Помоги проекту - поделись книгой:
— Потяну. Только в банк нужно сходить.
— Вот-вот, сходи. И никаких банковских переводов. Только наличные! Да, кстати, все нужно осуществить сегодня до заката солнца. Потому что когда я начну работать… Сам знаешь, будут проблемы.
Данил кивнул. Широкая довольная улыбка Меняющего вызывала у него жгучее желание съездить мерзавцу по физиономии или засунуть ему в рот половинку лимона и заставить разжевать. К сожалению, все это принадлежало к категории неосуществимых фантазий, потому что Воронцов зависел от этого человека (если, конечно, его можно было так назвать). И зависел беспрецедентно сильно.
— Еще что-нибудь? — осведомился Данил.
— Вообще-то, да! — ухмылка Собинова стала настолько широкой, что стала вызывать стойкие ассоциации с Чеширским Котом. — Есть одна проблема.
— Какая? — устало спросил Воронцов.
— Заказчик. «Стирание» — недешевая процедура, но она была настроена очень серьезно. Не поскупилась, в общем, — видать, чем-то ей твоя зазноба сильно досадила.
— Ей?! — поразился Данил. — Так заказчик — женщина?
— Ну да. А что тебя так удивляет? По-твоему решать личные проблемы столь… радикальным способом — привилегия исключительно мужчин? В таком случае, открою тебе глаза: в женщинах жестокости ничуть не меньше, как бы они ни пытались доказать обратное. Она только проявляется несколько иначе. В общем, имей в виду, что если все вернется на круги своя, заказ может последовать повторно. И тогда, — тут Меняющий сделал выразительный жест губами и пальцами правой руки, очевидно, символизирующий взрыв, — твой матросовский подвиг разом станет напрасным. Тебе ведь оно не надо, верно?
— А вам-то какой резон мне это рассказывать? — даже слегка удивился Данил. — Срубили бы бабла и с меня, и с нее по второму разу. Двойная выгода!
— Если бы! — вздохнул Собинов. — У нас за одно и то же два раза не платят. Сделка есть сделка. Тут, как ни крути, деньги уплачены, а заказ не выполнен. И придется мне за одну и ту же сумму два раза горбатиться. Нехорошо! Да и репутация, опять же, пострадать может.
— И что же делать? «Стереть» ее?
— У тебя денег не хватит! — вздохнул Меняющий. — Это куда большая цифра, чем та, которую я тебе тут накалякал. Вкупе с восстановлением не потянешь точно. Но… есть ведь и другие варианты.
— Какие?
— Примени солдатскую смекалку! — огрызнулся Собинов. — Не заставляй меня все тебе разжевывать! Эта дамочка — больше твоя проблема, чем моя. Мне она может доставить лишь небольшие неприятности, а вот тебе — все прахом пустит. Как говорится, почувствуйте разницу!
— Вы имеете в виду…
— Что имею, то и введу! — резко оборвал его Меняющий. — Ты решаешь эту проблему и расплачиваешься со мной, а я делаю свою часть работы. Со своей стороны могу лишь сказать тебе ее имя, так уж и быть, бесплатно — в качестве гуманитарной помощи. Остальное — твоя забота!
— Но это же… — Данил даже задохнулся.
— Что, кишка тонка? — презрительно усмехнулся Собинов. — А я-то уж было уважать тебя начал! Видно, не так дорога тебе эта Кира…
— Не мелите ерунды! — вспылил Воронцов. — Да я за нее…
— Меньше слов — дешевле телеграмма! — перебил его Меняющий. — Так ты сделаешь это? Учти: то, что сотворила она, пожалуй, даже хуже. «Стирание» — та же смерть, только медленная и психологически чрезвычайно мучительная для жертвы. И при этом — сотворенная чужими руками. Ну что, легче стало?
— Да, — хрипло произнес Данил. — Я это сделаю.
— Вот и ладушки! — снова заулыбался Собинов. — А теперь слушай внимательно — повторять не стану…
Когда Меняющий озвучил имя, у Воронцова земля ушла из под ног, и возникло ощущение, что вместо крови по его жилам побежал жидкий азот… Круг замкнулся. Самым жутким образом.
— А где Серж и Олег? — спросила Кира.
— Отправились погулять, — рассеянно отозвалась Эжени. — Длительное ожидание претит их деятельной натуре. А сделать сейчас они все равно ничего не могут. Хуже нет — сидеть и ничего не делать, переполняясь постепенно внутренним беспокойством. Мысли дурацкие постоянно в голову лезут… Ну да не мне тебе рассказывать.
— Да уж… Я все время думаю, как там он… Переговоры зашли в тупик, или…
— Или. Я почти уверена, что «или». Может быть, я знаю Данила не так хорошо, как ты, но сейчас верю в него. В чем-то он, быть может, и способен отступить, но только не в таком деле, как это. Ты для него очень много значишь, Кира.
— Ты-то откуда знаешь? Он же тебе обо мне не рассказывал.
— Думаю, ты это тоже знаешь. Достаточно взглянуть на него повнимательнее.
— Не знаю… наверное… Какое-то странное чувство — полностью довериться другому человеку и зависеть от него… Я так не привыкла.
— А иногда по-другому нельзя. Знаешь, когда-то я была феминисткой. Не то чтобы совсем оголтелой, но весьма твердой в своих убеждениях. Все сама, сама. Стремилась разбираться в любом деле, не давать ничего на откуп другим, не показывать свою неуверенность, некомпетентность… Это проходит, Кира, поверь мне. Если все время зажимать себя в кулак, никогда не позволять себе быть слабой и ведомой, однажды просто сорвешься. Мужчин это тоже касается, хотя Серж, думаю, будет возражать с пеной у рта, — Эжени улыбнулась. — Жизнь — это не только рок-н-ролл. Порой это и вальс, когда нужно просто прильнуть к плечу того, кому веришь, и позволить ему вести. Этот танец, Кира, и тебе стоит освоить — не повредит.
— Знаю, хотя это не так просто… Но я ведь не только о себе беспокоюсь. О нем тоже. Ради меня он полез в пасть льву, хотя это вовсе не его война…
— Его! — горячо возразила Эжени. — Неужели ты до сих пор не поняла? Полагаю, у Данила в жизни не было более личного дела, чем это. Не уверена, что он так же бросался бы на амбразуры, если бы речь шла о его жизни.
— Что?! — Выражение лица Тумановой выдавало ее полное ошеломление. — Но… это же неправильно! Так не должно быть!
— Знаешь, в вопросах человеческих чувств слово «должно» в принципе неприменимо. А «правильно» и «неправильно» — это вообще термины для высшей математики, а не для жизни. Почему «неправильно»? Потому что ты замужем за другим? И что же теперь, Данилу запрещено любить тебя? Не претендовать, не пытаться отбить у мужа, а любить и пытаться сделать для тебя все, что в его силах или даже несколько больше. Извини — это его неотъемлемое право.
Кира вспыхнула и отвела взгляд.
— Я боюсь за него, Эжени! Он там сражается за меня, а я даже ничем не могу ему помочь! Но ты-то можешь! Ты в этой каше варишься давно и многое знаешь. Помоги ему, подстрахуй, пожалуйста! Не ради меня — ради самого Данила! Обещаю, я никуда не сбегу!
Ермакова колебалась секунд десять.
— Ладно! Пойду. Признаться, у меня самой душа не на месте. Только с ума тут не сходи, пожалуйста, и не делай глупостей!
Рука Киры взмыла в салюте:
— Честное пионерское!
Эжени усмехнулась.
— Верю… пионерка. Жди с хорошими новостями.
Снять со счета такую крупную сумму оказалось не столь уж простым делом. И не быстрым. Вообще-то, в любом другом банке данную операцию не удалось бы провернуть в течение двух с небольшим часов — наличность в таких объемах требуется заказывать за сутки. Тем более речь шла о закрытии счетов — выбиралось все под ноль. Но Воронцову повезло (должно же когда-то). Счет в этом банке он открыл не просто так. Его директор был… ну не другом, конечно (для Данила дружба была несколько более глубоким понятием), но хорошим приятелем, которому Воронцов оказал когда-то очень большую услугу. Будучи глубоко убежден, что долг платежом красен, директор банка Карен Хачатрян даже обрадовался возможности сделать ответное доброе дело. Данил посетил его перед началом поиска, и процесс пошел. Теперь оставалось только заехать, поставить кучу подписей на различных бумагах и получить деньги… А потом где-то раздобыть оружие для выполнения второй части условий Меняющего, от одной мысли о которой Данила внутренне передергивало.
Впрочем, проблемы следовало решать постепенно. Сначала — раздобыть деньги и отнести Меняющему, чтобы он запустил процесс «размена», а там… время будет. Сутки как минимум на поиски заказчицы и ее… окончательную нейтрализацию. Да, так звучит лучше, хотя как ни называй, суть не меняется. Воронцов пока не думал о том, как это сделает, а точнее — отчаянно гнал от себя эти мысли: всему свое время. Хотя толку-то: думать все равно скоро придется. И не только думать, но и делать.
Оружие… Пока в машине Данила лежал только электрошокер, но его мало. Пистолет так быстро не раздобудешь, да и денег он стоит приличных, в то время как первое условие Собинова его полностью выпотрошит. Остается нож. Банальный кухонный нож, на который не нужно никакого разрешения, но который в криминальной статистике орудий убийств держит прочное первенство, намного опережая все виды огнестрельного оружия. За ним придется заехать домой или в ближайший хозяйственный магазин…
Поиск… Тут это самое плевое дело. Адрес этой особы был хорошо известен Воронцову — подвозил ее до дому и не раз. Сомнительная привилегия непьющего после любой вечеринки… И знал ее Данил тоже хорошо… Пожалуй, даже слишком, учитывая то, что придется сделать…
— Ты не находишь, что это глупо, Данил?
— Что именно?
— То, как ты за ней увиваешься. Со стороны это смотрится… достаточно жалко.
— Спасибо.
— Не за что. Между прочим, уже половина фирмы обсуждает, как вы не можете разобраться в собственных отношениях.
— Нет у нас никаких особых отношений! Просто дружба.
— Ага. По тебе хорошо заметна эта «просто дружба». Пойми же, ваши потребности друг в друге просто несопоставимы. Ей тебя хватает изредка и по чуть-чуть, а тебе ее надо много и часто. Это порождает проблемы.
— Ты, конечно, эксперт…
— Обидно. Но я тебя прощаю. Тем более что так оно и есть — кое в чем я действительно эксперт. Отрицательный опыт — тоже опыт. К тому же со стороны виднее. Да и Кира на тебя жалуется…
— Что?!
— Твое явно избыточное внимание ее напрягает. Ей столько не нужно. Даже половины этого для нее слишком много. Ей плохо, да и тебе не фонтан, когда все твои усилия не ценятся и, более того, в тягость. Мой тебе совет — сбавь обороты. Как можно сильнее. Лучше, вообще, на время оставить ее в покое. Может, тогда что-то изменится.
— Я уже сбавляю…
— Извини, но в глаза это не бросается. Помимо всего прочего еще и слухи пойдут. Тебе-то все равно — ты человек свободный, а ей каково, ты подумал?
— Я стараюсь ее не скомпрометировать.
— Лучше старайся. И, вообще, побольше цени себя, и поменьше ее. А то Киру от твоего обожания иногда заносит, и она начинает мнить о себе слишком много. Самооценка у девушки делается неадекватная от обилия комплиментов. Это в том числе и ты ее портишь.
— Слушай, может, закроем эту тему? Твои наставления становятся слишком… настойчивыми.
— Это ты так дипломатично намекаешь мне, что я тебя задолбала?
— Я этого не говорил…
— Но подумал. Понятно, тебе не нравится все это слышать, но иногда неприятная правда необходима, чтобы ты рос над собой. Ты хороший парень, Данил, но тебе явно не хватает мужской твердости и самоуважения. А раз так, можно ли требовать уважения от других, в том числе и от женщин? А без уважения нет и любви…
— Далась вам всем эта любовь! К черту ее! Не нужна она мне — и без нее проживу!
— Это ты про кого сейчас?
— Про любовь… Хватит уже. Ехидство тебе не идет. У тебя под языком полно колючек, но не стоит все их тратить на меня. Оставь и для других чуток. А мне пора — работы много.
— А вот в этом вы с ней очень похожи! Чуть что не по-вашему, сразу сбегаете. Но так не будет развития. Будете крутиться на одном месте, пока сами от этого не устанете. Я пытаюсь открыть тебе глаза, но ты не хочешь видеть, говорю тебе, но ты отказываешься слышать, тормошу тебя, но ты слишком крепко спишь наяву. А такой, спящий, ты не только ей, никому не нужен. Я трачу на тебя свою энергию, но отдачи никакой…
— Зачем тогда тратить время на такого недостойного? Пытаешься спасти мою заблудшую душу? Спасибо — обойдусь!
— Ничего-то ты не понимаешь… Что же, иди и возвращайся, когда проснешься. Надеюсь только, что произойдет это не от удара о землю после падения с большой высоты.
Возвращаться к уединенно стоявшему коттеджу Меняющего с таким количеством наличных было, честно говоря, страшновато. С одной стороны, это могло бы показаться странным, учитывая принятое Данилом решение, но с другой одна мысль о том, что какое-нибудь дурацкое происшествие может помешать ему исполнить свой замысел, была невыносима. Поэтому в боковом кармане пиджака Воронцова лежал электрошокер. Потом, когда будет сделано все, что можно для спасения Киры, всякие подобные форс-мажоры уже будут волновать Данила не больше, чем проблемы размножения жужелиц в Татарстане. Но пока требовалось соблюдать максимальную осторожность.
Остановившись, как и было условлено, в пятидесяти метрах от коттеджа, Воронцов вышел из машины, подхватил поудобнее свой черный баул и неторопливым шагом двинулся к дому. Было еще достаточно светло (до заката оставалось часа два) и времени для исполнения второй части договора с Меняющим еще вполне хватало. К тому же ее можно будет выполнить и завтра. Мысли Данила периодически возвращались к этой теме, осторожно касаясь ее, словно губы горячего чая, и отдергивались, обжигаясь. У любого нормального человека мысль об убийстве себе подобного, да еще и женщины (какой бы тварью та ни была) вызвала бы инстинктивное отторжение. Но в данной ситуации другого выбора у Воронцова просто не было: или Кира, или эта… Какие тут могут быть сомнения?! Фактически то, что он намеревался совершить, станет актом самозащиты: ведь спасая Киру, ставшую для Данила дороже его собственной жизни, он спасает себя, собственную душу (как ни парадоксально и кощунственно это звучит применительно к убийству).
Когда до коттеджа оставалось метров двадцать, из густых зарослей окружавших его кустов сирени вдруг выступила высокая, нескладная женщина средних лет и заступила Воронцову дорогу. Данил вздрогнул: перед ним была та, о ком он только что думал, и эта встреча была чем угодно, только не совпадением.
— Привет, Данил! — произнесла Марина Дубницкая, держа одну руку в дамской сумочке. — Какая встреча! Маленький у нас городок, верно? Что так смотришь? Не рад меня видеть?
— Честно говоря, не очень.
— Честность — лучшее человеческое качество, — философски заметила Марина. — Я бы тоже предпочла, чтобы эта встреча не состоялась. Или состоялась в другом формате. Вот только твое излишнее рвение в этом деле предопределило столь неприятный ход событий.
— Надо же, как ты заговорила! — усмехнулся Данил. — Просто-таки фейерверк журналистского лексикона! И куда только делась простая, открытая женщина-душа-на-распашку?
— Все мы носим маски, Данил. Тебе ли этого не знать? У кого-то она больше похожа на истинное лицо, у кого-то меньше, но хочешь ты или не хочешь, вся эта жизнь — один сплошной бал-маскарад.
— Ближе к делу, Марина!
— К делу, так к делу. Зря ты ввязался в эту историю, Данил! Ну кто тебе Кира? Не жена, не любовница… Твоей она никогда бы не стала, о чем ты, думаю, прекрасно знаешь. Друг? Это даже не смешно! Мужчина никогда не станет другом женщины, если он может стать ее любовником! Ты в ней только жалость вызываешь, словно собачонка брошенная, и не более того. Из-за чего же копья ломать?
— Что же, откуда у тебя такой цинизм, я догадываюсь. Ну, не задалась у тебя личная жизнь. Это, конечно, больно и неприятно. Но ведь не у тебя одной. У меня вот тоже не задалась, но я же не объявляю крестовый поход против тех, кому повезло больше! Не знаю, кто виноват в твоих проблемах, но уж точно не Кира. На нее-то ты за что взъелась?
— Есть причина, Даня. Чертовски веская причина! И моя личная жизнь тут ни при чем.
Марина заводилась на глазах, а Данила все больше тревожила ее рука в сумочке. Что она там прячет, черт возьми?!
— Тогда что при чем?!
— Она. Демон в человеческом обличии. Она губит души походя, развлекаясь и даже не замечая этого. И твою погубит, дай время!
— Что за бред?!
— Отнюдь, Даня, отнюдь. Она каждый день на работу не просто так ходит — собирает урожай. Урожай мужского внимания и восхищения. Для нее это как доза для наркомана. Без этого она не может, а одного мужа ей уже не хватает.
— Ты лжешь! Кира — верная жена!
— Удивительная наивность для твоих лет! — усмехнулась Дубницкая. — Неужели это любовь так застит тебе глаза? Значит, уже клиническая стадия. А ведь я пыталась предупредить тебя, но ты не хотел меня слушать…
— Да потому что ты говорила полную ерунду! Я знаю Киру! Она не могла так поступить!
— Блажен, кто верует… Она уже зомбировала тебя, не так ли? Равно как и других своих жертв. В принципе, ей для своих целей не обязательно даже изменять мужу физически. Это как перец в соусе. Для вкуса он не особенно нужен, но для тех, кто любит остренькое…
— А Кира, по-твоему, из таких?
— О да! Кира Туманова может строить из себя святошу, но у нее натура искательницы приключений. Спроси Петра Захарова — он тебе много чего может порассказать… если захочет. Но дело не только и не столько в сексе. Она использует людей в своих целях. Сначала очаровывает до такой степени, что желание угодить ей начинает заменять им все прочие цели и стремления. В результате вдобавок к наркотику чужого восхищения, она получает и чисто практическую прибыль: вы начинаете делать все, чтобы помочь ей, а она и рада: очень, знаешь ли, полезно, когда столько мужчин жаждут тебе помогать. Как-то я сказала Кире, что нельзя использовать свою внешность, как оружие, так она разобиделась страшно! Говорит, что наоборот, ее коробит, что за красивым лицом и телом в ней не видят профессионала. «Тогда зачем ты столь откровенно одеваешься? — спросила я ее. — Где тут профессионализм?» Так после этого она со мной неделю не разговаривала!
Поделиться книгой: