Сборник «Гаврюша и Красивые» [2 книги]

— Ух ты! — Семилетний московский школьник стоял задрав голову и внимал каждому слову. — Можно его погладить?

— Забудь! Склюёт и не заметит, что ты на пятёрки учишься. Ему до твоей ласки дела нет, так что лезь в корзину и сиди тихо. Я за тебя теперь целиком ответственный.

По специальной верёвочной лесенке они забрались в корзину.

— А ну, сизый мерин, неси-ка нас в тридесятое царство, в Лысый лес, да к самому Баюн-центру!!! — скомандовал Гаврюша, подкрепляя свои слова звенящим свистом пьяного кучера.

Голубь кивнул, расправил крылья, и перелёт начался.

— Расскажи мне про этот центр, я никогда не слышал о нём ни в одной сказке, — попросил Егорка, приподнимаясь на цыпочках, чтобы посмотреть на плывущие мимо облака.

— А чего ж не рассказать? Баюн-центр основали лешие, — с готовностью начал объяснять домовой, — во глубине лысого, как ваш дворник, леса…

— А не страшно туда лететь, раз он такой лысый?

— Не, я там всех знаю. Слушай дальше. Известно ли тебе, любитель сказок, в чём польза от кошек породы баюнов?

— В шерсти?

— Энто папа у тебя в шерсти! А польза в том, что только эти коты умеют сладкие речи вести, песни петь, языками владеют, хорошим манерам обучены. От хандры исцеляют, нервы в порядок приводят, спину массажируют и квитанции сами заполнять могут — за свет, за газ, в общем, ты меня понял, да?

— Здорово! Вот бабуле подарить бы такого. А лешие тут при чём?

— Ещё как при чём! Хитёр да жаден народец лешачий, своего не упустит. Как пронюхали они, пройдохи, что весьма охоч сказочный народ до полезных кошек, так позвали в свой лес на работу заморских гномов.

— Ух ты, у вас там и гномы есть! А мне Глаша сказала, что гномов-девочек не бывает. Только как же они тогда самопроизводятся, вот?

— Не знаю, — буркнул Гаврюша. Ему не очень нравилось, что мальчонка встревает со своими бесконечными вопросами не по существу. — Я не приглядывался. Дальше слушай. В общем, посулили гномам постоянную регистрацию, а за то обязали большой посёлок строить.

— У нас так тоже делают, папа рассказывал…

— Да слушай уже! Назвали новострой Баюн-центром, чтобы звучало модно и завлекательно. А гномы хоть работу выполнили, да только никто им и копейки не уплатил. Посидели, погоревали и решили бастовать работяги, а тут, как нарочно, стрельцы с проверкой — заарестовали всю артель и на родину отправили.

— Куда? — опять влез Егорка.

— Говорят, в Ирландию.

— Бедные гномики!

— Да уж, небогатые, — скупо покивал Гаврюша. — А лешие, что бы ты думал? Руками древесными потёрли и новый клич бросили. Со всех краёв и концов созвали к Баюн-центру учителей от разных искусств и наук, чтобы жить там у леших на содержании и талантам своим кошек обучать. А лешие меж тем стали ходить по деревням да талантливых котов и кошек себе разыскивать.

— Глаша говорит, что она тоже талантливая. Прямо раз десять на дню сама себе это перед зеркалом повторяет… — задумчиво вставил мальчишка. — Ой, продолжай, пожалуйста, я очень-очень внимательно слушаю!

— Стоит лешему прознать, что где-то на хуторе киска забавно мяучит или котик младенцев пеленает, он тут как тут! Дескать, вот тебе, кошечка, сметанка да маслице сливочное, а хозяину говорит, что, мол, животную вашу ждёт не дождётся Киевский театр и быть ей там великой артисткой али артистом. Подождите, говорит, пару месяцев, и станут денежки с неба сыпаться. А сейчас могу только один золотой дать, и тот медью…

— И что, продают им кошек?

— А то! Такие деньжищи на дороге не валяются. К тому же лешие своё дело знают, монеты хоть и фальшивые дают, зато сделаны на совесть, от настоящих сразу не отличишь, любо-дорого посмотреть.

— А потом? — явно заинтересовался масштабами аферы московский мальчик.

— А потом в центр с котом! Привозят, сдают на месяц ускоренной подготовки — и на продажу за сто золотых! Дело выгодное.

— Но где же мы деньги возьмём, Гаврюша?

— Не беспокойся, сторгуемся, — уклончиво ответил беззаботный рассказчик и подёргал за вожжи, давая птице сигнал на посадку. — Ты лучше голову береги. Всем хорош голубь супротив воробья, да только с корзиной управиться не может.

— А? — только и успел спросить мальчик, как почувствовал, что рыжий дружок просто выталкивает его наружу. — Мама? — слишком поздно вспомнил Егор, пробкой покидая воздушное судно.

— Кубарем, кубарем катись! — инструктировал Гаврюша, балансируя на краю борта и выбирая подходящий момент для собственного прыжка.

Корзину протащило совсем близко к поверхности земли, и теперь она медленно пошла наверх. Домовой прыгнул и покатился, пряча голову между коленок. Голубь уронил пустую корзину, сел сам и принялся клевать сухие шишки, как будто летел только за этим.

Домовой помог мальчику встать и отряхнуться.

— Живой? Целый?

— Вот было круто! По-десантски!

— Ну и хорошо, на обратном пути повторим, а теперь пошли. В центре, Егорушка, мы твоей бабке такого баюна подберём, она с ним не то что про аптеку, про все диагнозы свои забудет! Вот те… Эх, кабы я был православный, я б даже перекрестился!

— Главное, чтоб она от банковской карточки код помнила, — деловито заметил Егор. — Там у бабули пенсия.

Когда проходили мимо голубя, Гаврюша крикнул на птицу, как обычно кричат, прогоняя корову. Та поняла, что свободна, и отправилась по своим делам.

— Кажный час тут пролетают, как по расписанию, — уловив тревогу во взгляде Егорки, успокоил рыжий домовой. — Не боись, у нас хоть и сказка, но мы тоже на месте не стоим, развиваемся.

Далеко-далеко, докуда хватало глаз, раскинулся хвойный лес. Покрытые редким снегом ёлки росли вкривь и вкось, часто образуя островки-проплешины, — то был Лысый лес, а посреди всей этой красоты стоял, как Москва-Сити, сам Баюн-центр. Было в нём что-то от фермы, деревеньки, большого терема и маленькой крепости одновременно. Высокий частокол защищал территорию от лесных напастей. Перед ограждением, как и полагается, проходил глубокий ров с мутной водой. Нынче вся вода замёрзла, в свежей проруби пытался утонуть чей-то дырявый валенок.

— Смотри, не вздумай на лёд соваться, — строго предупредил Гаврюша, когда они топали по мостику.

— Почему?

— По кочану! Уж поверь на слово, сделай такую милость.

У ворот дежурила длинноносая ведьма в тулупе. Она выглядела так, словно родилась до динозавров, и носила круглые очки, покрывшиеся морозными узорами, так что входящих проверяла исключительно на ощупь.

— Куды прётесь? Кто такие? Почему без документов? — уныло прохрипела она, преградив дорогу помелом.

— Привет, Бостриха! — Гаврюша вежливо похлопал бабку по пыльному горбу. — За котиком с Егоркой пришли.

— А-а… — узнала она, — Гаврила Кузьмич! Проходи. С Егоркой, говоришь…

Старуха потянулась к мальчику, но тот успел увернуться и спрятаться за своим провожатым.

— Живенький, вкусненький. — В голосе ведьмы пробудился аппетит. — Эх, кабы зубы не выпали, Гаврила, не упустила б я его…

— Эх, кабы я был старше лет эдак на тыщу-другую, да рази ж я тебя пропустил, Бостриха?! — флиртуя, подыграл домовой.

Морщинистая, как курага, бледно-зелёная физиономия ведьмы порозовела. Старуха смущённо прикрыла кокетливую улыбку платочком, а гостей уж и след простыл.

За воротами домовой устроил Егорке настоящую познавательную экскурсию. Начали с исторического места — вымощенной камнем площади с чугунным памятником первому баюну. Сидел он, как полагается, на высоком столбе, чёрный, лохматый и грозный. У подножия столба лежали железный колпак и железные рукавицы, которыми Иван-царевич изловил и поборол волшебную зверюгу. Как известно, пойманного котяру отвезли во дворец, где он сделался добрым и покладистым. Ну, по крайней мере, так гласит сказка…

Мальчик, всё ещё находясь под пробивающим дрожью обаянием Бострихи, решил обойти памятник по кругу, как вдруг появилась новая нечисть. Мерзкий горбоносый старикашка на куриных ногах нарисовался со спины. Голос у него был как у алкаша со стажем, хриплый, битый жизнью и дребезжащий, как стакан в купе…

— Ну, чего стоим, глаза мозолим? Котов не видали али металлом ворованным промышляете? Вы мне тут не топчите, я по два раза чистить не собираюся! — Горбоносый выставил вперёд широкую лопату для уборки снега, словно раздумывая применить орудие не по назначению. То есть просто дать по башке.

В следующий миг Егор резко осознал, как важно ни на шаг не отходить от Гаврюши, потому как при виде домового воинственный старикашка затрясся и закудахтал от радости:

— Гаврила Кузьмич, братец, ой, не признал, ой, прости петуха глупого!!!

Деревянная лопата отлетела в сторону, чтобы не мешать дружеским объятиям.

— А я думаю, кто лается? Так Петрович и лается! — обрадовался домовой и, когда троекратные лобызания окончились, представил своего спутника: — Знакомьтесь… Это Петрович! А энто мальчонка мой подшефный — Егор Красивый. Не боись, Егорка, не съест тебя дядька, потому как он брат двоюродный мне и зовётся дворовым. Ну что, Петрович, как тут обстановка-то?

— Да ничего, в целом ежели… Я-то за улицами приглядываю, порядок поддерживаю. Платят мало. Кабы не крал по хозяйству, враз ушёл бы с такой работы неблагодарственной.

— И много тут народцу сказочного тусует? А то уж Егор Валентинович мой больно хочет на всех поглазеть. — Гаврюша весело подмигнул первокласснику, который не был до конца уверен в озвученном желании. В смысле совсем не уверен. Или даже наоборот, уверен в прямо противоположном!

— Наших здесь полно! — с готовностью ответил дворовой, шаркая куриной ножкой. — Ведьмы в охране, кикиморы на кухне, водяной вне штата. В речке сидит, за прошлые грехи мёрзнет, зарплаты без малого цельный год не получал, говорят, на нервной почве валенки у прохожих отымает. Ну а коты, понятное дело, интеллигенция! Дармоеды! Им, видите ли, тепличные условия нужны, им же мурлыканью обучаться надо! Тьфу, прости мя грешного…

— А чему их ещё учат? — не выдержал любознательный мальчик.

— Грамотейству и знахарству, вроде так, я не особо разбираюсь. Вон в том доме прохвессора медицинские живут. Все стены в дипломах, от потолка до пола, плюнуть некуды, — разгорячился Петрович, нагло отлынивая от прямых обязанностей. — Учат кошаков больные места на людях находить, хворь снимать да хандру прогонять.

— За что им почёт и уважение, — напомнил домовой.

— Ой-ой-ой! Да вот, скажу я вам, ежели меня колбасой докторской кормить, молоком поить да на хозяйской постели спать укладывать, так я, может, тоже от вшивости лечить могу! Да тока меня чёй-то так не уважают?!

— Ты от разговора не отходи, больно кому надо харю твою горбоносую себе на больное место класть. И чего энто там за углом воют жалобно, али помер кто?

— Не-э, вон в том срубе артисты гужбанят с оперного театра, — ни капли не обидевшись на друга, продолжил дворовой Петрович. — Три горластые бабы и с ними два толстых тенора из самой Италии. Значится, колыбельные с котами разучивают, романсы печальные поют до посинения…

— Видать, чтоб хозяйкам мыльные оперы в лицах пересказывать, — шепнул Егору на ухо рыжий заводила. — Вдруг кто какую серию посмотреть не успел, а тут баюн тебе все и разъяснит, да с мурлыканьем, проникновенно, лучше, чем в любом телевизоре!

— И энто ещё не всё! Есть у нас, парни, преподаватель, вот в той хате квартирует. Сам-то зовётся либералист, говорят, специально в самой Великой Британии обучен про мировую политику языком чесать. Гвоздя не вобьёт, шнурков не завяжет, толку от него в хозяйстве ноль, но уж коли загнёт про модернизацию основ производства, так не выгнешь! Его не то что я, свои же мурзики понять не могут. А ить на бюджете сидит, гад…

— Правду говорят, Петрович, что лешие, как и прежде, на всём экономят? — осторожно переводя тему, спросил Гаврюша.

Дворовой кивнул с горьким вздохом.

— Экономят — не то слово. Каждую копеечку зажиливают! Дело-то нечистое, сам понимаешь… Третий месяц зарплаты не вижу, и сами баюны жалуются, что-де недокармливают, недочёсывают, лоток не меняют. И вчерась прознал я, что вместо десяти лекций по массажёрному делу им только две прочитали. А массажёрное дело для кота самое важное, поважнее всяких там болтологий с песнопениями.

— Зато на ярмарке небось лешие лупят за котиков, как за яблоки молодильные?

— Яблочки? Бери выше! Дык оно мало того, что дорого, ты бы видел, как умники полосатые сами за себя торгуются. Им бы молчать да пузо греть, а они до последнего себе цену набивают. И лешие вконец обнаглели — ни тебе квитанций, ни паспорта на животное, справки ветеринарной, ни чека кассового. Поди докажи потом, что котик не с помойки?!

Петрович мог бы продолжать до бесконечности, закис он без общества, но мороз делал своё дело, и собеседники активно пританцовывали. Егорка подёргал домового за рукав и честно признался, что устал, замёрз и не отказался бы от горячего чая с вареньем.

— Ну, спасибо тебе, брат-дворовой! — торопливо поблагодарил Гаврюша, обнимая родственничка. — Рад был повстречать! Береги себя! Шею в шарф кутай!

— Да ты захаживай, ежели что, обращайся! Лопату не подашь? Ноги к мостовой примёрзли…

Подав лопату и простившись, Гаврюша подхватил мальчишку за руку. Они почти бегом пробежали через площадь, лавируя между какими-то ведьмами, колдунами, волшебными животными и прочей шумной нечистью, а потом резко свернули в тёмный переулок.

— Пора, малый, кота добывать!

— Пойдём на рынок и купим?

— Пусть лешие сами на свой рынок ходят. — Глазки у Гаврюши хитро сверкнули. — Мы с тобой прямиком в другое место пойдём. В контрабандное! Это здесь, неподалёку…

Егор Красивый ничего не понял, но был рад тому, что буквально через минуту его втолкнули в тёплую прихожую неизвестного домика, где густо пахло блинами, крепко заваренным чаем и… кошками.

— Извольте-с пароль назвать, — вежливо кланяясь, обратился к ним высокий котяра с окладистой шерстью.

— Маруся Климова, — не думая, ответил Гаврюша.

— Добро пожаловать! — Пропустив пароль мимо ушей, кот поклонился. — Вы, наверное, голодны-с с дороги? Пожалуйте к столу-с, у нас блинчики с сёмгой, омлет с мышами-с, подогретое молоко с сырными шариками, бастурма-с!

— Сёмга сырая? — уточнил домовой, с достоинством скидывая тулупчик хвостатому «швейцару».

Егорка смотрел на это молча, у него кружилась голова, и непонятно отчего больше — то ли от голода, то ли с морозу, то ли от всего происходящего волшебства сразу.

— Балыком подаём-с!

— Тоже ничего… Давайте-ка нам с Егоркой блинов, да икры, да мёда и чая поболее, да проведите к Котофею Ивановичу, разговор к нему есть приватный.

— Как доложить о вас прикажете-с, господа? — Любезный кот помогал Егорке раздеться.

— Доложите, что-де пожаловали Гаврила Кузьмич и один красивый молодой человек. — Гаврюша подмигнул напарнику.

— Хорошо, ожидайте-с вон за тем столиком. Для вас готовят-с. — Кот снова поклонился, провёл их в одну из комнат, где был накрыт небольшой стол, усадил на гнутые венские стулья и бесшумно исчез.

— Эх, люблю же я здесь брюхо набить! — Через пару минут домовой, сияя от счастья, принял из лап пышной умильной кошки поднос с блинами. Минутой позже появился самовар, вишнёвое, малиновое, облепиховое варенье, колотый сахар, сушки и мёд. — Налетай, Егорка! Такую вкуснотищу ваша Светлана Васильевна готовить не умеет.

Блины и вправду оказались замечательные, а чай был душистый и сладкий.

— А Котофей Иванович, он кто? — с набитым ртом поинтересовался мальчик.

— Ученик мой бывший… — Рыжий хитрец многозначительно улыбнулся. — Я в энтой конторе, представь себе, курс домоводства вёл, а потом жадюги-лешие отказались от многих предметов, включая и мой.

— Обидно.

— А-а, дело прошлое. Нынче Котофей Иванович — важная шишка, первый борец за права баюнов. Ить он, Егорка, лучший из всех известных мне представителей этой славной породы. Единственный баюн не для продажи! Котофей тут каждую мурку знает как свои четыре когтя, к тому же мы друзья.

— Ну ты, Гаврюша, наверное, со всеми здесь знаком?! Знаешь, что сказала бы про тебя бабушка?

Домовой пожал плечами: