Беги!

Посмотрели друг другу в глаза. Удивительно, как сильно сближает такая вот херня. В том, что мы — друзья, я уже не сомневался. Как минимум, друзья. Но с той же уверенностью я ощущал и другое: никуда эта близость не приведёт. Там мы могли быть вместе, а здесь… В присутствии здесь Лены чувствовалось что-то в корне неправильное. Мне было неуютно, ей — тоже. И сумочка её лежала у неё на коленях. И сидела она на самом краешке табурета.

— Тоже не ходила, — сказала она, опустив взгляд в кружку. — Меня до сих пор трясёт… В первый раз думала — ну, чердак протёк немного, с кем не бывает.

— Угу, тоже так думал, — кивнул я.

Лена достала пакетик, отжала его при помощи ложечки и огляделась. Блюдечка под пакетики у меня на столе не было. Я обычно оставлял пакетик в чашке до самого конца, а потом выкидывал.

— Мы должны вернуться, — сказала Лена, бросив пакетик на клеёнку, которой был застелен стол.

Я вздрогнул:

— Чего?

— Того! Сам не чувствуешь?

— Нет. — Для пущей убедительности я покачал головой. — Нам, по-моему, чётко дали понять, что оттуда лучше держаться подальше.

— Ты там не проходишь даже?

— Нет, конечно!

— Ну и дурень. Я думала, до тебя тоже дошло. Виталий, вот, понял.

— Что понял-то? — поморщился я.

Лена отхлебнула чая, поморщилась и поставила кружку.

— Ему плевать, когда мы просто там ходим. Ему не нравится, когда мы бегаем.

— Чушь, — сказал я.

— Сам смотри. Ты тут сколько живёшь?

— Ну, лет пять, наверное.

— Вот, и я — год. Виталий родился тут вообще. И мы ни разу, ни разу не встретились! Никогда и нигде, кроме как на этом стадионе. Нас как будто кто-то свёл вместе там.

— Угу, свёл, а потом — выгнал, — кивнул я.

Лена помялась, явно собираясь сказать что-то глубоко личное. Наконец, выдавила:

— Было ведь хорошо, правда?

Я вспомнил тот день, когда Виталий фотографировал её. Вспомнил наше пари на батончики, беззлобные переругивания. Пожалуй, да. Сейчас всё это вспоминается, как какой-то потерянный рай. Что-то мы втроём находили друг в друге там, на этой беговой дорожке. Что-то, чего не могли найти нигде больше.

— Может быть, — сказал я нехотя. — Но я туда больше не вернусь. И тебе не советую, если жизнь дорога. Руки-то как?

Лена показала ладони. Неглубокие ранки почти затянулись.

— А я и не смогу туда пойти без тебя, — сказала она. — И без Виталия. Мы только вместе можем.

— Значит, я героически спасу вам обоим жизни, обходя эту проклятую школу по широкой дуге.

Лена помолчала, вертя кружку. Пить чай ей явно не хотелось.

— А почему ты вообще бегать начал? — спросила она снова грубоватым голосом. Как я понял, она всегда так говорила, когда разговор принимал задушевный характер. Пыталась таким образом выстроить защиту, что ли.

— Ну как тебе сказать… — протянул я. Мне тоже с трудом давались откровения.

— Ну как есть, так и скажи. Виталий, вон, похудеть мечтает. А ты? Вроде брюхо по земле не волочится.

— Спасибо, сочту за комплимент, — усмехнулся я. — Не знаю… Искал чего-то.

— Чего искал? — не отставала Лена.

— Покоя. Порядка. Не знаю, как объяснить.

Она молчала, сверля меня взглядом, и я, вздохнув, заговорил:

— Ну, вот я отучился. Работаю. День за днём одно и то же, делаю что-то для других, получаю за это деньги на жратву. Была у меня мечта — стать писателем. Заржёшь — прибью. — Я грозно посмотрел на Лену, но она даже не улыбнулась. — Интернет эту мечту прихлопнул. С одной стороны кто угодно может «стать», а с другой, нет никакой границы, которую пересечёшь — и всё, можно сказать, что мечта сбылась. Сажусь каждый вечер, пишу что-то. И всё как будто тоже в пустоту. Приходит иногда какая-то отдача, но это мизер просто. Взвалил на себя ещё один мешок с кирпичами, теперь два тащу: работа и мечта. Хотелось какого-то простого счастья, что ли. Делать что-то чисто для себя, наслаждаться этим. И чтоб оно меня ещё и не убивало при этом. То есть, бухло и наркотики — отсекаются. Книжку одну удачно прочитал, вдохновился… Кроссовки купил…

— Ну, и? — подала голос Лена. — А теперь что? Всё побоку?

— Знаешь… Если ещё и бег для меня станет мешком с кирпичами — я уже просто упаду. Я этого тащить не смогу.

— Семён! — Она вдруг накрыла мою ладонь своей. — Мы должны отбить этот грёбаный стадион. Он — наш, понимаешь? Наш, а не этой твари!

Я освободил руку.

— А сама-то зачем бегаешь? Тоже вроде на бегемота не тянешь.

— Вот потому и не тяну. Мне что, всё это просто так даётся? — Она обеими руками указала на себя. — Каторжный труд, между прочим!

— Ну так ходи в зал, — пожал я плечами. — Зачем тебе именно туда?

— Не знаю. Захотелось. Блин, да не знаю я! — Она вскочила с табуретки, нервно сжав сумочку. — Просто вышла раз, и мне там хорошо было. А потом эта тварь всё испортила! Я ничего больше делать не могу. Соцсети, блоги — неделю не обновляла, все мысли — вокруг этого… Этого… чёрта! — выпалила она и задрожала. — А ты? Как, нормально живётся, да?

Нихрена не нормально. Файл с романом по вечерам даже открывать перестал. Вот уже две недели вечерами смотрел сериал. А какой? Убей — не вспомню. Какие-то люди там что-то делали… Вот, собственно, и все интересные подробности. Перед глазами, вместо сюжета, прыгал хохочущий чёрт.

— В общем, ты как знаешь, а мы возвращаемся, — сказала Лена. — В три часа ночи.

— Совсем, что ли? — Я покрутил пальцем у виска.

— Честно? Да, совсем. Я вот-вот с катушек слечу! Ночью собак не выгуливают. И ещё, у Виталия идея появилась.

— Какая?

— Вот придёшь — узнаешь.

— Лен, я не приду.

— Ну, хер с тобой, значит.

Она выскочила из кухни, как будто ей пинка дали. Выйти проводить я не успел. Как только шагнул в прихожую, дверь хлопнула. Что-то звякнуло в недрах квартиры.

— Тоже мне, истеричка, — буркнул я и запер дверь.

Рука дрожала…

* * *

— Так и знала, что придёшь! — Лена улыбалась в свете фонаря.

— Не спалось, — буркнул я и поёжился, прохладно было. — Ну что там у вас за гениальный план?

Виталий, загадочно улыбаясь, присел и выудил из сумки три каких-то железяки.

— Гранаты? — предположил я. — Лучше б пару «калашей». Веселее бы пошло.

Встав, Виталий дал один предмет мне, другой — Лене.

— Серьёзно? — Я держал навесной замок. — Это и есть твоя большая идея?

— Калитки закроем — никто не пройдёт, — пробасил Виталий. — А калиток всего три. Лен, ты эту закрой, тут ближе. Я к дальней пойду. На тебе — вон та.

Они оба, кажется, свято в себя верили. Я вздохнул.

Идея запереться ночью здесь меня не вдохновляла совершенно. Ну, допустим, в случае чего мы с Леной сможем через забор перескочить. А Виталий? Разве что калитку вынесет с разбега. Надеяться на то, что успеем открыть замок, как минимум наивно. Если уж при восходящем солнце чёрт такие номера откалывает, то чего от него ночью ждать…

Но пока я всё это думал, ноги шагали, а руки — делали. Заперев «свою» калитку, я вернулся на дорожку. Лена уже дожидалась там. Она заняла внутренний круг, я встал рядом. Подошедший пару минут спустя Виталий встал на внешнем, самом большом кругу.

— Готовы? — спросил он.

Лена взяла меня за руку. Я машинально сжал «окорок» Виталия.

— Готовы, — вздохнул я.

Страха, как ни странно, не было. Только лёгкое волнение, которое всегда наполняло грудь перед пробежкой. Волнительное предвкушение…

— Бежим и не останавливаемся, — напомнила Лена. — Ни в коем случае!

— До каких пор не останавливаться-то? — спросил я.

— До каких нужно! — огрызнулась Лена.

Блеск. План — огонь.

— Пошли! — Виталий отпустил мою руку и дал отмашку. Первым снялся с места и тяжело затопал по ночному холодному асфальту.

Мы с Леной побежали одновременно. Шагов десять держались за руки, потом расцепились. С богом…

Я надел наушники. Всё-таки не по себе было бежать в этой мертвенной тишине, по скудно освещённому пятаку, тонущему во тьме.

Вошёл в ритм. Этот сложный, но неизменный ритм, возникающий где-то на стыке между сердцем, дыханием, движениями рук и ног, музыкой в наушниках. Я всегда слушал музыку альбомами, от и до. Начало, середина и конец. Композиция. Замысел. Прожить маленькую жизнь на бегу, вместе с людьми, которые однажды решили что-то сказать миру.

Лена в свой плейлист надёргивала с миру по нотке. Какие-то электронные миксы, рэп, попса, чуть ли не «Фабрика звёзд». И вечно переключала треки на ходу. Но сегодня она была без смартфона. То ли не купила новый, взамен разбитого, то ли просто с собой не взяла.

Первые кругов пять я то и дело нервно оглядывался. Казалось, к дорожке приближаются какие-то тени. Казалось, посреди поля пляшет чёрт. Но всё было спокойно, и я расслабился.

Ночной бег ощущался по-особенному, и я старательно впитывал эти ощущения. Эту прохладу, эту темноту, и этот жидкий свет фонарей. Хотелось закрыть глаза, но надо было входить в повороты. А если бы можно было просто бежать и бежать, по прямой… Я бы зажмурился. Не нужны мне меняющиеся пейзажи. По гроб жизни хватит того, что внутри меня. Главное — беги, беги, не останавливайся, что бы ни случилось! И, может быть, однажды, где-то в глубине твоей души этот круг станет прямой.

Сначала поднялся ветер. Я не обращал на него внимания, пока он не сделался ледяным. Поднял голову, увидел яркую луну. А когда опустил взгляд, сверху на меня обрушился ушат ледяной воды. Я шарахнулся в сторону, но оказалось, что это — дождь.

Снова поднял голову и не увидел ничего из-за плотных туч, заслонивших небо. Началось… Что-то — началось. От холода и страха, поднимающегося из глубин души, по коже поползли мурашки. Сердце заколотилось, пульс ускорился. Я побежал быстрее. Если уж всё равно сердце колотится так дико, то хоть скорость держать соответствующую!

— Беги! — Голос Виталия угодил в паузу между песнями. — Не стой, беги!

Я бежал. Лена, замешкавшаяся было, тоже бежала. Я догнал её, пока ещё мог видеть силуэт за струями дождя. А Виталий исчез, мы не могли его различить. Могли только бежать рука об руку, угадывая повороты, угадывая свои круги и стараясь не выходить за их границу.

Я сбросил наушники на шею. Стало не до музыки. Ветер хлестал, дождь — колотил. В кроссовках хлюпало.

— … мать! — донёсся до меня рык Лены.

— Массажный душ! — крикнул я в ответ.

Она, кажется, меня послала. Я уже ничего не слышал и ничего почти не видел — настолько усилился дождь. Вело меня какое-то шестое чувство, не иначе. Где-то под водой угадывался асфальт. Иногда, во вспышке молнии, глаз успевал выхватить фонарь, футбольные ворота. Приметы, позволявшие убедиться, что мы всё ещё на верном пути.

И казалось, что в шуме дождя, в рёве ветра я слышу безумный хохот той твари, что по какой-то непонятной причине облюбовала себе это место.

К дождю добавился град. Острые льдинки секли лицо. Несколько крупных, с голубиное яйцо, ударили в голову, в плечи. А ведь кусок побольше может и убить… Не свалить ли отсюда, пока не поздно, а?

Но только я об этом подумал, как дождь обернулся мокрым снегом. Началась метель.

Я глазам не мог поверить, но действительно: в середине июня шёл снег. Выл ветер. Грохотал гром и сверкала молния. После очередной вспышки погасли фонари.

— Беги! — где-то совсем рядом пророкотал Виталий. — Беги!

Как он сам ещё умудрялся бежать, в этом адском безумии? Несгибаемый мужик просто! Такой и помрёт — не остановится. Эта мысль придала мне сил.

Движение уже не грело. Насквозь промокшая под дождём одежда ледяной коркой прилегала к телу. Зубы стучали. Волосы застыли, уши болели. Уши! Наушники должны хоть чуть-чуть помочь…

А рядом бежала Лена. Стервозина с острым языком и такими нежными на вид ушами. Эх, блин! Ладно, хрен с ним, буду благородным рыцарем!

Я выдернул шнур из наушников, снял их с шеи и сунул влево, кажется, угодив Лене по плечу. Она схватила их, что-то крикнула.

— Уши! — проорал я.

В рот забился снег.