул папку.

– Была охота копаться во всем этом! Это ж на добрые два часа. – Он взглянул на часы. – А ты, наверное, устала.

– Ничуть. – Она вынула из папки бумаги и положила перед собой на стол.

– Чтобы сэкономить время, подписывай каждую просмотренную страницу. Я свою копию уже подписал. – Он протянул ей «паркер» с золотым пером и начал собирать бумаги, разбросанные по столу.

Хельга закурила, взяла ручку и начала просматривать колонки цифр. Память у нее была отличная, но при таком количестве вкладов непросто вспомнить точную стоимость каждой акции или облигации полугодовой давности. Хотя, надо сказать, целый ряд цифр она все же помнила наизусть.

Да, следовало признать, что цены на облигации упали, но только на два-три пункта. Она ожидала худшего. Переворачивая одну страницу за другой, она быстро пробегала глазами аккуратно напечатанные колонки цифр.

Арчер пересел в кресло-качалку и, покуривая сигару, наблюдал за ней.

– Здесь не хватает страницы, Джек, – сказала она чуть погодя.

– Да нет же… Здесь все.

Она бросила на него сердитый взгляд:

– Не хватает одной страницы. Не зарегистрировано минимум четыре вида еврооблигаций: «Мобайл», «Трансальпин», «Нэшнл файненшл», «Шеврон». Потом нет акций без фиксированного дивиденда – «Кэлкомп», «Хобарт», – она снова заглянула в список, – и «Си-би-эс».

Он улыбнулся:

– Ну и память у тебя, черт подери! Феноменальная!.. Да, их нет. Ты еще забыла.

Она положила список на стол.

– Ну так давай эту страницу… Это что, тест на память?

– А как ты думаешь, Герман заметит, что их нет?

Она нахмурилась и удивленно взглянула на него:

– Конечно нет. Он же никогда их не просматривает. Ты проверяешь, потом я, ну и хватит… – Она вглядывалась в его лицо. – Да что все это значит, Джек?

– Ты подписала страницы?

– Нет. И не собираюсь, пока не получу недостающую.

Он снова долго смотрел на кончик сигары, потом поднял на нее голубые глаза – сейчас они были холодны как сталь.

– Ты ее не получишь, дорогая.

Она откинулась на спинку кресла.

– Почему?

– Да потому, что ее больше не существует.

Внезапно она почувствовала легкий озноб и тошноту. Слишком давно блуждала она по финансовым джунглям, чтобы не понять, на что он намекает.

– Вот как, Джек? Объясни.

– Произошло то, чего я всегда боялся… ну, эта история, с австралийским никелем… Я влез в нее по уши и завяз. Потом все лопнуло, как мыльный пузырь, вот, собственно, и все…

– Что значит завяз?.. Не понимаю.

Он сделал нетерпеливый жест рукой:

– Да ладно тебе, Хельга! Ну подвернулся шанс… Один на миллион. Шанс, который получаешь раз в жизни. Я начал с десяти долларов, только представь! А они все ползли вверх… так бывает. Можно было спокойно выйти из игры, когда цены взлетели до ста двадцати, а я не выдержал искушения. Вот, думаю, дойду до ста пятидесяти, тогда и конец, начну распродавать. А потом вдруг оказалось, что никакого никеля там вовсе нет… Вот, собственно, и все…

– Но откуда ты взял деньги?

– А как ты думаешь, откуда? Распродал вот эти самые недостающие акции и облигации. Теперь вот что, Хельга, Герман не должен ничего знать. Ты сама сказала – он никогда не проверяет. Подпиши все эти странички, он и съест. Я прошу, умоляю, помоги мне выбраться из этой ямы! В конце концов, у него миллионов шестьдесят, не так ли? Что такое для него два миллиона? Да он никогда и не хватится.

– Так ты распродал акции и облигации? – Хельга подалась вперед, пристально глядя ему в глаза. – Но как ты мог? Ведь на общем счете две наши подписи – моя и твоя. Что ты мелешь?

Он снова долго рассматривал кончик сигары, потом поднял на нее глаза и тут же отвел их.

– Я всегда говорил тебе, Хельга, ты очень упрощенно расписываешься.

Она не верила своим ушам.

– Ты что, пьян?

– Кстати, не мешало бы напиться… – Он слегка раздвинул губы – улыбка вышла очаровательная, немного печальная и такая искренняя. – Прости… Я понимаю, это мерзко, но в жизни случаются мерзости…

– Ты что, хочешь сказать, что подделал мою подпись?

Он выдержал паузу, красивое массивное лицо на мгновенье помрачнело.

– Ужасно звучит, не правда ли? Но именно это я и сделал.

– Ты с ума сошел!