Флаг, барабан и паровоз

Конник резко подался вперед и, обдавая Евдокию несвежим дыханием, прошипел:

– А чего мне с тебя взять-то?!

Сыщица растерялась. Отклонилась назад и пожала плечами:

– А разве Константин вам не сказал – мы можем быть друг другу полезны.

– Ты? Мне?! – Конник ударил себя пальцем по впалой груди и хрипло, каркающе рассмеялся.

Евдокия ждала, молчала. Как оказалось, поступила правильно.

– Ладно, – утирая выбитые карканьем слезы, с неожиданным благодушием хмыкнул Конник. – Проехали. Костька мне сказал, какая у тебя беда: Воропай тебя за жопу взял. И моя задача простенькая: чтоб ни одна копейка мимо общака не капнула.

Неожиданная перемена. Конник скромненько, в тему задвинул относительно «задачи простенькой». Похоже, рисовался пять минуть до этого. Слегка юродствовал.

Как поступить для сохранения лица? Изобразить обиду или проглотить?

По индивидуальной Дусиной десятибалльной шкале оценки неприятных людей Василий Никитич Загребин тянул на девять с минусом. Дальше шли только отъявленные душегубы, педофилы и мошенники, обкрадывающие бабушек-пенсионерок.

Но отношения придется строить по предложенной.

«А, ладно, кость неострая, а мы сегодня негордые. Повоображал ворище, поприделывался, и пусть его».

Евдокия вспомнила кота из Шрека, состроила умильное лицо и жалобные глазки…

Не сказать чтобы воображала Конник растрогался, но далее заговорил тем не менее в благожелательной манере:

– Порешаем мы твою проблемку. Чай будешь? С пряниками.

Дуся поглядела на длинный подоконник, служивший Коннику столом. Там стояли вместительный фарфоровый чайник с отколотым горлышком, пара черных от чифиря чашек, совершенно непрозрачный стакан. Вскрытый пакет глазированных пряников. Внутри пакета ползала муха. От вида посеревшей от грязи алюминиевой ложки Землероеву замутило.

– Спасибо, не откажусь, – чинно вякнула просительница.

«Надеюсь, что не вырвет. Преломить хлеб с Никитичем – не лишнее. Синицыной потом предъявлю по полной программе!»

Вор дотянулся до одной из чашек, привередливо дунул в нее – бациллами! – и, посчитав сосуд избавленным от пыли, поставил перед собой. Евдокию уже вполне натурально затошнило. Но Конника отвлек от чая звонок мобильного телефона, несущийся из кармана затрапезных треников. Загребин завозился, извлекая из штанов старенький «нокиа» в резиновом корпусе…

– Да, – хрипло бросил в трубку.

И замолчал.

Евдокия сидела слишком далеко, чтобы расслышать разговор. Конник держал трубку плотно прижатой к уху. Молчал и хмурился. Жевал губами.

Потом закончил разговор не попрощавшись, стиснул телефон неопрятными узловатыми пальцами и задумчиво просвистел куцый обрывок мелодии «У любви как у пташки крылья». Смотрел на запущенный сад через мутное стекло, где виднелась макушка оставшегося на завалинке под окном татуированного мордоворота.

О Евдокии как будто напрочь позабыл.

Не зная, как себя вести, Землероева поскрипела табуретом. Конник перевел взгляд на ерзающую гостью.

– Пошла вон отсюда, – сказал спокойно и членораздельно.

Дуся распахнула глаза – ей только что предложили чаю с пряниками! Откуда же вдруг такая немилость?! Все было чин по чину, к разговору даже не приступали…

– Василь Никитич…

– Вон пошла! – разорался Конник. Завелся с полуоборота, слюной забрызгал: – Чтоб духу твоего в городе не было! Узнаю, что еще раз с Костькой встречалась, ноги вырву!

Евдокия потрясенно смотрела на разбушевавшегося вора.

– Что случилось-то, Василь Никитич? Вы можете мне объяснить?

– Во-о-он! – рявкнул Загребин, в ярости топнул ногой с перевязанным коленом и зашипел от боли: – Ах, су-у-ка… Выметайся отсюда, пока глаза на месте…

Но гостья так опешила, что смотрела на скорчившегося Конника и никак не могла заставить себя двинуться. Шокирующее развитие событий ее слегка парализовало, и в членах появилась вялость.

– Василь Никитич… зря вы так, – пробормотала Дуся. – Мне б не хотелось…

– Что?! – Вор в абсолютном бешенстве вызверился на москвичку. – Ты чё, шкура ментовская, мне угрожать задумала?!

За спиной Евдокии забухали шаги. Как только свет Никитич зашелся в первом вопле, та туированный «секретарь» законника сорвался с места и метнулся в дом. Последние слова относительно угрозы он расслышал, дотопал до Землероевой и грозно засопел в ее макушку.

– Кучумай! – обратился к мордовороту Конник. – Выкинь эту падлу за ворота! Еще раз увидишь, ноздри ей вырви!

Евдокия помертвело поднялась с табурета. Бочком, бочком, пятясь, обошла «секретаря», тискающего пудовые кулачищи. С невысокой, в две ступени, лестницы скатилась прямиком в крапиву-лебеду, чуть не упала на подламывающихся ногах… «Господи, ну почему же я такая дура-то?! Семинарист ведь предлагал сопровождения дождаться!..»

Дусе было страшно до смерти! Посекундно ожидая пинка ножищи в копчик, она кое-как досеменила до ворот, юркой ошпаренной кошкой выскользнула на улицу…

И только там немного дух перевела.

«Матерь Божья… Что это было-то?! Чего он так завелся?!»

Не понимая, куда идет, и почти ничего перед собой не видя, Евдокия побрела по улице. Все ускоряя и ускоряя шаг. Быстрее, подальше от страшного дома с владельцем-психопатом. Брела, пошатываясь, на ногах, готовых вот-вот назад коленками вывернуться. Ковыляла по ухабам вдоль кривоватых заборов окраины, когда-то славившейся «малинами» и до сих пор имевшей дурную репутацию…

Шок постепенно проходил. Его место занимали униженность, досада. Злость. Щеки пылали, словно от пощечин.

«Выкинули за ворота, как последнюю шалаву!.. Нет, даже хуже! У проституток подобное обращение входит в профессиональные риски! Я ж пострадала ни за что, бесплатно!» Оказавшись вдалеке от дома, Землероева постепенно расхрабрилась: «Добуду компромат, наковыряю оттуда адресно – на Васю Конника. Все остальное уничтожу, а эту сволочь посажу!»

Сыщица выдернула из сумки мобильный телефон. Нашла в нем номер Митрохина. Собралась начать с крика, но вовремя опомнилась. Заговорила, с трудом удерживая в голосе клокочущую ярость. Страх выходил на нервах.

– Костя, алло. Василий Никитич меня выкинул.

– Куда? – опешил Семинарист.

– За ворота. И пообещал ноги вырвать. И глаза.

В трубке повисла пауза. Портовик ворочал мозгами.

– Ты ему что-то сказала? – приступил с осторожностью.

– Нет. Мы даже толком и не начали. Конник повыступал немного, потом мне чаю предложил, потом ему кто-то позвонил, после этого все и началось. Завелся с полуоборота и совсем не с моей подачи.

– А кто ему позвонил?

– А я откуда знаю?

– Понятно. Ты где?

– Стою. Пес его знает где.

– Понятно, – повторил Семинарист. Пробормотал: – Совсем Вася чудной стал… Постой еще немного, я сейчас Коннику позвоню, узнаю, в чем дело, дальше порешаем.

Евдокия повесила вдоль тела руку с замолчавшим телефоном. Слепо поглядела на окрестности… Пыльная грунтовая улица, через дорогу важный кот бредет, на воробья поглядывает. В душе тоскли-и-иво… как у Адама после расставания с Лилит. Если верить древним текстам, та дама после ухода от супруга стала демоном, так что демоническая ассоциация с Лилит вполне понятна: Дуся только что ушла от Сатаны. Взбешенного. Да и антураж вокруг далекий от пейзажей райского сада – какая-то задница мира.

Семинарист перезвонил довольно быстро и кратно информировал:

– Не отвечает. Но я к этому привык. Вася у нас в последнее время стал важным.

– Больным он стал, – вздохнула Евдокия, а про себя добавила: «На голову». – Коленом шибко мается.

– Тогда понятно. Ты вот что, Дуся… Не кипишуйся. Я через пару часиков освобожусь, вместе к Васе съездим. Он за это время нервы как-нибудь поправит… Жди меня в кафе «Ромашка» у остановки автобуса, скажи, что от меня, – обслужат по высшему разряду. Договорились?

– Да.

Евдокия вернула телефон в сумку. Повернулась, дабы лечь на обратный курс: дорогу от дома Конника она помнила по поездке в такси, могла прикинуть по азимуту и добраться до автострады, где располагалось нужное кафе.

Поплутав по перепутанным кривым улочкам, поняла, что заблудилась. Выходя от Конника, сыщица брела не разбирая дороги – лишь бы подальше. А Семинарист ее предупреждал: «Там, Евдокия, катакомбы. Лабиринт. Но ты скажи таксисту, пусть держит путь на водокачку, Васин дом с ней рядом».

Толщенная колонна старой водокачки выглянула из-за поворота неожиданно. И Евдокия ей обрадовалась как родному дому! Повернулась спиной к водонапорной башне и пошлепала по улице, идущей в нужном направлении.

Вскоре в сумке радостно затренькал телефон. Дуся достала трубку, прищурилась на длинную цифровую вязь неизвестного номера, подумала: «Пора выходить из подполья. Если с пролетарскими кашу не сварить, пора решать вопросы с тем, кто идет навстречу».

– Алло.

В трубке покашляли.

– Ты, девка, это… – раздался голос Конника, – обратно возвращайся. Есть разговор.

Евдокия задумалась совсем серьезно. Недавно законник обещал лишить ее зрения и нижних конечностей… Но вот звонит и приглашает. Откуда только номер знает.

Повыпендриваться, что ли, в позу встать и отставить ножку?

Не время. И не тот объект для представлений. Приглашать дважды вор не будет, извиняться тем паче не привык.

– Хорошо, – спокойно и ровно проговорила Евдокия.

– Семинаристу уже звонила? Жалилась? – хмыкнул Конник, только что не ответивший на звонок друга.

– Сказала Константину, что у нас с вами не срослось.

– А он?

– Собирается к вам через пару часов подъехать.

– Ну ладно, – буркнул вор. – Дорогу знаешь.

Евдокия повернулась в обратную сторону, подумала, не дать ли отбой Митрохину?

Решила не пороть горячку. Каким боком вый дет вторая попытка – неизвестно, если Семинарист вновь начнет менять под сыщицу рабочий график, неудобно получится.

Дуся пропылила до нужного забора. Толкнула незапертую калитку и пошла знакомой тропинкой сквозь разросшиеся после покоса – примерно четырехнедельной давности – лебеду, крапиву, лопухи. Поглядела на смутный силуэт Конника за остеклением веранды. Приветственной отмашки не произвела, шагала сурово, зная себе цену.

Конник на вошедшую девушку головы не повернул.

Через секунду Дуся поняла, что головой он в принципе не в состоянии ворочать. Правый висок законника представлял собой размозженную кровавую дыру.

Кровь из дыры стекала.

Замерев на несколько секунд, Евдокия рванулась к Никитичу! Он мог быть еще живым! Если кровь течет, значит, сердце еще работает!

Сыщица подскочила к вору, приложила пальцы к артерии на шее… Задела залитый кровью подбородок, испачкалась…

Пульсации не было.

Дуся выдрала из сумочки мобильник, приставила полированную поверхность к губам Загребина на манер зеркальца! Только бы он был жив! Только бы назвал убийцу!

На гладком пластике не появилось затуманенного пятнышка. Законник не дышал. Сердце его не билось. Кровь из раны на виске стекала только потому, что удар нанесли буквально перед самым появлением девушки.

Дуся заскулила, заполошно, пачкая телефон кровью, начала разыскивать в его памяти номер Максима Ильича… Скорей, скорей, надо вызывать наряд! Работать по горячему следу!

За стеклом веранды мелькнула тень.

Не взвизгнув только чудом – убийца мог находиться где-то рядом! – Евдокия начала озираться…

Тень, что Землероева засекла боковым зрением, двигалась в направлении крыльца веранды. То есть путь через сад отрезан.

Дуся прыгнула в раскрытую дверь на жилую половину, попала в полутемную, дурно пахнущую болезнью, табаком и немытым телом комнату. Забилась в дальний угол, так чтобы видеть кресло с мертвым законником.

На веранду заходил «секретарь» покойного. Увидев труп с дырой в виске, Кучумай громко выматерился, провел те же манипуляции с нащупыванием пульса на шее законника… Выругался более отчетливо.

Евдокия стояла в комнате ни жива ни мертва. Последней рекомендацией Василия Никитича относительно Дуси Землероевой была просьба вырвать Дусе ноздри, если Кучумай еще раз встретит «ментовскую шкуру». А последние просьбы покойных принято выполнять.

Евдокия же свои ноздри любила от всей души! И понимала, что «секретарь» законника, поймав у тела шефа сыщицу, накостылял бы той и без отдельного приказа.

«Разделает как бог черепаху, – мысленно заполошно заскулила Землероева. – И спрашивать не станет! Изуродует просто потому, что под руку попалась, и ни один пластический хирург меня потом не соберет…»

Страшно стало так, что Евдокии показалось – она сейчас задохнется от ужаса, потеряет сознание, и лупить ее уже будут в отключке, как бы под наркозом.

Медленно-медленно, не отводя взгляда от освещенной веранды, Евдокия начала выползать из угла и двигаться к двери, ведущей в коридор, а дальше на улицу. Надеялась, что входную дверь показательный законник никогда не запирал…