Тусклый свет электрических фонарей (СИ)

— Послушайте, кто…

Но в этот момент дыхание оборвалось бесконечным рядом гудков. Я опустил трубку, уже догадываясь, что произойдет в следующий момент. Действительность согласилась с моим пророчеством, и аппарат задребезжал, не позволив мне даже отпустить его. Я лег на пол рядом с телефоном, устроился поудобнее и поднес трубку к уху.

— Он позвонил мне случайно, — сказала девушка. — Хотел он позвонить какой-то своей знакомой, я даже не узнала, как ее звали. Он сказал, извините, я ошибся. А я ему говорю, что ошибка — это тот выбор, правильность которого мы еще не осознали. Он засмеялся и сказал, что я слишком самоуверенна, с чем мне пришлось согласиться. Я часто соглашаюсь с собеседниками, хотя они это не всегда понимают. Мы говорили несколько часов. Я заставила его признаться в любви. Когда мы расставались, он пообещал перезвонить. Он не подумал, что не знает моего телефона. Я могу сама перезвонить ему, но сделаю это позже, когда он вновь будет с той, имени которой я не знаю. Так получится интереснее.

На этот раз я даже не стал класть трубку. Я нажал рычаг и, не дав звонку развернуться во всю свою длину, отпустил. Опять ребенок. Постарше. Девочка.

— Я видела сон сегодня. Я на корабле, и черная крепость посреди моря. Нас несет прямо к крепости сильный ветер. И вдруг у горизонта — корабль. Пиратский корабль! Он идет к нам под всеми парусами. Черная крепость, место нашей ожидаемой гибели, становится неожиданно местом нашего спасения. Мы спешим к ней, но пираты быстрее. Они всё ближе и ближе, его мокрый и скользкий борт почти касается нас, нависает над нами, ударяется в доски нашего корабля. Доски скрипят визгливо, я чувствую удар, и оба судна разлетаются щепками, перемешивающимися между собой — свои с чужими. В облаке этих щепок я упала в холодную воду. Промокшая одежда обхватила мое тело, мешая пошевелиться. Тяжелые ладони моря обняли меня…

Гудки, рычаг, звонок. Мужчина, несколько нетрезвый и, судя по голосу, небритый:

— Я не позволю всяким там… Слышишь меня? Так слушай! Еще раз увижу тебя у моего забора — пеняй на себя. Я твою физиономию по этому забору и размажу. Будет вся рожа у тебя в соплях. Понял, щенок? Тебя и кошку твою! Об стену! Чего молчишь?

Я не успел открыть рот, как гудки вошли в мое ухо и застряли где-то в горле. Голова несколько кружилась. Я нажал рычаг. Новый голос в трубке заставил меня вскочить на ноги:

— Привет! Помнишь меня? Но помнить-то нечего. Нет меня, может, и не было вовсе, — голос смеялся.

Я не успел выдохнуть имя, когда всё мое существо рассыпалось мелкой дробью коротких гудков. Мое бедное влюбленное сердце.

Пустая квартира

Я часто заходил в пустую квартиру с черным ковром на полу. Хозяева не появлялись. Через некоторое время я с удивлением обнаружил, что попросту поселился в ней. По вечерам одиноко сидел на кухне, в единственном помещении, в котором было электричество. Ночью располагался на мягком ковре и погружался в темноту. Изредка ко мне заходила кошка. Как она открывала, а затем закрывала за собой входную дверь, оставалось непонятным.

Работа занимала меня днем, вечером я бездумно сидел над стаканом чая, а ночью проваливался сквозь черный ковер в глубины снов без сновидений. Однако мое природное любопытство открывало всё больше и больше глаз. Ставший непонятным мир дразнил своей близостью и недоступностью.

В ночь, одну из последних ночей бесконечного лета, небо затянулось облаками, поглотившими Луну. Фонари под окнами не светили, и тьма, окружавшая меня, стала абсолютной. Почему-то темнота эта будоражила воображение. Впервые за долгое время я почувствовал себя беззащитным в пустой комнате незапертой квартиры. Тишина становилась осязаемой. Казалось, что рядом кто-то находится. Я встал, пошел на кухню, зажег свет. Помаявшись там некоторое время и немного успокоившись, погасил свет и вернулся к своему ковру. Лишь только лег, страхи вновь начали своими вибриссами касаться моих ступней. Чудились шорохи, казалось, что перед самым моим лицом застыла звериная морда и затаенно дышит, разглядывая меня. Поворочавшись с боку на бок под ее пристальным взглядом, я вновь вышел на кухню и зажег свет. Неяркая усталая лампочка докидывала некоторые из своих лучиков до комнаты, в которой я спал. Этого засыпающего света хватало, чтобы прогнать несуществующих призраков. Я лег и начал смотреть на тускло освещенный дверной проём. Глаза мои пытались закрыться, но свет на кухне временами становился более темным, побуждая искать причину этого в таинственном Некто между дверью и лампочкой. Я вновь широко распахивал глаза, кляня себя за испуг.

Только под утро, когда светлеющее небо, издеваясь, заглянуло в мои зрачки, я смог уснуть.

Следующую ночь я решил провести дома. Посидев немного на казавшейся чужой кухне и побродив между насупленными книжными шкафами, я понял, что здесь мне тоже не уснуть, взял карманный фонарик и, кое-как закрыв дверь, направился к моему новому обиталищу. Старое жилище считало меня чужим.

Я долго бродил по ночному городу, не решаясь войти в дом с дверью без замка. Наконец скучающая комната радостно приняла меня в свои объятия. Как только голова моя коснулась ковра, я заснул.

Ночные шорохи, призрачные или реальные, вновь разбудили меня. Всё та же тьма обступала мое тело. Нащупав под рукой фонарик и успокоившись, я опять заснул.

Влажное дыхание коснулось моего лица. Отгоняя наваждение, я протянул руку и неожиданно наткнулся на чью-то мохнатую шкуру. Панически дернувшись, я рефлекторно попытался отползти назад. Чей-то мягкий язык провел по щеке. «Кошка!» — с внезапным облегчением подумал я и вспомнил про фонарик. Нащупав под ладонью спасительный прибор, прошарил лучом вокруг себя. Никого рядом не было. Видимо, кошка, испугавшись моей неадекватной активности, забилась в один из темных углов или шмыгнула за дверь. Посветив еще некоторое время в разные стороны и так никого и не обнаружив, я вновь заснул.

Следующее прикосновение было еще более явственным. Что-то мягкое и теплое провело по моему лицу. Я осторожно, чтобы не спугнуть призрака-кошку, протянул руку. Мои пальцы коснулись человеческой кожи. Некто передо мной обхватил ладонями мои плечи. Я почувствовал, как дрожат пальцы, и попытался освободиться. В то же время упругое женское тело прижалось ко мне и нетерпеливое дыхание коснулось моего лица. Мои руки обхватили чью-то талию и легли на невидимую в темноте спину незнакомки. Ее губы поймали мои губы, и на какое-то время я потерял способность рассуждать. Придя в себя, я нехотя оторвал свои пальцы от нежной кожи, нащупал спасительный фонарик и резко ударил световым лучом перед собой.

Маленький неопрятный кружок света прилип к белому потолку. Передо мной, рядом со мной, вокруг меня было пусто. Я некоторое время приходил в себя от внезапного исчезновения телесных ощущений. Пустота вокруг начала казаться мне более страшной, чем чье-либо присутствие. Поднялся на ноги, прошел из угла в угол. Пусто и тихо. Темнота переполнила комнату и вязкой смолой выливалась на улицу. Мокрые липкие пальцы коснулись моей спины. Выскользнувший из руки фонарик погас сразу, как только коснулся пола. Пальцы взобрались ко мне на плечи и легонько обхватили мою шею. Я стоял, боясь пошевелиться, а существо из темноты некоторое время держалось за меня, а затем резко оттолкнулось и исчезло, хлопая крыльями.

— Пора выбираться отсюда, — сказал я вслух и, стараясь не натолкнуться в темноте на стену, направился к двери в кухню. За моей спиной раздалось хихиканье. Я обернулся, но в темноте ничего не увидел. Решив не обращать внимание на призраков, по-видимому толпившихся вокруг, направился к двери. Через двадцать шагов я еще не вышел ни к двери, ни даже к стене. Хихиканье за спиной возобновилось. Я упорно шел вперед, а стены всё не было и не было. Явственное дыхание и смешки не давали остановиться. Наконец я не выдержал и побежал, ожидая с каждым шагом стену, которая ткнется в протянутые ладони, отбросит их и наотмашь хлопнет камнем по моей груди. Но стены всё не было, и я побежал быстрее, и еще быстрее, уже не задумываясь о столкновении с реальностью, о неожиданности и боли такого столкновения. Ковер мягко принимал в себя мои следы.

Мой бег мог бы продолжаться бесконечно долго, но я сбил дыхание. Физическая тяжесть отрезвляла. Я остановился, упершись руками в колени, посреди пространства без света и границ. Казалось, черная бесконечность растворяла меня в себе, слизывала кожу, неслышно поглощала тонкие струйки волос, лишала мышцы подвижности и воли, по атомам забирала плоть и, оставив ненужный скелет, равнодушно складывала потерявшие очертания кости на мягкое пустынное дно.

— Ну уж нет, — встрепенулся я, выпрямился и хлопнул ладонями, ощутив реальность своей кожи. И в тот же момент боковым зрением увидел справа от себя огонек. Я повернул к нему голову, но огонек пропал. И через мгновение опять зажегся еще правее, так, что поворота шеи уже не хватало, и я повернулся к нему всем телом. Опять темнота. И вновь он вспыхнул на периферии бокового зрения, уже ближе, дразня и заставляя крутиться вокруг собственной оси.

— Ну уж нет, — повторил я и зажмурился, погружаясь в ту самую тьму, от которой бежал еще несколько минут назад.

Но стоять с закрытыми глазами в кромешной тьме было совсем уж глупо. Я продержался так до тех пор, пока не почувствовал себя полным идиотом. А когда поднял веки, передо мной стояла девушка.

Безмятежный призрачный свет исходил от ее тела, пронизывая тоненькое платьице и создавая ощущение хрупкой обнаженности. Рядом с ней, светлой и настоящей, я, погруженный во тьму, казался сам себе иллюзией, призраком из забытого сна. Насмешливым взглядом, немного исподлобья, она смотрела на меня и немного за меня, делая мое тело еще более невидимым.

— Веда, — негромко сказала она. — Меня зовут Веда.

Девушка замолчала. Я разглядывал ее лицо, смешливые уголки губ, немного раскосые глаза, то ли светло-серые, то ли почти белые с затейливым темным рисунком радужки.

— А я… — начал было я, но незнакомка в тот же момент коснулась ладонью моих губ, и звуки растворились в моем дыхании. Но это же мягкое касание сделало губы реальными, такими же настоящими, как она сама.

— Зачем ты здесь бродишь? — отняв руку и вновь взглянув исподлобья.

— Я… Я не знаю. Я даже не знаю, где это — «здесь».

— Ты что-то ищешь? Или кого-то?

— И кого-то тоже.

Девушка вновь подняла руку и провела ладонью по моей голове. Я почувствовал, потому что увидеть вряд ли смог бы, как мои волосы вспыхнули ярким светом и стали вдруг невесомыми, окружая мою голову легким облаком. Ее ладони провели по моему лицу, материализовав мой лоб, пытающийся нахмуриться, мышцы щек, глазные впадины и сами глаза, внезапно прозревшие и разглядевшие в окружающей темноте первозданный и беспредельный Хаос.

Жестом демиурга Веда дотронулась до моей груди, и я ощутил на своей коже прикосновение ее пальцев. Неожиданно ее ладонь прошла сквозь мою плоть, как сквозь видение, погрузившись внутрь тела. Мягкое, нестерпимо легкое касание где-то в глубине моего тела.

— Забавное, — сказала Веда. — Теплое и смешное.

Внезапно отстранилась, стряхивая с пальцев прозрачные сияющие капельки:

— И кого же ты ищешь?

— Так, одну знакомую.

Девушка нахмурилась.

— Тут нет твоих знакомых. Но тут есть я.

Медленными движениями, пропитанными неизбежностью, Веда обхватила меня руками. Объятие приблизило нас друг к другу, наши тела соприкоснулись. Но встречное движение при этом не прекратилось. Веда проникла через мою кожу, мои мышцы дальше, внутрь, растворяясь во мне, исчезая, перемешивая нашу кровь, переплетая наши мысли, запутывая наше дыхание внутри наших легких.

Сияние растворилось во мне вместе с незнакомкой. Я был настолько обескуражен, что не сразу сообразил, что вновь остался один среди темноты, в нелепой позе с растопыренными руками, распятый в пустоте хаоса. Но именно я сейчас удерживал этот хаос, именно я был началом творения, островком гармонии среди бесконечности.

Тьма и одиночество рухнули на меня, подмяв под себя. Я сел на ковер, сжался и закрыл глаза. Вечность неторопливо перебирала четки, глядя на меня. В кромешной тьме я не заметил, как глаза сами собой открылись, и обнаружил это, только когда в поле зрения вновь замаячил крохотный огонек. На этот раз он не прятался от моего взора, а настырно раздражал одни и те же клетки черного омута сетчатки. Я встал и пошел к свету.

Огонек увеличивался. С удивлением я понял, что это костер, рядом с которым сидят люди. Те заметили меня и, развернув ко мне свои лица, молча наблюдали за моим приближением. Наконец я ступил в круг света. Костер лесным теплом дохнул мне в глаза. Я оглядывал незнакомцев. Те молчали. Одного из них я узнал. То был Голем — человек с растрепанными волосами. Быстро потеряв интерес к моей персоне, он рассеянным взглядом воззрился на пламя. Рядом с ним полулежал, опершись на локоть, некий субъект с морщинистым, но вроде бы не старым лицом и любопытными смешливыми глазами, иронически ощупывавшими меня. С другой стороны от Голема примостилась старуха. «Ведьма, — подумал я, — типичная ведьма». Подобные мысли уже давно не казались мне метафорами. Четвертым был молодой человек, пожалуй, наименее интересный из всей компании. Аккуратная одежда, белый воротничок, спокойное лицо.

Никто из четверки, очевидно, не собирался начинать разговор. Я бесцеремонно уселся между молодым человеком и ведьмой. Кроме треска костра, никакие звуки не нарушали тишину. Мягкий черный ковер вокруг пламени от жара превратился в серый пепел. Сейчас он больше всего был похож на черный болотный мох, под которым прячется зыбкая трясина. Я поднял голову, чтобы увидеть, как пламя освещает потолок. Потолка не было.

— Хороший мальчик, — неожиданно сказал сморщенный. — Пытливый.

— Только жаль его, — бросил в ответ Голем. — Именно потому, что пытливый, и жаль.

Я перевел взгляд с одного на другого, но те уже вновь замолчали. Я покосился на ведьму. Возможно, она была не так уж стара. Или… Я широко раскрыл глаза и повернулся в ее сторону. Несомненно, это было то же самое лицо, что и лицо старухи. Только сейчас рядом со мной сидела молодая девушки. Изящные черты, чуть влажные глаза, нежный контур подбородка.

— Да, действительно жаль, — согласился сморщенный.

— А непытливого было бы не жаль? — вмешался юноша.

— Ты же знаешь, я вообще против, — ответил Голем.

— Так, господа, — вмешался я. — Я хочу получить от вас некоторые объяснения…

— Сядь туда, — прервал меня юноша, указывая через костер на место напротив себя.

— Вот еще, — взбрыкнул я. Сейчас я вообще был не склонен повиноваться, тем более слушаться какого-то сопляка…

Юноша повернулся ко мне, и наши глаза встретились. Я вновь потерял дар речи. В темных зрачках отражался опытный ум, безоговорочное терпение, бесконечное прошлое, временами темное, временами светлое. Всё то, что никак не может отражаться в глазах молодого человека.

— Хорошо. Сиди, где хочешь.

Незнакомец отвернулся к костру, и вновь повисла тишина. Я разглядывал его профиль. Отблески костра плясали на его коже.

— Расскажи, что ты чувствовал, — не поворачиваясь ко мне, сказал юноша.

— Когда?

— Когда Кати погибла.

Темная иррациональная волна поднялась от груди к моей голове. Я вскочил на ноги, сжал кулаки и бросился на незнакомца. Мне показалось (или действительно так было), что сморщенный сделал какое-то неуловимое движение, и в тот же миг мир крутанулся под моими ногами, подменяя моего противника пылающим костром. Пламя обожгло и остановило.

— С этим понятно, — насмешливо проронил юноша за моей спиной. — А потом?

Я обернулся. Дикая ярость вдруг присмирела и устало ткнулась носом в мое плечо. Сделав несколько шагов, я обошел костер и сел между Големом и старухой с внешностью девушки, напротив юноши с глазами старика. Мне хотелось видеть его лицо.

— Я отвечу на ваши вопросы. Но сначала я хочу спросить.

Никто не проронил ни слова. Я продолжил.

— Во-первых, кто вы?

— Ну, Голема ты знаешь, — ответил юноша. — Меня зовут Туссэн. Ее — Берта. А вот он… Можешь называть его Мороком.

— Очень приятно, — усмехнулся я. — Я о другом спрашивал.

— А о чём ты спрашивал? — усмехнулся Туссэн.

Я задумался, вспоминая схожий разговор с дядюшкой Хо. Эти люди явно любили ставить в тупик, дабы уйти от вопроса. Видя мое замешательство, Туссэн воспользовался моментом:

— Теперь ты скажи. Ведь раньше ты представлял мир несколько иначе, правда? Нас удивило, как легко ты принял действительность. Как ты объясняешь для себя всё случившееся?

По правде говоря, вопрос оказался неожиданным. А действительно, как я жил в последнее время в мире, не соответствовавшем элементарным физическим законам, и даже не особенно удивлялся этому, не говоря уж о том, чтобы попытаться понять? Я старательно избегал вопросов, не считая их жизненно необходимыми. Зря Голем с Мороком называли меня пытливым. Туссэн терпеливо ждал.

— Я для того сюда и пришел, чтобы понять происходящее, — попытался я выкрутиться не солгав.

— Ты не сможешь получить ответ, не научившись задавать вопросы, — немного невпопад вставил Морок.

Я рассеянно взглянул на него. Затем перевел взгляд на Туссэна:

— Я не успел еще всё обдумать.

— Времени было достаточно, — отрезал Туссэн.

— Я понял, что мир не таков, каким мне представлялся.

— И тебе этого хватает? Тебе всё равно, в каком мире жить? И совсем не интересует, каков он на самом деле?

— Почему не интересует? Я для того и пришел сюда…

— …Чтобы понять происходящее? Ты уже говорил. Но ты даже не можешь задать правильного вопроса. Ты спрашиваешь, кто мы такие. Допустим, я отвечу — тролли…

Туссэн замолчал внезапно и выжидающе уставился на меня. Я замялся, не зная, чего от меня ожидают. Наконец проговорил:

— Это так и есть? Вы действительно тролли?

— Если я скажу да, тебя устроит такой ответ?

Я кивнул. Туссэн усмехнулся:

— А ведь я ничего не сказал. С тем же успехом я мог бы сказать вампиры, эльфы, домовые… Назвать — не значит объяснить. А тебе достаточно названия, чтобы думать, что ты знаешь ответ.

— Я спросил об обстоятельствах вашего существования. Это вы ответили названием.

— Правда? Спрашивая, кто мы, ты попросил, чтобы всех, кого ты здесь видишь, описали одним словом. А между нами больше отличий, чем сходств. Как, скажи на милость, тебе отвечать?

Создавалось впечатление, что мы говорим на разных языках. Вновь повисла тягучая пауза. Туссэн прервал ее:

— Твой ум ленив. Он, как жвачное животное, потребляет только привычную пищу и пережевывает ее до бесконечности, а всё новое выплевывает за ненадобностью.

Вот так. Сначала пытливый, а теперь ленив и жвачное животное. После такого уничтожающего определения я даже не знал, что ответить.

— Ну ты уж совсем загрустил мальчика, — вмешался Морок.

— Надоело говорить с глупцами, — отозвался Туссэн. — Зачем мы тратим время? Чтобы слушать его бессмысленные вопросы. Не так уж это и интересно.

— Ты же сам вытащил его сюда

— И, — продолжил за Морока Голем, — наверняка уже убедился в том, что затея пуста.

— Когине эхи муна да, — непонятно ответил Туссэн, на что Голем отреагировал также туманно:

— Сигита па.

— Стоп, — вмешался я. — Вы сейчас что-то говорили на незнакомом мне языке. Вот вам и то общее, что вас объединяет, — язык.