Каста (СИ)

— Хюрем, — отозвался омега, понимая, что одну победу он только что одержал.

* * *

Долгожданный день Праздника Касты разгорался мягким солнцем, стремившимся к зениту, и состязаниями, за которыми наблюдали тысячи возбуждённых зрелищем глаз. В главном амфитеатре Барабата, поднимавшем высокие трибуны близ западной части городской стены, яблоку негде было упасть.

После того, как все дети были записаны и отданы поверенным Касты, в чьи обязанности вменялось следить, чтобы те смирно ожидали своей очереди и вовремя выходили на испытание, семьи отправлялись искать свободные места, откуда они смогли бы наблюдать за происходящим и, возможно, даже увидеть собственного отпрыска. Отыскать скамьи не выше пятого яруса считалось редкостным везением, и таковое, увы, почти никогда не случалось. К тому времени, когда огромная очередь начинала рассеиваться из оружейной, половина города уже азартно галдела, собранная вокруг поля для состязаний. Так было и на этот раз.

Как только первые лучи светила показались над восточным утёсом, тяжёлый удар гонга возвестил о начале. Толпа взревела, разом утопив любой отдельно взятый звук, но вот ровный жёлтый песок сбили голые пятки первых счастливцев, и зрители стали рассаживаться, с интересом всматриваясь в полные волнения детские лица.

Первыми боролись малыши. Разбитые на группы по восемнадцать человек, они разбредались в разные части поля под предводительством раджанов: писаря, двух рядовых воинов и старшего субедара. Мальчишкам давали команду и они начинали бороться. В ход шли кулаки, плечи, коленки, раздававшие пинки, тычки, удары, тумаки и подсечки. Дети дрались отчаянно, подстёгиваемые криком толпы. Отсеивая зёрна от плевел, субедар указывал караулившим воинам, кого следовало отправить с поля, а кого разнять. Писарь вёл учёт, вычёркивая негодных. Оставшиеся дети считались победителями, которых принимала под своё покровительство Каста.

В каждой группе, как правило, оставалось не более четырёх детей, хотя завсегдатаи праздника клялись, что видели на своём веку, как, отсеянные субедаром, вылетали все. Победивших детей показывали всем собравшимся. Под одобрительные крики, избранников подводили к ложе верховного жреца, носившего титул сильнейшего воина и отца всех раджанов Касты.

Облачённый в пурпурные и алые одежды, жрец поднимался с массивного золочёного кресла, простирая руки над новобранцами, и возносил молчаливые молитвы о том, чтобы в будущем те покрыли себя и Касту вечной славой.

Лето, находившийся в амфитеатре, едва отмечал ход событий. Он так отчаянно ждал праздника, но теперь едва ли бросал взгляд в сторону будущих собратьев. Вчера он повстречал своего омегу. И тут же умудрился его упустить.

Продолжив вечерний обход, Лето задержался у стражи внешних ворот и, так чтобы не слышал младший субедар Сувир, шепнул, чтобы те ни за что не выпускали омегу пахнущего шафраном, базиликом и корицей, если тот надумает покинуть город. Товарищи не задавали лишних вопросов — искать человека могли по разным причинам, и в этом раджаны полагались на собственный нюх. Воины прекрасно разбирались в запахах вплоть до едва уловимых оттенков. Слова Лето передадут по цепочке в час перемены караульных — омеге точно не уйти.

Но где он?

Лето терялся в догадках. После обхода он явился к старшему субедару, Карафе, и попросил отпустить его на всю ночь. Старику совершенно не понравилась просьба юноши, не говоря о том, что выглядел Лето нервным и взбудораженным. Карафа стал допытываться, но молодой альфа упрямился, держа рот на замке, и продолжая талдычить, что ему нужно в город, когда Карафа уже отказал. Видя, что парень не сдаётся и настроен решительно, наставник уступил, но сделал это только потому, что, зная Лето как облупленного, не сомневался: тот всё равно удерёт. Разрешение ему требовалось только для того, чтобы очистить совесть.

Гадкий мальчишка, подумал Карафа, как только Лето скрылся. Щёлкнул пальцами, и в комнате возник раджан. Ему и его напарнику старший субедар поручил приглядывать за Лето, чтобы тот ненароком не наломал дров.

Лето чувствовал неотступно следовавшие за ним тени, но не обращал на это внимания, собираясь сбросить хвост, как только запах омеги поплывёт в воздухе. Но прочесав весь город вдоль и поперёк, Лето пребывал в недоумении, не понимая, где мог скрыться омега, чтобы он, родившийся и выросший в Барабате, умевший отыскать любую иголку в этом известном ему до последней тростинки стогу, не сумел его отыскать.

Он ещё раз наведался к главным воротам, проверить, не пытался ли тот сбежать. Может, столкнувшись с Лето, омега решил ускользнуть не только у него из-под носа, но и из города? К караульным он приближался с замиранием сердца, но опасения его не оправдались — омега не появлялся. Лето рыскал по улицам до утра, но развернувшийся праздник прервал его поиски. Альфа решил исполнить долг, велевший присутствовать на важном для Касты событии всем раджанам, а заодно немного передохнуть, но думал Лето только о том, что именно станет делать после того, как закончатся состязания.

Малышей на поле уже сменили ребята постарше. Сражались они ожесточённее, зная, что в случае проигрыша многим из них придётся вернуться домой, а это, в свою очередь почти всегда означало возвращение в сырой и холодный угол, где еды на всех никогда не хватало. К десяти годам это было уже понятно всем. У раджанов же ломились амбары. О том же самом думали и те, кто вышел на поле следующими.

Пока мальчишки сражались за собственное будущее, Лето размышлял о том, что, возможно, его омега здесь — среди толпы, сидит зажатый с обеих сторон на одной из трибун и наблюдает за состязаниями. Раз они не встретились ранее, омега, должно быть, прибыл на праздник издалека, и как же пропустить главное событие?

Глаза Лето внимательно скользили вдоль заполненных рядов, хотя мыслимо ли было разглядеть в бурлившей массе одно-единственное лицо? Не смущало альфу и то, что он, по сути, совсем не рассмотрел омегу, скрытого глубоким капюшоном.

В голове Лето вдруг вспыхнула искрой мысль. Если встать у выходов из амфитеатра, то наверняка удастся почувствовать запах омеги, окажись он среди людей. Ворота на противоположных сторонах строения были достаточно узкими, требовались сосредоточенность и совсем немного удачи. У одних ворот займёт место он, а вот у других нужно было поставить надёжного человека. Друзей у Лето было много, и теперь он думал, кому следовало поручить такое важное дело — ошибка была недопустима. Лето уже сделал выбор и как можно скорее собирался отыскать верного товарища, чтобы всё тщательно объяснить и успеть занять нужную позицию до того, как толпа хлынет наружу.

Сосредоточившись на том, что творилось внизу, он увидел, как поле покидают последние новобранцы старшей группы. Пришло время Свободного боя, после которого народ устремится на улицы. Обычно Лето с нетерпением дожидался именно этого момента, но сейчас громкий голос, возвестивший, что жители Барабата рады приветствовать пятнадцать бесстрашных смельчаков, отважившихся попытать удачу, оставил его равнодушным.

Сегодня ничего не имело значения, несмотря на то, что слуха Лето то и дело достигали возгласы окружающих, дивившихся тому, с каким упорством соперничают младшие. И что средние в этом году заметно лучше подготовлены. Толки о том, что некоторые родители учат детей драться, часто получали подтверждение. Кому-то выбили глаз, другому сломали руку — юноши платили собственный взнос за участие, обладая уже достаточной силой, чтобы покалечить друг друга, пусть им и не разрешалось иметь при себе оружие. Даже обувь они оставляли у кромки поля.

Остался Лето глух и к другой новости. Поговаривали, будто в Свободном бою станет участвовать омега. Неслыханно! Но, кажется, это было правдой. Лето уже намеревался подняться, чтобы отправиться на поиски помощника в своей нелёгкой задаче — Свободный бой вот-вот должен был начаться, когда рядом возник старший субедар.

Только его ещё не хватало, беззвучно выругался Лето и замер, спешно раздумывая, как действовать дальше. Сомневаться в том, что Карафа заметит любое его движение и непременно осведомится, куда это собрался его подопечный, пропуская самую захватывающую часть, не приходилось. Вступать в препирательства со старшим, которые начинались всегда, когда ни один из них не желал уступать, Лето не мог себе позволить. Это бы только отняло драгоценное время. Лучше было выждать, а если всё же незаметно ускользнуть не получится, просто рвануть прочь, и уже позже нести любое наказание за собственную выходку. После того как он отыщет омегу.

А омеги в этот день, похоже, интересовали всех. Старший субедар, вставший слева от Лето, как раз подтверждал слухи о том, что среди участников Свободного боя действительно есть омега. Раджаны возмутились и зароптали, называя такой поступок вопиющим! Глупостью, каких свет не видывал. Неужели отыскался идиот, решивший, что он — омега — сумеет выжить в бою без правил? Или ему надоело жить и так он собирался распрощаться с опостылевшим существованием? Умел ли он держать в руках меч — вопрошали некоторые. В отличие от детей, оружие которым не полагалось, сражающиеся в бою должны были уметь владеть мечом.

Люди не могли угомониться, пока схватка наконец не началась. Разговоры смолкли, взгляды устремились к примерявшимся друг к другу соперникам. Чтобы лучше видеть, многие покинули свои места, приблизившись к бортику вплотную. Лето тут же понял, что это шанс. Оставаясь за чужими спинами, он сумеет уйти незамеченным. Хорошо бы ещё Карафа последовал примеру остальных.

И старший субедар, будто послушный воле своего подопечного, сделал несколько шагов вперёд, оставляя Лето позади, и подошёл туда, откуда бы лучше мог наблюдать последний этап состязаний.

Самому себе Карафа не мог не признаться, что и сам хочет увидеть, что станет с тем странным омегой, которого он пытался отговорить от безумия перед самым началом боя. Правилами это не запрещалось: насильно на поле никого не гнали. Но омега не согласился, несмотря на то, что старший субедар был настойчив, даже груб. Он попросту хотел отпугнуть парня, считая затею омеги верхом сумасшествия.

Теперь же, когда все ожидали кровавой расправы над строптивцем за небывалую дерзость, Карафа не спешил отдаваться общему настроению. Непростым показался старшему субедару тот омега, Хюрем. Если задуматься о его внешности и разговоре — не было ничего, чтобы серьёзно служило тому основанием, и всё же, что-то не давало покоя умудрённому опытом воину. Было в этом Хюреме нечто, чего Карафа так и не смог разобрать. Оттого смотрел он так пристально, когда его вдруг схватили за локоть и потянули назад.

В мгновенье готовый к тому, чтобы дать отпор, Карафа быстро понял, что это всего лишь Лето, и расслабился, позволяя приведённым в состояние боевой готовности мышцам медленно опасть. Перехватив взгляд своего подопечного — удивлённый и вопросительный, он, впрочем, удержал хотевшую было раствориться тревогу.

И позволил увлечь себя в сторону.

— Этот запах? — тихо и напряженно спросил Лето, пронзительно заглядывая в глаза старшего субедара, словно надеялся получить ответ раньше, чем тот откроет рот. — Запах на вас?

— Какой? — быстро спросил Карафа, сообразив, что Лето привлёк один из ароматов, по-видимому, зацепившийся за его одеяние.

Такое случалось нередко. В мире, где обоняние имело не меньший вес, чем зрение и слух, а иногда и больший, вопросы о запахе возникали повсеместно и могли касаться чего угодно.

— Шафран, базилик, корица, — нетерпеливо произнёс Лето и сократил расстояние между собой и наставником, потянув ноздрями едва уловимые ноты, которые он заметил, стоило Карафе скользнуть мимо него в тот момент, когда он уже был готов улизнуть.

Старший субедар легко предположил, о каком запахе, возможно, говорит его подопечный, но и сам Лето уже отыскал пахнувший рукав туники Карафы. Тем же пахла и сухая ладонь наставника.

— Где он? Этот омега? — требовательно спросил он, сотрясая руку Карафы, забыв о необходимом почтении, но альфа не стал заострять на этом внимание, понимая, что для поучений время было неподходящим. Он понял, чей запах имеет в виду Лето, но к чему столько волнений?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мне нужно знать, — не повышая голос, но твёрдо и напористо ответил Лето, застыв в ожидании.

Карафа пристально смотрел в глаза юноши, стремясь проникнуть в его голову. В конце концов, он воспитывал его не меньше, чем родной отец. Он знал об этом мальчишке всё, как бы ни поднаторел тот в искусстве скрывать собственные мысли. В этот миг Лето был не собран и потому закрыться от Карафы не получилось. Старшего субедара вдруг озарила внезапная догадка. Шокировала.

— Пара? — едва слышно спросил он.

Лето не собирался выдавать свою тайну. Но Карафа был не просто его наставником, и спросил он так, словно понимал и разделял то, что было бы, окажись это правдой, наделив простое слово всем, что было так необходимо Лето в этот момент: удивлением, граничившим с потрясением, сочувствием и одновременно радостью. Похожие чувства испытывал и сам Лето. И он доверился, коротко кивнув.

Лицо воина потемнело. Лето напрягся сильнее, не понимая причины.

— Держи себя в руках, — неслышно произнёс Карафа, перехватил юношу за плечо и развернул лицом к полю, где кипел Свободный бой под крик обезумевшей от запаха крови толпы.

В этот непродолжительный миг, когда оба они устремляли взгляд на дерущихся, в голове Карафы пронеслось столько же мыслей, как и в те моменты, когда от смерти его отделял волосок.

Он успел помолиться, что не ошибся в этом омеге и тот ещё стоит на поле, а не лежит навзничь, захлебнувшись в алой крови. Если же омега был мёртв… Карафа и помыслить не мог, как смерть пары скажется на Лето. Мальчишка был крепким во всех отношениях — он сам его воспитывал и учил, но потерять пару… Возможно ли такое пережить без последствий, да ещё в таком зелёном возрасте?

Если же омега оказался крепким орешком — только на это и надеялся старший субедар, Карафе предстояло справиться с другой, грозившей несчастьем сложностью: он должен был не позволить Лето вмешаться в бой, иначе…

Когда оба они наконец обернулись, и Карафа, с некоторой долей облегчения, указал на парня, ловко скользившего по песку, Лето застыл. Старший субедар не обманывался происходившим, прекрасно понимая, каким станет следующий шаг молодого альфы: Лето сделает всё, чтобы остановить бой и спасти своего омегу, не успев подумать о последствиях. Горячий, храбрый, часто безрассудный, убеждённый в собственной правоте, он не остановится ни перед чем.

По всему выходило, что омега и был той причиной, по которой вчера малец попросил отвод и всю ночь метался по улицам Барабата. Значит, видел он омегу всего ничего, понял Карафа.

— Ни шагу, — подавляюще произнёс субедар тем голосом, которым говорил с мальчиком в минуты крайней важности, требовавшие исключительного внимания и беспрекословного повиновения, когда Лето уже собирался сорваться с места. Выучка взяла своё, тот не шелохнулся, закалённый, прошитый насквозь воинской дисциплиной.

Карафа прищёлкнул пальцами, рядом оказался один из стражников. Старший субедар отдал чёткий приказ — Лето слышал, какой, и воин умчался.

— Всё получится. Он силён, — уверенно произнёс субедар, кивнув в сторону продолжавшего бой омеги, словно готов был биться об заклад. — Ещё немного продержится. Но если ты сделаешь то, что собираешься, это конец.

Лето тут же понял о чём говорит Карафа, чувствуя, как желание безоглядно ринуться вниз, на поле, и привычка верить стоявшему рядом человеку, разрывали его на части. Карафа просил его не делать глупостей, не прерывать бой. Его омега был всё ещё жив, когда половина сражавшихся уже напоила кровью пески ристалища, и это давало надежду на то, что замысел старшего субедара сработает.

Он убеждал Лето, что воину, летевшему на самый верх галерей, хватит времени доставить поручение Романо, лучшему лучнику в их рядах. Романо никогда не промахивался, если видел цель, как бы далеко она ни находилась.

Карафа отдал приказ стрелять, если омега будет в серьёзной опасности. Лучник послушается, прервёт Свободный бой, чем бы это не обернулось. Не было воина в стенах Барабата, который не подчинился бы воле старшего субедара Карафы.

— Последствия я возьму на себя, — продолжал давить словом Карафа, всё ещё оставляя руку на плече Лето, готовый скрутить того, если только дернется; нельзя было мальчишке совершить глупость, нельзя. — Если ты вмешаешься, сам знаешь, что будет.

Сердце Лето бешено колотилось при взгляде на омегу, рисковавшего собой, когда он — его альфа — находится вне опасности. Но Карафа был прав, как бы ни противилось правде всё существо Лето. Карафа понимал, о чём говорил. С горькой досадой Лето признал, что парень, кружившийся волчком вдалеке, уворачиваясь от очередного удара соперника, скорее переживёт бой, чем последствия вмешательства Лето. На лбу альфы выступил холодный пот, он боялся моргнуть, словно этим мог допустить непоправимое.

Воин, которого отправил Карафа, вернулся, сдерживая дыхание. Приказ передан, и Романо готов.

Теперь оставалось положиться на умения лучника, доверив почти постороннему, пусть и названому брату, жизнь своего омеги. Ломая себя, Лето понимал, что Карафа дал омеге лучший шанс на спасение, чем мог бы предложить он. Но чего же стоило просто стоять в стороне! Стоять и смотреть, как отребье пытается лишить жизни его пару, а он даже не может вытащить из ножен меч! Он — воин-раджан!

Карафа, верный слову, возьмёт удар на себя, когда метко пущенная стрела остановит бой. И Лето станет жить в неоплатном долгу перед наставником. Или… или омега выживет… сам?

Лето физически ощущал, как натужно меняется русло тёкших в безысходности мыслей, по мере того, как он, не отрываясь, наблюдал за разворачивавшимся боем, и понимал, что пока сомнения рвут его в клочья, омега продолжает стоять, не прекращая свой воинственный танец!

Омега умел драться. Он не был достаточно быстрым — движения запаздывали, заставляя сердце Лето пропускать удары; выбирал не самые удачные манёвры, спасавшие чудом, только потому, что соперники его, подготовленные ещё хуже, допускали небрежность за небрежностью; замечал опасность в последний момент, иногда случайно — и всё же продолжал сражаться, пока напротив не встал последний противник. Альфа по размерам. Крепкий. Он был распалён запахом кровавой схватки и плавно перемещал вес с ноги на ногу, обходя омегу стороной. Глядел исподлобья, и Лето, находясь слишком далеко, никак не мог прочесть, рад ли тот, предвкушая лёгкую добычу и уже празднуя победу, брезжившую на горизонте, или зол тому, что вырвет её у омеги!

Над амфитеатром повисло напряжённое жужжание сдерживаемых голосов. Всё внимание собралось в промежутке, отделявшем соперников друг от друга. Лето казалось, что он позабыл, как дышать.

— Он справится, — произнёс Карафа.

Лето хотелось верить. Отчаянно. Но разве такое возможно?

Тем временем, соперник омеги устал ждать, делая выпад вперёд. Кончик меча пролетел по касательной. Омега увернулся в последний миг, подсекая отставленную противником ногу. Тот упал, но быстро перекатившись, оказался в боевой стойке. Захрипел, выругался, и снова атаковал, высоко занося над головой меч. Омега бросился в одну сторону, потом изменил решение и кинулся в другую, меч почти рубанул тому по плечу, опускаясь вдоль руки. Лето был готов проклясть медлившего лучника, как тут же заметил, что омега, в результате беспорядочных метаний, оказался в шаге от раскрывшегося противника.

Это была возможность! И омега, кажется, это понимал. Он хотел занести слишком тяжёлый меч повыше, но размахнулся так криво и неряшливо, что по неосторожности умудрился полоснуть альфу вдоль шеи снизу вверх! Брызнула кровь — омега рассек противнику подбородок. Острие лезвия застряло, будто в крутом каменном выступе, и остановилось.

Альфа замер, ещё не понимая, что уже мёртв. Тело накренилось и упало на песок.

На миг повисшая, тишина разом сорвалась водопадом ликующих криков. Первый омега-победитель в Свободном бою! Небывалое зрелище, которое ещё долго станут обсуждать старожилы! Такая новость облетит города!

Лето всё ещё не верил. Пусть не умеючи, но всё же омега выстоял! Его омега стал настоящим героем! Смельчаком! Не побоялся выйти против альф и попал в Касту! Сам!

Народ всё ещё продолжал шуметь, когда омега в сопровождении двух разодетых по случаю раджанов, приблизился к ложе жреца и тот воздел над победителем руки.

— Его зовут Хюрем, — неслышно произнёс Карафа, всё ещё стоявший у плеча Лето.

«Хюрем», — повторённое внутренним голосом имя затрепетало в груди Лето. Возможно, всему виной была природа или, может быть, то неизгладимое впечатление, которое произвёл омега, сумев одержать победу в Свободном бою, но Лето чувствовал, что сердцу своему он больше не хозяин. Оно билось для этого высокого сухощавого парня, облачённого в простую коричневую тунику и штаны. Темные, закрывавшие уши волосы, узкое лицо, обыкновенные, насколько удавалось разглядеть, черты, и, кажется, тёмные глаза. Ничего примечательного — и всё же Лето чувствовал, что покорён. Повержен.

Теперь он хотел только одного: быстрее узнать этого невероятного омегу ближе.

Глава 3 Пара

Хюрем дожидался начала Свободного боя в одной из полуподземных комнат амфитеатра. Едкий запах пота, пропитавший всё вокруг, выделялся испариной по мере того, как нагревалось массивное сооружение, согреваемое теплом тянувшегося к наивысшей точке дня. Прорези узких, вытянутых под самым потолком окон резали сумрак светом.

Омега наблюдал за тем, как свет и тьма столкнулись в извечном противостоянии, закручивая столпы пыли в попытке решить, кому принадлежит жалкий клочок пространства, собравший внутри себя пятнадцать выкидышей самого дна жизни.

— Слушай, ты серьёзно больной или смерти ищешь? — задиристо гаркнул один из тех, с кем предстояло столкнуться Хюрему.

Последние полчаса этот ком грязи обсуждал омегу вслух, стараясь зацепить, но Хюрем продолжал спокойно сидеть на лавке в стороне, сосредоточенно глядя перед собой, словно пребывал в глубокой задумчивости. Настолько глубокой, что слова извне попросту не достигали его слуха.

— Эй, ты! Оглох что ли?

Остальные, глазея на омегу с не меньшим любопытством, принялись вторить альфе, подбрасывая в костёр сдавленные смешки и издёвки. Они вряд ли понимали, что своим простым поступком сами выбрали сильнейшего в стае, и теперь непременно отдадут ему не только власть, но и жизнь, как только встанут напротив него с мечом в руке. Альфа определил жертву сознательно, выбрав того, кто, по его мнению, был наиболее уязвим, разжигая разговор среди чужаков, стоило ему переступить порог. Простая, но действенная тактика не впечатлила Хюрема, продолжавшего сохранять отрешённость.

Его задирали вплоть до того момента, когда один из раджанов возвестил, что настала пора Свободного боя. До того, как воины удачи вышли на поле, им предложили выбрать мечи, если таковых не имелось, хотя большинство заблаговременно вооружилось. Выглядя, как заправские головорезы, ищущие лёгкой жизни под крышей Касты, они приволокли с собой свои калёные дубины. Всего трое, включая Хюрема, были без оружия.

Хюрем оглядел предложенный арсенал. Лучше всего ему бы подошёл второй меч справа. Средней длины, самый лёгкий, конечно, плохо сбалансированный, но хотя бы на совесть наточенный.

— Эй, парень, — окликнул кто-то за спиной, но Хюрем хоть и понял, что обращаются к нему, не обернулся.

К нему тут же приблизился альфа; выше на целую голову, бесцветные волосы, широкий в плечах, с потрескавшимся от ветров и смерти, виденной несчётное множество раз, лицом. Яркие голубые глаза, смотревшие с легко читаемым пренебрежением, уставились на Хюрема.

— На выход! — рявкнул он, не глядя, и раджан, указывавший путь, приказал поторапливаться. Пара всё ещё не определившихся соперников схватили по мечу и поспешили следом за остальными, оставляя омегу и альфу наедине.

— Как тебя зовут, парень?

— Хюрем.

— Так вот, Хюрем, посмеялись и хватит, — с напором нажал старший субедар раджанов, — Хюрем знал, что означают вышитые золочёной канителью кольца вокруг горловины. — На поле тебе делать нечего, — отрезал он и вытаращился, словно ожидал, что омега, поджав хвост, ринется в дверной проём, противоположный тому, что вёл на поле сражения.

Но Хюрем не растерял собранности, выдержав тяжёлый пронзительный взгляд. Наконец он потупился, краем глаза отмечая неуловимо всколыхнувшееся тело — альфа инстинктивно позволил себе расслабиться, видя, что омега уступил.

Хюрем отмер, потянулся к мечу, кладя ладонь на рукоять.

— Сдурел! — старший субедар сгрёб его за грудки, подтягивая выше и почти отрывая от пола. — Лучше мужа найди на празднике. Хочешь, чтоб как свинью прирезали?

Отвечать Хюрем не стал, зная заранее, что вступать в разговор бессмысленно. Что думал омега, можно было прочесть по его лицу — Хюрем не скрывал своих однозначных намерений, ожидая, когда альфа поймёт тщетность усилий и оставит ненужные попытки.

Тот уставился на парня исподлобья, смачно выругался, проскрежетал зубами, и резко разжал кулак, комкавший одежду Хюрема. Редко приходилось Карафе видеть такое невозмутимое упрямство. Но удивило его даже не это. Чутьё подсказывало старшему субедару, что омега не боялся. Не трясся перед ним, а ведь выглядел Карафа достаточно грозно, чтобы вселить трепет в сердца многих раджанов — и, кажется, омега не боялся того, что ждало его впереди. Уже очень скоро. А ведь была это верная смерть.

Карафа часто видел отчаяние, но не узнавал его на лице Хюрема. Скорее он наблюдал смирение. Было ли это смирение собственной судьбе, загнавшей омегу в такой глухой угол, что тому пришлось согласиться на Свободный бой. Или смирение это было перед лицом скорой смерти?

— Вон, — кивнул он на тот самый второй меч справа, заставив омегу повести взгляд в сторону. — Этот возьми.

Омега посмотрел на указанный старшим субедаром меч тем же нечитаемым взглядом, что и на самого Карафу мгновение назад. Затем плотнее сжал руку, всё ещё покоившуюся на другой рукояти, и потянул к себе длинный тяжёлый клинок.

— Ну дурак, — с досадой на чужую глупость пробормотал альфа вслед удалявшемуся омеге, покачал головой и поспешил на трибуны, откуда собирался наблюдать бессмысленный конец четырнадцати воинов удачи, включая этого Хюрема.

* * *

Неподъёмный меч мешал двигаться. Ему приходилось изрядно напрягать мышцы руки, поднимая оружие, которое в противном случае непременно бы волочилось по земле. Недолго думая, омега закинул меч на плечо и, придерживая рукоять, последним вышел на поле.

Вокруг простиралась внушительных размеров арена. По окружности её замыкали ступенчатые ряды, ширившиеся по мере того, как сооружение набирало высоту. Несчётные тела, заполнявшие каждый пятачок свободного пространства, не замирали ни на мгновенье, напоминая причудливую растительность — то ли кустарник, то ли дерево, густая листва которого беспокоилась буйным ветром.