Помоги проекту - поделись книгой:
— Я никуда не уйду. По крайней мере, до тех пор, пока ты не вернешь…
— Никогда. Никуда. Не уходи! — отрывисто, словно молотком вбивая каждое слово, отчеканила Кира. — Я без тебя просто не смогу, слышишь?
Горячность Тумановой настолько поразила Данила, что он даже решился на жест, ради которого обычно ломал себя через колено, преодолевая робость, — накрыл ее руку своей, сняв ее с руля.
— Все будет хорошо, Кира.
— Дай Бог! — и вторая ладонь девушки легла сверху на его кисть.
Оба были настолько эмоционально погружены в этот момент, что звонок мобильного, разорвавший нарушаемую только гулом мотора тишину, словно нож натянутую ткань, заставил обоих вздрогнуть.
— Ответь, пожалуйста.
Туманова кивнула и схватила его телефон.
— Да? — Некоторое время она слушала, и глаза ее наполнялись азартным охотничьим блеском. — Спасибо большое!!!
— Ну? — спросил он, уже догадываясь.
— Это Эжени. — Не будь Кира в машине и пристегнута ремнем, она бы, пожалуй, и в пляс пустилась. — Они нашли!
Коттедж скрывался в отдалении, взятый в заложники огромной массой разнообразной зелени, среди которой доминирующую роль играли две сравнительно молодые, но уже достаточно рослые голубые ели.
— Ты уверена, что это он? Может быть, эти елки тут не у одного коттеджа растут…
— Обижаешь, Данил: я, по-твоему, на одни деревья ориентируюсь? Меняющему свойственна мощнейшая энергетика. Она пропитывает все вокруг, и те, кто способен чувствовать чуть больше, чем обычный человек, люди с пробужденным сознанием, несомненно воспринимают его энергополе, когда оказываются поблизости. А поскольку я — Сознающая… Кстати, а ты ничего не чувствуешь?
— Я? — удивился Воронцов. — Я-то почему должен что-то ощущать? Моя восприимчивость самая что ни на есть обычная, не усиленная ни на йоту, или в чем там у вас это измеряется…
— Ладно. Просто подумалось… Впрочем, сейчас на это нет времени. Меняющий здесь, и пора с ним пообщаться.
— Верно. Спасибо, что нашли его, друзья. Дальше я сам.
— То есть как это сам?! — возмутилась Кира. — Я с тобой! Меня это все некоторым образом касается, не забыл?
— Не забыл. Но вот именно поэтому тебе лучше туда не ходить. Я буду вести с ним отчаянный торг за твою жизнь, и при этом мне лучше не быть стесненным в аргументах, а эмоции — наоборот свести к минимуму, что в твоем присутствии может и не получиться.
— Я могу быть спокойна, Данил, и не помешаю тебе! Ты не можешь сейчас оставить меня за бортом, слышишь?! Скажи хоть ты ему, Эжени!
Та, однако, покачала головой.
— Боюсь, в данном случае Данил прав. К его аргументам добавлю еще один, самый важный. Объект «стирания» Меняющий в свой дом не пустит. Ни за что.
— Но почему?
— Прости, сейчас я буду говорить жестко без всяких дипломатических экивоков. Ему не о чем разговаривать с покойниками, а именно в них он тебя собственноручно записал. А кроме того, хоть убить его простому человеку невероятно сложно, рисковать без нужды, подпуская к себе близко ту, у кого самый серьезный мотив расправиться с ним, он не станет, уж поверь мне! Так что, если ты пойдешь с Данилом, переговоры закончатся, не начавшись!
У Тумановой даже плечи опустились, а гневный блеск в глазах погас.
— Ты уверена?
— Более чем. Поедем с нами в наш штаб, Кира, и подождем. Как только у Данила появятся новости, он нам сразу же сообщит, верно?
— Конечно! — заверил Воронцов. — Сразу же отзвонюсь. Поезжай, Кира. Все будет хорошо!
Туманова чуть улыбнулась.
— Я в тебя верю, Даня! — Она подошла к нему, обвила его шею руками и поцеловала в щеку. Но на сей раз поцелуй этот пришелся в непосредственной близости от уголка его рта. — Удачи тебе!
— Удачи нам!
И, мягко высвободившись из ее объятий, Данил решительным шагом двинулся к коттеджу Собинова по асфальтовой дорожке, обрамленной густыми кустами сирени.
Против ожиданий Данила, хозяин коттеджа недолго мариновал его под дверями. Когда же Воронцов увидел его, то замер в удивлении: Собинова он уже определенно где-то видел, причем совсем недавно. Вспомнить бы еще где…
— Ну, здравствуй, сновидец! — улыбаясь произнес Меняющий. — А я-то все гадал, когда же ты меня отыщешь.
— Здравствуйте, — оторопело выдавил Данил. Теперь он уже точно вспомнил своего визави. Это был персонаж его странного сна сегодня ночью. — Значит, Меняющий, это вы?
— Я самый. Да ты проходи — чего в дверях-то стоять. Посидим, о делах наших скорбных покалякаем…
С этими словами Собинов повернулся к Данилу спиной, и не торопясь двинулся вглубь своего дома. Воронцов последовал за ним. Все предварительные наметки по поводу стратегии и тактики предстоящего разговора напрочь вымыло из его головы волной сильнейшей ненависти, которую он испытывал к этому человеку. Или, скорее, к некоему безжалостному сверхсуществу, обладающему громадными возможностями, но отринувшему сострадание, принципы, совесть — все то, что делает человека человеком. Обращаясь с людьми, словно с экспериментальным материалом или шахматными фигурами на своей игровой доске, он сам поставил себя вне общества. Не выше, а именно вне. Вынеся себя за скобки, Меняющий лишился моральных прав, которые дает принадлежность к роду людскому, и теперь, не считая его человеком, любой мог также и не считать себя связанным законами, правилами и принципами сосуществования в отношении него, ибо как ты к людям, так и они к тебе.
Но Собинова это, казалось, нимало не беспокоило. Ни с точки зрения самоощущения, ни со стороны безопасности. Он был уверен, что никто не решится его тронуть, а если и решится, то ничего не получится. Данил, сверля его спину ненавидящим взглядом, уже был почти уверен, что с решимостью у него проблем не будет. А вот насчет второй части присутствовали серьезные сомнения: в памяти четко отпечатались слова Эжени, что «обычному человеку убить Меняющего невероятно сложно». Однако не это его останавливало от решительного и необратимого шага. Заповедь «не убий» (а точнее, его собственная внутренняя граница между позволительным и запретным, конечно, тяжеленной цепью висела на руках Данила, но не одна она. Мысль о том, что смерть Меняющего ничего не решит, и Кира все равно исчезнет из этого мира, была гораздо страшнее. Как бы он ни относился к Собинову, с этим мерзавцем следовало договариваться. Ради Киры.
Гостиная коттеджа Меняющего была очень обширна и оформлена в стиле обеденного зала особняка какого-нибудь аристократа. Камин с висящей над ним лосиной головой. Темные, преимущественно коричневые тона обстановки. Бархатные темно-бордовые шторы, поддерживающие в комнате полумрак. Массивная, тяжеловесная мебель во главе с двумя столами — обеденным перед камином и бильярдным в дальней части комнаты. Завершала ансамбль висящая на стенах парочка картин Питера Брейгеля старшего на стенах. И Воронцов готов был держать пари на большие деньги, что это подлинники.
Да, деньги у Меняющего определенно водились и немалые. Даже странно, что он ограничился обычным загородным коттеджем, а не отгрохал себе трехэтажную виллу где-нибудь на берегу озера. Может, не хотел привлекать к себе излишнего внимания? Впрочем, все эти отвлеченные, по большому счету, размышления выработке правильной тактики на предстоящий разговор никоим образом не способствовали.
Вынырнув из своих мыслей, Воронцов обнаружил, что хозяин коттеджа смотрит на него с непонятной усмешкой на лице.
— Может, партию? — спросил Собинов, кивнув на бильярд.
— Благодарю. У меня мало времени.
— Дела, дела… всегда дела, — философски произнес Меняющий, опускаясь в кресло рядом с камином и жестом предлагая гостю занять другое. — Время — такая штука, которая вполне соответствует нашим о нем представлениям, как, впрочем, и весь окружающий мир. Если ты говоришь себе, что времени у тебя ни на что не хватает, то будь уверен, так оно и будет в дальнейшем. Реальность всегда выполняет наши заказы. Ну а особенно времени «не хватает» обычно на то, чего делать не хочется: какие-нибудь неприятные дела, не относящиеся к области первой необходимости, или общение с неинтересным тебе человеком, которому почему-либо не можешь сказать об этом прямо. Выглядишь белым и пушистым, делая усталое лицо и произнося: «Извини, старик, замотался я совсем. Абсолютно нет времени! Как-нибудь в другой раз». И этот «другой раз» все не наступает и не наступает, ибо ты подсознательно и не хочешь, чтобы он наступил, постоянно повторяя мантру «нет времени». Удобно, правда?
— Это вы к чему? — холодно поинтересовался Данил.
— Да так — размышления вслух. Жизнь в уединении имеет свои недостатки, главный из которых — недостаток общения. А разве ты не встречался в жизни с проявлением «нет-времени-синдрома»?
Воронцов вздрогнул. Собинов, похоже, читал его, как раскрытую книгу. Разумеется, Данил встречался с таким явлением. Так, большую часть времени действовала Кира, лишь иногда… Стоп, не думать об этом! Подобные мысли лишь помешают. Ведь он здесь совсем за другим.
— Даже если и так, в настоящий момент отсутствие у меня времени — реальность объективная и к вашему «синдрому» отношения не имеет.
Меняющий хмыкнул.
— Слова про «объективную реальность» меня всегда забавляли. Она «объективная» только для тех, кто ее не понимает и не способен ею управлять. Впрочем, не будем сейчас начинать философские диспуты. Ты ведь тут по делу, не так ли, сновидец? По очень важному делу.
— Вы… меня видели там, да? Как это возможно?
— Гораздо интереснее, что ты видел меня. Но это длинный разговор, хотя, если хочешь, мы его начнем.
— Не надо, — поспешно отказался Данил. — Без этого знания я как-нибудь проживу.
— Так зачем ты меня искал?
— Зачем вы это сделали?! — выпалил Воронцов. — Чем она вам помешала?!
— Надо же, — усмехнулся Меняющий, — рыцарь явился! Правда, без сияющих доспехов, белого коня и меча-кладенца, зато с феноменальной памятью. Ведь всех накрыло, кроме тебя. Запомнил, нашел, да еще полез в логово дракона, свою любезную спасать… Как, кстати, ты меня нашел?
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Смело и дерзко. Откуда только что берется? Ведь в жизни этих качеств тебе явно не достает. Только ради нее… Что же, это многое объясняет, сновидец. Есть у тебя способности, есть. С тобой бы поработать как следует…
— Талантливо уклоняетесь, господин Меняющий. Не собираетесь мне отвечать?
— Ну, почему же — отвечу. Только что тебе в моих причинах?
— Вообще-то, значение есть. И большое.
— Так и быть, скажу, по доброте душевной. Платная услуга. Очень платная.
— Значит, все-таки киллер. Дорогой, элитный, необычный, но тем не менее наемный убийца. Не мелковато для вас?
— Если ты пытаешься меня задеть, то зря. Меня подобными штучками давно не проймешь. А деньги… Всякий зарабатывает их как умеет.
— Но вы, с вашими способностями… Неужели нельзя как-то по-другому? В лотерею выиграть, например? Или на спортивном тотализаторе? В казино, наконец?
— Можно, если осторожно. Коррекция реальности — штука тонкая. Ее до конца не просчитаешь. Как ни странно, «стирание» — один из самых безопасных ее видов, если разумеется, речь не идет о значимых фигурах. Тогда изменения могут стать слишком… серьезными. А расходы у меня весьма немалые, так что и доходы нужны под стать. Все, что ты назвал — вещи разовые. Я их пробовал и исчерпал: выигрывай я постоянно, привлек бы к себе нежелательное внимание… А тут — тишина. Мои заказчики ее любят не меньше, чем я. Так что, выбор очевиден.
На сей счет Воронцову было что сказать, но смысла в этом он не видел: Меняющий давно продал свою человечность за приличную цену, и взывать к ней сейчас — пустая трата времени, которого и так немного.
— Значит, Киру вам «заказали»… Кто?
— Какая разница? Впрочем, может быть, потом я тебе и скажу, если разговор наш перейдет в эту плоскость. А пока… Чего ты хочешь?
— Можно как-нибудь обратить процесс «стирания»?
— Поздновато. Реальность изменилась. И места в ней твоей Кире больше нет. Это тебе не файл, удаленный в корзину.
— Не верю! Не может быть, чтобы дела обстояли так безнадежно! Вы ведь знали с самого начала, зачем я пришел. Зачем тратите время?
— Допустим, мне интересно. Ты интересен. Необычный экземпляр. На тебя «стирание» не подействовало, а значит, ты стоишь хотя бы того, чтобы с тобой поговорить.
— Только поговорить? А сделать что-нибудь? Поверьте, я за ценой не постою!
— Вот-вот, и это тоже. — В глазах Собинова заплясали чертики. — Посмотреть, как далеко ты можешь зайти на этом пути.
— Очень далеко! Я верю, что безвыходных положений не бывает!
Меняющий усмехнулся.
— Зато бывают положения, выход из которых тебя не устраивает. Держу пари, данный случай из этой категории.
— Значит, способ все же есть? — загорелся Воронцов.
— В данной уникальной ситуации — есть, — подтвердил Собинов. — Причем исключительно для тебя. Только сразу предупреждаю: тебе он не понравится.
— И тем не менее я хотел бы услышать об этом варианте.
— Ты сам напросился, — улыбка Меняющего стала еще более неприятной. — Хочешь, так слушай.
— Что?! — Собинову показалось, что он ослышался.
— Я согласен, — повторил Воронцов. Выглядел он бледным и решительным.
— Ух ты, мы вышли из бухты! — пробормотал себе под нос Меняющий, удивленно покачав головой. — Занятные кренделя… Ты уверен?
— Более чем!
— Хорошо подумал?
— Без нее мне этот мир не нужен! — упрямо мотнул головой Данил.
— Хорошо. Теперь еще один нюанс. У тебя деньги есть?
— Есть.
— Какой металл в голосе! — ухмыльнулся Меняющий. — Ты же еще не знаешь, сколько я попрошу.
— И сколько?
Собинов написал сумму на бумажке и подтолкнул ее к Воронцову. При одном взгляде на нее брови Данила подпрыгнули вверх.
— Однако! — произнес он. — И расценки же у вас!
— Так ведь и услуги уникальные! То, что тебе нужно, могу сделать только я. А монополист определяет цену. Уж не думаешь ли ты, что я стану трудиться бесплатно?! Работа-то весьма сложная и кропотливая. И потом, зачем тебе теперь деньги?
— Тоже верно, — на губах Данила появилась мрачная улыбка. — Незачем. Только ведь вы исправляете собственное преступление!
— Сколько пафоса! — поморщился Собинов. — Ты уводишь разговор в философско-моралистическую область, и он быстро перестает быть мне интересным. Это бизнес, парень, и ничего более. Я продаю свои услуги, потому что хочу жить хорошо. На этом стоит весь наш мир. Насколько эти услуги законны? Так ведь про такое закон не писан, ибо никому не известно, что подобное, вообще, возможно. А мораль… Мораль оставим тем, у кого возможностей меньше. Кто может, тот зарабатывает, кто не может, морализирует. Вот и все. В данном случае вопрос только в том, по средствам ли тебе моя работа? Так как, потянешь?
Поделиться книгой: