Руби Диксон
Серия:
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.
Спасибо.
Eva_Ber
Глава 1
Если и есть особь, с кем бы мне не хотелось встретиться в космодроме, то это Санджурел. Касса II планета очень маленькая, причем с малочисленным населением, а ее жители, вроде Санджурела, создают впечатление, что она даже еще меньше. Нет ни одной, даже самой мельчайшей крупицы местных новостей, которые не были бы ему по душе, начиная с того, чьи посевы в этом сезоне не дали хороший урожай и чье поголовье носилось по землям соседа, заканчивая тем, кто избивает свою пару.
Я не из тех, кого все это заботит. Я опускаю голову и не высовываюсь, чтобы не иметь с ним дел. После многих лет службы не на одной войне, все, что мне сейчас нужно, — это тихая, спокойная ферма и ясная погода. Сельскохозяйственные культуры для выращивания. Поголовье скота для разведения. Немного кредитов в заначке. Вот и все, в чем я нуждаюсь. Поскольку община на Кассе такая маленькая, жители, как правило, склонны поддерживать дружественные отношения и влезать в дела друг друга. Такое происходит на всех планетах, населенных фермерскими общинами. Избежать подобного невозможно. Я не общительный, поэтому живу сам по себе. Вместо того, чтобы ходить на общественные мероприятия, с помощью дрона я от себя посылаю им щедрое количество еды. И раз уж я показываю всем, что сосед я дружелюбный, никто слишком сильно меня достает.
Но от Санджурела скрыться невозможно, стоит ему только тебя увидеть. Будь готов к славной и долгой беседе.
А так как я хожу, сильно прихрамывая, да и лицо у меня покрыто шрамами, меня довольно сложновато не заметить.
— Эмвор! — кричит он, махая рукой. Он заметил меня прежде, чем я успел отыскать миленькую горку грузовых контейнеров, за которыми можно спрятаться. Предсказуемо. Направление я не меняю, а иду куда шел, просто, приветствуя его, слегка касаюсь краешка своей шляпы и надеюсь, что до него дойдет.
Ну, это же Санджурел, до него не доходит. Старик — такой же месакка, как и я, — рысцой бежит в мою сторону, нетерпеливо размахивая хвостом.
— Рад тебя видеть, сынок. Вечность уже прошла с тех пор, как ты показывался в этом месте.
— Ага, — отвечаю я спокойно, продолжая проходить на станцию, крепко сжав в своей вспотевшей руке планшет. Я не хочу, чтобы он интересовался, зачем я здесь. Только не лови кайф, спрашивая, старик…
— Итак, что привело тебя сегодня в маленький космопорт Кассы? — спрашивает он с рьяной настойчивостью в голосе. — Закупил какие-то новые запасы? Поставка с Родины? Ну?
Я сжимаю зубы, пытаясь придумать, что бы такого подходящего сказать, что не породит относительно меня слишком много сплетен. Если я скажу «запасы», он захочет узнать, какой вид семян или породу скота, и возможно ли его скрещивание с местным скотом, что в итоге приведет к долгому разговору, из которого я уже не смогу выбраться. Разговор о Родине тоже не вариант, потому что тогда он захочет рассказать мне о войнах, через которые он прошел, будучи молодым месаккой, и это может занять весь гребаный день, а я хочу войти и как можно быстрее убраться отсюда.
— Гостья, — говорю я наконец.
Его глаза загораются, и я понимаю, что вот этого говорить точно не стоило.
Так ошибиться и налажать! Теперь вся планета узнает, что я обзавелся невестой.
Именно то, чтобы другие об этом узнали, я старался избежать. Не потому, что стыжусь этого, а потому, что это означает, что мне придется общаться и присоединиться к жизни общины, но боюсь, я плохо переношу все это. Я переехал на Кассу, чтобы от всего этого сбежать, а все так и норовят вернуть меня во все это. Я неразговорчив и люблю помолчать. Я люблю свой тихий дом. Я люблю свой обретенный покой, ведь мне нет необходимости просыпаться в бараках, переполненных другими телами, одновременно с тобой мчавшихся в уборную, разделяющих твое личное пространство, дышащих с тобой одним воздухом, все разом треплющих языком и нарушающих твой покой.
Я не чувствую себя одиноким и не скучаю по компании, это уж точно.
Ну… ладно, возможно, я немного скучаю по некому особенному виду компании. Из-за этого, в конечном итоге, я и захотел найти себе невесту. Я продолжаю шаркать вперед, втайне желая о том, чтобы моя хромота позволяла бы мне идти быстрее. Санджурел ходит медленно, все же я не в состоянии ускорить шаг настолько, чтобы его обгонять. Уж слишком он горит желанием услышать от меня как можно больше.
У него будет тот еще урожайный денек с возможностью разгуляться вовсю, когда узнает, что у меня объявилась невеста. Зовут ее Шиари, и она месакка. Ей сорок пять. То, что нужно. Еще ни с кем не была в паре. Ее привлекают дети и жизнь на ферме. Понимает, что эмоциональная привязанность не так уж и важна.
В целом, она именно то, за что я заплатил.
Прошли годы с тех пор, как я общался с женщинами. Слишком много, со времен войны, и задолго до того, как выстрелом было повреждено, а потом восстановлено мое лицо. То же касается и ноги. И то, и другое делают меня уродливее остальных, поэтому я предпочитаю жизнь отшельника и ни с кем не общаюсь. После военных сражений и тяжелой жизни воина, ведение фермерского хозяйства — тихая и спокойная радость. Я никогда не обращал внимания и был не против того, что живу в полном одиночестве, вплоть до прошлой зимы, когда я сорвался с крыши своего хлева, когда пытался ее починить. Сломал себе руку и ногу. Рядом никого — даже робота-помощника, так как после войны я не доверяю роботам — вернуться в безопасность моего дома и перевязать раны — то, что представляло собой непростую задачу. Я в курсе, что в этой сфере деятельности травмы возможны, но поскольку была зима и не было посевов, которые нужно было бы собирать, а поголовье было поставлено на программу автоматической подачи корма, все, что мне нужно было сделать, — это лечь на свою койку и попытаться исцелиться.
У меня было много времени на размышления.
Хотя мне нравится жить одному, было бы неплохо, чтобы в хозяйственных работах на ферме помогала еще одна пара рук. Я был бы не прочь еще одной живой душе в постели зимними ночами и с кем время от времени поделиться соображениями.
А еще я был бы не прочь милому и уютному влагалищу, которое мог бы трахать.
Мне не обязательно много, к тому же я знаю, что совсем не загляденье, собственно говоря, я вообще не предмет вожделений для хотя бы одной женщины. Поэтому я провел кое-какое исследование и нашел службу, которая помогает мужчинам наладить отношения с женщинами, которые нуждаются в супруге. Большинство женщин, которые выставляют свои кандидатуры на подобного рода сделки, — преступницы или пытаются от чего-то скрыться. Мне нет дела до этого. Мне просто нужна милая, тихая женщина, которая не против фермерской жизни. Я решил, что могу позволить себе быть придирчивым и заявил, что не хочу никого с проблемами.
Это значит, что она, скорее всего, будет такой же безобразной уродиной, как те животные из поголовья, но мне на это наплевать. И я подумал, что потребуется время, чтобы мой запрос привлек хоть какой-то интерес. Касса находится на самом краю известной нам Вселенной и на ней только один населенный пункт. Тут ведут очень, очень спокойный образ жизни, и я видел, как некоторые оседают здесь, чтобы через несколько лет снова уехать, так как мало кому она подходит.
Меня застало врасплох, что ответ пришел в течение месяца. Шиари кажется идеальной, даже несмотря на то, что она не прислала голограмму своей внешности. Мне плевать. Я женюсь на ней не ради ее внешности. Я женюсь на ней для того, чтобы в следующий раз, когда я упаду с крыши, мне не пришлось зашивать собственную ногу и накладывать на нее шины, а затем возвращаться, чтобы в полном одиночестве закончить ремонт крыши.
Мои нужды практичны, хотя я бы не возражал против пары, проявляющей интерес к спариванию.
Но я ничего из этого Санджурелу не говорю. Он и так выглядит слишком воодушевленным, словно сейчас впадет в экстаз.
— Гостья, — повторяю я, произнося это твердым и прохладным голосом. Я решительно обгоняю его.
Наконец-то поняв намек, он уже не гонится за мной, а позволяет мне растеряться в малочисленной толпе на станции.
— Что ж, отлично! — кричит он мне вслед радостным голосом, несмотря на мое отношение. — Если будет охота, в конце недели мы устраиваем праздник. Приводи с собой свою гостью!
— Я пришлю туда чего-нибудь, — говорю я, пребывая в полном безразличии, услышит ли он меня или нет. На станцию на посадку заходит космический корабль, что означает, что моя женщина — моя пара — совсем скоро будет здесь. Несмотря на холод на открытом воздухе, я начинаю покрываться потом.
Космическая станция гудит постоянной низкой механической вибрацией техники. Куда бы я ни посмотрел, везде производится выгрузка кораблей, слышится шипение вихревых роботов, обслуживающих двигатели и перемещающих контейнеры. Приземляющийся космический корабль, издав рев, выключает двигатели и замедляется, осторожно направляясь к помеченному месту. Народу здесь мало, всего несколько, и толпа состоит исключительно из механизированных роботов. Чтобы не попасть под колеса, я убираюсь с грузового подъездного пути и, отойдя в сторону, ковыляю туда, где другие, похоже, ожидают пассажиров. Парочка знакомых лиц поворачиваются, бросая на меня любопытные взгляды, но я не обращаю на них внимания. Наверняка они считают, что я здесь, чтобы забрать припасы. Однако, от роботов я держусь подальше. Ненавижу эти штуковины. Всегда ненавидел.
Несколько лиц — месакки и ооли, сззт и кравингяне — смешиваются друг с другом, когда они покидают корабль. Я замечаю прекрасное синее лицо, и мое сердце на мгновение замирает. Но она проходит мимо, направляясь, чтобы обнять какого-то старика и его пару. Значит, это дочь, прибывшая, чтобы навестить родных. Я приглядываюсь к остальным, пытаясь понять, которая из них окажется моей невестой.
Но потом, конечно, я вижу ее. Она стоит позади группы, словно ждала, пока все остальные высадятся, прежде чем покинуть корабль. Двигается она медленно, а в руках в перчатках сжимает небольшую сумку. На ней очень-очень длинная широкая одежда, которая тянется по пыльной земле Кассы, когда женщина сходит с грузового эскалатора на землю. Ее голова покрыта капюшоном, но мне удается мельком увидеть синюю кожу, когда она оглядывается вокруг. Она кого-то ищет.
Я уже поднимаю вверх руку, словно неопытный, нетерпеливый мальчишка, но потом сдерживаю себя. Все это ведь не ради любви или привязанности, и я не хочу, чтобы меня неправильно поняли. Если она подумает, что я жду не дождусь нашей с ней встречи, это может задеть ее чувства потом, когда она поймет, что все, чего я хотел, — это скромную компанию. Я скрещиваю руки на груди. Остальные уберутся, и тогда останусь только я. Я не двигаюсь с места, в основном потому, что хочу увидеть ее реакцию.
Среди роботов она замечает небольшое скопление народа и начинает идти к ним, у нее маленькие шажки и какая-то странная походка, как будто она решила ходить с излишней тщательностью. Странно, да и выбор ее одежды не менее странный. День сегодня теплый, и сезон не станет холодным еще несколько месяцев. А может, она прилетела из очень холодного места и не переоделась? А может, она просто предпочитает прикрываться?
Ну не знаю, пожалуй, не мое это дело и мне плевать. В конце концов, я не потребовал фотографию. Я пытаюсь толком рассмотреть ее лицо, но оно скрыто под капюшоном. Все, что я вижу, — часть ее синего подбородка. Хотя, пока она идет вперед, она поглядывает на меня. Я ожидал, что что-то почувствую, увидев ее, но вот… странно. Я вообще ничего не чувствую. Она очень пустая, так как не могу различить ни единую ее черту. Мне бы хотелось, чтобы у нее был большой нос, странные зубы или тяжелые брови. Что-то, что придало бы ей немного уникальности. А она просто… вот. Ее взгляд встречается с моим, и с ее глазами что-то не так, хотя не понимаю, что именно.
— Эмвор? — спрашивает она, подходя ко мне. Капюшон она не снимает, не улыбается. Всего лишь приветствует, глядя на меня своими странно мертвыми глазами. — Я — Шиари, твоя невеста.
И, похоже, я обрел себе пару.
Глава 2
Она неразговорчива. Шиари молчит, пока мы садимся в аэросани и на огромной скорости несемся по направлению к моей ферме. Мы проезжаем мимо саней Санджурела, потому что удача явно не на моей стороне. Другой мужчина вытягивает шею, пытаясь разглядеть мою пассажирку, но она не поднимает капюшон. Знаю, что он ожидает встретить ее на том празднике, но я туда не собираюсь.
Если только она не захочет. Наверное.
Честно говоря, я никогда не задумывался о том, чего бы ей хотелось или не хотелось. Мне казалось, что у меня будет больше времени, чтобы хорошенько обдумать всю эту затею с «невестой», но видимо нет. Я оглядываюсь на нее, но она до сих пор остается молчаливой, а ее внимание обращено на скользящие мимо поля. То, что она не очень-то разговорчивая, совсем не плохо, все же в ее молчании есть что-то такое, что меня нервирует. Проезжая через долины и по пыльным дорогам холмистого ландшафта Кассы, я поворачиваюсь и замечаю, что ее руки в перчатках дрожат. Кое-что и в ее руках кажется странным. Они очень маленькие.
Она замечает мое внимание и наглухо прячет их под свою сумку, и тогда мне становится стыдно за то, что посчитал, что она какая-то странная.
Она просто нервничает. Может ей не нравится то, что она видит, когда смотрит на меня. Правда, я упоминал, что я бывший военный. Не думаю, что она ожидала, что я могу быть красавчиком. Большинство, выживших в войне, целыми и невредимыми не возвращаются.
Мы возвращаемся ко мне домой в полной тишине. Я рассматриваю его, пытаясь увидеть его ее глазами. У большинства фермеров подобного типа дома, дома — геомодули, хорошо защищающие от жары и холода, и могут противостоять сильным ветрам, землетрясениям или еще чему-нибудь, что мир может на нас обрушить.
— Что скажешь? — спрашиваю я, нарушив собственное молчание.
Она не смотрит на меня, ее взгляд устремлен на мой дом.
— Он похож на яйцо, — отвечает она мгновение спустя ровным и очень приятным голосом, и он — самое красивое, что есть в ней, без раздумий решаю я. В нем проскальзывает намек на какой-то акцент, который я не могу вычислить, но в остальном он звучит убедительно.
На самом деле, очень приятно. Я чувствую, как при мысли о брачном ложе у меня в моем нижнем белье напрягается член. В ее контракте со мной оговорено, что дети рассматриваются как возможность.
Может я смогу ее разговорить, пока буду внутри нее. От одной мысли об этом у меня даже кожу покалывает от удовольствия. В голове не укладывается, как сильно мне бы этого хотелось. Я жестко прерываю эти мысли и предлагаю женщине руку, чтобы помочь ей спуститься с аэросаней.
— Я справлюсь, — заявляет она мне, избегая прикоснуться к моей руке. Задержавшись на мгновение, она спускается, тяжело приземляясь в водовороте юбок из плотной ткани, и поправляет капюшон, прежде чем встает на ноги.
Я поднимаю глаза на солнце, палящее у нас над головой. Я привык к здешней погоде, но здесь так жарко и немного душно из-за механизированных распылителей, которые поддерживают почву возле фермы влажной.
— Тебе наверное стоит переодеться, — говорю я ей. Дерьмо, я своей болтовней только перехожу все границы дозволенного, да?
— Зачем? — она крепко прижимает сумку к груди.
Я поднимаю лицо к солнцу, что светит у нас над головой.
— Немного жарковато. К тому же, платье у тебя красивое. Наверное, захочешь сохранить его для выездов и наденешь что-нибудь менее маркое, чтобы чувствовать себя более удобно и по-домашнему.
Ее напряженное тело секунду спустя расслабляется.
— Что ж, хорошо.
Пока она выжидательно смотрит на меня, я не могу не заметить, что ее глаза кажутся такими… неживыми. Мне как-то не по себе. Совершенно обескураженный, я отвожу глаза и, хромая, иду вперед.
— Давай, я покажу тебе спальню, — этой ночью она может спать там одна, потому что, как бы сильно мне ни нравился ее голос, я не уверен, не помешает ли мне взгляд этих странных пустых глаз.
Я показываю ей дом, а она едва окидывает его взглядом, прежде чем войти в спальню. Она немного хмурится, осознав, что дверной проем без двери, но так как я живу один, я никогда в ней не нуждался. Однако ей это будет мешать, и переодеваться будет непросто.
— Пойду-ка я на кухню и найду тебе чего-нибудь попить. Ты любишь чай?
— Чай был бы замечательно, — отвечает она мне, и ее акцент проявляется еще больше. Она прижимает сумку к груди, не сводя с меня взгляда до тех пор, пока я не ухожу. Проклятье, странно это.
Я поворачиваюсь и иду вниз по коридору, направляюсь обратно в спальню. Может, я сумасброд, но я замедляюсь, ступая медленно и аккуратно, пока я не иду совершенно бесшумно. Хочу застать ее врасплох. Не потому, что хочу увидеть ее обнаженной — не уверен, что чувствую сейчас насчет этого — а чтоб увидеть ошарашенное выражение ее лица, которое хотя бы скажет мне, что внутри нее есть что-то похожее на искру. Я добираюсь до дверного проема и останавливаюсь, потому что она не смотрит в мою сторону.
Она сидит спиной ко мне, и, пока я наблюдаю, она тянется под юбки и снимает ботинок на самой высокой платформе, которую мне доводилось видеть. Должно быть, длиной с мою руку. Даже представить не могу, как она ходит в чем-то подобном, а потом вспоминаю ее странную, шаркающую, чрезмерно осторожную походку в космодроме. Но зачем носить такие высокие ботинки?
Она вздыхает от удовольствия, и этот звук так сладок и соблазнителен. Ничего прекраснее его я в жизни не слышал. Затем она отбрасывает второй ботинок в сторону и разминает плечи. Мне кажется, я должен сказать что-то, но мне ужасно любопытно, что происходит. Вместо этого я наблюдаю, как она тянется к высокому воротнику ее платья, вытаскивает из платья толстую клинообразную штуку и бросает ее на пол. И теперь ее плечо выглядит вдвое короче второго.
Что происходит?
Она вытаскивает второй наплечник, нюхает его, а затем, издав неприятный звук, напоминающий кашель, пренебрежительно откладывает его в сторону.
Без наплечников внутри платья она выглядит такой… крошечной. Что-то во всем этом не так, и я понимаю, что она намного, намного меньше ростом, чем была бы любая взрослая месакка. Элегантное платье, идеально подходящее ей еще несколько минут назад, теперь свисает с нее широкими складками.
— Кто ты? — требую я, скрестив на груди руки, выжидая ее ответа.
Женщина резко поворачивается и вскрикивает, и когда она это делает, ее лицо мерцает бликами. Она встает на ноги, и я понимаю, что ростом она до середины моей груди. Но едва я поспеваю это понять, как мгновение спустя она протягивает руку и снимает капюшон, и тогда до меня доходит, почему ее лицо мерцало и почему выражение ее лица казалось таким странно безжизненным.
Это — голограмма. В тот самый момент, когда она снимает капюшон, голограмма исчезает и раскрывает ее истинное лицо. Волосы под капюшоном не насыщенно черные. Они того же золотисто-коричневого оттенка, что и у урожая зерновых, когда наступает время жатвы. Ее лицо приобретает не синий цвет, а странно бежевый. Черты ее лица миниатюрные, а лицо плоское, без бугристых наростов на лбу и без рогов, горизонтально очерчивающих его структуру. Она поднимает голову и вызывающе смотрит на меня, словно бросает мне вызов засыпать ее вопросами.