Помоги проекту - поделись книгой:
Почему-то мне очень нравится такое вызывающее неповиновение. Оно наполняет меня чувством облегчения, даже несмотря на то, что злюсь из-за того, что меня обманули. Она не с безжизненными глазами. Она — фальшивка.
— Что ты такое? — спрашиваю я снова.
— Я — человек, — отвечает она. — И ты можешь называть меня Николь.
Глава 3
Меня раскрыли. Конечно, я и так знала, что это произойдет. Это был лишь вопрос времени, прежде чем мне пришлось бы признаться. Но то, как это произошло, напугало меня. Я знала, что он разозлится. Я просто надеялась…
Ну, я не уверена, на что надеялась. Однако мрачный гнев, пылающий в глазах моего нового мужа, не так уж для меня и неожиданный. Настал момент, когда я должна произнести ту речь, которую я тренировала снова и снова, с тех пор, как мы с Леандрой впервые придумали этот план.
— Позволь мне все объяснить, — начинаю я, пытаясь сохранить мой голос ровным и спокойным, и насколько могу, не допуская в словах мой «человеческий» акцент.
— О, пожалуйста, будь так добра! — он сужает глаза, а тон его голоса твердый и разъяренный.
Конечно. Дергая за пальцы, я стягиваю перчатки. Мой безымянный палец пульсирует от того, что так долго был соединен с моим средним пальцем в коже распаленного пластика, но перчатки были необходимы как часть маскировки. У всех месакка на руке всего по три пальца, помимо большого, и мои руки тут же меня бы выдали.
— Я знаю, что ты отправил запрос относительно пары, — продолжаю я спокойно. — Твои требования заключались в том, чтобы у нее не было криминального прошлого, чего у меня нет. Чтобы она была готова усердно работать на ферме до конца своей жизни. Я готова. И еще ты просил, чтобы она выражала желание родить тебе детей. Я хочу и вполне способна все это выполнить.
Взгляд, которым он меня окидывает, выражает откровенный скептицизм.
— Ты человек. Я даже не знаю, что это такое. Я видел только одного, и то в… — он прерывается, и у него на лице появляется причудливое выражение.
— В развратного рода видео? Знаю. Меня и таких, как я, похитили с нашей планеты и как животных продали на черном рынке, — я разглаживаю свои перчатки, которые держу в руке, поскольку это дает мне возможность чем-то заняться, чтобы остановить дрожь. — Кстати, мы не ничтожный и бесполезный вид. Мы просто разные.
— И, несмотря на это, ты хорошо говоришь на нашем языке. Без пауз. Без акцента.
Я киваю головой. Без пауз, потому что я выучила его язык, не желая полагаться только на внедренный чип-переводчик. Без акцента, потому что я упорно работала, чтобы путем упражнений вывести его из своей речи. Я хотела, чтобы все было идеально для моей маскировки.
— Я живу среди твоего народа с двенадцати лет, — уставившись на меня, он шарахается в сторону, и я понимаю почему. Месакки не считают женщину «взрослой», пока ей не исполнится двадцать лет, что составляет около семнадцати земных лет. — Это было более двенадцати лет назад, — добавляю я, чтобы он не паниковал, и вся эта обрушившаяся катастрофа прекратилась.
— Значит, ты…, — прокашливается он.
— Рабыня удовольствия? — я мотаю головой. — Меня продали очень доброй, очень богатой пожилой женщине месакка, которой нравилось владеть своим зверинцем. Я показалась ей занятной, а когда она поняла, что я разумна, сделала меня чем-то вроде компаньонки, — вспомнив Леандру, у меня слегка сжимается в груди. Время от времени с ней было трудно ладить, но быть ее подругой больше всего походило на то, что у меня есть семья, раз уж меня похитили из моей собственной. — Моя леди была очень старой, и когда она поняла, что жить ей осталось недолго, она помогла мне организовать договоренность в отношении моего будущего.
— Договоренность, — произносит мужчина категорическим голосом.
Я киваю головой, продолжая, хотя вижу, что теряю его. Я надеялась на большее сочувствие, большее понимание от одинокого фермера, который хотел обрести жену. Но именно поэтому я должна сильно постараться, так что я сделаю все, что только смогу.
— Да. Она волновалась — и вполне обоснованно — что, когда она умрет, ее имущество будет конфисковано семьей, и никто не захочет меня приютить. Ну, понимаешь, людьми владеть незаконно. Если нас обнаружат, нас не доставят обратно на нашу родную планету. Никому не дозволено к ней приближаться, а те, кто похитили меня, конечно же, не помогут мне вернуться. Так что я оказалась бы в каком-то зоопарке, на мне ставили бы эксперименты или, если мне очень не повезло, я закончила бы свои дни в борделе на какой-то грязной станции. Моя леди по-своему меня любила и не хотела, чтобы со мной такое произошло. Поэтому мы пытались придумать какое-нибудь место, где я могла бы быть в безопасности и держаться подальше от основных центров, где мне могли бы причинить вред.
— И поэтому ты приехала сюда.
— Да. Твоя планета очень малонаселенная, и я просмотрела отчеты о твоей ферме, твой участок самый отдаленный из всех на этом материке, и ты преуспеваешь. Я подумала, что если бы я могла остаться тут, на ферме, и родить тебе детей, ты бы не возражал так сильно, что я не… месакка.
Взгляд, которым я смотрю на него, полон мольбы. Мне нужно, чтобы он понял. И еще мне нужно, чтобы он понял, насколько это тяжело для меня. Я размениваю свое тело и свое будущее в надежде, что он защитит меня, потому что я окажусь в том борделе на космодроме, если он не даст мне шанс.
Жизнь человека в обозначенном космическом пространстве тяжелая. Я выучила это в течение этих лет. Леандра постоянно таскала меня с собой на поводке, и меня щипали в бόльшем количестве мест, чем, как я думала, их у меня есть. Надо мной издевались и лапали мужчины, считавшие, что она не обращала внимание. И на меня бросали слишком много любопытных, похотливых взглядов мужчин — инопланетян, которые хотели узнать, каково это — забираться на человека. С тех пор, как Леандра умерла, я познала все это чересчур хорошо. Я совершенно одна во всей Вселенной, и, если я попаду в беду, мне никто не поможет. Если какой-то инопланетянин схватит меня и изнасилует, а другой инопланетянин будет проходить мимо? Вновь прибывший, скорее всего, тоже меня изнасилует, нежели спасет. Никто не считает людей настоящим народом с даром мышления и речи.
Так что… я в тупике. И мне отчаянно нужна помощь этого мужчины.
— Незаконно владеть человеком, — медленно говорит он, и выражение его лица сурово и неумолимо, как никогда. — Но я, как предполагается, должен на тебе жениться?
— Ты же хочешь компанию, так ведь? Помощь по хозяйству? Это мне по силам. Мне не обязательно быть месаккой. Человек может помогать с той же легкостью.
— Можешь, сейчас? — Эмвор наклоняет ко мне голову. — Умеешь заботиться о зверях?
Я улыбаюсь, так как мне уже не терпится.
— Да, конечно! Вообще-то, я заботилась о зверинце Леандры, и во время путешествия сюда я прочитала несколько руководств по ведению сельского хозяйства. Я знаю, что нужно делать и как о них заботиться. На Земле я росла на ферме, поэтому я совершенно уверена, что могу быть полезной.
Он фыркает.
— Ты вдвое меньше месакки, и готов поспорить, в тебе вполовину меньше сил. Что будет, если мне понадобится помощь в доставке сена поголовью?
Я готовилась к вопросам, подобным этому.
— С такого рода делами, не хуже месакки, запросто могут справиться сельскохозяйственные р
Он не признается, что я права в том, что автоматизированные роботы могут выполнять большую часть сельскохозяйственных работ. Более того, судя по выражению его лица, он все больше и больше от меня дистанцируется, и я не могу не чувствовать, что, сказав это, я еще больше усугубила ситуацию. Спустя очередную безмолвную минуту он оглядывает меня с головы до ног, и выражение его лица холодное, как никогда.
— И предполагается, что я должен лечь с тобой в постель? Заделать тебе ребенка, чтобы никто не мог тебя забрать?
Должна признать, это было частью моего плана. Если я буду матерью его детям, они будут хоть частично, но все же месакками, и я буду в безопасности.
— Понимаю, что мы из разных видов, но благодаря моей прежней хозяйке я посещала врача-репродуктолога и принимала гормональные препараты. В ближайшие пару месяцев я могу забеременеть в любой момент, а после этого могу дополнительно принимать добавки, чтобы активизировать свою плодовитость.
Выражение лица Эмвора прочитать невозможно.
— Похоже, ты все продумала, да?
— Я старалась, — нервно отвечаю я. Как же много зависит от его решения.
— Все, за исключением того, как я отнесусь к тому, что меня облапошат и вынудят взять себе в жены инопланетного карлика.
Меня передергивает от злости в его голосе, и, когда он уходит, я остаюсь там, где стою. Я знала, что он разозлится. Надеюсь лишь, что он из тех, кто легко справляется со своим гневом. Может, он поймет, что я ничем не хуже любой другой женщины, на которой он решил жениться. Ему было плевать на внешность невесты, так почему моя человечность теперь стала такой важной? Мы настолько далеко от большинства цивилизованных центров галактики, что никто и никогда здесь не объявится в поисках контрабандных инопланетян. Я буду в безопасности… до тех пор, пока он позволит мне тут оставаться.
Придется убедить его, что могу быть подходящей для него женщиной. Так что, даже не смотря на то, что устала, я переодеваюсь и приступаю к работе.
Глава 4
Человек. Вот дерьмо! Да я даже не знаю, что с ним делать. Она не то, что я просил, и это — все, что могу сказать. Сбежав в хлев, на своем планшете в быстром поиске я набираю людей. Не то, чтобы я прячусь от нее, но этот дом не такой уж огромный. Не рассказывается ничего, чего я уже не знаю. Две руки, две ноги. Планета расположена в далекой галактике на окраинах известного космического пространства, Класс Д. Все фотографии и показанные видео поступили из бестиариев или больших зоопарков. Быстрый поиск в новостных статьях показывает мне, что она не ошибается — большинство людей «найдено» в рейдах на бордели и «конфискованы». Правда, в тот самый момент, когда я начинаю искать людей, на моем планшете выскакивает реклама с множеством весьма откровенных фотографий людей в разных позах, которые все могут стать моими по разумной цене. Я с отвращением закрываю свой планшет.
Меня бесит, что она не ошибается.
Может, я неприветливый и люди мне не по душе. На самом деле я не выношу практически всех почти так же сильно, как ненавижу роботов. Но я не настолько большой ублюдок. Я не отошлю ее, зная, что она станет пленницей такой жизни. В любом случае, это конечно не значит, что я должен на ней жениться.
Я проверяю записи относительно своего брака. Они составлены на имя Эмвора Вас Килэсена, месакки с Родины, и Шиари Мил Аскрав, месакки со станции, название которой я лишь смутно признаю. Это не может быть признано, это уж точно. Она не является ни месаккой, ни указанной женщиной, Шиари. Контракт между нами недействителен. Она не моя.
Ну, тогда ладно. Я могу найти для нее хороший дом в каком-нибудь тихом местечке на Кассе, где ей ничто не будет угрожать. Здешние жители любят живность. Я уверен, что некоторые не откажутся от лишней пары рук, даже если они странно пятипалые. Как только я найду ей этот дом, она больше не будет моей проблемой, и я смогу вернуться в брачное агентство и запросить новую невесту.
Подобное не будет выглядеть подозрительно? Но придется решать проблемы по мере их поступления.
Пару часов в хлеве, управляя техникой, я занимаюсь делами, пока не завершается цикл. Доение, кормление, замена сена и опилок на полу каждого стойла. Необходимо войти в систему и зарегистрировать жизненные показатели животных. Большинство фермеров и владельцев ранчо предпочитают легкий путь, выбрав использовать для такого рода работы множество роботов, но мне все еще снятся кошмары о роботе, который тогда, во время войны, выстрелил мне в лицо. Я не против делать все это сам, даже если это означает, что мне иногда приходится лезть в стойло к весьма сердитому быку, чтобы освободить часть зажатого оборудования. И мне это на пользу. Помогает мне думать.
У меня из головы не выходит человек, ожидающий меня в моем доме. Разумеется, думаю я о ней постоянно. Как бы я ни хотел отослать ее на все четыре стороны, я не могу этого сделать. Ей нужна крыша над головой и еда. Постель, где она могла бы спать. Правда, с этим у меня возникла кое-какая маленькая проблемка. Мой дом маленький — не видел необходимости его расширять, раз у меня нет детей. А завести детей можно лишь двумя способами — твоя жена решает, что будет вынашивать их естественным путем, или берешь напрокат пластиковую сумку-матку и жертвуешь свой генетический материал и немалую кучу кредитов в виде платы за услуги. Разумеется, что, с тех пор, как я возненавидел роботы, уж точно мне ненавистна сама мысль о том, чтобы брать напрокат пластиковую сумку-матку. Все в этих краях делают это естественным способом. Наверное, подобная мысль отвратительна всем этим горожанам, живущим на Родине, но я, вроде как, заинтригован перспективой прикоснуться к собственной жене без разделяющей наши тела пластиковой оболочки, уберегающей от бактерий.
Может, я извращенец, но мне нравится идея наполнить мою жену семенем, в результате чего она забеременеет.
И это вновь возвращает меня к мыслям об этом человеке. Человеке с ее плоским лицом и странного цвета кожей. Ее тонких косточках и о том, что ростом она дотягивает лишь до моей груди. Она стала бы сплошным животом, если б вынашивала моего ребенка.
Не то, чтобы ей это предстояло делать. Я отошлю ее отсюда, как только найду для нее дом.
Придя в раздражение от собственных мыслей, я заканчиваю дела в хлеве, хлопаю быка по боку, чтобы дать ему понять, что покидаю его стойло, после чего возвращаюсь обратно в дом. Еще до того, как дохожу до двери, я чувствую запах готовящейся еды. У меня потекли слюнки. Как она умудрилась заставить мой процессор готовить, испуская такие охренительно вкусные запахи? Я постоянно пользуюсь этой штукой, однако моя еда так никогда не пахнет. Моя просто приемлема. Ее еда пахнет… божественно.
Я открываю дверь, и меня тут же окутывают запахи. Когда захожу внутрь, я вижу ее, повернувшуюся своей маленькой спиной ко мне, в то время как работает в кухонной зоне моего дома. Большой процессор, установленный в стене, в котором обычно готовится вся моя еда, выключен, а она что-то размешивает в кастрюле над небольшой плитой, которую я использую зимой для сжигания топлива.
Шиари — нет, ее зовут не так. Человек смотрит на меня с легкой, извиняющейся улыбкой.
— Надеюсь, ты не против, что я готовлю тебе ужин. Это самое малое, что я могу для тебя сделать.
Я задумчиво потираю подбородок. Я весь покрыт потом, чувствую себя усталым, к тому же порядком истощен морально с момента ее прибытия, тем не менее, больше всего на свете я не в силах избавиться от мыслей о запахах, исходящих из той кастрюли, которую она размешивает. Я направляюсь к единственному креслу в доме, что стоит около печи. Кажется неправильным садиться, не тогда, когда ей приходится стоять. Я захватываю большую охапку поленьев, складываю их возле печи и сажусь, используя их в качестве импровизированного табурета. Я изучаю ее, когда она снова принимается размешивать еду, глядя на меня с напряженным выражением лица, маскируя это своей сладкой улыбкой. У нее трясутся руки.
И теперь я чувствую себя монстром. Она явно напугана. Дерьмо. Я снова потираю подбородок.
— Знаешь, есть процессор, который приготовит все, что пожелаешь. Он уже загружен ингредиентами. Все, что нужно сделать, — включить его.
Человек оглядывается на меня, а ее улыбка растягивается чуть шире. В ее округлой щечке появляется чрезвычайно странное маленькое углубление, но это даже очаровательно.
— Знаю. Я давным-давно научилась таким пользоваться, но мне кажется, что в нем еда кажется на вкус какой-то странной. Слишком искусственной. К тому же, я люблю готовить. Это помогает мне, когда я нервничаю.
Мне так и хочется спросить, с чего бы ей нервничать, но я сдерживаю себя. Ну разумеется, она нервничает. Совсем недавно я прямо заявил, что она обманула меня, и она здесь не остается. И я отказываюсь чувствовать себя виноватым ни за то, ни за другое.
Она спасает меня от того, чтобы в ответ я опять поднял эту тему, налив в миску громадную порцию и предложив ее мне вместе с ложкой.
— Надеюсь, тебе понравится. Это наименьшее, что могу сделать, чтобы принести свои извинения.
В ответ я ворчу, засовывая в рот ложку. Во рту у меня взрывается букет вкусов, и мне приходиться стиснуть зубы, чтобы сдержать вырывающийся стон. Это… самое вкусное, что я пробовал в своей жизни. Я еще раз набиваю полный рот, и еда столь же вкусная, как и в первый раз. Пряная, горячая, чертовски вкусная.
— Это вкусно, — признаю я. — А что это?
Женщина прямо сияет от удовольствия.
— Там, откуда я, мы раньше готовили нечто, что называется «чили». Ваши пищевые продукты и специи ничем не отличаются, так что я подумала, что могу кое-что приготовить. Это было одно из самых любимых Леандры.
Ее лицо накрывает печаль.
— Я сожалею, — говорю я машинально, а потом мысленно проклинаю себя. Я не должен перед ней извиняться. Она солгала мне.
Она снова расплывается в улыбке, хотя улыбка вовсе не достигает ее глаз.
— Все хорошо. Я просто скучаю по ней. Так долго она была моей единственной подругой, и у меня уже давно не было никого, с кем поговорить.
Я съедаю еще одну ложку восхитительного блюда, после чего признаюсь.
— Я не очень разговорчив, — прежде чем она успевает что-то сказать на это в ответ, я добавляю. — Именно поэтому ты здесь не останешься.
Ее лицо бледнеет, сама она становится оцепенело неподвижной, а ее взгляд сосредотачивается на миску в моих руках.
— Понимаю.
— Нет. Не понимаешь. Дело вовсе не в компании. Я хотел кого-то в помощь в фермерском хозяйстве, — и намокшее влагалище, которое мог бы трахать, но эту тему я не поднимаю. — В таких делах ты не в силах мне помочь. Но я понимаю твою ситуацию, поэтому не хочу, чтобы ты паниковала. Мужчина я справедливый. Я не отправлю тебя обратно.
Напряжение в ее маленьких плечах расслабляется.
— Не отправишь?
— Нет, — я размахиваю своей ложкой. — Я не тот, кто тебе нужен, но на этой планете множество мужчин, которые нуждаются в паре и которым будет плевать, что ты такая маленькая. Через несколько дней будет одно мероприятие. Мы отправимся туда и найдем тебе мужчину.
Она снова замирает.
— Но что, если я предпочитаю остаться с тобой?
Я хмурюсь.
— С чего бы тебе этого хотеть? Я же только что сказал тебе, что не так уж и хороший из меня собеседник.
— Я не возражаю против этого. Ты относишься ко мне как к личности. Даже когда ты злишься на меня, — она заламывает руки у себя перед грудью. — Ты хоть представляешь, какая это редкость? Когда Леандра злилась на меня, она вела себя так, словно я нашкодившая зверушка, а не сознательное человеческое существо с разумом. Я любила ее, но она сразу невзлюбила то, кем я являлась. Я была бы счастлива остаться здесь, с тобой. Я буду вести себя тихо, если тебе нужна тишина.
— Я уродлив, — говорю я ей, мотнув головой. — И упрямый. И скупердяй.
— У тебя на кухне настоящая еда, а не только пакеты с переработанными ингредиентами. Это не так уж дешево. И я не трачу много денег, честно. У меня свои собственные средства, которые мне завещала Леандра, — ее растущая улыбка снова выявляет то маленькое углубление в ее щеках. Интересно, она когда-нибудь перестанет улыбаться? — И я не возражаю против упрямства. И я вовсе не считаю, что ты уродлив.
А теперь я ощущаю, как у меня начинает пылать кожа, и мне становится неуютно в собственном теле. Мне хочется скрыть свое лицо, но я сдерживаюсь.
— Травмы войны, — это все, что я говорю.
Поделиться книгой: