Помоги проекту - поделись книгой:
По лесу, словно сказочная нимфа, весело шла девушка. Длинные волосы спадали на плечи и умудрялись играть бликами даже при скудном освещении в чаще. Ее стройная фигура была облачена в интересную шубку короткого меха, до пояса, из-под которой виднелось простое, но аккуратное платье, украшенное вышивкой. Когда это прелестное создание подошло ближе, я смог разглядеть прекрасные, на вид такие большие и глубокие, карие глаза, красивый овал лица, тонкую девичью шею. Девушка принесла с собой ведро воды, из чего я заключил, что где-то рядом есть ручей или родник. Она поставила ведро, сняла корыто и пошла в дом. Очень скоро вышла, неся какую-то скомканную одежду и ребристую доску. Кинув тряпье в корыто, она снова удалилась, чтобы вернутся с еще одним ведром, от которого поднимался легкий пар. Вид веселой стирающей девушки отчего-то был магнетически привлекателен. Рука непроизвольно потянулась за Кодаком. Но как же звук затвора? Улучив момент, когда она терла мокрый ком о ту самую ребристую доску я с максимальной осторожностью отошел подальше. Ящерицей заполз за большой ствол, прицелился в видоискатель. Она как раз повернула голову, глаза ее так заманчиво блеснули, словно специально для меня. Фотоаппарат издал щелчок и девушка прислушалась. Не могу сказать, что испугалась, но явно услышала мои проделки. Я, само собой, был уже снова распластан на земле. Очень хотелось узнать, кто же еще живет так уединенно вместе с этой красавицей, но рассудив, что у меня уже есть одна цель и хорошо оборудованный пункт наблюдения, то стоит вернуться туда.
– Послушайте, – я серьезно посмотрел ей в глаза, – можно попросить у него все что нужно и принести сюда, уверен он не откажет. Но если Вы говорите, что ваши…народные средства не действуют, то стоит чтобы на него взглянул доктор, поверьте. Так будет быстрее, чем просто запихивать в человека таблетки и ждать чуда.
– Я могу поговорить с доктором, он вроде бы…
– Ну ученый!
– Мне бы лекарство какое. А то лихорадит его, аж зубы стучат. Отпаивала его и малиной и ноги грела, да все равно трясэ пока, как осиновый лист. А лоб как печка, – голос выдал предательскую хрипотцу в конце, заставив откашляться.
– Я…геолог! – совершенно неожиданно вырвалось у меня. – Уберите нож, я проведу вас в деревню.
– Не дергайся, прирежу на месте! – с придыханием прошептал мне в самое ухо голос, обдав горячим дыханием и смрадом немытого тела. Все мои чувства отключились, страх парализовал волю и тело.
Она сильно напряглась:
Мой вопрос вызвал у нее удивление, словно я спросил не имя, а должность:
По пути я не избежал получить порцию самодовольства, за развешенные ленточки. Я, конечно, уже немного освоил компас, но было так приятно просто видеть куда двигаться, а не вычислять. Возле деревца с двумя ленточками я посмотрел в сторону чудной лесной избушки, пообещав себе разузнать все подробнее. Один из самых сильных человеческих мотиваторов – желание поделиться какой-то новостью, о которой еще не знают. Стать значимым, центром внимания, пускай и на короткое время. У меня было полно новостей для обсуждения и на этом топливе я почти не заметил, как добрался до ручья. Вода очень заманчиво блестела и аппетитно журчала, заманивая к себе. Взгляд выхватил удобное местечко, чтобы набрать жидкости, что я с удовольствием и сделал. Живительная влага растеклась внутри и я, стоя возле ручья на коленях немного расслабился. Одна капля потекла с подбородка на шею. Естественным движение было вытереть ее, но не получилось. Видимо, шум ручья заглушил лишние звуки иначе как объяснить, что я не услышал, как кто-то подобрался ко мне сзади, резко схватил за шею, приставил мне к шее что-то холодное и больно давящее на кожу.
– Вы думаете это преступник?
– Щенок! – этот тип перестал избивать меня и грудь его вздымалась от тяжелого дыхания. Я осторожно убрал от лица руки. Это был мужчина лет, наверное, сорока, с выветренным морщинистым лицом, на котором злобно сверкали светлые глаза. Голова его была коротко стрижена, вся в иголках и кусочках листьев. В руке, грязной, с грубой кожей и обломанными ногтями он держал короткий кусок железной арматуры с остро заточенным концом.
– Еще раз спасибо…эээ, как Вас зовут?
– Ну… ладно, – выдохнула тетка, – приходите под вечер, я все равно в хате буду возиться.
Ведро гулко стукнуло о крыльцо, немного ныло уставшее запястье.
Я понятие не имел, о чем он говорит, лишь подозревая что он также, как и многие другие здесь, принял меня за государственного служащего.
– Пошла я. Надо глянуть, как там Тимоха.
Не говоря ни слова, я подобрал ведро и увидев, что его стенки мокрые, вернулся к ручью и снова его наполнил.
– Это зачем? Иванова я дочь, Ивановна значит. Меня по отчеству один-то раз в жизни звали, как документ выписывали, а больше не припомню.
В деревню мы шагали молча, смотря себе под ноги. Когда я снял свои последние ленточки, спутница покосилась на меня, но ничего не сказала, просто продолжила идти.
– Обожди, – догнал меня звук ее голоса.
– А отчество?
Прохождение немного усложнилось: какая-то из стихий повалила немало деревьев и крупных веток. Все это густо затянулось мхом и молодой порослью, образовывая практически непроходимые барьеры. На одном таком стволе мои руки соскользнули на мху, и я больно ударился о дерево. Это отбило охоту геройствовать и там, где нельзя было поднырнуть или легко перелезть – я пускался в обход. Также стали докучать комары, и спустя некоторое время стало понятно почему: чуть вдалеке, по правую руку от меня поблескивала водная гладь лесного болота. Маленького, но очень опасного. К вековым елям примешались березы, чьи стволы выглядели словно облезлые белые столбы, но в сочетании с мелкими листьями выглядели мило. В России к ним употребляют метафору «кучерявые». Ленточки уже почти закончились и внутренний голос спорил сам с собой: повернуть назад либо применить старые туристические приемы вроде насечек ножом, ломание веток, рисование мелком. Решать не пришлось. Бурелом стал реже и посреди деревьев я увидел маленькую избу. Она примостилась между уходящими в небо соснами-великанами и старым раскидистым дубом. Строение было без изысков, но очень аккуратным, от чего напоминало сказочное. Ставни были выкрашены цветной, ярко-синей краской, аккуратное крыльцо на входе, прикрытое от дождя навесом, на краю конька крыши сидел резной деревянный петух. Возле одной из стен, в дровнике, красивым штабелем лежали поленья. Мощный вековой дуб услужливо наклонил одну из своих рук-ветвей, держа в ней качели. Все это очень интриговало, но внутренний голос посоветовал оставаться скрытным. Осмотревшись, я максимально осторожно пересек лужайку перед домом и оказался возле дров. Тут же на большой колоде лежал топор-колун на длинной ручке. Не отходя далеко от стены, я все также на полусогнутых ногах двинулся вокруг избы, добираясь до окна. Подняться и заглянуть в него оказалось самым сложным: сердце бешено стучало, я уже представлял себе, как выглядываю – а там хозяин жилища. Воображение уже нарисовало, как он ожидает меня. Решившись, я начал медленно, словно осторожная змея, распрямляться как вдруг сзади раздался шорох. Мышцы сразу же словно парализовало, настолько, что даже голову было трудно повернуть. Когда же я смог это сделать, то увидел всего лишь белку с шишкой в маленьких лапках. Судя по ее виду, страх также заставил ее замереть на месте. Испытав огромное облегчение, я почувствовал, что сильно вспотел. С другой стороны, эта разрядка придала мне немного смелости и взор устремился в окно.
Это известие немного смутило меня. Опасаться диких животных это одно, а вот озлобленного человека, которому, возможно, нечего терять, кроме свободы – совсем другое. С оружием здесь только егерь…
– Мне бы лекарство только. Я его уж сама тут как-то выхожу.
– Ему нужна помощь врача?
Глаза нападавшего лихорадочно бегали по сторонам, потом также лихорадочно осмотрели меня и мои вещи. Ужас накатил на меня, когда до меня, американского гения, наконец-то дошло, что он просто хочет убить меня и забрать себе вещи. Затем наверняка двинется в деревню, за пропитанием и следующей наживой. Мои пальцы изо всех сил сжали горсть земли и иголок, включался механизм самосохранения. У меня же к ноге примотан нож! Рука непроизвольно потянулась туда, и мужик заметил это. С абсолютно обезумевшим, каменным лицом он медленно шагнул ко мне, готовясь к броску. До сегодняшнего дня нож использовался мною только на кухне, иногда чтобы вскрыть упаковку или заточить карандаш, но мне казалось, что если я выхвачу свой клинок первым, то смогу одолеть противника. Но ко мне пришла помощь. Прилетела.
Тем временем мой смертельно опасный противник неуклюже поднимался на ноги, что-то зло бормоча себе под нос. Только сейчас я вспомнил, что на мне до сих пор каким-то чудом болтается сумка с гранатами! От торопливости я с трудом развязал горловину мешочка, дрожащими от адреналина пальцами достал узкий бледный цилиндрик, положил его поудобнее в ладонь.
Я почувствовал угрозу, осознав, что Митт Корнев ему теперь несильно то и нужен, в качестве проводника. Не успев придумать хоть какие-то слова, я вдруг споткнулся и рухнул вниз. Острый металл больно поцарапал шею. Нападавший видимо не смог меня удержать и бросил, чтоб не упасть самому. Я жадно вдохнул воздух и в следующую секунду мой бок вспыхнул от боли. Я еще не согнулся от первого удара как за ним последовал второй, на этот раз в ногу и не менее болезненный. Краем глаза я увидел серую худощавую фигуру, сжимающую что-то в одной руке. Мужчина яростно размахнулся и моя голова чудом успела укрыться от удара сапогом.
Я двигался, ища глазами оранжевую точку среди лесной палитры. Заметил ее не только я.
Глава 9. Анализ пациента.
Костомаров радостно встретил меня, окинул диагностическим взглядом и задал всего один вопрос:
– Ну как?
– Да это ж этого…лысый который.
– Ааа… Ооо… – ответом было только смущенное мычание.
Так-так-так. Мысли вихрем закружились в моей голове: необщительный мужчина, живет особняком, от контакта скрывается самым прямым образом – достаточно вспомнить мою с ним встречу у колодца. Чем не идеальный сектант?
– Давай, заходь, а то чтоб Тимоху не протянуло. Холодает уже вечерами.
– Болел таким раньше? И как часто?
– Никого не узнаете, док? – спросил я, не убирая взгляда от снимков.
– Ну отдыхай пока, богатырь, – раздалось из угла. – И пей побольше жидкости, она тебе вымоет все плохое изнутри, понял? Кстати, откуда вас такая занимательная литература?
Женщина переводила взгляд с меня на продукты, словно у нас был торг. Честно говоря, мне тоже как-то было неловко, ведь общительность – это не то, чем я мог бы гордиться. Или даже упоминать. Пальцы теребили несчастную чайную коробку. Наседкина еще раз окинула все взглядом, снова склонилась перед сундуком и на свет явился чудесный белый чайничек, явно из той же семьи, что и чашки. Моя скованность немного оттаяла, я заварил чай, сам взяв с печки старый пузатый чайник, разломил шоколадку на куски. После всех этих моих действий, Галина Ивановна аккуратно села за стол, словно сама была в гостях. Вот так молча мы посидели несколько секунд, как будто не зная, что же делать с этими чашками. В углу Костомаров продолжал что-то воркотать Тимохе, иногда роясь в своей сумке. Наконец-то мы отпили по глотку и я смог сказать хозяйке, что ее изба мне очень нравится. Она рассеяно покивала и смахнула с края стола невидимые крошки.
– Как и что принимать – я вам напишу. Попрошу в точности соблюдать мои предписания, – Костомаров строго посмотрел на хозяйку. – Без своеволия и сторонних метод.
Это и так было понятно, так что, воздавать хвалу его проницательности я не стал.
– Диагноз более-менее поставлен, но что я могу предложить в данных условиях? Разве что, пресловутое поедание сырой печени. О каком переливании крови или анализах может идти речь? Я предлагаю девочке варенья, а сам уединяюсь с ее отцом и честно все рассказываю. Рекомендую ехать в Москву или Петербург, зайти в медицинские университеты, если там еще хоть кто-то остался… Он поблагодарил, предлагал мне оплату за консультацию, но я отказался. С той поры я девушку не видел.
– Так это болезнь крови? – осторожно вставил я и тут же поправился. – Заболевание.
Многозначительный акцент на последнем слове не сразу был понятен, но взгляд Костомарова исподлобья, словно учителя пытающегося вытянуть из памяти ученика нужный ответ, мне помог:
– Кштати, – сказал я, с набитым ртом, – у меня даже есть ее фотография.
– Все будет хорошо, богатырь, – приговаривал Корней Аристархович, оттягивая пациенту веки. – Сейчас мы хворь твою обнаружим и изничтожим…
Мое воспитание изо всех сил боролось с порывом попросить доктора ограничить пространственность своих изречений. Он посмотрел на меня, все такой же нахмуренный, почесал бороду и наконец изрек:
Юноша бы повернут лицом к стене и время от времени глухо кашлял. Костомаров осторожно опустился на кровать и очень ласково, но в тоже время уверенно, развернул больного к себе. Тимоха немного расплющил закрытые глаза и одарил доктора своей широченной улыбкой, затем посмотрел на мать. Та успокаивающе кивнула, но я видел, как ее кулаки нервно сжимаются.
– Скажете док, – я с интересом посмотрел на него, когда мы уже вышли на улицу и направились в сторону домов, – а вы вообще какой доктор? Хирург или там, я не знаю, терапевт?
Мы оба помолчали, затем док картинно взмахивая рукой рассуждал:
Не говоря ни слова, Костомаров медленно поднес палец к одной из фотографий.
– Значит егерь Денис Егорович отвез ее город и вылечил? – задумчиво спросил я больше сам у себя.
Женщина кивнула, теребя пальцами край своего платка, который был накинут на плечи. Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь кашлем Тимы и похлюпыванием чая. Корней Аристархович сидел с широкой стороны стола, словно во главе нас с Наседкиной, сидевших по бокам.
Этот вопрос хотел задать и я. Моей целью здесь, как известно, были животные. Однако судьбы местных людей смогли зацепить меня не меньше, и я внимательно слушал историю это маленькой семьи.
– Что ж, звучит занятно. Конечно вряд ли уважаемый мистер Туатс возьмет за образы именно нас с вами.
Мне тоже появление этого персонажа не предвещало ничего хорошего. Не забыл я, однако, и про Тимоху, передав Костомарову про ситуацию с парнем.
– Ситуация следующая: симптомы очень похожи на воспаление легких. Насколько я уж могу судить. Лечение я назначу. Настоечку дам, собственного производства. А еще тут наш друг Митт, – мотнул головой в мой сторону, – подсобил нужным медикаментом.
– Очевидно Вы, друг мой, ждете краткую характеристику сего субъекта? – спросил Корней Аристархович.
– Знаете, – неожиданно обратился ко мне док, – у нас с вами получается интересный такой тандем: я, в силу своих физических способностей, сижу на месте, подавая вам нужные сведения, проводя анализ и помогая в технических вопросах. Вы же, друг мой, являетесь ногами, руками, глазами, ушами, взваливая на себя самую утомительную часть задач. В некотором роде у нас взаимодополнение, говоря биологически – симбиоз.
– Что там? – я шагнул к доктору и совместил направление наших взглядов.
Заметил вскинувшийся непонимающий взгляд и уточнил:
Доктор учтиво склонил голову.
– Док, Вы ее узнали? – это и так было понятно. Я заволновался.
– Нет, я только рад, что сие дитя здорово, пускай даже благодаря чуду. Но зачем прятать ее в лесу? Откуда описанное вами убранство дома, граммофоны и прочее? Видимо, Денис Егорович не такой леший, каким его воспринимают. Ладно, друг мой, давайте я досмотрю ваши фотокарточки до конца.
Костомаров кивнул:
– Скажите, Галина Ивановна, – обратился доктор к хозяйке, – у вашего сына вот такие вот простуды, хронические?
Природа торопилась накинуть свое ночное одеяло – очень уж быстро опустились сумерки. На крыльце у Наседкиной я украдкой взглянул на доктора, ожидая увидеть волнение, но тот выглядел очень серьезным. Как будто это был его десятый пациент за день, а не первый за несколько недель. Мы не стали по деревенскому обычаю заглядывать в избу, а предварительно постучали. Открывшая дверь Галина Ивановна очень пристально посмотрела на врача и сделала полшага назад. Костомарову этого жеста было более чем достаточно: степенно кивнув он ловко вошел в избу, постукивая костылями. Мне хозяйка уже кивнула и отошла еще дальше назад:
– Вот, возьмите. Это сгущенное молоко, думаю Тиме понравится, да и сытное заодно. Вот тут у меня есть еще шоколад и…. – рука максимально углубилась в карман и выудила маленькую железную баночку. – Чай.
– Любопытно, – задумчиво протянул Костомаров, медленно помешивая ложкой в кружке. – Конечно, это могут быть какие-то раскольники или староверцы, или Бог их разберет кто, но вот патефон и антенна никак не вяжутся с их образом жизни. Как минимум потому, что это требует денег.
Мы продолжили изучение снимков уже с момента моего ночного наблюдения. Благодаря лунной ночи, получилось довольно неплохо. Лиц, конечно, в деталях не рассмотришь, но различить человек перед тобой или куст вполне возможно.
– Хуртинский. Да-да, я тоже о нем подумал, притом смотрите, – его палец снова заводил по краю фотокарточки. – форма головы тоже вроде как немного вытянутая.
– Не угадали, Митт, – в его глазах мелькнул озорной огонек. – Я врачеватель немного иного… направления. Я – хранитель и защитник женского здоровья.
– Но увы, – доктор картинно развел руками, – он для меня личность во мраке. Причем не только для меня, так как ранее другие жители спрашивали, что это за фрукт такой. Говорили даже, что якобы к нему тут
– Увы, – отозвался он. – В высшей степени странное сборище, очень похожее на религиозное. Но почему под землей, неужто и правда сатанопоклонники какие-то? Или…хотя постойте…
Костомаров задумчиво покивал и взял свои палки, чтобы встать. Тут же Тимына мать спохватившись достала еще одну чашку, наполнила ее, заботливо подставила доктору табурет. Тот грузно сел на него, отпил чая и сказал:
– А это не…– начал хмурится я, – как там выговорили его зовут, нервный еще такой.
Женщина посмотрела на угол, где ворочался ее сын:
– Вы, господа, присядьте пока в сторонке. Не стоит стеснять пациента.
– Вы не подумайте, что беру на себя роль мозга, я лишь выражаю свои мысли, не настаивая на их правильности.
Меня снова окутало смущение.
– Может мне кажется. Я-то видел ее всего пару раз, как только начал, точнее продолжил здесь врачевать, но лицо запомнил. Даже болезнь не скрывала его прекрасности.
Корней Аристархович выудил откуда-то из-под пациента потрепанный журнал и показал его нам с Наседкиной. Я прищурился, рассматривая название и тут же веки поползли снова вверх.
– Это возможно, но все равно меня терзают некоторые сомнения. Не из-за врачебной гордости, вы не подумайте. Что дескать городские врачи вылечили, куда там лесному знахарю-неумехе. Просто путь от нас до Москвы или Петербурга неблизкий, примите во внимание в каком году это было. Охотника я хотя бы раз в неделю, но видел, стало быть далеко не уезжал. Есть вероятность, что он отослал дочь с кем-то и она вернулась уже здоровой. Но опять же, двадцатый или двадцать первый год. Митт, вы не представляете насколько было трудное время. Многим было элементарно нечего есть, страна в руинах. Если где-то и работало медицинское учреждение, в котором есть все медикаменты, аппараты и, самое главное, специалисты, то попасть туда в этот момент истории представляется очень и очень сложным. В конце концов, – он многозначительно поднял на меня брови, – люди власти тоже подвержены болезням, а находятся они поближе к хорошей больнице.
– Неужели…, – его брови сначала поползли удивленно вверх, затем сошлись в задумчивости. – Хмм… но каким образом?
– Да я и не обиделся, док. Наоборот, я как-то об этом не думал., а сейчас мне кажется, что это очень и очень здорово. Лично я очень доволен нашим симбиозом и честно говоря, без него мне было бы сильно труднее.
Корней Аристархович воспринял мой взгляд по-своему:
Я удивленно воззрился на Костомарова. А что? Ведь он прав!
– Вижу ваше удивление, друг мой. Постараюсь сейчас прояснить вам мое, – Костомаров присел на край стола. – Когда я восстановился в Чернолесье в статусе доктора, ко мне как-то зашел Зверев. Был все так же внешне неприступен, немногословен, с той поры он не особо изменился. Так вот, попросил он дочь свою осмотреть, и я не отказал. Выходит, егерь за дверь, возвращается с девочкой, худенькой, бледной, но очень красивой. Она не выглядела затравленной, была одета в чистое платье – вполне себе нормальный ребенок. Ну стесняется немного на приеме у врача, так это, скажу вам, и среди взрослых не такая уж редкость. Расспрашиваю ее, что мол у тебя, красавица, болит, что беспокоит. Рассказывает мне, что быстро устает, взгляд мутнеет, беспокоят резкие головные боли, бывают обмороки. Послушал сердцебиение – учащенное и слабое, сиречь тахикардия. Симптомы были мне знакомы – анемия, называемая еще малокровием, какой-то из ее видов. У девушек она проявляется чаще, ввиду некоторых физиологических особенностей. Лечение этого недуга дела непростое: во-первых, он бывает в разных формах и без хорошей диагностики не обойтись. Во-вторых, лечебные процедуры еще точно не обозначены. По крайне мере, не были во времена мое учебы.
– Вы можете подумать, что я избрал эту специальность, дабы быть ближе к.... женскому полу. Максимально близко, – он хмыкнул. – Но меня притягивала не власть над телами пациенток, а власть над их вниманием. Как-то во время популярных в моем городе светских раутов, я услышал, как стайка уважаемых дам перешёптывалась об… Не буду называть фамилию, достаточно знать, что это был городской светило гинекологии, на прием к которому могли попасть далеко не все. Самое главное (для меня тогда) – почитали это за честь. Вот они, властные дамы, вооруженные мужьями громких фамилий и высоких званий, шушукаются о докторе, как тут он проплывает мимо них, собственной персоной. Размеренным таким шагом, с достоинством. И вся это компания тут же начинает перед ним мило улыбаться, делать комплименты, справляться о его делах. Я тогда же и подумал: вот и мне хорошо бы стать таким же героем. Вызывать внимание одним лишь появлением, быть ценным своими знаниями, пленять возможностью украсть часть моего рабочего времени. Да, звучит высокопарно и тщеславно, но что вы хотите от юноши в таком возрасте?
– Возможно-возможно, – Корней Аристархович аккуратно отхлебнул чай. – Но и здесь не все чисто. Откуда в их подземелье яркий свет? Электричество? Но откуда? Между прочим, я немного помню обитателя избы, где вы останавливались. Это на самом деле был плотник. Жил один, без семьи, ему кажется было лет тридцать. Куда и почему уехал, увы, не знаю. Многие, как я говорил, уезжали на заработки, в города, кто куда в общем. Вот так и он, стал однажды призраком. Получается, что далеко не ушел. Думаю, Игнат Никитович, староста который, может знать про него более.
Доктор на несколько мгновений задумался.
– Даже не столько болезнь, сколько нарушение состава. Видите ли, в нашей с вами крови есть такое элемент как гемоглобин, который отвечает за перенос и доставку кислорода к нашим органам. Его недостача ведет к плохому снабжению этих самых органов кислородом и в свою очередь к ухудшению их работы. Одним из методов борьбы – вливание донорской крови. Также я слышал, что анемия происходит от недостатка в организме железа либо же плохой его усвояемостью. Либо первое и второе вместе. К сожалению, не так уж редко это приводило людей к смерти. Один из профессоров нашего университета заверял, что поедание сырой печени животного может являться мощным средством. Углубиться в данную тему я, к сожалению, не успел… – док иронично хмыкнул и продолжил:
Док усмехнулся:
Я застенчиво усмехнулся на эту шутку. Да уж: безногий врач-гинеколог и молодой писатель-издатель расследуют тайны. Ну кто будет о таком писать?
– «Nature»? От…откуда он здесь?
Поделиться книгой: