— Хотя бы.
— И кто сделает это? Уж не ты ли? Думаешь, у тебя получится?
Сонанта подумала и решила, что нет. Атур в самом деле способен предупредить почти любое их действие, а уж если задумает ответить ударом на удар, корабль спасёт только чудо. Но наверняка можно придумать, как обмануть его бдительность. Сонанта с ходу могла предложить несколько способов, но все они включали участие Формозы, а Формоза ни за что не согласится навредить своему пациенту. Если только Камингс ей не прикажет или Руана не убедит. И всё же Сонанта попыталась ещё раз:
— Вы ведь сами сказали, он опасен…
Руана отмахнулся.
— Это только часть правды. Другая часть состоит в том, что он в нас отчаянно нуждается. И не причинит вреда даже ради спасения собственной жизни.
— Не понимаю, почему тогда…
— Приходи сегодня после вахты, я объясню, — Руана улыбнулся.
Эта его особенная улыбка до сих пор смущала Сонанту, потому что означала переход к некой промежуточной форме отношений, с которой помощница аналитика никак не могла освоиться. Она понятия не имела, как себя вести в такие моменты и что говорить, поэтому сейчас не сказала ничего, только улыбнулась в ответ, постаравшись, чтобы её улыбка тоже была особенной.
Руана довольно прижмурил глаза, кивнул, коснулся на прощание её руки и свернул в боковой коридор, а Сонанта пошла на мостик.
Помощник военного аналитика был, по совместительству, ещё и младшим навигационным офицером, иначе держать его на корабле просто не имело смысла. Но Сонанта пока не видела аналитика, которому такой порядок пришёлся бы по вкусу. Оставалось мириться, терпеть и ждать — и утешаться тем, что вахты выпадают ей реже, чем другим. Хотя в этом был свой недостаток: рассчитывать курс и характер манёвра от Сонанты, разумеется, никто не требовал, но анализировать поступающие данные, принимать и вводить команды ей надлежало так же быстро и точно, как и штатным навигаторам, которые просиживали за терминалами день-деньской.
Работая с Руаной, Сонанта, по сути, проходила стажировку. Года через три-четыре шеф напишет представление, и она наконец получит лейтенантские ромбики и назначение на другой корабль третьим помощником. Это будет маленькая устаревшая посудина, на которой ей всё равно придётся стоять ненавистные вахты. Только лет через семь-десять, если всё пойдёт нормально, она дорастёт до положения «кабинетного офицера», нынешнего положения Руаны, от которого не требуется ничего — только думать.
Несчастье Сонанты усугублялось ещё и тем, что обязанности старшего навигатора всегда исполняет первый помощник, а на «Огнедышащем» это была Маджента. Если уж Сонанту присутствие Мадженты смущало, то Маджента Сонанту рядом с собой просто выносить не могла и лютовала по-чёрному. Сонанта видела её насквозь, понимала, как саму себя, но облегчения от этого не чувствовала ни капли.
Руана советовал проявить снисходительность. Но он-то был с Маджентой на «ты», он и с самим чёртом бы договорился… Это Мадженете следует быть снисходительной, она вторая на корабле, через пару лет сама станет капитаном — ей бы учиться ладить с людьми! А Сонанта кто? Камушек в её ботинке… Порой, глядя в зеркало, Сонанте хотелось расцарапать себе лицо, только бы не походить на Мадженту. «Она прекрасно понимает, что ты ни в чём ни виновата, — объяснял Руана. — Просто ей надо во всём быть первой. А лучше единственной. За этим она и пошла в ВКС.» Тогда почему, думала Сонанта, она не выбрала лицо, как у Формозы?
Руана, конечно, вступался за свою подопечную, иначе Сонанта только и делала бы целыми днями, что отрабатывала последовательность команд, перепроверяла данные, зубрила учебник по навигации, козыряла да щёлкала каблуками. Однажды Маджента заставила Сонанту перед всей вахтой двадцать пять раз вскочить с места и, приложив руку к голове, прокричать: «Здравия желаю, командор!» А всё потому, что Сонанта якобы приветствовала её небрежно, встретив в коридоре пару дней назад.
У Мадженты наготове всегда была сотня придирок, малейшую оплошность она превращала в преступление. Да что там оплошность — она зевать не позволяла в своём присутствии, даже во время ночных вахт. А если замечала, что Сонанта двигает челюстью, подавляя зевок, приказывала встать по стойке смирно и громко, чётко, в подробностях отчитаться, как помощница аналитика провела предыдущие сутки, — заодно объяснив, что помешало ей выспаться в отведённое для этого время.
Ещё Маджента постоянно бранила Сонанту за нерасторопность и лень. Единственный раз в жизни Сонанта опоздала на вахту на восемнадцать секунд. За это Маджента велела ей бегать подряд восемнадцать часов, причём первые два не останавливаясь, а потом с перерывом на десять минут каждый час.
Такого не делали даже самые свирепые сержанты на младших курсах академии.
Через шесть часов Сонанта уже не могла стоять, ноги у неё тряслись и подгибались. Может, какой десантник над ней и посмеялся бы, но от флотских офицеров звериной крепости мускулов не требовалось, лишь бы нормативы сдавали. А нормативы для них были куда ниже.
Сонанта присела отдохнуть и подумать, что делать дальше. Компьютер донёс об этом Мадженте. Та собственной персоной явилась на беговую дорожку и тычками согнала Сонанту со скамьи. Когда Маджента ушла, Сонанта с отчаяния пожаловалась Руане, а Руана наябедничал Камингсу. Камингс ничего Мадженте не сказал, просто пришёл в спортзал поупражняться и, обнаружив там Сонанту, одну, среди ночи и выбившуюся из сил,
Второй раз капитану пришлось вмешаться, когда Маджента посадила Сонанту учить наизусть таблицы эфемерид. Что это такое, знает каждый курсант высшей школы ВКС, пусть он и специализируется на военном анализе. А проходят эфемериды в разделе истории, вместе с секстантами и магнитными компасами. На память заучивать таблицы никого не обязывают — даже будущих навигаторов. Но Маджента потребовала сообщить, каково положение звезды Бернарда по отношению к Земле — к Земле! — да ещё и на данное мгновение. Сонанта не смогла ответить, и Маджента заявила, что «эта бестолочь» не выйдет с мостика, пока не вызубрит всю таблицу от корки до корки.
Расстояние между корками оказалось поистине астрономическим. Сонанте оставалось только доблестно помереть на посту.
Просидев за терминалом девять часов, она сочла возможным снова воззвать к Руане, а тот опять обратился к капитану. Камингс на этот раз не стал молчать. Что уж он там наговорил Мадженте, неизвестно, но она сама отменила свой приказ и больше в крайности не ударялась, хотя так и не простила вселенной существования Сонанты.
В тот вечер Сонанте как раз выпало дежурить с Маджентой, и хотя та пребывала в рассеянности и на своего двойника особого внимания не обращала, Сонанта так устала от одного её присутствия, что к Руане не пошла, а приняла душ и сразу легла спать. Она и так знала, что Руана ошибается. Хотя не должен бы. А вот почему он ошибается, когда явно не должен, она сказать не могла.
Утром Сонанта отправилась поговорить с Формозой. Объяснила, что её послал Руана, но прежде чем встречаться с Атуром, ей хотелось порасспросить о нём. А кого спрашивать, как не Формозу? Ведь она проводит рядом с чужаком столько времени и, конечно, успела его как следует узнать — в любом случае, лучше, чем другие. Сонанта немного нервничала, после вахты с Маджентой у неё всегда усугублялся комплекс неполноценности. Но Формоза приняла гостью благодушно и даже спросила, что именно ей интересно.
— Это так странно, — Сонанта потупила взгляд. — Он выглядит совсем как человек. То есть я хочу сказать, по виду он от нас ничем не отличается, и… — она замолкла, смущённо заглядывая в глаза Формозе.
— Как раз по виду он от нас очень отличается, — заявила Формоза с таким апломбом, что самой стало смешно. Она хмыкнула, но быстренько напустила на себя важный вид. — Вы обратили внимание, какое слабое у него надбровье — при таком-то профилированном лице? А наклон глаз? Внутренний угол выше внешнего, да как заметно! И при большой ширине глазной щели такой выраженный эпикантус. Даже у мерзов он почти не встречается. Немыслимая морфология. Но это мелочи. Лоб у него не имеет наклона, а переносицы и вовсе нет. Вы не заметили? Надо быть внимательнее, вы ведь изучали антропологию, пусть и в недостаточном объёме… А уши-то, уши! Форма мочки какая? Ромбовидная! Вы где-нибудь такое видели? А за ушами что? Жаберки! И это, замечу, лишь малая часть того, что мне дал один взгляд на его голову.
Сонанте ни один взгляд, ни несколько ничего похожего не открыли. Выглядел Атур, конечно, странновато, но если судить по наружности, скорее уж старший техник Ноби — инопланетянин. У него уши, как подсолнухи. Сонанта даже прикинула, а не сочиняет ли Формоза, чтобы покуражиться. Говорила-то она с самым серьёзным видом, но Сонанта с таким же слушала, хотя сомневалась в каждом слове и мысленно придумывала Формозе гадкие прозвища. Формоза, скорее всего, делала то же самое.
— Вспомните его руки! — потребовала красавица доктор. — У него же на больших пальцах по три фаланги! И по шесть костей пясти в кистях. Шестая косточка атрофированная, совсем меленькая, обнаруживается только при сканировании, но она есть на обеих руках. А вот ногтевая бороздка на верхней фаланге отсутствует. Ногти есть, а бороздок нет. Они у него не растут, представляете? И подбородок, как у женщины, бороде там просто неоткуда взяться. Боги, а какие у него глаза! На задней части радужной оболочки пигментация переменная, то темнее, то светлее, я раз двадцать просвечивала. И толщина роговицы меняется, а её диаметр даже больше, чем у фарров. А зубы? У него их сорок штук! Великие звёзды, а состав крови, а строение внутренних органов, а костная ткань, а мышечная… А череп, череп! У него нет ни швов, ни затылочного отверстия, вообразите себе!
Формоза перевела дыхание, прикусила верхнюю губку. Распахнула синие, как небо, глазищи, будто сама не понимала, отчего вдруг так разволновалась. Зрачки у неё блестели, точно игольные кончики.
— И, наконец, — Формоза сделала паузу и объявила, желая окончательно добить Сонанту: — у него нет органов размножения.
— То есть как? — спросила Сонанта с глупым видом. — Как же он?.. — она замолчала, приоткрыв рот и так усиленно хлопая ресницами, что в глазах зарябило.
— Ну, делением он, конечно, не размножается, — едко заметила Формоза. — Хотя в некотором роде… Видите ли, мужские организмы у наталов вообще не участвуют в процессе воспроизводства. Их эволюционное предназначение — добывать пищу, защищать женщин и детей, разведывать новые территории… словом, в точности как было у нас. С тем лишь отличием, что их женщины — андрогины и занимаются размножением в одиночку, безо всякого участия мужчин. Называть их «мужчинами» и «женщинами» поэтому не совсем правильно, зато удобно. Тем более, что первоначально у наталов, видимо, существовало обычное для нас разделение на два пола. М-м, надеюсь, вы не против такой терминологической натяжки?
Сонанта тупо покрутила головой.
— Но как всё-таки они?.. Я хочу сказать, что же, их «женщины» могут попеременно приобретать то мужские признаки, то женские, чтобы, э-э-э, спариваться друг с другом, или у них между собой тоже есть какое-то разделение?
— Ну что вы! — Формоза просияла, довольная собой. — Вы не поняли: каждая из них одновременно и мужчина и женщина и оплодотворяет себя сама. Это поразительно: при зачатии натала может сознательно «программировать» пол будущего ребёнка и даже изменять его на первых стадиях развития плода. Она сама решает, станет ли дитя продолжателем рода или бесплодным экспансионистом. Всё зависит от потребностей общества и собственных предпочтений матери. При необходимости она способна сократить срок вынашивания почти втрое и рожать непрерывно до глубокой старости. Или, напротив, уменьшить свою плодовитость до минимума. Так наталы могут регулировать численность и состав населения. Правда, за такой универсализм их «женщины» практически пожертвовали своей способностью к электродинамии. Зато у «мужчин» она развита в полной мере…
— Элетро… что? — переспросила Сонанта.
— Электродинамия. Так мерзы назвали способность наталов воздействовать на различные формы поля. Удивительный народ! Биологическими средствами они добились того, для чего нам потребовались тысячелетия технологического развития, — и даже большего! Представьте себе, они путешествовали в космосе в обыкновенных деревянных ящиках за счёт одних только манипуляций с гравитацией.
— Откуда вы всё это знаете?
— Атур мне рассказал. #285520869 / 01-Jun-2018 Я его спрашивала.
Формоза усмехнулась, смерив Сонанту колким взглядом. Пока вы, называющие себя аналитиками, ломаете головы над всякой заумной чепухой, говорил этот взгляд, настоящие профессионалы тихо и незаметно делают своё дело.
А может, он говорил что-то другое, и всё это Сонанте примерещилось. Тем более, что у Формозы и вправду были причины гордиться собой.
— Здорово, — восхитилась Сонанта.
Формоза снисходительно улыбнулась. Она ещё не всё выложила.
— Тем не менее наталы-«мужчины», — продолжила она, — сохранили атавистические половые органы и способность вести половую жизнь — исключительно для удовольствия. Видимо, это своего рода награда за службу виду и вместе с тем способ не дать им, выключенным из механизма воспроизводства, чересчур оторваться от корней. Так что Атур вполне мужчина, уверяю вас!
Формоза произнесла это таким тоном, что у Сонанты запылали уши.
Не могла же она попробовать, убеждала себя Сонанта, просто не могла!
— А как его самочувствие? — спросила она, меняя тему.
Формоза понимающе улыбнулась, потеребила ушко тонкими пальчиками и медленно наклонила голову, будто делала Сонанте одолжение.
— Значительно лучше, — объявила она. — Но его организм всё ещё ослаблен, обмен веществ полностью пока не восстановился, иммунитет подавлен. Постарайтесь не утомлять его.
Теперь уже Сонанта позволила себе понимающе улыбнуться. Но не слишком понимающе, потому что ссориться с Формозой ни в коем случае не хотела. А чтобы Формоза на этот счёт не сомневалась, с чувством, почти непритворным, поблагодарила за «неоценимую» помощь и попросилась в палату.
Атур выглядел бодрым и здоровым. Он дружелюбно приветствовал Сонанту, когда та уселась на выросший из пола стульчик, и улыбнулся Формозе, которая отошла подальше и демонстративно занялась своими делами. На этот раз Сонанта поняла её так: вмешиваться не буду, но не пропущу ни слова. Хотя кто её знает…
Сонанта подавила вздох. Лучше бы Формозе не слышать, что она собирается говорить. Но компьютер всё равно запишет каждый звук, а Руана сможет его прослушать. И даже Маджента, если ей будет до этого дело. Так что непосредственная близость хорошеньких Формозиных ушек ничего не меняла. У Сонанты оставалась только одна надежда — и Венатик, и Руана говоря с чужаком врали, значит, и она вольна поступить так же, а уж если её идея покажется им нелепой, тому виной её неопытность и ничего более.
Её сердце билось где-то у горла, горячее-горячее. Оно не давало заговорить, но Сонанта собралась с силами и как следует сглотнула — сердце скатилось вниз, в желудок, став холодным, как ледышка.
— Через шесть дней, — сказала Сонанта, — мы достигнем одной из наших баз. Там есть подразделение флотской контрразведки, которому мы будем вынуждены вас передать. Они будут вас охранять, как самый большой секрет, и на сто раз перепроверять каждое ваше слово. Они, конечно, тоже попытаются найти Шамбалу, но ни за что на станут рисковать, беря вас с собой. Они заставят вас открыть им способ, как добраться до неё без вашего личного участия.
Сонанта спиной чувствовала пристальный взгляд Формозы, но, хвала звёздам, у красотки достало ума держать язык за зубами.
— Зачем вы мне это говорите? — настороженно спросил Атур. Его дружелюбия как не бывало. — Думаете, если запугаете меня как следует, я раньше признаюсь вам?
— Я думаю, мне нет нужды вас запугивать. Вы хорошо знаете мерзов и знаете, как в подобном случае поступили бы они. Да и о нас, полагаю, наслышаны достаточно.
И почему они сразу об этом не подумали? Нет ничего труднее межвидовой коммуникации, а с Аутром они болтают так, будто он только вчера с Централи. Или с планеты очень на неё похожей. Даже с уроженцем Аркадии не удалось бы так легко добиться понимания. А Атур-то — чужак, и Формоза это только что подтвердила. Нет, он должен был жить среди них долгие годы, чтобы научиться мыслить и говорить так, как он это делал. Задавался ли Руана подобным вопросом — или считал ответ настолько очевидным, что и говорить не о чем?
Атур молчал, задумчиво рассматривая Сонанту. Будто видел её впервые.
— Они никогда вас не выпустят. И вы это понимаете.
Прежде чем продолжить, Сонанта мысленно досчитала до пяти:
— Конечно, вы должны сделать вид, что сопротивляетесь. Но если мы уйдём слишком далеко от Шамбалы, капитан может не захотеть вернуться. У него приказ.
— Вы тоже хотите, чтобы я дал вам координаты, — сказал Атур.
— Тоже?
— Ваш командор, Венатик, приходил утром.
— И что вы ему ответили?
— Что он ищёт гибели для человечества.
— А разве вам не всё равно, что будет с человечеством? С нами — или с мерзами? Разве вы не хотите, чтобы исполнилось
Атур глядел на неё, прищурившись, страшными, почерневшими глазами. От его взгляда у Сонанты закололо в затылке.
— Я расскажу вам свою историю, — сказала она. — Вы поймёте зачем, — Сонанта глубоко вздохнула. — Я родилась далеко от Централи, на планете под названием Аркадия. Смешно, да? Это мир голых скал и серой пыли, только у экватора — пояс плодородной земли, которую возделывает горстка фермеров, поселившихся там во времена Раскола. Позже этот сектор отошёл к Республике, но для жителей почти ничего не изменилось. Разве что появились спутники-ретрансляторы, которые принимают единственный стереоканал «Дип Дарк Спейс». Его делают специально для планет, вроде Аркадии, отсталых и консервативных.
Там есть один космопорт, всего в десяти днях пути от нашей деревни — в этом мне повезло. Вокруг космопорта стоит посёлок, который гордо именуют столицей Аркадии. В нём резиденция губернатора и колледж — два больших деревянных дома. Самых больших на всей планете, если не считать ангаров для челноков. Но про ангары мало кто вспоминает, потому что билет до соседней Герны стоит больше, чем может скопить за год зажиточный аркадский фермер. А никто в здравом уме не станет тратить годовой заработок на один космический перелёт. Попутные пассажирские корабли заходят на Аркадию только по требованию, чтобы забрать кого-нибудь из нескольких десятков инопланетян, которые живут в посёлке, или привести новых.
Сонанта старалась говорить не останавливаясь, без пауз, и только молилась про себя, чтобы Формоза смогла молчать.
— Мне было пятнадцать лет, когда меня устроили учётчицей при строительной артели — родители считали, что так я скорее выйду замуж. Конечно, они мечтали, чтобы ко мне посватался фермер, землевладелец. Но население растёт, пусть и медленно, и земли стало не хватать. А я была маленькой, пухлой, как кусок теста, слабенькой, как котёнок, и трусливой, как заяц…
До этого места Аутр слушал с безучастным видом, но тут, выпучив глаза, стал водить взглядом по длинному стройному телу Сонанты. Она усмехнулась:
— Не удивляйтесь, меня изменили. Но всё по порядку. Мужчина с землёй считается завидным женихом и может выбрать лучшую девушку, красивую, сильную и домовитую, так что у меня не было шансов. Но быть женой строителя тоже неплохо, у строителей всегда есть работа, и некоторые из них умудряются скопить достаточно, чтобы купить землю. Хотя её редко продают. Ещё меня каждый раз брали на ежемесячную ярмарку, где собираются люди из трёх близлежащих деревень и с окрестных хуторов. Вдруг кто и заметит. Я хотела идти в колледж, там учат на агрономов, техников и медсестёр, но родители решили, что это пустая трата времени… Как-то раз на ярмарке отец сговорился с одним хуторянином о поставках мёда — тот держал пасеку. Оказалось, он вдовец и у него единственный сын, такой же малорослый, пухлый и застенчивый, как я. Он возил к нам мёд, а в конце зимы посватался. Все считали, мне крупно повезло…
Помощница аналитика остановилась, обнаружив, что рассказывает подробнее, чем хотела. Картинки прошлого являлись незваными призраками, тянули тощие когтистые пальцы к той частице её души, где были похоронены малютка вина и крошка ностальгия. Сонанта верила, что намертво вытоптала их могилу, не оставив над ней ни надгробья, ни хотя бы краткой пометки… Но отчего тогда так легко вспомнились рябина на улице у окна их дома, обитого крашеными в зелёный цвет рейками, и запах белого клевера, что рос у крыльца? И как на этом крыльце собирались ребята и девчонки играть в гляделки, и она могла переглядеть кого угодно, просто потому что умела сосредоточиться… Вспомнилось, как они с сестрой таскали ракушки из пруда, вскрывали, поддевая ножичками, и вытряхивали в воду скользкие, похожие на жёлтые обмылки, тела моллюсков, не понимая, что они живые…
Сонанта как наяву видела довольные круглые лица отца и матери, и братьев, посмеивающихся из угла, от печки, чувствовала застрявший в горле комок ужаса и онемение в ногах. Всё, ловушка захлопнулась. Остаётся только принять свой жребий и ни в коем случае никому не показывать, как плохо на душе, чтобы не стереть улыбки с этих лиц — любящих, желающих ей добра и не понимающих ничего-ничего. Она видела пунцовые от смущения щёки Густого Мха, его нервно дрожащие губы, когда он наклонялся, чтобы в первый раз поцеловать её… Сонанте хотелось рассказать обо всём этом и ещё о тысяче мелочей, о которых она никогда никому не говорила, даже не думала, что помнит. У неё перехватило дыхание, желудок сплёлся в тугой узел. Она заторопилась:
— Я всегда мечтала выбраться с Аркадии и всегда знала, что это только мечта. Думала, что знаю. Пока не заговорили о свадьбе. И я поняла, что в самой глубине души всё время на что-то надеялась, ждала чуда, и что если я выйду замуж, всякая надежда умрёт, и я умру вместе с ней. Тогда я и увидела по стерео рекламу о наборе в ВКС. О, я видела её всю свою жизнь, просто не обращала внимания. На Аркадии нет армии, только два дряхлых катера на орбите, с крохотными экипажами, которые не годятся больше ни на что, кроме как пить в портовом кабаке да затевать драки с местными. И уж никому на Аркадии в страшном сне не приснится, что женщина может быть солдатом.
Мы поехали в посёлок, купить кое-что к свадьбе — я, мой жених и мой брат, — Сонанта не называла имён, не могла себя заставить. Не могла даже смотреть на Атура, хотя он слушал с совершенно серьёзным лицом и очень внимательно. — У меня в кармане был адрес вербовочного пункта. Я думала, что скорее умру, чем войду туда. Думала, меня поднимут на смех — такую, какой я была. Ведь флот — это для сильных, высоких парней… Там были только клерк и компьютер, мне дали тесты, сняли медицинские показатели, взяли анализы и отправили домой. Я дважды находила предлог, чтобы отложить день свадьбы, всё ждала результатов. А когда дождалась, не поверила своим глазам: меня признали годной для офицерской школы, предложили контракт на генную трансформацию… Я удрала ночью, никому ничего не сказав. Просто взяла лошадь и сбежала. Подписала всё, что мне дали, и только из порта, перед самым стартом, отправила домой записку.
Сонанта замолчала, переводя дух, украдкой глянула на чужака. Он сидел не шевелясь, даже не мигая. Ждал продолжения. И она заговорила снова, спокойнее:
— Генная трансформация — очень сложная и дорогая операция. И даже за деньги её не делают иначе как с разрешения департамента безопасности. Частным лицами такие разрешения выдают редко. Заказы в основном поступают от армии — считается, что уроженцы периферийных планет физически не соответствуют требованиям, предъявляемым к современному солдату. Но именно они составляют большую часть рекрутов. Молодёжь с Централи неохотно идёт в армию, а для жителей отдалённых планет это единственный способ вырваться в большой мир. Каждый рекрут подписывает контракт, по которому обязуется прослужить не менее тридцати лет, чтобы окупить стоимость операции. Говорят, вся нужная информация есть в наших собственных генах, надо просто заставить её работать, чтобы получить здоровый и крепкий организм. Нас помещают в специальные баки и погружают в сон, который длится около года…
Сонанта постаралась не задерживаться на этой мысли. Тусклые, расплывчатые видения, отзвуки
— Ну, а внешние данные, — Сонанта заставила себя улыбнуться, сосредоточиться на последовательности произносимых слов, — внешние данные конструируются под заказ. «В новую жизнь с новым лицом». Мало кто отказывается от такой возможности, а плату за дополнительную услугу просто включают в счёт.
Она знала, что говорит почти крамольные вещи. И собиралась зайти ещё дальше. Хуже всего, что это правда. То, что она уже сказала и что сейчас скажет. Звёзды, только бы в этом был смысл, иначе она погубит себя ни за что.
— На самом деле, подозреваю, эти операции не столь дороги и не всегда так уж необходимы. Но контракты держат провинциалов в армии, не давая рассеяться по центральным мирам, а заодно позволяют сократить расходы на жалование. Мне предложили на выбор тысячи лиц, подходящих под строение моего черепа. Я искала такое, чтобы напоминало моё собственное, было симпатичным, но не чересчур красивым, потому что собиралась в армию, а не на подиум.
Спина у Сонанты напряглась и одеревенела, будто в ожидании удара. Помощница аналитика невольно сделала паузу — была уверена, что сейчас-то Формоза не выдержит. Но та не издала не звука.
— Меня заверили… Заверили, что выбранное однажды лицо сразу же исключается из базы данных. А когда я пришла на «Огнедышащий» и встала перед первым помощником командором Маджентой, чтобы доложиться, то подумала, что смотрюсь в зеркало, потому что ростом, лицом и фигурой она в точности, как я. Только причёска и цвет глаз другие. Никто из нас в этом не виноват, но Маджента ненавидит меня и мстит, как может… Я никогда не хотела служить в армии. И сейчас не хочу.
На этот раз Сонанте послышался за спиной сдавленный вздох. До сего дня она ни перед кем не произносила этих слов, даже перед Руаной, и не произнесла бы ещё четверть века. Но последние дни у неё было чувство, что впереди их ждёт что-то ужасное, её саму и всех на корабле, и перед этим ужасом её карьерные перспективы были что дымок из отцовской трубки: ветер дунул, и — нет…
— Будь у меня выбор, я бы поселилась на Централи и стала учиться чему-нибудь красивому… Но как вы думаете, каково моё самое потаённое, самое сильное желание? Может, я хочу убить командора Мадженту? Уничтожить всех, кто сделал меня такой? Разрушить саму систему?
А ведь моя история вполне обыденна. У нас в академии был парень с Медоны, планеты, превращённой в плантацию моки-воки. Вся она поделена на латифундии, которыми владеет дюжина семей, меньше сотни человек. Остальные жители, миллион с лишним, — рабы. Формально они числятся наёмными сельхозрабочими и гражданами Республики, о существовании которой даже не догадываются. Тот курсант родился увечным — одна нога короче другой, сухая рука. Лечить его не стали, а изуродовали и приспособили для потехи. Каждый год местный хирург переделывал его на новый лад. Когда мальчик случайно попался на глаза налоговому инспектору с Централи, телом он походил на краба, а лицом на череп — ему отрезали нос, уши и губы. Цивилизованный инспектор, хотя и взяточник, был слишком потрясён, чтобы оставить всё, как есть. По его докладу начали расследование, а мальчика он забрал с собой и добился, чтобы его приняли во флот и трансформировали. К тому времени расследование закончилось, и как раз выяснилось, что инспектор взяточник. Его отправили в отставку. А медонские помещики приняли от Республики деньги на школы и больницы, и что было дальше, никто не знает. В академии спасённый, конечно, прошёл курс реабилитации, но кто скажет, чего он жаждет в самой глубине своей души?
Не будь рядом Формозы, Сонанта могла бы рассказать и о ней. Как её отдали замуж в двенадцать лет за человека втрое старше — на планете, где женщины сидят по домам, не вправе говорить без дозволения и не умеют читать, несмотря на республиканский закон об обязательном среднем образовании. Через три года муж вышвырнул её на улицу, прилюдно назвав бесплодной, — страшнее в тех краях только обвинение в измене. Но за измену карают смертью, а про таких, как Формоза, говорят: «Бездетная женщина хуже собаки». Её подобрал сутенёр и полтора года сдавал внаём в подпольные публичные дома. Пока один из клиентов, солдат с местной базы ВКС, тоже трансформат, пожалев, не отвёл девчонку на вербовочный пункт. Оттуда её, в виде исключения, сразу же отправили на Централь — армейским грузовиком, замороженную. Потому что пассажирского корабля ждали только через месяц, а идти ей было некуда. Эту историю Сонанте рассказал Руана. Теперь Формоза стала красавицей и львицей и вовсю помыкает мужчинами, но кто знает, о чём её сны?..
— Что будет, — вопрошала Сонанта, — если его желания исполнятся? Или мои?
Или её?
— Что случится, если желания каждого на этом корабле начнут исполняться?
Сонанта сцепила зубы, собираясь во что бы то ни стало дождаться ответа. Но Атур молчал. Сначала он опустил взгляд, будто испытывал неловкость, но почти сразу поднял и теперь смотрел на помощницу аналитика холодно и бесстрастно, не двигаясь, даже не мигая, — словно хотел подчеркнуть свою нечеловеческую природу.
Сонанта поняла, что вообще не слышит не звука, никакого, кроме собственного неровного дыхания. Даже Формоза перестала возиться и затихла в ожидании. Взгляд Атура сверлил Сонанту, она готова была поклясться, что ей что-то давит на переносицу, холодное и твёрдое, как дуло пистолета. В чёрных глазах Атура мерцали далёкие звёзды. Всё вокруг стало каким-то ненастоящим. Всё, кроме этих звёзд. Голова у Сонанты закружилась.
Ждать больше нельзя, не то и она, как другие, подпадёт под Атуровы чары.
— Вот именно, — произнесла она хрипло. — Вам нет до этого дела.
Звёзды потухли, глаза Атура стали обычными, карими, а выражение в них — как у испуганного зверька.