Через минуту нам уже приходилось проделывать путь через сугробы, и всё же мы не сдавались. В глазах темнело. Исчез даже страх, осталась какая-то тупая обречённость. И время от времени раздающийся посреди воя ветра крик Виталия:
— Беги! Беги!! Беги!!!
Не то нам кричал, не то сам себя подбадривал.
— Ляг поспи! — пробился сквозь вьюгу визг чёрта. — Согреешься! Вьюга песенку споёт, да по яйцам у**ёт! Яйца треснут от мороза, из х*я торчит заноза!
Нёс эту чушь и хохотал, взвизгивая. Но в его визжании мне чудился испуг.
Виски сдавило, на веках повисли маленькие сосульки. Уши я уже перестал чувствовать. Руки, горло, лицо — тоже. И ноги. Самое хреновое — что ног я тоже не чувствовал совершенно. А значит, когда они откажут, я об этом узнаю последним… Ну вот, я уже мыслей собственных не чувствую. Кажется, они умирают. Все, кроме одной. Одной, которая бьётся, будто ещё одно сердце: «Беги! Беги!! Беги!!!».
Вьюга оборвалась вдруг, как будто кто-то кнопочку нажал. Я моргнул, и в следующий миг нога, хлюпнув, опустилась на сухой асфальт.
Горели фонари. Таяли сосульки на ресницах.
— Стой! — крикнул я и сам не узнал своего хриплого голоса.
Ни следа снега, ни следа воды. Только в нас, на нас это всё осталось.
Я остановился, тяжело дыша. Лена — та просто упала на колени, уперлась в асфальт ладонями и застонала. Наушники были на ней. Додумалась-таки, умница.
— Сожрал, сучёнок? — проорал Виталий с противоположного конца стадиона. — Накося, выкуси!
Он с диким хохотом показывал два средних пальца куда-то в пустоту над нашими головами.
Я сел рядом с Леной, стуча зубами. Расстегнул, скинул насквозь мокрую олимпийку.
— Ид-д-д-ди с-с-сюда!
Лена прижалась ко мне. Вряд ли в этом было что-то романтическое, хотя таких крепких объятий я ни с одной девушкой не переживал. Мы просто пытались согреться и не умереть.
— Уши, — всхлипнула она.
Уши? Это она-то жаловаться будет? Я даже слышу её с трудом! Мне, наверное, теперь неделю на прогреваниях и «Отипаксе» жить. Уши — это у меня хроническое, с детства.
— Наушники примё-о-о-орзли!
Я заржал. Ничего не мог с собой поделать. А когда успокоился, сказал:
— Ничего, сейчас оттают.
— Мы вернёмся! — орал Виталий, потрясая кулаком. — Слышишь, мразь? Вернёмся! Не запугаешь!
— С тебя кроссовки новые! — крикнул я. — Сломал — плати, мудак!
И даже дрожащая Лена, приподняв голову от моего плеча, крикнула:
— В следующий раз я тебя по асфальту размажу, свинорыл безмозглый!
Мы смеялись. Мы плакали. Мы… победили!
Шестой круг
— Можно что-нибудь посерьёзнее, — сказал я.
Продавец воспрянул духом и подвёл меня к другому стеллажу.
— И лучше, наверное, трейловые, — задумчиво сказал я. — Мало ли, что может случиться…
Кроссовки после ночного забега пришли в полную негодность. Швы разлезлись, внешний вид оставлял желать лучшего, да и вообще казалось, что они впитали в себя что-то такое, чего не стоило бы впитывать…
Эту ночь Лена провела у меня. Это был мой первый раз… Первый раз, когда уже под утро я привёл домой трясущуюся от холода девушку. Первый раз, когда мы вдвоём забрались в горячий душ и полчаса там просто стояли, пытаясь прогреться до глубины души и понимая, что холод изнутри не изгнать потоками горячей воды.
Первый раз, когда пили чай в начале пятого утра. Первый раз, когда, лёжа под одним одеялом, прижимались друг к другу просто чтобы не дрожать. Первый раз, когда даже мысли о чём-то большем не пытались пролезть в голову.
Я думал, такое просто невозможно. Нельзя потрясти человека так, чтобы он забыл о таких… базовых вещах. Оказалось, можно.
Проснувшись в одиннадцатом часу, будто с тяжелейшего похмелья, я обнаружил, что постель пуста. И единственным доказательством того, что мне всё это не приснилось, послужила записка на подушке: «Спасибо за незабываемую ночь! Л.»
Ушла. И я вдруг понял, что у меня нет с ней никакой привычной связи. Я не знал номера её телефона, не знал, как найти её в соцсетях. Не знал даже, где она живёт. Я просто знал, что её зовут Лена, и что она будет на стадионе в тот день и час, когда туда приду я. Этого слишком много, или слишком мало? Я не знал, да и знать, честно говоря, не хотел. Какая-то сила вытащила нас за пределы обычного, и она лишь наполовину была чёртом, которому мы надрали зад минувшей ночью.
