Помоги проекту - поделись книгой:
— И это нечто такое, абсолютно благородное, и я считаю, что ты выглядишь мужественно, — говорит она мне снова. — Кроме того, я знаю, что люди твоему народу кажутся совсем непривлекательными, — она пожимает своими изящными плечами. — Одному богу известно, из-за чего они продолжают похищать нас для секса.
Любуясь ее движениями, я догадываюсь, из-за чего. Из-за этого маленького, шикарного бантика ее губ. Из-за утонченности ее запястий, выглядывающих из рукавов ее туники. Из-за хрупкости ее фигуры и явно выраженного выступа ее грудей, которые размером вдвое больше, чем у любой женщины месакка. В ней есть что-то, что затрагивает самые низменные потребности природы мужчины. Естественно, мужчина захотел бы трахнуть такую женщину, как эта. Даже я начинаю пугающе сильно возбуждаться от одной мысли об этом. Как бы она подо мной выглядела с ее золотисто-каштановыми волосами, рассыпанными по ее стройным плечам?
Я испускаю стон, как только этот образ с силой врезается в мое сознание.
Когда я поднимаю глаза, она смотрит на меня с любопытным выражением лица.
— Все в порядке?
Я резко киваю головой и указываю на стул, который оставил для нее свободным.
— Садись. Поешь.
Она так и делает, а когда она присаживается рядом со мной, я замечаю, что она носит штаны, точно так же, как и я. За исключением того, что они облегают ее стройные ноги и бедра и очерчивают зад, не имеющий хвоста, который кажется гораздо более упругим и округлым, чем задница любой месакки.
Может, это из-за специй в еде, но я чувствую, что покрываюсь потом. После надо будет помыться.
Настает тишина. Она ест. Я ем. В комнате спокойно. Я молчу, но не могу перестать думать о ней.
— Напомни-ка, как тебя зовут?
Человек прекращает есть.
— Николь. Леандре не нравилось, как мое имя звучит на ее языке, поэтому она заставила меня сменить его на что-то более месаккское. Мы выбрали Шиари, — она пожимает плечами. — Это имя не хуже, чем другие, и казалось немного похожим на Шехеразаду.
— А что это?
Она отворачивает лицо.
— Это всего лишь старая людская легенда о женщине, которая была вынуждена рассказывать истории и развлекать, чтобы спасти свою жизнь.
Еда у меня во рту вдруг становится безвкусной. Женщина, которая была вынуждена рассказывать истории и развлекать, чтобы спасти свою жизнь. От меня не ускользает параллель с ее собственной судьбой. Больше не могу этого слушать. Я и так уже слишком много о ней знаю, и от отчаянного гнева и собственной вины у меня желудок в узел скручивается все больше и больше. Я напоминаю себе, что не должен чувствовать себя виновным за то, что не оставляю ее здесь.
Тут я пострадавшая сторона.
Глава 5
После обеда я заканчиваю убирать территорию хлева и чинить кое-какие инструменты. Я убеждаю себя, что не избегаю человека. Просто стараюсь оставить ей больше пространства. И я, конечно же, не чувствую себя виновным.
Мне кажется, что, если я буду продолжать себе это повторять, в конечном итоге это окажется правдой.
Когда я захожу внутрь, дом убран, полы подметены и вымыты до блеска. Я не неряшлив, просто мне не очень нравится эта домашняя работа. Тем не менее, я в состоянии оценить прелесть, когда дом сверкает чистотой. Я знаю, что она старается проявить себя, и в очередной раз чувствую укол вины. На кухонном столе стоит свежая выпечка, а сам дом наполнен вкусными ароматами, словно человек еще кое-что печет. Мне на ум приходит сказанное ею раньше, то, что она готовит, когда нервничает.
Должно быть, сильно нервничает. Думаю, я не могу осуждать ее за это.
