Помоги проекту - поделись книгой:
Мне нечего было возразить, я попросил её телефон, она продиктовала пятизначный номер и мы расстались. Её фигура с поднятой в прощальном жесте рукой медленно стала уменьшаться в заднем стекле автомобиля.
Прошёл ещё один год. В свой очередной приезд, а это случилось в начале августа, мы с Леонидом Яковлевичем расположились в ведомственной гостинице, которая располагалась в бывшем доме известного когда-то в этих местах адвоката. Должен заметить, неплохо жили в то время польские адвокаты, если могли позволить себе строить такие дворцы. День приезда всегда связан с суетой: найти жильё, расположиться, поехать на шахту, договориться о выполнении определённых работ, повидать знакомых и так далее.
– Леонид Яковлевич! Срочно вызывайте скорую: у меня инфаркт.
– Вы закончили университет?
– Саша, значит, я могу вас так называть?
И только гораздо позже, когда я после более чем годичной реабилитации вернулся к полноценной жизни, в моей голове окончательно сформировалась мысль, что те минуты ожидания драгоценной капельницы и были, скорее всего, минутами недолгого пребывания на грани между нашим миром и тем, откуда уже не возвращаются. Прогноз Евы Брониславовны в очередной раз продолжал оправдываться.
– Спасибо, Ева Брониславовна, за вашу щедрость, сто лет это очень немало, я бы согласился и на восемьдесят.
Я положил розы к подножью покрытой пятнами тёмно-зелёного мха плиты, закрывающей вход в усыпальницу, молча постоял, припоминая наши беседы, вечерние прогулки по лесным тропинкам в окрестности санатория, занятия нумерологией. Скоротечна жизнь человеческая и, наверное, её нисколько не украшает знание о том дне, когда прервётся это течение. Хотя, права была Ева Брониславовна, время нивелирует остроту ощущений, и я заметил, как всё реже стал вспоминать о том, что ждёт меня в соответствии с её прогнозом на сорок первом году жизни.
– Посмотрите, Саша, что у меня получилось. Признаюсь, я удивлена.
– Прощайте, говорю я вам, Саша, и большое спасибо за то, что украсили моё пребывание в этом санатории. Мне было интересно в вашей компании, я давно так хорошо не отдыхала.
– Знаете, я никогда не думал об этом. Мне не просто ответить на этот вопрос, а поверхностных ответов я, сказать откровенно, не люблю. Хотя, вот так, навскидку, мне кажется немыслимой сама возможность такого действия: никому не дано увидеть своё или чужое будущее. Ведь зная, что произойдёт в будущем, мы можем влиять на него сейчас, в настоящем. Но тогда события в нашем будущем не будут постоянными, его структура будет меняться, а, следовательно, будет меняться и настоящее, поскольку они взаимоувязаны. Будет нарушена гармония в этом мире. Нет, я не верю в возможность столь глобально управлять течением даже одной только собственной жизни, не говоря уже о посторонних судьбах. Я фаталист, Ева Брониславовна, и верю в то, что основные вехи нашей жизни, её ключевые события записаны где-то там наверху, в книге жизни, и изменить их никому не дано, как бы сильно нам этого не хотелось.
– Ева Брониславовна, я с удовольствием разделю ваше одиночество и познакомлю с моим учителем. Его зовут Леонид Яковлевич, и он знает бездну стихов французских поэтов. Уверен, вы понравитесь друг другу.
– А как же тогда Кассандра, Мессинг, Ванга и, наконец, библейские пророцтва?
– Меня зовут Ева Брониславовна, спасибо, что развлекли одинокую кобету. Будете проходить мимо, рада буду пообщаться с вами. Мои дети, да и внуки тоже, заняты своей жизнью, работают во Львове, а я живу здесь, одна в большом доме. Пан не знает, но я часто неделями ни с кем не общаюсь. Так уж получилось, – виновато добавила она.
– Ничего особенного, назовите мне день, месяц и год вашего рождения.
Вот здесь, среди леса и озёр, в домике типа «шале» мы и будем приводить в состояние равновесия наши организмы, ослабленные стрессами и тяжёлым городским воздухом.
– Я рада, что вы так мыслете.
Так я познакомился с Евой Брониславовной Тышкевич, удивительно интересной женщиной, следы прошлой красоты которой и сейчас, когда ей было почти восемьдесят, отчётливо просматривались сквозь паутину возраста. Я представил её моим приятелям. Она легко и непринуждённо влилась в нашу компанию, где самый старший был лет на двадцать моложе её. Она понимала наш юмор, мы – её. Мы все были людьми одного круга.
В комнате воцарилось молчание, было отчётливо слышно, как монотонно насвистывает маленькая славочка в кустарнике за окном, да всё реже падают капли на жестяный козырёк крыши балкона. Солнечные лучи пробились, наконец, сквозь тучи и через распахнутые окна косыми светлыми пятнами легли на стол, кровать, низ стены. В атмосфере явно наметились изменения к лучшему, чего нельзя было сказать о моём настроении. Всё таки не каждый день узнаёшь, что через год-другой тебе суждено будет взглянуть на грань, отделяющую эту вселенную от мира иных, образно говоря, физических состояний.
– Ну, что вам сказать, Ева Бориславовна: если предположить, что всё это действительно происходило и может произойти со мной, то меня должны радовать отдалённые перспективы и заставить серьёзно задуматься дела ближайших лет. Простите, вы в самом деле верите во всё это?
С годами я всё чаще достаю из ящика письменного стола уже изрядно затёртый лист бумаги с нанесенным на него графиком, внимательно вглядываюсь в его правую часть, где кривая асимптотически, где-то очень далеко, чуть ли не в бесконечности, приближается к единице, и думаю о том, что может означать для меня этот очередной каприз судьбы. Какой сюрприз она мне готовит мне в этот раз? И что ожидает меня там, где плавно возрастающая кривая линия коснётся, наконец, моего верхнего жизненного предела?
– Леонид Яковлевич, я не шучу: срочно вызывайте скорую.
– А как же вы преподавали немецкий язык, не имея специального образования?
В первый же свой приезд в Сокаль – это случилось глубокой осенью того же года – я навестил могилу Евы Брониславовны. Фамильный склеп Тышкевичей находился в глубине старого, заросшего деревьями и травой, польского кладбища. Здесь она и была похоронена. Насколько я понимаю, это было последнее захоронение представителей этого шляхетного рода, поскольку дети её и внуки давно покинули эти места, и вряд-ли когда сюда вернутся.
Лес с залитыми солнцем полянами был пуст, и только на скамеечке у футбольного поля с книгой в руках сидела немолодая женщина. Я давно обратил на неё внимание, уж больно отличалась она от окружающей публики. В ней всё было необычно: неизменно доброжелательное выражение лица, свойственное хорошо воспитанным интеллигентным людям старой закалки, покрой платья, шляпка, веер. Среди обитателей санатория она выделялась так, как выделяется синичка, случайно затесавшаяся в общество воробьёв. Оторвавшись от книги, она заметила меня и улыбнулась. Я не мог пройти мимо, просто поздоровавшись, и остановился:
– Это несложно, мы работаем в университете, на местных шахтах ведём исследования, а живём вон в том домике на краю леса. А вы как здесь оказались, если не секрет?
Возможно, когда-то существовали цивилизации, жизнь которых была полностью основана именно на таких знаниях. В них верили древние философы, Пифагор, в частности. Ему, кстати, принадлежит способ проникновения в будущее по дате рождения человека. Он был уверен, что момент рождения человека очень тесно связан с его будущей жизнью. Для этого он создал целую науку – нумерологию. Хотите, я по методике Пифагора, которую немного усовершенствовала, сделаю для вас прогноз будущего?
– Добже, пусть будет так. Вы ещё молоды и вам не просто поверить в то, что кроме привычных для нас знаний существуют и особые, герметические, знания, которые имеют инну природу и с которыми связаны инные возможности человека, пока ещё не раскрытые даже на доли процента.
– Что скажете, Саша?
Голос Евы Брониславовны вернул меня от созерцания к действительности. Я вернулся в комнату. Перед женщиной на столе лежал лист бумаги с нанесённым на него графиком.
Это было сказано с такой силой убеждённого в своей правоте человека, что мне стало немного не по себе. Я с новым интересом вновь обратился к рисунку.
На скамейку вспрыгнул огромный рыжий кот – хозяин окрестностей. Оглядевшись по сторонам, он стал неторопливо умываться. Пробегающий мимо мальчишка остановился и протянул к нему руку. Кот прервал своё занятие, подумал и резко цапнул его лапой. Мальчишка отдёрнул руку, засмеялся и убежал. Кот проводил его взглядом умудрённого жизнью существа, вздохнул и степенно продолжил приводить себя в порядок в преддверии наступающего вечера.
Машина скорой помощи прибыла буквально через пять минут, оказалось, что городская больница расположена буквально за забором нашей гостиницы. Вскоре я лежал в палате, а вокруг меня суетилась молоденькая сестричка, безуспешно пытаясь ввести иглу капельницы в вену. Скомпрометированные предыдущей больничной эпопеей, они отказывались подчиниться её неумелым попыткам. Жжение в груди нарастало. Наконец, сестричка сказала, что сейчас приведёт опытную сестру из детского отделения, велела не двигаться и исчезла.
– Возможно, только что-то немного я встречал людей, которым повезло сохранить разум и здоровье до глубокой старости.
– Он был польский шляхтич, как и его родители.
Два провала на графике, который нарисовала Ева Брониславовна, в точности соответствовали этим двум периодам моей жизни. Было от чего задуматься. Я поднял глаза на сидящую передо мной женщину:
Я склонился над столом. Кривая на графике моей судьбы начиналась с ординаты 0,4. Затем линия медленно поднималась и к двадцати годам её ордината приняла значение 0,8. К двадцати восьми-тридцати годам кривая резко упала до значения 0,3, после чего стала медленно подниматься и к тридцати восьми-сорока достигла ординаты 0,9. Потом она резко упала до ноля к сорока одному году, после чего опять стала плавно повышаться, достигла значения 0,9 к пятидесяти годам и продолжала крайне медленно расти к семидесяти, восьмидесяти и далее, асимптотически приближаясь к единице где-то далеко за сотней лет.
– Уровень собственной жизненной силы у любого человека не может быць больше идеала, то есть единицы, – объяснила она, – а вашу жизнь мы проследим до ста лет.
– Тысячи лет… не знаю, хорошо ли это. Такая жизнь вполне может оказаться наказанием Господним: за это время уйдут друзья, дети, внуки …
– Не стану спорить, хотя если жить полноценной жизнью, так почему бы и нет: время лечит любые раны.
Прошло ещё несколько дней, и настала пора уезжать домой, к семье, к работе. Ева Брониславовна покидала санаторий на день позже. Мы попрощались у автомобиля, который должен был увезти нас к поезду во Львов.
– Да, кстати, и нумерология тоже редко кому даёт такую змогу. Лично у меня таких прогнозов ещё не было, поэтому-то на горизонтальной оси я никогда и не откладываю более ста лят. А теперь, Саша, позвольте мне сосредоточиться, я буду делать вычисления.
– О, Матка Боска! Саша, это я с большим удовольствием приготовлю нам кофе, пока вы работаете. То будет кофе по нашему фамильному рецепту, его придумал ещё мой дед и вам сподобается его вкус.
Прошло буквально несколько секунд, и колеблющаяся пелена, отделяющая моё сознание от окружающего мира, исчезла так же внезапно, как и появилась. Вернулись встревоженные голоса окружающих меня людей, вернулась, хотя и с меньшей силой, боль в груди слева. Потом была санавиация, неутешительный диагноз о трансмуральном инфаркте, отягощённом воспалением сердечной сумки, бесчисленные капельницы и препараты, новая больничная эпопея.
Она опять неуловимо улыбнулась:
Я не стал его убеждать, чувствуя, как, словно вода сквозь пальцы, уходят силы:
– Конечно, ради Бога, буду только рад.
– Саша, я давно составила график моей жизни и точно знаю: она оборвётся в этом году. Так что, прощайте, мой друг, я рада нашему знакомству. И, проше пана, не нужно утешений. Я прожила довольно длинную жизнь, и готова без боязни её завершить. С сожалением, но без боязни.
Женщина в очередной затейливой шляпке, грустно улыбнулась и покачала головой:
Такая вот забавная получилось картиночка моей жизни. Сейчас мне было сорок, и чувствовал я себя очень даже неплохо. Женщина с чуть заметной улыбкой смотрела на меня:
– Пшепрашам, Саша, я не вовремя?
На следующий день к полудню мы были уже у себя в городе. Домашние хлопоты, работа, начало учебного года отодвинули на задний план летние ощущения, и только через две недели я вспомнил, что нужно позвонить в Сокаль. Телефон долго молчал и только к полудню мне ответил мужской голос. Это оказался сын Евы Брониславовны. Я представился и сказал, по какой причине звоню. Он помолчал, а потом сообщил, что его мать умерла пять дней назад. Инфаркт, она легла спать и не проснулась. Слава Богу, лёгкая смерть, как бы в награду за непростую жизнь, прожитую этой женщиной. Я принёс свои соболезнования и положил трубку. Оправдалось ещё одно предсказание, сделанное Евой Брониславовной на основе усовершенствованного ею древнего метода нумерологии.
Быстро миновали первые пять дней. Мы втянулись в размеренный процесс санаторной жизни, в целом уже отдохнули и познакомились с тем небольшим количеством отдыхающих, которые приехали сюда, влекомые единственным желанием сменить обстановку и оздоровиться подальше от дома. Как-то в полдень мы вышли из столовой. Мой коллега отправился получить полагающийся ему массаж, а я решил пройтись после обеда к соседнему санаторию.
На соседней полке купе с газетой в руках лежит Леонид Яковлевич. Это мой учитель, поскольку под его руководством была защищена моя дипломная работа, а затем и обе диссертации, и он же просто мой старый надёжный товарищ. Иногда я поражаюсь разносторонности его знаний: от лёгкой французской поэзии, к которой он по неясным для меня причинам неравнодушен, до сложных постулатов квантовой физики и проблем философии. Мы часто отдыхаем вместе, находя интересные темы для разговоров.
После этих слов она чуть более пристально взглянула на меня:
– Вас проводить?
Я сказал, она стала что-то чертить. На бумаге появилась система координат. Вертикальная ось была равномерно разбита на отрезки от ноля до единицы, горизонтальная – от ноля до ста. Ева Брониславовна объяснила, что по вертикальной оси отложены уровни жизненной силы, а по горизонтальной – годы жизни.
– Не секрет, мне внуки купили сюда путёвку, отдохнуть от домашнего однообразия. Я живу не так далеко, на окраине Сокаля, в старом доме, который построил ещё мой дед.
Мой учитель с перепуганным лицом моментально оказался возле кровати:
Этот симпатичный водоёмчик, имеющий форму изогнутого овала, расположен посреди поля, заросшего спорышем. За ним справа на расстоянии, примерно, полутора километров виднеется кромка леса, а между озером и лесом простирается равнина, на которой в сложном беспорядке разбросана цепь сообщающихся друг с другом болотистых озёр с прозрачной холодной водой, которые питают подземные источники. На поверхности воды плавают жёлтые кувшинки и белые лилии. Берега и островки увенчаны зарослями камыша и редкими деревьями. Здесь живут лебеди неописуемой красоты с маленькими серыми малышами и много-много иной живности: утки, ондатры, пичужки разной величины и окраски. Местные парни и девушки часто приходят сюда поупражняться в любви на мягком ковре из трав, сплошь покрывающем землю. Здесь много таких укромных местечек. И тогда не только птичье пение нарушает тишину этих заповедных мест.
– Не совсем так, у вас действительно будут серьёзные неприятности в отношении вашей жизненной энергии. Я не могу вам сказать, с чем это будет связано: здоровье, автомобильная авария или что-то ещё, но только в результате этого события вы ненадолго как-бы прикоснётесь к границе нашего мира. Такое состояние продлится недолго, обратите внимание: дальше ваш жизненный потенциал постоянно увеличивается, обещая вам долгое пребывание здесь, на Земле. Я никогда ещё не видела такого графика: судьба как-бы посылает вам троекратное испытание, но затем, словно в подарок, дарит долгую жизнь здорового человека.
Итак, вот эта история.
– Вы преувеличиваете, через несколько дней острота ощущений от прогноза уменьшится, а потом и вовсе исчезнет. Так уж устроена душа человека. А потом придёт время, и всё сложится так, как нам предначертано судьбой, её нельзя изменить. Впрочем, кого я убеждаю, ведь вы же фаталист, как сами сказали. Господи, что это я разговорилась, мне ведь на процедуры нужно. До споткання, Саша, до вечера.
Домики в стиле «шале», среди которых нет двух одинаковых, стоят в смешанном хвойно-лиственном лесу. Они вытянуты вдоль гребня водораздела в одну плавно изгибающуюся линию. Ниже этой линии находится столовая, корпус для отпуска процедур и искусственный пруд с островком в центре. По периметру пруд зарос камышом, вода изобилует водорослями и лягушками, а в центре островка находится симпатичная беседка, попасть в которую можно по узкому мостику. По вечерам, когда ночная тьма делает неразличимыми лица, сюда приходят отдыхающие противоположного пола и целуются со страстью, пугающей местную живность, которая в большом количестве обитает в зарослях на берегу.
Мне было неловко отказать немолодой симпатичной женщине, которая столь искренне верила в возможность безнаказанно заглянуть в будущее.
– Скажите, пожалуйста, а что означает нулевой уровень жизненной силы к сорока одному году моей жизни? Это то, о чём я думаю?
Мне вспомнились рассказы моей матери о том, что я родился проблемным в смысле здоровья ребёнком и лет до четырёх меня усердно выхаживали, используя весь имеющийся в наличии скудный на то время арсенал традиционной и нетрадиционной медицины. До сегодняшнего дня это были всего лишь отвлечённые рассказы о времени, воспоминания о котором полностью исчезли из моей памяти, но сейчас они обрели не только смысл, но и количественное выражение – сорок процентов от максимально возможного значения.
– Возможно, что всё так и будет происходить, у меня нет оснований не верить вашему методу, но только теперь я постоянно буду об этом думать и стараться не спровоцировать третий пиковый случай в моей жизни. Что-то у меня нет особого желания заглядывать туда, куда не просят. А это, как вы понимаете, не очень украсит мою жизнь.
– Конечно, кто же не знает Ягеллонский университет, это всё равно, что не знать, что такое Сорбонна, Кембридж, Оксфорд.
Ева Брониславовна поднялась из-за стола:
Как Вам понравился мой рассказ, дорогая Матильда? Напишите мне письмо, я рад буду получить от Вас долгожданную весточку.
– Что за настроение, Ева Брониславовна? Вы здоровы, насколько я понимаю, и прекрасно выглядите. Мы непременно увидимся с вами, вот увидите.
– Да. Пан считает, цо то естам плохо?
– Я досконало владею немецким, английским и французским мовами. Такое тогда было воспитание, молодой человек.
– Пшепрашам, и как вам удаётся всё то совмещать?
– Саша, ты что такое говоришь? Какой инфаркт!
Она задумалась немного, но потом довольно легко согласилась:
– Что вы, что вы, проходите, пожалуйста. Только, ради Бога, я сейчас закончу и приготовлю нам кофе. Почитайте, вот свежая газета.
– Стало быть, в ваших жилах тоже течёт дворянская кровь, – полуутвердительно, полувопросительно заметил я.
– У вас и вашей семьи, – обронил я.
– Саша, поверьте, вы напрасно так расстроились. У вас всё будет хорошо. Вы будете долго и, я уверена, интересно жить.
Конечный пункт нашей поездки находится под Сокалем, маленьким старым польским местечком. Когда-то здесь даже размещалась королевская резиденция, но в настоящее время это достаточно провинциальный городок и одновременно центр угольной промышленности на западе страны. Наш университет и шахты давно уже связаны договорными обязательствами в части выполнения научных исследований. Я лично знаю всё местное руководство, их дети, идя по стопам родителей, как правило, учатся горном делу и, таким образом, мы всегда рады видеть друг друга. Вот и сейчас, поезд прибудет во Львов, там будет ждать машина, которая доставит нас в местный ведомственный санаторий. Здесь мы оплатим путёвки, и три недели будем совмещать отдых с поездками на шахты, где ведутся наблюдения и где уже несколько дней работают мои сотрудники, находясь в командировке.
– Да, на отдыхе. Мы здесь с моим учителем, отдыхаем и работаем немного.
Проснулся я от ощущения смутного беспокойства. Часы показывали начало двенадцатого. В соседней комнате горел свет и тихо работал телевизор. Я присел на кровати. В груди слева была непривычная тяжесть. Я несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от неё, но это не помогло. Тяжёлый ком оставался на месте. Вдруг всё тело покрылось холодным потом, неприятно закружилась голова. Руководствуясь непонятным инстинктом, я крикнул:
Минут через двадцать по комнате плыл удивительный запах свежесваренного кофе, мы сидели за столом и вели неспешную беседу ни о чём. Вдруг Ева Брониславовна взяла лист бумаги, лежавшей на столе, ручку и спросила:
Когда мне исполнилось двадцать семь лет, я вновь оказался в очень тяжёлом положении, причина которого кралась, опять-таки, в очередной проблеме со здоровьем. И если предыдущую ситуацию я просто не помнил в силу младенческого возраста, то эту я запомнил достаточно хорошо, поскольку эта больничная эпопея выбила меня из рабочего состояния на два бесконечно долгих года и, вообще говоря, разделила мою жизнь на две неодинаковые в смысле её качества части.
– Войдите, – крикнул я, не поднимая головы. Дверь скрипнула, и за ней оказалась Ева Брониславовна в своей очередной неизменной шляпке.
– Скажите, Саша, а как вы относитесь до змоги взглянуть на своё будущее?
– Не только, способ не мает значения, просто скажите, как вы относитесь до самой можливости заглянуть в собственное будущее. Вы верите, что это можно сделать?
– Простите, Ева Брониславовна, но я учёный и не могу поверить в нечто такое, что нельзя воспроизвести повторно независимо несколькими людьми.
Я отошёл от стола, потёр затылок:
– Да, пан знает об этом университете?
Она мягко взяла меня под руку:
– До вечера, Ева Брониславовна.
Она чуть заметно усмехнулась:
– Пшепрашам, цо то значит – «у вас»?
– Скорее всего, да, это то, о чём пан мыслит.
– Хорошо, Саша, а сейчас, пшепрашам, мне пора на процедуру.
– Нет-нет, что вы, мне много лят, спору нет, но ходить самостоятельно я ещё могу. До видзенья, Саша.
Поделиться книгой: