Судя по характерным полоскам, внутри и была обычная тетрадь в клетку, отчего-то украшенная и защищенная столь дорого и надежно.
— Вернее, свод правил… — еще раз вздохнул юноша. — Свод, которого я обязан придерживаться, пока не завершу очное отделение имперского университета.
— Позвольте поинтересоваться, а кто составитель этого документа? — осторожно задал вопрос Ферзен.
— Один человек, — сухо отозвался Самойлов.
Не отец, не дед… Ведь просто «человеком» не назовешь родного… Странно, и довольно сильно будоражит любопытство.
— Еще раз прошу прощения за назойливость… этот человек был вам важен?
— Он за меня как-то умер. Чудом остался жив. Вернее… она.
К его удивлению, гость пошел на откровенность. А значит, он может задать еще один вопрос?..
— Смею полагать, она желала вам самого лучшего, вручая этот свод правил?
— Именно так.
— Как считаете, вот это условие — по завершении очного отделения университета… Оно содержало в себе доброе пожелание?
— Безусловно, — автоматически вымолвил юноша.
— Можем ли мы сойтись на мысли, что в очном обучении, год за годом, от экзамена к экзамену, она видела для вас пользу?
— Допустим… — уже настороженно вымолвил Самойлов.
— Не ради «корочки», а для самих знаний и процесса их получения, поставлено это условие… — подводил его Ферзен к мысли.
К правильной, единственно верной мысли, принятие истинности которой поможет и юноше, и, если повезет, ему тоже…
— Вы не понимаете — я не успеваю!.. — взорвался раздраженной эмоцией Самойлов. — У меня два контейнеровоза застряли на границе, фуры стоят под Орлом, а мороженое тает!
— Тогда вам точно следует получить нормальное высшее образование, — решительно постановил Ферзен.
— Но где я найду столько времени!
— Неужели у вас нет подчиненных? — удивился ректор.
— Есть, как и проблемы от ведения ими дел. — Парень выложил на стол три простеньких кнопочных сотовых телефона, один из которых мерцал вызовом в беззвучном режиме. — Первый — это проблемы, которые требуют незамедлительного решения. Как вы видите, — демонстративно указал он на иллюминацию звонка, — проблемы есть всегда.
— А второй телефон, простите за назойливость?
— Катастрофа.
Словно уловив внимание к себе, телефон вжикнул вибровызовом.
Впрочем, сам Самойлов позволил себе только досадливо поморщиться, но не стал бестактно прерывать беседу на вызов.
— Не будете отвечать? — с опаской посмотрел на аппарат ректор.
— Сегодня это не моя катастрофа, — равнодушно отмахнулся юноша.
Любопытство подсказывало уточнить характер катастрофы и кого она постигла, но Ферзен удержался.
— А третий телефон? — поднял он взгляд на гостя.
— Семья. Редко тревожат, только когда действительно важно.
— Семья — это всегда важно, — веско отметил Александр Ефремович. — Что будет, если вы не снимете трубку?
— Убытки.
— Давно вы работаете на первые два телефона? — с сочувствием уточнил ректор.
— Я работаю на себя, — отреагировали непониманием с того края стола.
— Тогда почему они не дают вам получить нормальное образование? Они перестанут платить вам деньги и вы умрете от голода?
Юноша, к удивлению ректора, не стал спорить, а просто задумчиво посмотрел на одинаковый пластик сотовых.
— Ваш фонд, все эти квартиры, машины и гонорары — вы настолько дорого оценили пять лет свободы от университета… Я удивлен, что у вас не хватает средств заплатить за свою свободу от чужих ошибок.
— Это довольно дорогие ошибки, — поднял Самойлов взгляд.
— Но не смертельные, верно? Купите себе молодость и образование, юноша. Пусть финансовые потери будут тому платой, но взамен вы наверняка обретете знания, как их избежать в будущем и уберечь подчиненных.
— Наверное, вы правы… — Подумав, гость взял в руки первый телефон и отключил его. — Если долго не отвечать, эти проблемы решаются сами собой. Не так хорошо, но решаются, — будто уговаривал он себя.
— Вот видите! — даже обрадованно всплеснул руками ректор.
— Образование нужно получить, — теперь Самойлов смотрел на свой «свод правил». — Если она этого хотела, то так будет правильно.
— Я рад, что мы вместе пришли к этому решению, — довольно улыбнулся Александр Ефремович. — Только у меня к вам будет одна просьба… — продолжил он, стараясь не выдать дрожь в голосе.
— Если в моих силах, — кивнул парень.
— Поступайте куда угодно, но не в мой университет, — убрав улыбку, смотрел на него ректор. — Езжайте в Москву, мой вам совет. Там таких, как вы, много.
— Таких, как я? — нейтрально уточнил юноша, вновь глядя равнодушным взглядом надвигающейся грозы.
Но ректора уже было не остановить.
— Вы чудовище, — сбился он на гневную дрожь. — И я не хочу, чтобы такое чудовище училось в моих стенах, среди моих чистых и наивных учеников! Езжайте к таким же монстрам, как вы сам!!!
Напряжение в установившейся тишине ощущалось туго натянутым тросом, готовым лопнуть. И горе тому, кто окажется рядом.
— Не был бы я, как вы говорите, чудовищем, стал бы кто со мной разговаривать? — устало провел Самойлов ладонями по лицу.
А Александр Ефремович ощутил, что может осторожно и тихонечко выдохнуть.
Вскоре дверь за гостем закрылась, оставив ректора с мыслями о том, что неплохо бы завершить рабочий день прямо сейчас. Накатить для успокоения нервов и прогуляться пешком до дома. Заслужил: хотя бы тем, что не дал совершиться тому, за что долгие годы грызла бы совесть… А дочка — получит блестящую карьеру, сама и честно. Ферзен так решил, а Самойлов напоследок пообещал сломать ноги любому, кто захочет поставить ей подножку. Ну, тоже приятный компромисс между собственной честью и осознанием прагматичной реальности…
За окном немелодично зашумел двигатель «опеля», ушедшего на разворот. Следом за ним отъехала одна машина сопровождения. Вторая отчего-то не торопилась продолжать путь — более того, из-за задней дверцы показался кряжистый человек в строгом пиджаке и белой рубашке без галстука. Он мельком оглянулся в сторону отбывших машин и тут же направился к двери кафетерия.
— Забыл что-то?.. — вслух подумал ректор.
Огляделся — и действительно, один из телефонов Максима остался на столе. Но при этом Ферзен отчетливо помнил, как все три телефона, фигурировавших в беседе, отправились обратно Самойлову в карман…
— Александр Ефремович? — уточнил вошедший мужчина, подойдя к столику.
Был он основателен, собран и уверен в себе. Возрастом за пятый десяток лет, но, судя по бицепсам, проступающим под складками рукавов, явно задержится в этом облике до семидесяти — восьмидесяти лет. Слегка полноватая фигура, правда, выдавала сидячую работу, явно составляющую большую часть рабочего дня в последние годы. Дополняли образ след перелома на носу, грубая кожа лица и слегка поломанные уши. Внешность борца, а если добавить осанку — то человека, имеющего определенное отношение к службе. Только взгляд какой-то странный: блеклый, будто гуляющий — никак не удавалось его поймать. Будто смотрит через человека, чуть выше переносицы.
— Да, вот… — указал ректор подбородком на телефон у края стола и принялся выглядывать администратора. Все же мысль о коньячке и завершении рабочего дня оформилась.
— Разрешите представиться: Борис Игнатьевич. Полковник Имперской службы безопасности. — Достав из внутреннего кармана и махнув на мгновение раскрытым удостоверением, в котором почудилось слово «генерал», мужчина с шумом отодвинул стул и сел напротив, сцепив руки в замок и положив их на столешницу. По телефону он лишь скользнул взглядом, проигнорировав. — Как полагаю, вы уже познакомились с нашим… опекаемым?
— Простите, что?.. — не расслышал Ферзен, с удивлением вглядываясь в собеседника.
— Беспокоиться не о чем. Вы не первый, кого этот молодой человек запугивает и шантажирует, вынуждая нарушать закон. Нам приходится сопровождать этого негодяя, оберегая спокойствие честных граждан. Сейчас мы зафиксируем ваши показания, и он, безусловно, направится за решетку. — Вернув удостоверение обратно в пиджак, полковник демонстративно достал оттуда же крохотный диктофон и положил на стол.
— Да о чем вы вообще?!
— Вам совершенно незачем беспокоиться, — успокаивающе поднял ладони Борис Игнатьевич, — вы находились под давлением и являетесь свидетелем, а не соучастником. Особенно пока сотрудничаете со следствием. — Он включил прибор и чуть переместил его поближе к центру стола. — О чем вы с ним говорили?
— Я категорически не понимаю…
Громко прозвенела мелодия «забытого» телефона, прерывая нервную беседу. Полковник выжидательно посмотрел на ректора, ректор — на него, а затем растерянно на окно, будто Самойлов должен там обнаружиться. И только посмотрев на аппарат и заметив имя абонента, ректор взял его в руки. Звонил некий «Ответьте, будьте так любезны».
Подняв трубку и выслушав пару фраз, Ферзен протянул аппарат через стол:
— Тут вам хотят напомнить о том, что у вас осталось четыре дня.
Полковник заторможенно принял трубку, приложил ее к уху. А затем смял хрупкий пластик могучей ладонью. Громко вздохнул и медленно выдохнул, откладывая обломки аппарата в сторону.
— Итак, Александр Ефремович, что этот человек от вас требовал?
— Ничего, — сложил руки на груди ректор.
— Молчите… Все молчат. Вы понимаете, что этот… останется на свободе из-за вас? Мы бессильны без вашей помощи!
— Вся государственная машина, институт расследования и дознания? — скептически приподнял бровь Ферзен.
— Вы и представить не можете, какие у него покровители! — повысил голос Борис Игнатьевич, но тут же перешел на куда более мягкий тон: — Но вы под защитой государя, вам незачем бояться, — вкрадчиво увещевая полковник и продолжил после многозначительной паузы, демонстративно выключив диктофон: — Просто скажите: что он замыслил на этот раз?
— Я скажу, что Максим будет делать, — ответил Александр Ефремович, глядя в вспыхнувшие злорадством глаза.
Может быть, Самойлов и был чудовищем…
— Он будет учиться, — с железной уверенностью продолжил ректор.
…но, пожалуй, это было самое правильное чудовище в мире.
ГЛАВА 2
Клацнула крышка телефона, выщелкнулся аккумулятор, а вслед за ним — сим-карта. Небольшой ящик, до того зафиксированный под автомобильным креслом, проглотил остатки телефона, сыто щелкнув плотной пластиковой крышкой с двумя клавишами и таймером на ней. Включить на пару минут — и все электронное с гарантией обернется бесполезным куском кремния.
— Где-нибудь возле урны притормози, — бросил я взгляд в сторону водительского сиденья.
— А где «пожалуйста»? — буркнула сестра, демонстративно вздохнув на эдакую бестактность.
— Пожалуйста, — терпеливо произнес, развернувшись к багажнику и подтягивая габаритный пакет с угловатыми ящиками внутри.
Движение — и в руках коробка с новым телефоном, абсолютно таким же, как и прежние. Только партия другая, как и город приобретения. Обычный кнопочный, дешевый, надежный, с солидной батареей, которую мы сейчас установим, сняв изоляционные наклейки с клемм. Сим-карта там же, в коробке, — оформлена на мелкую фирму-однодневку где-то во Владивостоке. Но тариф международный и предоплаченный, так что никого это не волнует.
Осталось отбить СМС на короткий номер, добавив пару дополнительных цифр вместе с кодовым словом, — и телефон вновь подключен к информационной системе.
— «Система проблем и катастроф», — невольно вырвалось, стоило экрану засветиться входящим вызовом.
— Школу вспоминаешь? — отозвалась Тоня, с серьезной моськой выруливая на соседнюю полосу.
Половину дороги заняла дорожная бригада с крайне важным делом — превращением круглых дыр на асфальте в квадратные.
— Вспоминал десятком минут раньше. Хочешь посмотреть, как теплоход тонет?
— Не особо. У нас поход перед первым сентября на нем… — мельком глянул на меня встревоженный взгляд через центральное зеркало. — Что-то не так?
— Характеристику испортили, — пожаловался сестре. — И что я им сделал?.. Эй, что за тишина? Где родственная поддержка? — возмутился я, когда пауза затянулась.
— Вспоминала, что ты им сделал.
— Но хороших дел…
— Тихо! Я еще не все вспомнила! — шикнула она.
— В следующий раз с Катей поеду, — строго постановил, налагая санкции на Тоню в пользу сестры.
Им, близнецам, по тринадцать, и водить без присмотра старших не положено. Раньше уговаривали отца сесть за руль, а как я получил права, то стали категорично требовать от меня того же. Иногда отказаться не удавалось, потому что в обмен предлагались вовсе немыслимые ценности — вроде мытья посуды на месяц вперед или выгула Брунгильды в пятом часу утра.
С собакой бегать нравилось, но одновременно с деловыми разговорами на ходу это означало высокий шанс испугать собаку грозным тоном и мчаться потом за ней под тридцать километров в час, пытаясь успокоить. А затем успокаивать тех, у кого прихватило сердце от вида несущегося им навстречу четырехлапого монстра. Брунгильда — собака габаритная. Где-то даже волшебная, если учесть съеденное еще щенком кольцо Силы, которое извлекли только через год, когда игривая Бруня принесла в зубах задний бампер от убегавшей машины и папа заподозрил что-то неладное. Бегать за бамперами отучили, но мчаться на выгуле — есть суть собачьей природы, и участковому, со всеми его жалобами, по сей день приходится довольствоваться этим фактом.
— Мой брат не станет манипулировать любовью к вождению! Мой брат — самый лучший на земле! — попыхтев от возмущения, выдала Тоня, вполне разумно пытаясь замириться.
— Вот.
— И не важно, что он взорвал школу! Он все равно для нас пример!
— Это было давно и неправда. И я извинился. И так делать нехорошо, — буркнул, скармливая второй использованный телефон системе очистки.