Из задней части дома доносится гул отпаривателя одежды и звук текущей воды. Жилище у меня маленькое, однако, ни в гостиной, ни на кухне я не вижу Николь. Интересно, что еще она чистит? Движимый любопытством, я направляюсь в спальню. Сам не знаю, что почувствую, если найду ее, зарывшись по самые уши в моем нижнем белье и отдраивая его.
Вместо этого, завернув за угол, я нахожу человека… совершенно голой. Спиной ко мне, она стоит в небольшом помещении в моей личной спальне, которое служит в качестве удобств. Я вижу ее в отражении зеркала, и ее кожа своей бледностью на фоне моих серого цвета стен прямо ослепляет. Вполне понятно, что под шум бегущей воды она не услышала, что я вошел. Мне кажется, я должен что-то сказать. Кашлянуть.
Хоть что-нибудь.
Однако оторвать взгляд просто невозможно. Невозможно не уставиться на эту раскрытую, голую, блестящую кожу. Ее груди обнажены, и пока я наблюдаю, Николь проводит мокрой тканью по их розовым кончикам и округлым выпуклостям. Член у меня в штанах болезненно напрягается, и, тут же отвернувшись, я выхожу из спальни, из гостиной и через парадную дверь на улицу. Я усаживаюсь на свое крыльцо и, обхватив голову руками, пытаюсь унять свое колотящееся сердце.
А вместо этого, все, что у меня перед глазами, — ее обнаженная, мокрая кожа. Когда закрываю глаза, я вижу, как с мечтательным выражением на лице она прижимает материю к своим грудям. Я вижу, как завитки золотистых волос скользят по ее плечам, и нежные изгибы ее бедер. Мне на ум приходят округлые выпуклости ее ягодиц, то, насколько они бледные и шикарные и насколько непристойно похотливой на вид кажется расселина ее задницы без прикрывающего ее хвоста.
Член у меня в штанах становится настолько твердым, словно он из камня. Дерьмо. Прошло слишком много времени с тех пор, как я обратил свой взгляд на женщину, и гораздо больше с тех пор, как прикоснулся к хоть одной из них.
Она недостаточно сильна, чтобы стать спутником в такой жизни, как здесь. И в чем я нуждаюсь, это — высокая, крепкая супруга, которая может оказывать мне помощь на полях. Это все, чего я хочу.
Мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя. Всякий раз, как встаю, убежденный, что я справился, мой член напрягается, и перед моим взором предстает образ, как она совершенно обнаженная моется. В результате я целый час наматываю круги вокруг дома, занимая голову мыслями о том, кого из моего поголовья мне в этом сезоне разводить с быком, а с кем мне подождать до следующего сезона. Размышления о животных и поголовье достаточно для того, чтобы прикончить в моем члене всякое, порожденное в нем, желание, и я могу войти в дом громко, умышленно хлопнув входной дверью.
Николь уже вернулась обратно на кухню, и из моей дровяной печи вытаскивает нечто, подозрительно похожее на домашний хлеб. Ее волосы мокрые, завязаны узлом высоко на голове, а несколько вьющиеся завитков вьются вокруг ее лица. На ней другая одежда, но все равно через материю я вижу волнующие линии ее грудей. Когда я захожу, она начинает мне лучезарно улыбаться улыбкой во все лицо.
— Привет-привет!
Мой член тут же откликается на ее голос, и я поднимаюсь на ноги.
— Буду спать снаружи, — рявкаю ей. — Ты занимаешь постель.
С любопытным выражением на лице она держит хлеб еще несколько мгновений.
— Я не хочу отнимать у тебя постель, Эмвор…
Дерьмо, теперь она произносит мое имя, а в ответ мой член уже стоит. Это просто невыносимо. Не обращая на нее внимания, я врываюсь в свою комнату. Хватаю запасное одеяло с крышки своего сундука и возвращаюсь обратно, бормоча что-то про то, какая это чудесная ночь. Да, конечно, пусть она так и думает.
За завтраком Эмвор ведет себя тихо. Он уплетает еду быстро, хотя и безупречно, при этом не разговаривает. Он сказал мне, что не очень-то разговорчив, так что я не расстраиваюсь. Меня беспокоит то, что он так упорно отказывается даже взглянуть на меня. Я думаю о минувшей ночи и о том, как он буквально сбежал из дома, чтобы избегать меня, и это меня тревожит. Прошлой ночью я почти не спала, и я знаю, что в приступе паники я запеку в выпечку каждую крошку продуктов, что в этой кухне, если он не заговорит со мной, хоть немножко.
Так что я выжидаю, пока он откусывает большой кусок, одно мгновение — и он все уже прожевал, и я сжимаю руки.
— Могу я минутку поговорить с тобой?
Он выглядит, как перепуганный олень, ослепленный фарами. По-моему он довольно милый. Понятия не имею, с чего он решил, что внешне он уродлив. Есть что-то очень притягательное во внешности месакка с их резкими чертами лица, и на самом деле лицо у него красивое. Его рога большие и изогнутые, плечи широкие, а шея толстая. Для меня не имеет значения, что одна сторона его лица немного изрезана шрамами, а уголок рта слегка опущен вниз. Это означает, что у него есть с этим связанная история, прошлое, с которым он справился. Он — выживший.
Я его уважаю за это. На самом деле, мне его лицо нравится, даже очень. Я лишь хочу, чтобы и я ему нравилась.
— О чем? — спрашивает он хриплым и непреклонным голосом. Мне так и хочется то ли заламывать руки, то ли убежать и спрятаться.
— Я знаю, что ты злишься на меня, — я изо всех сил пытаюсь не поддаваться искушению схватить ближайшую миску и начать закидывать в нее ингредиенты. — Я понимаю, что то, что я сделала, было несправедливо по отношению к тебе. Я не задумывалась о том, каково будет тебе, будучи обманутым. Я лишь думала о том, как спастись. Намного легче, когда не знаешь действующее лицо по другую сторону существующей проблемы. Теперь, когда знаю, я понимаю, что то, что я сделала, было неправильно, и я, правда, прошу прощения…
— Хватит, — говорит он, и я вздрагиваю. От этого он становится еще более хмурым. — Может, я не самый дружелюбный из всех, — начинает он. — Но, в то же время, я не бессердечная сволочь. Ты сделала то, что должна была сделать. Не нужно передо мной извиняться, — Эмвор прерывается, затем продолжает. — И, несмотря на это, я не могу тебя оставить. Мне нужна па…
— Пара, я знаю.
— Кто-нибудь еще, определенно, захочет невесту, — тон его голоса грубоват, но добр. Встретив мой взгляд, он смотрит мне прямо в глаза твердым взглядом. — Я не отправлю тебя обратно. Тебе вовсе не нужно бояться.
— Я не боюсь, — блефую я.
— Нет? Должно быть, это я плакал прошлой ночью, — произносит он мягким голосом с ноткой упрека и откусывает еще один кусок завтрака.
Он что, слышал это? Замечательно. Теперь он и правда подумает, что я размазня.
— Я в порядке. Просто я сейчас слишком впечатлительная. Это из-за гормонов, которые я недавно принимала.
— Гормоны? — спрашивает он, засунув еще один кусок завтрака в рот. Что ж, могу про него сказать одно — у него здоровый аппетит, и ему нравится то, что я готовлю. Ну, по крайней мере, от этого мне полегчало на душе.
— Да, гормоны. Чтобы я могла забеременеть.
Он замирает посреди пережевывания. Окинув стремительным взглядом мое тело, он внезапно заливается румянцем, и его щеки становятся практически фиолетовыми.
— А, ну да, — проговаривает он сдавленным голосом и, засунув последний кусок в рот, встает из-за стола и направляется к выходу.
Я с любопытством наблюдаю, как он уходит. Весьма интереснейшая реакция. Меня интересует, неужели он девственник? Это место очень отдаленное, и именно поэтому оно идеально подходит в качестве укрытия. Но Эмвор не может испытывать ко мне влечение,… разве это возможно? Может, все из-за того, что я единственная женщина в округе? Я так остро чувствую свою вину. Он очень одинок, а своим появлением и обманом я растоптала его мечты о невесте.
Ну, не удивительно, что он меня ненавидит. Мне еще повезло, что он терпит мое присутствие. Проводя его глазами, я чувствую к нему прилив благодарности. Я знаю, что он расстроен, и должна найти способ загладить свою вину перед ним. Может, я и не та сильная, рослая жена, которую он хочет, но, по крайней мере, у меня есть кое-какие навыки. Раз я не могу быть той, в которой он нуждается, я хотя бы могу постараться быть отличной незваной гостьей до тех пор, пока он от меня не избавится.
Я постукиваю по кухонному, встроенному в стойку планшету и изучаю перечень пищевых продуктов, пытаясь обдумать, что его наверняка обрадует. Когда я этим утром проснулась, заметила, что целый ряд свежих булочек, которые я испекла, и почти все печенье исчезли. Это значит, что он любит выпечку. Просто идеально, потому что я обожаю заниматься выпечкой. Я достаю список традиционных рецептов месакка и приступаю к работе.
Глава 6
Почти весь день Эмвор пропадает вне дома, лишь время от времени заходит, чтобы выпить стакан свежей воды и по-быстрому перекусить. Я замечаю, что он умыкает оставшиеся печенье, и это делает меня счастливой. Между выпеканием я убираю его дом сверху донизу, раскладывая его вещи и со всего сметая пыль. Он не грязнуля, да и дом не свинарник, но совершенно очевидно, что Эмвор не особо увлекался идеей сделать из него настоящий и уютный дом, а не просто место, где переночевать. По углам гостиной накоплены вещи, вперемешку сваленные в кучу, и это заставляет ее казаться более загроможденной, чем есть на самом деле, так что я размещаю их на полках и убираю в шкафы. В спальне я нахожу перекинутую через кресло старую рубашку, которую нужно починить, поэтому я делаю и это. Все это время из духовки систематически появляются испеченные вкусности.
Однако пребывание здесь очень интересное. Дом Леандры был полон слуг-роботов, вечно повсюду ползающих, старающиеся содержать ее огромный особняк в чистоте и опрятности. Здесь нет таких роботов, и я знаю, что это не потому, что он не может их себе позволить. Наверное, он их терпеть не может. Я его не осуждаю; с их мертвыми глазами я сама всегда находила их слишком жуткими. Мне больше нравиться делать всю работу самой. Это помогает поддерживать мои навыки на уровне и, как ни странно, напоминает мне жизнь на Земле.
Пока убираюсь в доме, я обнаруживаю среди вещей наполовину погребенную коробку, полную декоративных маленьких палочек. Каждая из них покрыта маркировкой и искусно окрашена. Я знаю, что это такое, — Леандра была большой поклонницей месаккской игры «палочки» и научила меня в нее играть. Интересно, хотел бы Эмвор сыграть со мной? Я откладываю ее отдельно, чтобы спросить у него.
К тому времени, когда на плите на медленном огне кипит ужин, а на полу аккуратно расставлены коврики, которые я нашла среди прочего в одном из шкафов, я устала от дневных забот, однако дом выглядит безупречным и очаровательно уютным.
Вряд ли я смогу здесь остаться, и в этом я сама виновата. Я даже злиться на могу на Эмвора за то, что чувствую себя обманутой. Эта была та еще дьявольская ложь. Необходимая, но все равно ложь. Я размышляю об этом, в то время как в спальне по-быстрому умываюсь.
Едва я через голову натянула свежую тунику, когда кто-то стучит в парадную дверь, и эта непосредственная близость вызывает тревогу. От неожиданности у меня все внутри сжимается, и я запускаю пальцы в волосы и зачесываю их назад. Это не может быть Эмвор. Это его дом — нет нужды стучаться. Должно быть, кто-то из его соседей. Я с трудом сглатываю, в нерешительности стоя прямо за дверным проемом в спальню. Не знаю, что мне теперь делать. Он сказал, что представит меня другим, населяющим эту планету, но я не совсем понимаю, каким образом ему захочется объявить им о моей человечности… или как они это воспримут.
Если только я не ошиблась в Эмворе, и он не вызвал власти по мою душу.
У меня пересыхает во рту. Моя дрожь возвращается, и меня трясет настолько сильно, что практически слышу, как у меня в мозгу гремит стук зубов. Я украдкой бросаю взгляд в сторону входа, и в окне, что рядом с дверью, видна большая синяя фигура, выжидающая на крыльце.
— Санджурел, — я слышу, как зовет Эмвор, возможно, немножко громковато, чтобы быть случайностью. — Что ты здесь делаешь?
Как только слышу, что открывается входная дверь, я прячусь, вжимаясь спиной в стену спальни. Мое сердце колотится так сильно, что я почти уверена, что они могут его услышать, находясь в соседней комнате.
— Решил заскочить и спросить, ожидать ли твоего появления на нашем маленьком мероприятии, — тон голоса незнакомца дружелюбный, даже слишком дружелюбный. — И, кроме того, еще я хотел узнать, не приведешь ли ты с собой свою гостью. Подумал, может, загляну и познакомлюсь. Ты ведь понимаешь, это такая редкость, когда в наших краях кто-то заявляется.
Эмвор испускает стон, и я с извращенным удовлетворением отмечаю, что этот незнакомец такого же невысокого роста — если не короче — по отношению к Эмвору.
— Я буду на этом мероприятии.
— Чудесненько! А что насчет твоей подружки?
— Ей решать, — решительно заявляет Эмвор, явно пытаясь закончить беседу.
— А она здесь? Познакомишь нас?
Я прикусываю губу настолько сильно, что от этого меня пронзает острой болью. Я в ужасе от мысли о том, что меня толкают прямо перед тем, кто заявился специально, чтобы поглазеть на меня. Неужели он знает, кто я такая? Неужели там, в космодроме, кто-то раскусил мою маскировку? У меня начинает кружиться голова, и тут я осознаю, что перестала дышать.
— Она уже спит, — отвечает ему Эмвор тем же решительным «ты-меня-достал» тоном. — Сможешь познакомиться с ней на том празднике.
— А-а, — незнакомец, медля, топчется на месте. — Пожалуй, я могу здесь еще чуток задержаться. Тебе не нужна помощь с работой по хозяйству, раз уж я здесь? Буду рад помочь.
— Не-а.
— Уверен? Я в курсе, что ты большой противник роботов. Мне совсем не трудно…
— Я же сказал нет, — секунду спустя я слышу скрип открывающейся входной двери. — Увидимся на празднике. Прихвачу с собой чего-нибудь съедобное.
— Ну, тогда до встречи, — говорит мужчина, и его голос становится все тише и тише, как будто он уезжает. В его голосе не проскальзывает ни малейшего намека на разочарование. Я слышу, как он пытается добавить еще что-то, однако дверь захлопывается, и все вокруг погружается в тишину.
Эмвор испускает стон, как будто он рад наступившей тишине.
Я стою в спальне в полной нерешительности, не зная, что мне дальше делать. Он наверняка знает, что я здесь. В этом уютном маленьком домике не так много мест, где можно спрятаться. Но он молчит, и это заставляет меня нервничать все сильнее. В конце концов, я набираюсь смелости и осторожно из-за дверного проема оглядываю кухню.
Эмвор стоит, прислонившись к столу, и со спокойным выражением лица съедает одно из свежеиспеченных печенек. Он окидывает меня взглядом с головы до ног и вскидывает подбородок.
— Он уже уехал.
Поделиться книгой: