Помоги проекту - поделись книгой:
Лал впервые находился на планете, где не надо прятаться от внешних условий под землю или бежать на орбиту. Впервые спал на перине и в вышитых золотом подушках. Впервые его носили на руках. Впервые он жил иными интересами. Вернее, позволял себе иные интересы. Впервые его интересовали человеческие взаимоотношения за рамками приказов и повиновения. Впервые в жизни он любовался кем-то. Может быть, Лал не замечал раньше подобных людей вокруг себя. Может быть, они просто никогда ему не встречались. Полулюди вблизи не встречались точно, но они и были на Тай не такие. Враг не делал ни одного случайного или неверного движения, не говорил лишних слов. У него были темные внимательные глаза, черные волосы, длинные настолько, что, если бы он запрокинул голову, то мог бы на них наступить, ухоженные легкие пальцы, очень красивые четко очерченные губы и, наверное, хорошая улыбка. Только он не улыбался. Внешность и поведение были иные, совершенно не такие, как у таю. Поэтому-то Лал и не мог оторвать от него взгляд. Смотрел, смотрел, смотрел. Когда не видел – вспоминал то, что видел. В этом человеке все было не так, как Лал привык, и, при этом, все абсолютно гармонично. Все удивительно. То, что он такой сильный; поднять Лала одной рукой ему ничего не стоило. То, что он почти все время молчит, но понимает Лала без слов. То, что он думает музыку. И, самое странное, что он рядом. Что он не боится реальной угрозы, которую Лал, даже полумертвый, из себя представляет. То, что Лал не смог убить его, тоже было удивительно. Не смог убить какого-то получеловека. У которого теплые руки и добрые глаза. Не испугался, не растерялся, не замешкался, и сил хватило бы. Просто не смог. Отказался даже пробовать; и, если быть честным перед самим собой, вовсе не после того, как Враг вернул его с того света, а сразу, как увидел. Сначала убедил себя, будто хочет получше рассмотреть такую примечательную фигуру, как Добрый Хозяин, а потом…
– Спи. Хватит меня разглядывать, – шепотом ответил Враг на мысли Лала. Читает он их, или угадывает, было неясно. – Ты мне доверяешь?
Вопрос о доверии между ними не обсуждался. Вообще-то, сложно было не доверять человеку, для которого запретных мест на теле и табуированных тем для разговора не существует. Но об этой части их отношений Лал старался не вспоминать, и вообще об этом не думать. Бойся, стесняйся, не доверяй, кутайся в одеяло, а выбора нет. Никто другой не поможет.
– Почти, – признался Лал.
– Тогда иди сюда. – Враг сам подвинулся, подсунул под подушки руку и повернул к себе Лала так, что голова того оказалась у него на плече. – Хочешь, придумаю для тебя сон?
– С музыкой?
– Обязательно. Закрой глаза. – Взял Лала за запястье с браслетом, и они птицами полетели над водой.
* * *
Дин соскучился по дому. Во внутренних покоях, под дверью государевой спальни ему было тоскливо. Сумерки следующего, четвертого по счету дня собственного пребывания здесь, он просидел на атласном диване один. От последней порции лекарства кружилась голова. Документы, разложенные в две стопочки – подписанные и неподписанные – не радовали глаз чиновника. Весь вчерашний день его мучил вопрос. Сегодня с утра он этот вопрос государю задал. Сможет ли государь вылечить Дину сына. Государь спросил, какого рода недуг. Дин рассказал. Государь отвел глаза. Объяснил, что может исправлять физические недостатки. Но за душевные болезни не берется. Такая уж вещь душа: уйдет – не вернешь, заболеет – не поправишь. Дин, впрочем, и не питал особых иллюзий. Просто государь сегодня был такой, как всегда. Доклад принимал утром сам. Потом даже уехал на Гранитный остров со свитой, прихватив маску Справедливого Государя, до этого времени сиротливо висевшую в очень неподходящем для нее положении – зацепившись серебряной сеткой за шишечку на резной каминной полке. Государь себя заставил вернуться в прежнее состояние. А Дин – нет. Всего на четверть стражи он спустился в канцелярию, потом вернулся, лег, и день провел зря, о делах почти не думая, чем снискал похвалу. Государь сказал, что, наконец-то, Дин ведет себя разумно. Впрочем, сегодня это было Дину несложно.
Дин прилежно болел. Ему на самом деле нездоровилось. Государь ему объяснил, что у него шалит давление, и надо отдыхать. Дин не знал, давление чего и на что, но отдыхать согласился. День он все равно растратил зря. Зато увидел того, кто в спальне. И, в какой-то мере, Дин испытал потрясение. Во-первых, это действительно была женщина, а не неопределенное существо из Большого Улья. Во-вторых, женщина очень красивая, с прекрасным лицом и гибкой кошачьей фигурой. То, что с ней сделали на Бо, Дину как-то вдруг очень стало не по сердцу. Когда он служил в Первой префектуре, вначале простым дознавателем, потом инспектором, ему приходилось расследовать разные дела. В том числе, такие, в деталях которых лучше было лишний раз не копаться. Сейчас Дин тоже постарался детали забыть; ему хотелось во всей этой истории лишь поддержать государя, не более того. Но увидел ее – и сразу вспомнил, насколько эта история получилась скверной.
Он стоял на балконе, глядя сквозь витую решетку вниз, где садовник подрезал траву по краям дорожки. Женщина вышла, держась обеими руками за стену. Дин оглянулся на легкий шорох и встретился с ней глазами. Впечатление у него сложилось двойственное. Она ему понравилась и не понравилась одновременно. С одной стороны, поразительная красота, с другой – очень жесткий взгляд, оценивающий и недобрый. Сразу ясно стало, что ничего хорошего ни от жизни, ни от встречных-поперечных эта красавица отродясь не ждала и не получала. Кажется, в первые мгновения Дин смотрел на нее так же. Не зря ему еще заранее вспоминались сегодня профессиональные привычки, нажитые в Первой префектуре. Встретились, как на допросе – кто кого переглядит. Через два удара сердца Дин опомнился и быстро напустил на себя придворную вежливость. Она задала вопрос в два слова. Дин поклонился и сказал, что не понимает. Впрочем, догадался, что она ищет браслет. Учтиво поднял оброненную вещь и положил в руку новой государевой избраннице. А между делом подумал, что, если такая баба станет государыней, многое изменится. И не факт, что в лучшую сторону. Она коротко поблагодарила и ушла, все так же держась за стены, оконные рамы и мебель, к себе, в зеленую спальню. Дин проводил ее взглядом. Да, действительно. Живучие сразу не умирают. И, если человек жив, значит, не просто так, а нужно зачем-то. Интересно было бы только знать, зачем.
Подозрения Дина оправдались в тот же день. Государь вернулся в Ман Мирар в конце второй дневной стражи.
– Я даю развод государыне Яати, – сообщил он.
– Ведь вы можете жениться, не разводясь с Первой государыней, – покачал головой Дин.
– Могу. Но не буду.
В этом есть резон, подумал Дин. Первая государыня, как и Первый министр, должна живой лечь в могилу покойного мужа. Особенно такая, какой станет
Ничего этого вслух Дин, разумеется, не сказал. Государь в любом случае поступит, как ему угодно. Советы ему сейчас давать бессмысленно. Даже кир Хагиннор Джел признал, что с этим делом справиться не может, и отступился. Да и вероятность, что первое впечатление Дина обмануло, все-таки, есть. Что, в сущности, Дин о ней знает? Страхи господина Фай Ли? Что ему не понравилось? Только взгляд. Холодный. Спокойный. Пронизывающий. Будто человек видит тебя насквозь, а ты цепенеешь перед ним, как курица перед змеей-птицеедом. Ну, так и что? Государь тоже любит так посмотреть на нерадивого чиновника. И Дин так смотреть умеет. Но только тогда, когда это необходимо. Не всегда и не на всех. Хотел бы Дин сыграть с ней в королевское войско. Впервые после того, как стал Первым министром, его потянуло за игральную доску. Не ради зарядки для ума, как прежде, а чтобы узнать, как на Бенеруфе дела со стратегией, тактикой и логикой. Если отлично – то трудновато государю придется…
Потом принесли около ста пятидесяти документов по внутренней деятельности Государственного Совета, читать – не перечитать, и Дин от мрачных размышлений отвлекся.
* * *
Учителем в том, как следует наводить порядок среди подчиненных, Фаю был Первый министр Таргена. С виду вежливый и мягкий, в нужный момент Дин умел схватить провинившегося за шиворот и бросить носом в землю, чтоб тот внимательно послушал, что ему сей же момент нужно сделать, и что с ним будет, если он не сделает. Сейчас на Бо по-другому было нельзя. Ничего не получилось бы, начни Фай увещевать таю, как раньше. Он развесил всем по заслугам. У него было тринадцать арестованных, семьдесят семь человек с дисциплинарными взысканиями, один публично и звонко отхлестан по лицу, а остальные тут же начали ходить по струнке, скромно прятать взгляд и разговаривать полушепотом. Они все сразу друг с другом помирились, никто не вспоминал про старые обиды и собственный гонор. Сеймур Сан, отпущенный на волю, подышать свежим воздухом, наблюдал за процессом, с нескрываемым удивлением на лице. Лучше Фая выстроить и выровнять семьсот с лишним человек за какой-то час не сумел бы и он сам. Во взгляде его появилась некая толика уважения.
Фай сам отвел верхних в медблок, персонал которого, в отличие от СБ, связистов, техников, экологов и прочих, сохранял некоторую адекватность восприятия и помощь оказал без вопросов и без претензий. Младшего по званию врачи оставили у себя. Сеймура Фай позвал вместе обедать. Рацион на Бо был кое-какой, уже на две трети адаптированный. С перепугу островные таю подали руководителю лучшее, что имели. Будь Фай на «Золотом Драконе», он отказался бы, желая быть наравне со всеми. После двух месяцев в Столице, Фай расценил такое отношение к себе, как должное. Сеймур Сан все еще нервничал. Рассматривая жареную рыбу с овощами в брюхе, он долго сомневался, можно ли ее есть, и, если да, то как. Фай тер ладонью лоб. Нужно было как-то начинать разговор. Капитан облегчил ему задачу. Он спросил прямо:
– Спирт есть?
Фай достал из сейфа личную заначку – бутылочку с диамирской виноградной водкой, лучшей, какую можно было найти в Столице. Выплеснул из посуды чай и налил чашки до половины – себе и ему. Они выпили, глядя друг другу в глаза.
– Хочу напиться, – сообщил Сеймур, – пока никто из наших не видит. Хорошее пойло. Налей еще.
Фай налил.
– Мне нужна твоя помощь, – сказал он Сеймуру после третьей чашки. – Я не могу вернуться на Бенеруф и обругать тех верхних, которые меня не послушают. Ты – можешь.
– Э, нет. Расскажи мне все с начала: что с Лалом?
– Я сам в ужасе от того, что с Лалом, – пожал плечами Фай. – Не знаю, что рассказывать. Мне же никто ничего не говорил, кроме тебя. Все в тихую делалось. А Лал… Он даже вида не показал. Да я бы и не поверил тогда… Думаешь, я сам не понимаю, какое это сумасшествие?.. Понимаю, Сеймур. Слишком хорошо понимаю.
– Кто тебе руки разрезал?
– Добрый Хозяин.
– Поделом тебе. Меньше надо быть в ужасе и больше всех держать под колпаком. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Кроме того, чтобы обругать всех и вернуть корабль обратно на Тай?
– Пока ничего не говори про Лала верхним. Ты помнишь, на каких условиях он улетал с Бенеруфа?
– Ну… понятно было, что человек ищет смерти. Желательно, не в одиночку. Я не расслышал, каким образом твой Добрый Хозяин в нем заинтересован? Ему что от нас надо?
– Ничего. Чтоб отвязались.
– Тогда зачем ему Лал?
– Ты видел письмо?
– Предположим. И, тем не менее. Лал – носитель полной информации о нас самих и обо всем, что есть у нас.
– Умоляю, Сеймур. Хозяин занят здесь настолько, что мы ему нужны, как зуб в носу. Отставь свою паранойю, будто он хочет узнать твои секреты. Во-первых, он и так все знает.
– А во-вторых?
– Хватит одного во-первых. Он не дал Лалу умереть. Вспомни, как они переругались перед переброской орбитальных баз. С его стороны это уже громадная любезность. И не смотри на меня так. Мы квиты. Вы хотели обмануть нас, мы хотели наказать вас. Теперь весь этот пузырь лопнул. И вы, и мы оказались в ловушке, в которую сами себя загнали. Один мой знакомый получеловек с материка говорит: когда копаешь другому яму, на всякий случай рой ее по своему росту. Я бы тоже хотел воспользоваться возможностями обеих планет по максимуму. С Бенеруфа забрать генераторы атмосферы, не один и не два, как мы сумеем сами, а все. Здесь поглядеть на Медленный Свет и, может быть, на что-нибудь еще. Только кто нам это позволит сделать, Сеймур? Мы здесь непрошеные гости. Питаемся подачками. А Медленный Свет и Бенеруф – чужое имущество. Но неужели мы летели сюда зря? Неужели ты опустишь руки после того, как тебя постигла первая неудача? Ты офицер, ты всю жизнь выполнял приказы. Теперь над тобой командовать некому. Ты отвечаешь за жизни людей. Ты главный. И ты хочешь взорвать корабль вместе с командой? Это идиотизм, Сеймур. Это трусость. Я понимаю, что в состоянии стресса трудно классифицировать собственные побуждения, и любые поступки кажутся равнозначными. Но для того, чтобы совершить самоубийство, смелость и чувство офицерского долга не нужны. Нужно только состояние аффекта. Пойми, наконец, что ты в первую очередь человек. И тебе должно быть стыдно. Так, как стыдно сегодня мне за все, что между всеми нами до сегодняшнего дня происходило.
Сеймур подставил пустую чашку.
– Они молодцы, что назначили командором тебя, – сказал он. – Ты умеешь надавить на больное место.
– А разве я не прав? По сути, Сеймур, где нам искать других виноватых? Только ты и я. И Вселенная, энтропия в которой всегда растет. Мир хаоса, в котором на протяжении развития происходит лишь потеря информации. И мы никогда не скажем, какая информация находится за горизонтом видимости. Вселенная – она большая. И только из-за этого вы сами отправили своего командира на смерть, а теперь вот закатываете мне истерику с угрозой массового самоубийства?..
– Ну, кто же знал?..
– Я знал. Я. И ты знал. Или ты скажешь, что тебе неизвестно, будто весь мир – бардак? Все просто, Сеймур. Мир вышел из хаоса и в хаос вернётся. Во всех процессах заложено состояние неустойчивости. Неустойчивость привела к образованию связанных структур. Неустойчивость формирует из хаоса сложные системы, регулирует их и приводит в равновесие. И она же рушит их обратно в хаос. Идеальный порядок с идеальной логикой событий никогда не наступит. Не надо пытаться установить порядок там, где его не может быть. Не надо уничтожать степени свободы. Мы балансируем на грани хаоса и должны спокойно к этому относиться. И получать удовольствие от неожиданных флюктуаций… А не уходить по одному к Доброму Хозяину в поисках смерти из-за разочарования в подлой действительности.
– Если следовать твоим посылкам, то все еще хуже, чем казалось мне. Мы с тобой находимся в общем процессе, Фай. Если я глупо выгляжу, то и ты со всей твоей умностью и лекциями по упорядоченности информации тоже выглядишь сомнительно.
– Что ты, Сеймур. С какой умностью? Я поверхностная и лукавая особа. Легкомысленная, тщеславная, амбициозная. Когда я говорю перед нижними таю: «Таково мое решение», – это чаще всего значит, что я не знаю, что вообще сказать и чем себя оправдывать. Но ты со своей догмой о непогрешимости военного командования Верхнего Мира, действительно, ничем не лучше. Догма вообще страшная вещь. Ты изучаешь систему, врастаешь в нее и думаешь, будто она тебя возвышает. А на самом-то деле ты щенок, который плохо разбирается в жизни. Скажи, тебе страшно было, когда ты выводил «Золотой Дракон» на курс к Бенеруфу?
– Меня никто не спрашивал страшно мне или не страшно. Мне просто сказали, что нужно сделать, и я сделал.
– А мне знаешь, отчего было страшно? Оттого, что экспедицию ведет человек, неуверенный в себе. Подчиненный внешнему командованию. Без понимания, зачем он делает то, что ему велят. Нужно, прежде всего, знать себе цену, Сеймур. И не ставить перед собой цели, которые повергают тебя в состояние неуспеха. Адекватность уровня притязаний – вот что нужно изнутри выстраивать. Не позволяй ситуации овладеть собой. Какой ты свою жизнь видишь – такой ты ее и получаешь. Если неудача для тебя поражение, значит, ты пуглив и слаб. Ты плачешь, что ли?..
– Нет, – качнул головой Сеймур. Глаза у него странно блестели.
– Ты не плачь, потому что я тогда тоже сразу начну плакать. Я эмоциональный, к сожалению. Намного больше, чем положено командору. Я не признаю ваших запретов на жизнь воображения. Запретов говорить о чувствах – о любви, об агрессии. Я очень хочу быть человеком, которого ничего не волнует. А меня волнует все. Хоть мы и живем меж двух миров на уровне традиционного лицемерия. Ты обижаешься на меня, Сеймур?
– Я не обижаюсь. Я делаю выводы.
Фай протянул руку над столом и тыльной стороной ладони погладил Сеймура Сана по разбитой щеке. Он разлил остатки водки по чашкам, и говорил теперь вкрадчиво и тихо:
– Человек часто забывает о том, что у него с миром общая судьба. Люди думают, что время иллюзорно, а события последовательны и непротиворечивы. В физике есть такое понятие – момент бифуркации. Это условие существования сложных систем, когда их структура изменяется резко и непредсказуемо. Упрощение, равномерность, тепловая смерть Вселенной – не единственный вариант развития. В течение событий легко вмешивается случай. Это называется точка бифуркации. Благодаря ей у каждого из нас однажды возникает выбор – возможность сделать свою жизнь чем-то большим, нежели путь от рождения к смерти… Сеймур, с таким грустным лицом, как ты сейчас сидишь, вообще нельзя жить. Улыбнись. Я тоже готовился к серьезной работе, а оказался в балагане. Но мы люди профессиональные, мы бытовых пристрастий иметь не должны. А все остальное, как в песне – фигня, мой генерал, все то, что не война. Пойдем, я тебе открою каюту. Тут много свободных.
Фай привел капитана «Золотого Дракона» в спальный бокс Нэля, через стенку от собственного обиталища. Сеймур смотрел в круглый иллюминатор на ярко-синее небо, начинающее к вечеру обретать бездонную глубину. Выпили они поровну, но Фаю казалось, что сам он менее пьян. Он решил, что попросит сейчас заварить себе крепкого чая и через час придет в норму. И отправится давать распоряжения нижним таю дальше.
– Когда на Тай будет такое же небо? – спросил его Сеймур, садясь на застеленную серым одеялом кровать. – Сколько придется ждать?
– От двадцати до пятидесяти лет, – пожал плечами Фай. – Зависит от того, сколько генераторов возьмем с собой.
– Плюс четыре года на обратный перелет. Мне почти сорок. Я не доживу.
– Дети доживут.
– Мои дети на орбитальных базах, – напомнил Сеймур.
– Роди еще раз. Пока не поздно.
Фай умолк, поняв, что сказал бестактность и глупость. Семейный партнер Сеймура Сана погиб год назад, почти сразу после высадки на Бенеруфе, да и вообще произносить вслух такие вещи права у Фая не было.
– Извини, – сказал Фай.
Вместо ответа Сеймур взял Фая за руку и потянул к себе. В маленьком боксе некуда было отступать. Фай сел рядом с ним.
– Слушая тебя, понимаешь, что смысла у жизни все-таки нет, – проговорил Сеймур, расстегивая на себе китель. – Но он может быть назначен. В зависимости от допустимых нами степеней свободы… Я думал, ты тихоня, Фай. И заучка. А ты стал совсем другим…
За двенадцать лет семейной жизни Фай ни разу не изменял партнеру. И никогда не интересовался фактической верностью Маленького Ли. Даже когда они ссорились, по месяцу не разговаривали друг с другом и спали, отвернувшись каждый в свою сторону. Одежда верхнего таю упала на пол. Фай облизнул сухие губы. Хоть Маленький Ли и был моложе Сеймура почти на десять лет, но сравнивать их было все равно, что сравнивать воробья и райскую птицу.
– Ты не совсем правильно меня понял, – попробовал уклониться Фай.
-- Правильно, неправильно… Я давно один. Я не очень пьян и не то, чтобы изголодался. Мне просто год не с кем поговорить. Некого обнять… Останься. Ты не пожалеешь…
– А ты? Не пожалеешь?..
Сеймур наконец-то улыбнулся, прикрыв пальцами выбитый зуб.
Следующим утром, едва розовая рассветная дымка расплылась над восточным горизонтом, тот таю, что был беременным неизвестно от кого и бит за это Фаем по щекам на площади в центре поселка, и Маленький Ли вместе с ним сели в рыбачью лодочку, причалившую к пристани со свежим уловом, и сбежали с острова Бо.
Глава 6
* * *
Наконец-то скобки были сняты, присоски отлеплены, и даже мерзкая веревочка, из-за которой Дин переживал больше всего, извлечена на свет. Государь дал Дину с собой мешочек с “леденцами”, объяснил, куда их прикладывать и где нажимать, чтобы лекарство вошло под кожу, и написал бумажку с домашним адресом своего собственного врача (зачем ему-то врач, не понял Дин, при таких возможностях), господина Эргора – на случай, если станет плохо ночью, или еще случится что.
Вчера, на шестой и последний день своего пребывания во внутренних покоях, Дин сыграл с новой государыней в королевское войско. Он уже называл эту женщину государыней, потому что все было ясно без расспросов, объяснений и объявлений при дворе. Днем Дин расставил на доске простую игру “город”, и на половину стражи ушел по делам. Когда вернулся – обнаружил на прежнем месте расстановку “войско”. Это была не проба сил, а очевидное приглашение воевать всерьез. Дин пошумел немного в центральной комнате, она услышала, вышла, и они стали играть. По-таргски она не говорила, но, вроде бы, понимала, о чем речь. Дин для начала кинул хитрую приманку. Поддался и честно признался в том, что поддался. В поддавки она обыграла его мгновенно. Вторую игру, сыгранную по-настоящему, Дин, лучший мастер королевского войска в Столице, к ночи едва сумел свести вничью. И подумал, что Тарген погиб. Или вознесся. Но лучше бы ни того, ни другого с ним не происходило. Когда в государстве нет времени, а просто все идет своим чередом, это для государства предпочтительней всего. Потому, что времена преходчивы, и каждое “новое время”, являясь под предлогом перемен, водит, словно ведьма в лесу, то по кругу, то в болото, и когда ты такой дорогой выйдешь к сказочному кладу, и выйдешь ли, написано в гадательных книгах, да гадателей в смутный день всех на собственных кишках перевешали за то, что те наобещали жуть и чуму.
Государь был доволен, что его женщина развлекается. Вернувшись в середине вечерней стражи, к уже наполовину сыгранной партии, он молча присел сбоку от доски и стал смотреть. Потом, когда понял, что игра идет всерьез, и ни один из противников не хочет делать поспешных ходов только из-за того, что на него смотрит император, ушел в спальню, умылся, переоделся, и вернулся снова. Неслышно юркнул внутрь покоев Сафа, зажег лампы, выставил еще один столик, накрыл ужин, которым никто не поинтересовался. Дин кожей чувствовал каменное спокойствие и надменную уверенность новой государыни. На мгновение поддался давлению ее взгляда, и зевнул всадника. Недоглядел, недосчитал, недодумал. Да просто на доску надо было смотреть, а не ей в глаза. Хотел заметить, теплеет ли ее взгляд при появлении государя Аджаннара. Заметить ничего не заметил, зато едва не проиграл. Потом, когда партия закончилась взаимно невыгодной ситуацией, она вдруг позволила себе улыбнуться, и по-мужски прямо подала Дину руку. Дин пожал твердую и сильную ладонь над несколькими оставшимися в боевом строю фигурами. Государь обнял свою красавицу за плечи, и они затворились в зеленой спальне.
Оставшись в одиночестве, Дин глупо хихикнул над опустевшей доской. Уже лет восемь он не играл с другими людьми, поскольку ему неинтересно было всегда выигрывать. Неужели, наконец-то, в Столице у него появился достойный противник?..
* * *
Маленький Ли многому научился на Та Билане. Основной закон выживания здесь гласил: если хочешь что-то сделать, не рассусоливай. Делай сразу. Иначе или опоздаешь, или промахнешься. Он так и поступил. Товарища по бегству с Бо оставил на Круглом, поскольку у того там случилась неземная любовь, а сам, не обремененный лишними чувствами и ненавистью Фая к таргским кораблям, отбыл на Поворотный остров, где, обтекаемая широким рукавом Ланиньенского течения, находилась большая гавань с ремонтными доками. Там ему посчастливилось сразу сесть на нужный корабль, и он отправился ни много ни мало – на остров Джел, прямиком к Патриарху островного ходжерского Дома. Здесь Ли тоже успел вовремя. Кир Хагиннор Джел посещал собственное фамильное жилище нечасто, застать его было большой удачей. У Маленького Ли был красивый почерк, его прошение об аудиенции выгодно отличалось от прочих, и чернильная пиявка, сидевшая на приеме бумаг в нижней канцелярии дворца, оценив поданную бумагу по достоинству, положила ее поверх других. Утром Ли прибыл, вечером был приглашен на ужин в числе еще пятисот или шестисот гостей. Места за столом были пронумерованы, Ли оказался почти в самом хвосте стола, в дальнем углу огромной залы, не первой по счету из гостевых, но под его тарелкой лежала записка с указанием, как через половину стражи пройти в кабинет кира Хагиннора, и с вечерними паролями для внутренних галерей. Ли сжег записку над свечой и в назначенное время был в указанном месте.
Кабинет кира Хагиннора Джела был стилизован под корабельную каюту. На стенах висели звездные и морские карты, на широком письменном столе стоял золоченый глобус.
– Что ищете на этот раз в моих владениях, любезный господин Ли Фай? – ласково поинтересовался хозяин архипелага. – С каким вы поручением?
– Я без поручения, сиятельный кир, – ответствовал Маленький Ли. – Я покинул остров Бо и не намерен туда возвращаться.
Ли не был уверен, не ищут ли его и здесь в том числе. На путешествие он затратил шесть дней, и еще день пропал у него на всяческие ожидания – то нужного транспорта, то нужного человека, то аудиенции. За это время Фай мог успеть связаться с другими ходжерскими островами и учинить полицейскую облаву.
– Так что же вы не отправились в Столицу?
– Государь Аджаннар, тысячу лет его справедливому царствованию, велел всем таю удалиться из Столицы. Поэтому я решил нижайше просить вас, сиятельный кир, принять меня на службу, – Ли учтиво поклонился, взгляда, однако, не отводя.
Кир Хагиннор вдруг рассмеялся, взял свою трость под локоть и обошел Маленького Ли кругом, а потом потрепал его ладонью по загривку, наклонил к себе и вроде как понюхал – или это Ли показалось?
– Ну, ты лиса, – покачал головой он. – На службу, говоришь? А что ты умеешь, Маленький Ли?
– Видеть. Слышать. Запоминать. Передавать, не перевирая. Фантазировать или не фантазировать. Говорить правду. Лгать. Не сожалеть. Делать вид. Ну, и много еще что. Психолингвистика и социопсихология, как основные мои специальности, вряд ли вас заинтересуют с точки зрения пользы дела.
– Ну, почему же. Глаза, уши и фантазия есть у всех. А вот умения их применить людям часто не хватает. Значит, ты шпион?
– Да. Но после того, как государь Аджаннар закрыл проблему с орбитальными базами Верхнего Мира, целесообразность моей миссии резко устремилась к нулю. Мне нужна другая работа. Я хочу действовать. Быть дураком на посылках мне наскучило.
– Ты моя прелесть… – кир Хагиннор все ходил и ходил кругами вокруг Ли, то в одну, то в другую сторону, и что его так веселило при этом Ли не очень понимал. – Ты чудо. Даже я тебя дураком на посылках считал, уж извини, дружочек. Конечно, я тебя возьму. Ты идеальный шпион. Не знаю, как в Верхнем мире, но мне ты очень пригодишься. В закрытую для женщины дверь ты войдешь как мужчина, в закрытую для мужчины – как женщина… Приехал ты правильно. Но я сначала проверю твои способности, если не возражаешь. И твою готовность быть преданным мне и только мне. Согласен ты?
– Ничего не имею против, – пожал плечами Маленький Ли. – Сегодня мне нужно только новое имя и новые документы, чтобы меня не разыскали с Бо. И я в полном вашем распоряжении, кир Хагиннор.
Поделиться книгой: