Мир Колодца Ангелов [СИ] (ознаком)

— Давай еще раз по видеоряду пройдемся. А то как подумаю, что где-то тут эта змея бегает…

— Желтопузик — безногая ящерица, совершенно безвредная.

— Ага, — не сдавался Мухин, — но я когда увидел крупным планом, как она Паве Ротти за корсаж ползет, едва не уписался. Полчаса убеждал себя, что змея виртуальная.

Практиканты склонились голова к голове над планшетом Максика, изучая записи пристальней, чем молодожены — свадебный альбом. Камер наблюдения в «Глобусе» принципиально не было. Официальной трансляции с генерального просмотра «Антония и Клеопатры» не вели: «Несравненной» Паве Ротти, «звезде сцены первой величины, прервавшей свое триумфальное шествие по галактике ради открытия юного храма искусств» не нравилось, как она смотрится на больших экранах. Но частную съемку никто не запрещал. И техники управления восстановили ход инцидента из крупиц — буквально. И продолжали добавлять к нему детали, копаясь в обломках матриц, модулей и планок памяти.

Собственно, снаружи инцидент таковым не смотрелся. Скорее, спасательной акцией, перевернувшей замысел Шекспира с ног на голову как раз тогда, когда пьеса гладко подкатывала к финалу. На деле же присутствующие не осознавали себя, ломанувшись на сцену, едва египетская царица, отравив на пробу служанку, прижала желтопузика к широкой груди.

Затесавшийся на просмотр эколог громко требовал соблюдать права животных.

Туванский дипломат тискал визжащую диву четырьмя верхними конечностями, опираясь на две нижние и хвост. Желтопузик ввинтился в декольте Павы, вывинтился из-под юбки и благоразумно сбежал.

А сверху медленно и печально падали лепестки бело-красных роз. Сценарием, между прочим, не предусмотренные.

— На четвертой минуте сорок шестой секунде останови! — воскликнул Бертик. — Что-то здесь мелькнуло.

Максик остановил и увеличил изображение.

— Точно, рука. И горсть лепестков. Сеятель, блин!

— Может, в них был яд?

Лебединский пробежался по виртуальным кнопкам планшета:

— Вынужден тебя разочаровать, молодой землянин. Никакие известные яды в лепестках не обнаружены. Ни земные, ни инопланетные. Зафиксированные следы генетического материала с ДНК присутствующих не совпадают. Так что руку можем даже не сверять.

— Тогда яды неизвестные? А может, отравили орешки? Или эль?

— «Разве могут наши безотходные фабрики с замкнутым циклом самостоятельно изменить программу, производя нечто, вредящее потребителю?» Может, уже после в расфасовку каку подсунули?

— «Разве может наша славная молодежь, воспитанная в духе гуманизма и интеграции, позволить себе столь безответственное поведение?» — столь же удачно спародировал лаборантов Мухин. Практиканты переглянулись и негромко расхохотались, чтобы не будить эхо.

— И неизвестные яды не обнаружены тоже, — Максик ткнул пальцем в экран. — Вот, читай. «В крови пострадавших вредоносных примесей не наблюдается». Пробы воздуха брали тоже. Все чисто.

— Вызывающее массовый психоз излучение?

— Можно настроить генератор, чтобы он воздействовал на волны мозга землянина. Но чтобы накрыть инопланетянина, его придется перенастраивать. А тут попали три народа одновременно. Кстати, из модулей настройки вирт-одежды и личной электроники подобный генератор не слепишь, а ничего сложнее в «Глобус» не проносили. Ну и со сканером прошлись наши ребята. Нигде и ничего. Хотя вру, — Максик потянулся, — на скафандр высшей защиты командира оперативников в подвале упал здоровый клок паутины, а эксперт наступила на крысу. Визжали обе.

— Тогда призрак оперы?

— Не фиксируются поля, свойственные аномальным зонам. Расслабься, в алюминиевой шапочке нет нужды.

Альберт машинально подобрал с пола пару засохших лепестков, пробормотал мрачно:

— Никогда двухцветных не видел. Гибридный сорт?

— Не ешь! Козленочком станешь.

Мухин дернулся и уронил лепестки. Максик подцепил их пинцетом и сунул в прозрачный пакетик. Подманил дрон:

— Семнадцать ноль четыре. Взят образец.

— И зачем он тебе?

— А шоб було.

И на карачках пополз по сцене, сквозь лупу разглядывая пыльные доски.

— Что это тут у нас? — Лебединский выколупал из щели обрывок белого меха. — Образец номер два, — он отщипнул и поджег несколько волосков. — Мех искусственный, идентичный натуральному. Цвет — белый…

— А с изнанки характерное пятно, — добавил в тон Мухин, отбирая у приятеля лупу и разглядывая улику. — Похожее на кровь, только зеленое. Кстати, а служебную собаку привозили?

— Привозили. Но она след не взяла. Обстановка слишком нервная. И крысы, — рассеянно пробормотал Максик, бегая пальцами по экрану планшета. — Уфф! И зачем меня так пугать? У туванцев кровь алая, а у слоников синяя, на медной основе.

— А зеленая у кого?

— У биороботов старой модели. Бред какой-то. В общем, я в лабораторию, пусть решают, кровь или не кровь. И программистов потрясу: вдруг надыбали свежее. А ты мухой в больницу.

Альберт ненавидел, когда издевались над его фамилией. Потому отозвался нелюбезно:

— Их же допросили по горячим следам!

— Кого допросили, а кого ввели в искусственную кому. Придут в себя и вспомнят или случайно обронят что-то важное. Откуда всплыл этот, с рукой, у Павы за плечами.

Мухин фыркнул:

— Из люка, естественно. Их тут аж четыре: один с чердака, три из подвала, ведут на сцену и по краям.

Постучал ногтями по широкому браслету:

— У меня тут все размеры и схемы забиты: вот, амфитеатр диаметром от 97 до 102 футов (29,6-31,1 м), вмещает до трех тысяч зрителей; сцена имеет размеры приблизительно 43 фута в ширину (13,1 м), 27 футов в глубину и поднята почти на 5 футов (1,52 м) от земли. Только эта зараза, кроме лепестков и руки, следов нигде не оставила. А то и вовсе сбежала. Следящие камеры развесили ведь? И тишина. А если ни в жисть не покидала Землю, то поиск по ДНК — пустая трата времени.

— Оптимист ты, Бертя! — Лебединский зачехлил аппаратуру. — Я вот на все сто уверен, что он застрял в защищенном периметре.

— А жрет что? — оставил Мухин за собой последнее слово. — Крысиный корм? Или пуговицы от штанов? И почему нам его не видно?

— А я рад, что не видно, — бормотал Максик, поворачивая в амбарном замке на воротах огромный ключ. — Послушай, Мухин, если я вдруг начну к тебе с неприличными предложениями приставать, то это не я. Я на генетическом уровне натурал.

Сильнее других от коллективного безумия пострадали актеры, занятые в финальной сцене спектакля, туванский дипломат, желтопузик и растоптанная в хлам съемочная техника.

Большинство жертв, обработав синяки и царапины, передали на руки стресс-психологам, а после распустили по домам. Но Пава Ротти и туванец все еще пребывали в стационаре. С дивой случился гипертонический криз — болезнь, начисто позабытая века два назад. Многорукого поклонника актрисы тюкнул их местный «кондратий». Но сейчас здоровье пострадавших было вне опасности.

Из искусственной комы обоих вывели, но из палат не выпускали: должно быть, для того, чтобы пациенты не нанесли друг другу еще одну моральную травму, столкнувшись в коридоре.

Альберт побеседовал с каждым. Актриса, томно вздыхая и кося на следователя глазом с поволокой, поведала о ледяной бездне, распахнувшейся за спиной, в которой трещали пластмассовые крылья. После наводящих вопросов удалось определиться, что крылья все-таки трещали в бездне, и Мухин удалился, догадливо поцеловав протянутую на прощанье руку.

Туванский дипломат был по-военному краток. Он признался, что в тот миг узрел в Паве царицу гнезда из Внутреннего круга. И, естественно, любой ценой обязан был защитить ее от посягательств четырехногого летучего недоразумения с ушами и хоботом. Оравшего, к тому же, что она есть прозрачная жемчужина в вершине пирамиды любви, проливающая свет солнца до ее основания.

«О ревность, зеленоглазое чудовище!» — завершил туванец без переводчика, а Мухин понял, что зря потерял время.

Зато Лебединскому повезло несказанно. Он отнес улику в лабораторию, а на выходе столкнулся с практикантом из их потока, подвизающимся в отделе краж.

— Эй, жертва Эры водолея![3] — бодро проорал тот вместо приветствия. — Как продвигается расследование?

— А ваше как?

— Да куда мне с вами равняться! — практикант выпятил грудь. — У меня банальная кража банальных розочек из банальной оранжереи. Вот только сорт знатный — «Йорк и Ланкастер». И вора камеры наблюдения никак не ловили. А человек-невидимка или привидение — не наш профиль. Вот тумбо в состоянии прозрачности или другой народ-хамелеон… Или влияющий на электронику…

— Розы?! — Максик ухватил сокурсника за грудки. — Ты сказал — розы?!

— Ну, сказал, — покривился тот, аккуратно высвобождаясь и оправляя форменную рубашку.

— Красно-белые?

— Откуда ты… хотя, я только что сам тебе сказал.

Открыл «окно» в наладоннике:

— Любуйся.

Максик скользнул стекленеющим взглядом по картинкам и латинским названиям:

— Хоть бутончик! Хоть лепесток!! Дай! Сравнить! Идентифицировать! И фото преступника! А лучше два!!

Специалист по кражам решил, что Лебединский случайно заразился накрывшим «Глобус» безумием. А с психами лучше не спорить. Тем более что фото возможного преступника у него все-таки было.

Встреча коллег состоялась утром.

— И правда, крылья, — брякнул Мухин, разглядывая распечатку. — А я уж думал, фантазирует дамочка. А что это за раса?

— Это не раса. Это бред воспаленного анимэ воображения.

— Заодно заставивший спятить кучу народу в «Глобусе»?

Собственно, спятить можно было от одной только внешности. Узкое интеллигентное лицо не гармонировало со шрамом, рассекавшим его через левый глаз; а шуба цвета полярного песца никак не смотрелась поверх темно-синего делового костюма и рубашки с галстуком и пучком проводов. А уж сине-черные лохмотья пластика за спиной принять за крылья могло разве что совсем уж разгулявшееся воображение.

— Погрызли их, что ли? — Бертик задумчиво почесал переносицу.

— Художник так видит! — Лебединский прикрыл ладонью гнусное хихиканье. И продолжил торжественно:

— Наши лепестки те самые, из питомника. И генный материал на мехе и лепестках совпадает. А вот насчет андроида эксперты сомневаются. Упирая на три закона робототехники[4]. Впрочем, нашли для меня адрес школы, где сборка биоробота из устаревших деталей входит в летнюю практику.

— Так что, мы теперь в школу? — спросил Мухин без энтузиазма.

— Нет, на Грушевую, 19. Все, что нужно в школе, я уже узнал. Как только сборку завершают, робота отдают дизайнеру на память. И мне показалось, что конкретно от этого, Кенджи[5], там с радостью избавились.

От места встречи до Грушевой было рукой подать, приятная прогулка на десять минут. Кстати, и до «Глобуса» недалеко.

Дом в глубине большого сада на первый взгляд показался абсолютно пустым. Но из приоткрытого окошка с занавеской, разрисованной мирным атомом, вырывались такие умопомрачительные ароматы, что практиканты принюхались и взяли след.

Старушка на секунду отвлеклась от сковороды, на которой пекла оладушки с яблоками, и оглядела парней, повисших на ее подоконнике.

— Чем обязана, молодые люди?

Лебединский судорожно вздохнул и показал служебное удостоверение.

— Разувайтесь и полезайте в окно.

Без пяти минут следователей дважды уговаривать не пришлось.

— Вам сока или молока? — спросила бабуля, ставя перед парнями по глубокой тарелке с оладьями и предлагая к ним на выбор сметану и четыре вида варенья.

Практиканты закивали.

— И того, и другого, — прошамкал Бертик с набитым ртом.

— А хлеба можно не давать.

Хозяйка рассмеялась и вернулась к сковороде.

— А-а, так вам Ленка нужна? Так в саду где-то телепается, — объяснила старушка, вникнув в суть дела и рассмотрев фотографию. — А урода этого я выставила, прости Господи, — она перекрестилась деревянной лопаткой. — Это ж надо вкуса не иметь в тринадцать лет! Вона туда, через калитку, идите.

Но историческая встреча не состоялась. В Ленке не было не только вкуса, но и бабулиного гостеприимства. При виде следователей девчонка блеснула голыми пятками и, сиганув через забор, была такова.

— Эй, чего это она? — ошеломился Бертик.

— А не надо было от калитки орать: «Откройте! Инквизиция!»

— По крайней мере, на вид нормальная, — Мухин уставился в прозрачное небо, облизывая сметанные усы.

— Ну ладно, обойдемся пока без нее. Будем рассуждать логически, — разогнался Максик, точно циркулем, отмеряя шаги длинными ногами. Бертик катком катился следом. — Сведя с ума такое количество народу, Кенджи точно бы далеко не ушел, а стал искать, чем бы подкрепиться. Следовательно, он все еще там. Или в театре, или в туристической зоне. Наши ведь сразу охранный контур поставили.

— Да биоробот что угодно слопать может… Вплоть до тростника с крыши… — Бертик тоже не прочь был снова перекусить. — Или от грозозащиты запитается.

— Две недели гроз не было, — Максик ловко вспрыгнул на парапет, ведущий вдоль аллеи, и забалансировал на нем. — От защитного контура стремно, от следящих камер… Не-е, есть там одно место разом поесть и замаскироваться! И главное, что-то меня зацепило, — он зажмурился, припоминая. — Но этот Офелия…

В офис инвестора практиканты предусмотрительно заглядывать не стали. С них и первой лекции о «Глобусе» вполне хватило. Миновав охранный контур, побрели вдоль мирно пашущих голограмм.

— Ух ты! — не удержался от восклицания Альберт, застывая перед живой картинкой, на которой рыжеволосая дама надменно высилась над коленопреклоненным мужчиной со свитком в вытянутых руках. Прочитал вслух бегущую строку: «Елизавета IАнглийская принимает верительные грамоты русского посла».