— Ещё нужны новые штаны, — сказал я продавцу. — Ночью было жутко…
Я вышел из магазина счастливым обладателем кроссовок, штанов и спортивной куртки.
Этим вечером глава написалась, кажется, раньше, чем я открыл файл. Слова вылетали из-под пальцев сами собой. Мысли не успевали даже оформиться в голове, сразу выплёскивались на экран. Такого мощного потока давно не случалось. Я почувствовал себя сильным. Я ощутил своё место в упорядоченной вселенной и впервые за последние недели уснул с лёгким сердцем.
Обновить кроссовки я вышел в субботу, в три часа дня. Захотелось резко сломать все рамки. Захотелось лишний раз убедиться в… Во всём.
Грузный топот Виталия я услышал ещё до калитки. А когда вошёл, мимо меня пролетела Лена с развевающимся хвостом. Заметить меня она не могла, но, удаляясь, вскинула руку в приветственном жесте.
Она знала.
Мы пришли осваивать завоёванную территорию
Я побежал, не трогая пока музыку. Просто слушал своё сердце, дыхание, свои шаги…
Вокруг кипела жизнь. Дети, пища, резвились на тренажёрах. Несколько человек выгуливали собак. Я заметил даже ту долбанутую тётку. Ни она, ни её псина не обращали на нас внимания. И, что самое интересное, я тоже не обращал внимания на них. Мы будто существовали в двух непересекающихся вселенных.
И я обнаружил, что мне в кои-то веки наплевать на то, что думают обо мне окружающие, и думают ли вообще. В кои-то веки существовали лишь я растрескавшийся асфальт под ногами. И ещё двое тех, кого высшая сила поставила рядом со мной.
— Худеешь хоть? — спросил я Виталия, когда, час спустя, почувствовал, что новые кроссовки немного натирают, и остановился.
Лена уже занималась растяжкой, эффектно закинув ногу на одну из ступенек выгнутой дугой лестницы.
— Килограмм! — расплылся в улыбке Виталий. — Ещё чуть-чуть — и на конкурс красоты!
Лена фыркнула, но ничего не сказала, и никто на неё не обиделся.
Я огляделся. Рядом никого не было, и, понизив голос, я спросил:
— Мы победили, да? Совсем?
Лена убрала ногу с оглобли, посмотрела на меня и покачала головой. Движение повторил Виталий. Вот и ответ, который я без того прекрасно знал. Чувствовал.
— Иначе мы бы не пришли вместе, — высказал общую мысль Виталий. — Я бы вообще не пришёл. Я ж ленивый — спасу нет. Мне с дивана за пивом встать — и то целая трагедия. Знать не знаю, что меня сюда тащит…
— Жена пилит, — напомнил я.
— Да она всю жизнь пилит, — махнул рукой Виталий. — Слушал бы её кто.
— Он вернётся, — сказала Лена.
И он вернулся.
Седьмой круг
Следующим утром в пять часов я почуял неладное сразу же, как только нога коснулась асфальта беговой дорожки. Асфальт был каким-то не таким. Вязким, неправильным. Я подумал, что, будь на мне прежние кроссовки, пена бы просто прилипла к нему. Но я купил трейловые, на подошве которых был резиновый протектор с глубоким рельефом.
— Готов? — спросила Лена, когда я с ней поравнялся.
Она была напряжена, как туго натянутая струна, через которую пропускают электрический ток. Виталий топал на расстоянии полукруга от нас. Мы, не сговариваясь, ускорились, торопясь его нагнать.
— Что он придумает нынче? — спросил я. — Опять снег? Собаки?
Лена мотнула головой на бегу. Я и сам чувствовал, что предварительные ласки закончились. Сегодня будет что-то другое…
— Не останавливаться! — выкрикнул Виталий, когда мы поравнялись с ним и замедлили темп. — Что бы ни случилось.
— Какое ему дело до бега? — спросил я.
— Бег — наше оружие, — объяснила Лена. — Не знаю, почему. Не знаю, как. Но мы каждым шагом надираем ему задницу, и ему это не нравится.
Какое-то время мы бежали вместе, сосредоточенно глядя себе под ноги, иногда оглядываясь в поисках опасности. Потом Лена, не выдержав, унеслась вперёд, я тоже добавил скорости. Бег — это действие. А действовать — всегда спокойнее, чем неподвижно ждать беды.
Нажал кнопку гарнитуры. Помирать — так с музыкой. С тех пор, как всё это началось, я ни разу не сменил треклист. Вновь и вновь запускал один и тот же альбом, и песни оттуда стали моими молитвами.
Всё изменилось в мгновение ока. Я моргнул, и непроизвольно вскрикнул: асфальт стал красным. Как будто раскалился. Воздух над ним колебался маревом. Подошвы приклеивались на каждом шагу. Того и гляди останутся на асфальте, и придётся бежать босиком. А бежать придётся, потому что теперь-то уж точно не остановиться. Мы зашли слишком далеко, и просто так нас не отпустят.
Визгливый смех резанул по ушам. Послышался бойкий цокот копыт. Я вывернул голову, посмотрел назад. Чёрт скакал следом за Виталием, подпрыгивая на несколько метров, вертясь в воздухе.
Я побежал быстрее, догоняя собственное сердце. Вокруг сгустилась тьма. Ничего не было ни слева, ни справа. Только алая беговая дорожка, от которой стеной поднимался жар. Только мы трое, и хохочущий чёрт.
— Беги, жирный! — провизжал он. — Топай быстрее, сжигай калории! Знаешь, где калории горят лучше всего? В аду! Туда и беги, скорее, не останавливайся!
Зайдясь вновь своим мерзким смехом, он догнал меня, поравнялся и радостно хрюкнул.
Несмотря на жар, меня мороз пробрал. Впервые эта тварь оказалась так близко, что можно было потрогать, только вот я скорее отгрыз бы себе руку.
Повернул голову и посмотрел в жёлтые бешено горящие глаза.
— Вот и сделался круг — прямой! — взвизгнул чёрт и подпрыгнул. — Закрой глаза, беги быстрей! В гости к
Чёрт прошёлся колесом, не переставая хохотать, и нагнал Лену одним прыжком. Я заметил, что действительно круга больше нет. Мы бежали по раскалённой дороге вперёд и вперёд, в темноту. Но темнота больше не была однородной. Она постепенно наполнялась звуками, движением. Кто-то шептал, вскрикивал, рычал. Хлопали огромные невидимые крылья, иногда сверкали чьи-то глаза. Иногда мне казалось, что я вижу силуэты…
«Не смотри, — произнёс вдруг спокойный голос, вытеснив из наушников остатки музыки. — Всё, что они могут, это прыгать вокруг. По-настоящему бежать можешь только ты. Беги и не останавливайся».
— Беги! — рявкнул Виталий.
Лена завизжала. Чёрт выскочил прямо перед ней, и она сбилась с шага, но тут же, спохватившись, ускорилась. Подмётки её новых кроссовок светились алым светом.
— Бежим в ад, сестрёнка! — заорал чёрт и побежал рядом с ней, прижался, приобнял за плечи. — Сфотографируемся? Миллионы просмотров! Вместе с чёртом в ад бегу, не могу поднять ногу́! Не ногу́, а но́гу! Всё равно подохну!
— Уйди! — взвизгнула Лена и, не останавливаясь, оттолкнула чёрта. — Нахер пошёл, выродок! Рылом не вышел со мной фотографироваться!
И чёрт внезапно отскочил. Даже не сразу засмеялся, как будто эта нелепая отповедь его оскорбила. Несколько секунд он цокал копытами рядом с Леной, потом понёсся вперёд, стремительно набирая скорость.
Лена замедлилась. Я поравнялся с ней, схватил за руку. От асфальта шёл такой жар, что было трудно дышать, пот заливал глаза, но рука Лены была холоднее льда.
— Держишься? — крикнул я. — Надо держаться! Слышишь?
Вздрогнув, она посмотрела на меня и кивнула. Из её глаз текли слёзы, всё тело сотрясала дрожь, но она побежала быстрее. Я не отпускал её руки.
Какая-то крылатая тварь, вроде гигантской летучей мыши, пронеслась низко над нашими головами, заставив пригнуться. И тут же нас оглушил визгливый хохот чёрта и бессловесный вопль Виталия.
Мы обернулись. Чёрт сидел у Виталия на шее и, будто обезьяна, увлечённо копался у него в волосах.
— Вот где весь жир! — орал он. — Жир у тебя в голове, толстый! Толстый-толстый бегемот, черти трахнут тебя в рот! Ты знаешь, как эти двое тебя прозвали? Бегемотом! Все над тобой смеются, ты — посмешище даже для своих друзей! Когда в последний раз видел свои яйца, жиробас? Может, их уже и нет вовсе? Сейчас я тебе сделаю липосакцию!
Чёрт когтями вцепился в голову. Виталий взревел, вскинул руки и схватил его за клочковатую шерсть. Дёрнул, бросил вперёд. Чёрт кубарем покатился по алой дороге, не переставая хохотать.
— Убью! — заорал Виталий.
— Нет! — хором выкрикнули мы с Леной.
Было поздно.
Виталий налетел на чёрта, наклонился, схватил его за шерсть на башке одной рукой, другой ударил в рыло.
Но он — остановился.
Мы ещё услышали звук удара, сопровождаемый хрустом, услышали, как на миг чёрт подавился своим смехом. Однако он тут же извернулся и с размаху запустил руку под рёбра Виталию.
Тот охнул и, мгновенно побледнев, упал на колени.