Амулет Пандоры

Спустившись на девять пролетов вниз, он толкнул железную дверь подъезда. Та поддалась неохотно и, приоткрывшись на пару ладоней, как будто во что-то уперлась. Игнатиус толкнул плечом, и дверь со скрежетом подалась еще на пару сантиметров. Стараясь не пораниться о тронутый ржавчиной край, он протиснулся в щель. И в тот же момент влажный воздух сгустился, стал вязким, рука Игнатиуса, протянутая вперед, наткнулась на плотную прозрачную стену. Это не было нападением, скорее — защитой, вот только чьей? Игнатиус всмотрелся в дождливый сумрак и увидел женщину под деревом и девушку лет шестнадцати. И если вокруг первой колебалось желтоватое сияние, которое он видел еще с крыши, то вокруг девушки не было ничего, пусто, как будто по улице шел светловолосый манекен, мокрый до нитки.

Игнатиус вглядывался в девушку так пристально, что она, видимо, почувствовала это, и поспешила к ближайшему подъезду, но, прежде чем она скрылась, в глазах его на мгновение вспыхнуло пламя. Игнатиус взмахнул рукой, срывая невидимый покров, и в тот же миг вокруг девушки засиял бело-голубой свет. Но дверь подъезда захлопнулась, и улицу снова затопила полутьма.

Верховный Хранитель не верил своим глазам. Уже несколько веков он не видел душу седьмой ступени.

Воздух вокруг Игнатиуса взметнулся вихрем, и только тут он заметил посреди детской площадки с единственными сломанными качелями дворника в грязной спецовке и с метлой. Несмотря на поздний час и дождь, дворник усердно мел вытоптанный пятачок земли. И чем сильнее были взмахи метлой, тем яростнее становились порывы ветра, бьющие Игнатиуса в лицо.

— Этот вечер преподносит сюрпризы, — проворчал Хранитель.

Он попытался мысленно коснуться дворника, понять, что это за человек, увидеть его свечение. Но наткнулся на сплошную, монолитную бесцветную силу, нерасщепляемую, без желаний и мыслей, сгусток энергии — древней, грубой и бездумной.

Метла, чиркая, сделала еще несколько взмахов, а потом дворник с силой стукнул ею о землю, и ветер начал закручиваться вокруг Игнатиуса, грозя задушить сыростью, лез в ноздри и рот, мешал дышать.

Сжав тонкие губы, Игнатиус взмахнул рукой, призывая пламя, которое должно было разметать невидимые стены, но они оказались прочнее камня.

Если бы кто-то в эту минуту проходил мимо, он стал бы свидетелем того, как вокруг черного силуэта бушует пламя, пытаясь вырваться из прозрачных, ограничивающих его, стен. Но никого, кроме дворника с остекленевшим взглядом и мужчины в огненных клубах, не было. Исчезла даже одинокая женщина с букетом цветов.

Пламя опало, не причинив ни малейшего вреда ни хозяину, ни преграде. Неожиданно дворник оказался совсем рядом — до него было несколько шагов, и он, волоча за собой по асфальту метлу левой рукой, уже поднимал правую с широко растопыренными грязными и заскорузлыми пальцами. Казалось, он сожмет кулак и…

Но Хранитель уже таял в воздухе, не особо заботясь о том, какое впечатление производит его бегство. Его соперник простоял пару минут с не до конца поднятой рукой, глядя на пустое место, а потом развернулся и медленно поплелся в темноту.

* * *

Как только за Игнатиусом захлопнулся люк, Дионий снова ступил из огненного портала на крышу. Пока он разговаривал с Хранителем, кольцо на его левой руке остыло, от золотых нитей потянуло сквозняком.

Вот уже две сотни лет не было этого знака. Как измельчали люди! Кольцо просыпается только в присутствии сильной души, яркой как звезда. Но почему-то Дионий не видел ее, а ведь свечение такой силы должно было залить весь квартал.

Дионий снова взглянул на улицы, где шары оранжевых фонарей и бледные фары машин сливались с повседневной человеческой суетой. Это все был хлам, шлак, посредственность.

Неожиданно Дионий вспомнил, что он уже очень давно голоден. Если ты бессмертен, это не значит, что ты не хочешь есть и пить. Но в Пустынных Землях ничего нет, а человеческая пища не утоляет голода. Только души, яркие, чистые, светлые души. Раньше их было много, праведников. Ах, как было прекрасно дразнить их богатством, властью, бессмертием, любовью, побеждать — и хватать тонкую испуганную душу…

От воспоминаний Диония отвлекли. За спиной раздался вздох, а потом кто-то сладким голосом произнес:

— Мой господин, все громче слышен ропот,

В чертогах ваших зреет недовольство,

Вассалы непослушны и угрюмы,

И не сегодня-завтра вспыхнет бунт…

— Довольно, Велиор! Заканчивай нести… — Дионий обернулся, сделал паузу, но не смог подобрать достойного этого случая слова и махнул рукой. — Твоя лесть меня не проведет. Говори прямо.

Демон лжи согнулся в почтительном поклоне. На вид он был молод и хорош собой — и мог бы без подготовки, не посещая гримерной и костюмерной, сыграть Дон Жуана в любом театре.

— Голод, мой повелитель, — кротко ответил Велиор и поклонился еще ниже, — к тому же Башаар хочет спустить свою свору. Он говорит, что теперь людей много, очень много…

Жестом Дионий прервал помощника. Он и сам думал об этом. А что если души людей утратили яркость не только из-за образа мыслей, а потому, что их стало слишком много? А что если сумма светимости душ — величина постоянная? Как площадь планеты. Как объем атмосферы. Как запасы мирового золота…

— Ступай, Велиор. И скажи всем, что скоро у нас будет славная трапеза.

Демон расплылся чернильным пятном, а затем исчез.

Голод. Он был вечной проблемой в Пустынных Землях. Если бы демоны могли пожирать друг друга, их давно бы уже не осталось. Но они реяли над холодной пустыней, безумные от голода, обреченные до конца времен испытывать эту муку. Вечность назад один человек проник в Пустынный край. Что с ним случилось потом, Дионию неизвестно, но по следам человека в мир смертных прошли несколько мелких бесов, которые попали в лапы более сильных демонов и под пытками, невыносимыми даже для бессмертных духов рассказали о тропе Человека.

Легионы проклятых ворвались в мир людей. Дионий был первый среди них, жестокий, сильный, не знающий пощады. Но он же первый и, возможно, единственный понял, что, если не обуздать кровожадный сброд, людей не останется. И тогда земной цветущий мир станет вторыми Пустынными Землями, выжженными и холодными.

В помощники он выбрал себе двух могущественных демонов — Велиора и Башаара. Они изгнали демонов за пределы мира людей и сделали так, что только им была открыта дорога между мирами. Велиор и Башаар были поставлены надсмотрщиками над полчищами бесов, и только они могли похищать души, чтобы кормить обитателей Пустынных Земель. Дионий ждал (он знал, что когда-нибудь это обязательно случится!): однажды людей станет так много, что он сможет выпустить всех бесов на свободу. Они поселятся в этом мире и никогда больше не испытают голода. Забудут Пустынные Земли. Но пока людей было мало… Их нужно было охранять.

Дионию иногда казалось, что он похож на садовника: он бродил по земле, как по саду, внимательно вглядываясь в души каждого из живущих на ней, словно это были ростки. Именно тогда он заметил, что сияние вокруг людей может быть разным. Чем ярче была душа, тем лучше она утоляла голод — достаточно было протянуть руку.

Люди оказались интересными существами. Дионий вспоминал скучный серый мир Пустынных Земель и вечные стоны демонов — как это было не похоже на яркую, полную радостей и разочарований человеческую жизнь. Страсть, азарт, охота привлекали Диония. Он видел, как люди рискуют жизнью, видел, какая тонкая грань отделяет их от смерти, и невольно восхищался ими.

Но ему было не с кем состязаться в этом мире, кроме себя. И тогда он придумал игру, интереснее, чем шахматы, острее, чем охота на крупного зверя. Он дал людям правила и, назвавшись Властелином, запретил их нарушать. Пожалуй, это было наилучшей шуткой, на все времена. Никто, даже сам Дионий не мог предположить, чем все это обернется. Неразумный садовник случайно нашел чудесное средство для своего сада. Если человек следовал правилам, душа его сияла ярче. Если же нет — тускнела.

Никогда еще кот не играл так с добычей, как играл Дионий с человечеством. Ничего не было слаще, чем душа праведника, который оступился: нарушил заповедь или был подкуплен демоном…

Кольцо неожиданно дрогнуло на пальце Диония. По тонким нитям побежал иней. Это означало одно — добыча была рядом. Хищным взглядом Дионий вгляделся в перекрытия и этажи… вот оно! На балконе между девятым и восьмым этажом Дионий чувствовал движение, но почему-то ни малейшего проблеска, даже наитусклейшего, невозможно было разглядеть. Но именно туда тянуло Диония кольцо, и арктический холод, идущий от камня, покалывал его в том месте, где у человека находится сердце.

Не поднимая руки, Дионий резко распрямил пальцы, и тяжелый замок сорвался с решетки и грянулся о бетон ступенек.

Что-то неразличимое не сразу, но все-таки двинулось к лестнице, замерло на мгновение. Заскрипела решетка. Дионий упорно всматривался в пустоту перед ним. Он мог бы рассмотреть душу на другой стороне земного шара, если бы захотел, но сейчас он не видел того, кто приближался медленно, шаг за шагом, осторожно ступая по ступенькам.

Вот дверь на крышу распахнулась, и тускло мелькнул экран мобильного телефона. Из черного проема выступила худенькая светловолосая девчонка лет шестнадцати и нерешительно улыбнулась, оглядываясь.

Дионий подался вперед, и дождь ударил в лицо незнакомке. Она подошла к краю крыши, пройдя всего в двух шагах от демона, не видя его и сказала: «Как здесь красиво!».

Дионий вздрогнул — он знал этот голос. Помнил его.

Он медленно повел рукой, будто ловя невидимую пелену, укрывающую незнакомку. Прищурился и насторожился, ухватив тяжелую, неощутимую для простого смертного ткань и с силой отбросил ее в сторону.

Бело-голубое свечение, яркое, но не ослепляющее, окутало фигурку девушки, и она покачнулась, стоя на самом краю. Дионий стремительно проник в ее сознание, перелистал короткую человеческую жизнь и разочарованно отступил. В сиянии души, словно чернильные капли, расплывались его следы. Они вихрились и таяли, тянулись еле заметными нитями, постепенно истончаясь.

Порывисто вздохнув, сдерживая слезы обиды и ярости, девушка подалась вперед и закричала:

— Ненавижу!

Глава 3

В рабочей комнатке маленькой квартиры, находящейся в старой части Лондона, шла уборка. Хозяин в кои-то веки решил навести чистоту, и сотни книг вытаскивались из стеклянных стеллажей, стоящих вдоль стен, и складывались стопками на пол. Так как книги были в основном старинные, а многие и вручную написаны давно умершими людьми, пыли в комнате витало столько, что густой лондонский туман показался бы в сравнении с ним легкой полупрозрачной дымкой.

Все это сопровождалось непрерывным старческим причитанием, в основном — о собственном былом могуществе и теперешнем бессилии.

— Раньше я бы заставил слуг выполнять подобную грязную работу, а теперь слуги стоят дороже добротного бочонка вина. Мир скатился в невежественное равноправие, — ворчал старик. — Где второй том этой рукописи?! — он тряс в руках истрепанную книжонку с выцарапанным на коричневой коже названием «Натурфилософские вопросы».

— Насколько мне известно, Сенека не написал продолжения, — голос старика теперь звучал ниже, словно в комнате был еще один человек.

— Являешься без приглашения, — пробормотал старик — он как будто отвечал невидимому гостю. — Что ж, это в твоем стиле.

— А ты, я смотрю, наоборот, открываешь в себе новые таланты, — сказал он сам себе низким голосом. Губы старика шевелились, но голос раздавался откуда-то из угла комнаты, где не было ничего, кроме старого торшера. — С каких пор тебя интересует порядок не мирового масштаба?

Старик помотал головой и сдул с очередной книги толстый слой пыли.

— С тех самых, что и тебя интересует пустая болтовня. Говори, зачем явился.

— К делу, так к делу, — старик поморщился. — Можешь собирать своего протеже в дорогу.

— Не может быть, — от радости старик не удержался на ногах и рухнул в пыльное кресло. — Я думал, этот день уже не настанет.

— Как видишь, тебе повезло, — ухмыльнулся он себе. — В следующем году от твоего мальчишки не было бы проку.

— Да, ты прав. Налей-ка мне вина, нужно это отпраздновать, — хозяин указал на один из стеллажей, — оно там, за книгами.

И тут же сам поднялся, отыскал графин и фужер… но, казалось, непрошеный гость уже оставил его одного. Старик некоторое время стоял посреди книжных руин, потом сделал несколько больших глотков прямо из графина.

— Скоро я снова обрету власть, — прошептал старик, вытер ветхим рукавом губы и, что есть силы, крикнул, — Алексей!

Из соседней комнаты послышались шаги, потом появился юноша лет восемнадцати. В руке он держал заложенную пальцем книгу. Старик подозрительно поглядел на вошедшего и сказал:

— Ну-ка повтори, что ты там читал?

Юноша потер лоб — скорее для вида и, прикрыв глаза, процитировал: «Иоанн был сослан на далекий пустынный и каменистый остров Патмос в Эгейском море, к юго-западу от Эфеса.…»

— «Я, Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии… был на острове, называемом Патмос…» — подхватил старик, потом скривился и добавил: — Вот из-за обиды, что его сослали, он и предсказал конец света. Великий апокалипсис….

Старик смахнул грязной тряпкой пыль с висящего на стене зеркала и ткнул в него узловатым пальцем:

— Что ты видишь?

Алексей заглянул в мутный сумрак. Оттуда на него смотрел голубоглазый худощавый парень с ежиком русых волос.

— Что ты видишь? — повторил старик.

— Ничего, — буркнул себе под нос Алексей.

— Ты что, в зеркале не отражаешься?! — вспылил его наставник. — Тогда я скажу. Я вижу перед собой ничего толком не умеющего сопляка, жалкое подобие бродячего фокусника, который только по недоразумению знает, что такое Стихии…

— Криворукий выкидыш сквозняка, плод прелюбодеяния монашки и свечки, — подхватил Алексей, преданно глядя на учителя.

— Да, именно… м-м-м… ты и сам дальше знаешь, — старик запнулся и пожевал губами. — А, вот — вспомнил!

Откашлявшись, он продолжил торжественно:

— Но, несмотря на это, твой час настал! Тебе необходимо отыскать Игнатиуса де Фонтеза.

Юноша почувствовал легкий озноб. Как долго он ждал этого часа, истязая тело и дух однообразными упражнениями и выслушивая потоки брани от сумасбродного старика!

— Я не подведу вас, — пообещал Алексей.

— Самое главное, помни: Игнатиус должен поверить, что ты одарен силами от природы, а не натаскан, как охотничий пес. Теперь можешь идти собирать вещи.

Повторять дважды не требовалось. Собрав в рюкзак самые необходимые вещи, Алексей покинул квартиру через черный ход, пересек заросшую лужайку и перепрыгнул невысокий облупленный забор. По узкому переулку он дошел до подвала с надписью Secondhand. В полутемном магазинчике Алексей шмыгнул в примерочную, и никто не видел, чтобы он оттуда выходил.

Следующие два часа превратились для юноши в утомительную карусель: он успел побывать в самых разных уголках планеты. Каждый раз Алексей проделывал одно и то же: он обмакивал красную шерстяную нить в воду, а затем пытался ее поджечь. В Бухте Всех Святых на берегу Сальвадора ему посоветовали облить нитку бензином, чтобы лучше горела. В Портофино настоятельно рекомендовали местный бутик, где можно подобрать себе галстук такого же цвета, а на Окинаве тактично предложили опробовать другую зажигалку.

Только в России Алексею улыбнулась удача. Холодный ветер вносил ясность в мысли, и красная нить, вымоченная ледяной апрельской водой, зажглась, словно пропитанная каким-то горючим веществом.

Верховный Хранитель был где-то поблизости. Но как его искать дальше, Алексей не представлял. Шел дождь, силуэты одинаковых многоэтажных домов смывались наступающей темнотой, и ничего похожего на резиденцию Игнатиуса де Фонтеза не было видно. От пологого берега до освещенных улиц пришлось добираться практически наугад. Кеды скользили то по мокрой траве, то по мягкой глине, и, одетый в легкую кожаную куртку, Алексей быстро замерз. Чтобы хоть немного согреться, он побежал трусцой, ритмично вдыхая и выдыхая. На вдохе в голове звучало «Игнатиус», на выдохе — «де Фонтез». Городок оказался небольшим. С окраины до центра Алексей добежал минут за двадцать, но не почувствовал ничего, указывающего на Хранителя. В кулаке у него была зажата красная шерстяная нить, и иногда Алексей украдкой разжимал пальцы, чтобы увидеть пляшущий на ладони огонек.

Но вот и последние дома, дальше — несколько бетонных коробок, покосившиеся заборы вокруг площадок и одинокий строительный кран. Алексей разжал кулак и увидел, что нить мигнула тлеющим угольком и погасла, выпустив тонкую струйку дыма, — Хранителя поблизости больше не было.

Проклиная про себя холод, дождь и неуловимого Игнатиуса, Алексей перешел на шаг. Стараясь восстановить дыхание, он свернул на тускло освещенную улицу. Нужно было отдышаться, успокоиться и подумать, куда отправляться дальше, поэтому Алексей достал из кармана плейер и на ходу распутал наушники. Слегка вибрирующий голос пел:

Небо рухнет на землю,

Перестанет расти трава —

Он придет и молча поправит все,

Человек из Кееееемерова.

Под заунывную, стонущую музыку, подтягивая еле слышно припев, Алексей шел по темному двору. Конечно, надо искать Хранителя дальше, но теперь придется начать все сначала.

В одном из дворов Алексей сел на сырую скамью, достал из рюкзака сдобную булку и начал отщипывать маленькие кусочки. Подкрепившись, он спрятал остатки булки, стряхнул со штанин мокрые крошки, встал со скамьи и потянулся. Пора было двигаться дальше. С силой взмахнув руками, он соединил ладони на уровне груди. Ничего не произошло. Алексей снова развел руки, пробормотал на всякий случай вслух тарабарщину на латыни, и свел ладони.

Чувствуя нехорошую слабость, он снова взмахнул руками, но в это мгновение тяжелая пятерня легла ему на плечо. Стараясь скрыть испуг, Алексей обернулся и увидел массивную фигуру в спецовке и оранжевой жилетке.

— Отпусти! — резко сказал Алексей; он хотел стряхнуть руку человека с пустыми глазами, но, как ни старался, рука дворника не двигалась с места.

— Нильзя-а-а, — рот мужчины странным образом искривился, звук будто исходил не из него; голос звучал повсюду, казалось, жители ближайших домой тоже могут слышать его.

Дворник сильнее сжал плечо.

— Нильзя-а-а… — глаза его смотрели куда-то поверх головы Алексея.

— Да понял я, понял! Отцепись уже!

— Нильзя-а-а, — в третий раз прогудел громила, отпустил руку и поплелся в темноту двора, волоча метлу по земле.

Алексей испуганно и зло смотрел ему вслед. Кажется, выбираться из этого захолустья придется по-человечески.

«Надеюсь, здесь есть аэропорт».

Он нащупал в мокром насквозь кармане бумажник, и настроение у него совсем испортилось.