Бодлер утешает: «Чем больше человек просвещается в искусстве, тем меньше в нем похоти». Значит, книги вполне могут стать эрзацом секса.
В Москве сегодня была гроза.
«Ученый вел уединенный образ жизни. Совершать многочисленные путешествия, походы в горы, ежедневные долгие прогулки его толкала тревога, которая охватывает домоседа, недовольного собой, пытающегося убежать от себя. У него было много знакомых, друзей, но не было семьи. Он любил общество женщин и страшно боялся их. Он льстил себе ролью всеобщего наперсника, «платонического Дон-Жуана» и мучился от комплекса сексуальной неполноценности. Основным занятием Амьеля было чтение — торопливое, жадное, бессистемное. Каждый день он просматривал полтора десятка газет и журналов, пять-шесть научных сочинений, стихи, романы. Уже после тридцати лет он стал сетовать на память, жаловаться, что от массы прочитанных второпях книг ничего не остается. Амьель был прекрасным собеседником. Статьи он писал с огромным напряжением, жаловался, что ему трудно организовывать материал. Желая быть всем: писателем, моралистом, психологом, эстетиком, философом, богословом, он был никем: читателем, интеллигентом, сверхквалифицированным потребителем культуры, тем, кто своим существом обеспечивает ее высокий уровень — и страдает от ощущения собственной ненужности. Жанр дневника — ловушка для автора. Многие авторы дневников жалуются на нехватку любви, ощущение неприкаянности, ненужности. Они сироты — в физическом и духовном смысле. Уход в себя — это уход от мира. Автор дневника управляется словами, а не вещами. Окружающие его физические объекты — лишь символы, знаки. И это становится причиной духовного кризиса: всякое понятие при логическом анализе переходит в свою противоположность. Личный дневник стремится уничтожить все другие произведения, вобрать их в себя. Амьель описывает свой дневник как наркотик, иссушающий душу, превращающий в сомнамбулу, переносящий из мира людей в мир грез. Дневник — это овеществленная память, он позволяет автору увидеть прежнего себя, сохраняет его образ для читателя. И он же разрушает естественные механизмы памяти, навязывает автору присутствие человека, которым он давно уже перестал быть. Дневник препятствует ретроспективному самоосмыслению, ибо, чтобы вспомнить, надо забывать. Дневник мешает нормальной эволюции характера. Нерешительность приводит к духовной всеядности, открытости к чужим влияниям, рождает созерцательное отношение к культуре, миру. Наблюдающий за собой делается эгоистом, ему не нужен другой; человеческие чувства гибнут. Дневник, отнимающий большую часть времени, заменяет жену, исповедника. Чем сильней очеловечивается дневник, тем больше деперсонализируется автор. Личный дневник рождается из комплекса неполноценности».
(
«Этот взрыв в кабинете твоей любовницы-врача устроила я и мои новые сёстры-феминистки! Они тоже знают, что психоанализ — это антифеминистическая, фаллокоратическая теория. Психоаналитики хотели уничтожить женщин. Женщины для них — ничто! С психоанализом надо бороться самыми радикальными способами… А теперь прощай…»
«Ты уходишь?»
«Конечно, а что мне еще делать? А от тебя я вообще ухожу навсегда!»
«И неужели ты оставишь меня здесь? Прикованного наручниками к батарее?»
«Конечно, — услышал в ответ Артем, — более того, — возбужденно продолжала Настя, — ты не будешь долго мучаться. Я открою газ на кухне. Так что когда твоя манда-психоаналитик вернется домой и включит свет в прихожей — квартира взлетит на воздух! Впрочем, надеюсь, ты задохнешься и сдохнешь до того, как это произойдет… Прощай, дорогой».
«Постой!», — в ужасе закричал Артем.
Но Настя никак не прореагировала. Она решительно пошла на кухню и открыла газ на всех четырех конфорках. А вскоре Артем услышал, как хлопнула за Настей входная дверь.
Газ с тихим шипением начал заполнять квартиру.
[©
Разбирал шкаф с одеждой и обнаружил сиреневые шорты, сиреневую толстовку, много голубой одежды и голубые замшевые ботинки. Не переношу сиреневый и голубой цвета, однако как истинный гомосексуалист испытываю к ним подсознательное пристрастие.
Апрель
Накануне заходил к Даниле. У него в квартире делают ремонт. На вопрос о том, неужели это он сам передвигает всю тяжелую мебель из комнаты в комнату, он ответил: конечно, я же не могу тебя попросить мне помочь, ты же гнушаешься подобной работы. Когда я спросил его, откуда он знает, чего я гнушаюсь, а чего — нет, от ответил, если бы ты не гнушался, то не спрашивал бы, кто тут мебель таскает. Феноменальная логика.
В нашем доме поселились веселые молодые люди. Кажется, они обкурились и вот уже третью ночь не дают никому в доме спокойно спать. Сегодня они выломали домофон, потом разломали оба лифта, теперь пилят лавочку у входа. Пилят и хохочут.
Ходил в местную поликлинику. Выписывал бабушке бесплатные рецепты. Просидел под дверями невропатолога четыре часа. Врач отказывалась выписывать бесплатные рецепты до тех пор, пока не увидела пятисотрублевую купюру, спрятанную в карте. Увидела и произнесла строгим голосом: сядь вон на тот стул у шкафа, мальчик, подальше от меня, сейчас я все, что нужно выпишу. Положила деньги в карман. Выписала рецепты.
Студентки в пединституте подошли к
Один мой школьный товарищ, который теперь зарабатывает на жизнь репетиторством, влюбился в свою ученицу. Он поведал мне сегодня, что потерял покой и аппетит, и, даже закрывая глаза перед сном, видит только
Видел на автобусной остановке настолько красивого мол. человека и был так поражен его красотой, что чуть не потерял от этого сознание. Шел дождь, он был весь промокший, и это, естественно, придавало его красоте удивительный китчевый вид. Я поглощал его глазами, и мое сердце наполнялось невыразимой радостью.
Репетитор решил признаться ученице в любви. Правда, его мучают сомнения, нужно это делать или нет. Когда он в прошлый раз признался в любви своей ученице, восьмикласснице, ее родители сразу же отказались от его услуг.
По дороге, проходя через стадион, видел мужика, который справлял малую нужду прямо посреди дороги и улыбался, рассматривая прохожих. В кармане у него настойчиво звонил сотовый телефон.
На лекции об Э. По случайно опрокинул на себя стакан минеральной воды. Все брюки мокрые. Говорю студенткам, пытаясь вытереться: видите, какие ужасы По выдумал? Александр Викторович даже обмочился от страха!
В метро. Поднимаясь по эскалатору, стоял за широкой спиной какого-то мол. человека в кожаной куртке. Темно-коричневая кожа его куртки, строчки бежевых ниток, резина поручня и металл эскалатора создавали удивительный ритм.
Вечером пытался поспать у родителей. Но не получилось. Наверху дрались соседи. Сын-спецназовец громко поколачивал свою мать. И отца. Слегка тряслась люстра. Вообще, у нас
Когда возвращался домой, в метро ехал какой-то, наверное, известный фотограф. Толстый, бородатый, неопрятный дядька с огромным рюкзаком. В рюкзаке у него лежало несколько фотоаппаратов, картонные коробки с фотографиями. Он доставал разные фотоаппараты и фотографировал сонных людей. Они возвращались, усталые, домой, или ехали в клуб, или спешили на свидания. Сфотографировал сидевшую напротив него армянскую пару. Справа от фотографа сидела девушка и пила пиво из банки. Он сфотографировал ее, попросил дать ему попить пива. Говорит, вы дадите мне пива, а я превращу вас в произведение искусства. Показывал ей свои фотографии, доставал их из большой картонной коробки. Потом сказал: Будете в Вене, заходите в
За окном прекрасная погода. Бессонница. Пытался выспаться днем, но в моей голове начали упорядочиваться разные научные мысли и мысли про жизнь, и я уже не заснул.
Когда ехал к родителям, встретил своего бывшего одноклассника. Раньше он занимался борьбой, был настоящим широкогрудым красавцем и посредством своей симпатичной внешности привил мне любовь к дзюдо. Мне до сих пор нравится смотреть по телевизору дзюдоистов, особенно итальянских, французских и голландских (если они не негры). Теперь Артем стал толстым, со здоровой расплывшейся рожей. Работает помощником стоматолога. Выглядит как мясник-алкоголик с колхозного рынка. В автобусе он от переизбытка радости общения клал мне тяжелую руку на плечо, а я не люблю, когда мне на плечо кладут руку.
В этот день в прошлом году я, тогда с лысым черепом, пытался поехать из
«Несколько дней назад повстречал трех жалких идиоток, они попросили у меня милостыню. Ужасные, отталкивающие своим уродством и кретинизмом, они не могли говорить, с трудом передвигались. Завидев меня, они принялись делать знаки, желая показать, что меня любят, улыбаясь, трогали руками себе лица и посылали мне поцелуи. В Пон-л'Эвеке моему отцу принадлежит луг, у сторожа дочь слабоумная; когда она впервые меня увидела, она тоже высказывала странную нежность ко мне. Я привлекаю сумасшедших и животных. Может, они догадывались, что я проникаю в их мир?» (Г. Флобер)
В сегодняшней газете
Рассказал матери, которая удивляется, почему вокруг круглой клумбы в парке всегда собирается много народу, про рудименты архаического мышления и солярную символику.
Шел на автобусную остановку. У
(Позже я узнал, что ученица так и не приехала.)
Ах, почему мерзавцы, негодяи и всяческие злодеи так сексуально притягательны? Порой думаешь: никогда не будешь встречаться с негодяем. А потом оказываешься с ним, и воля полностью парализуется; и играешь по его правилам. Сидишь–стоишь–лежишь рядом, смотришь на него, осознаешь, как этот человек тебе противен, а ничего и не поделать; и ничего не сказать, потому что страшно. А потом мерзавец идет в душ и в туалет по малой нужде и даже не спускает за собой. А ты все равно рад.
Репетитор мажет лицо сметаной, чтобы кожа его лица омолаживалась и румянилась. Зашел сегодня к нему в гости вместе с нашим общим школьным товарищем. Репетитор вышел к нам в несвежих трусах и с мордой, обмазанной сметаной. Наш школьный товарищ его увидел и только и смог выговорить: пожалей нас, Маркин ведь и так нервный, а у меня слабое сердце. Репетитор снова рассказал про ту четырнадцатилетнюю девочку, которой он признался в любви. Ее мать, оказывается, не только отказалась от репетиторских услуг, но и отослала дочку на другой край Москвы, к бабушке, на квартиру, адрес которой репетитор так и не смог узнать.
«Встречи не случайны. Людские встречи не случайны. Уже самый факт встречи с другим человеком отчасти заложен в тебе».
Сидел у матери; ждал, пока она ко мне выйдет, чтобы пойти вместе обедать. Читал газету. Слышу: меня зовет отдаленно знакомый голос. Поднимаю голову: бывшая сокурсница. Она в свое время написала диплом и уехала в Испанию. Занялась там изучением анархистов, сделал себе на них карьеру, нашла работу в левой газете и т. д. Приехала в Москву из Барселоны, где живет, чтобы поработать в архивах. Выглядит замечательно. Очень загорелая, сильно худая. Говорит, в Москве после
Рассказывает, а взгляд у нее уже потерянный.
Май
В метро все боятся атипичной пневмонии. Если в вагоне едет азиат, то вокруг него нет ни души.
Пошли с Леной в кино. Потом гуляли под дождем. Лена говорит: представляешь, скоро все, может, начнут умирать от атипичной пневмонии, а мы вымокнем, заболеем и умрем от типичной. Так необычно.
Но у меня непромокаемый плащ.
Встал в два дня. Позавтракал. Снова лег в постель. Прослушал все симфонии
В маршрутку запрыгнула старушка, сказала, что ветеран труда и тыла, хотела поехать бесплатно, но документов при себе не было. Сердобольный мужичок средних лет заплатил за нее. Она присела рядом с ним и стала громко жаловаться на свою безрадостную старость. Дочь-алкоголичка изредка ее побивает, постоянно требует с матери денег, а пенсия маленькая; старушке в голову лезет только одна мысль: покончить с собой, разом избавиться от скотской жизни. Но в самый последний момент перед решительным шагом старушку начинают одолевать сомнения и страхи. Вдруг она умрет не сразу? Что если локомотив в метро (вход в метро для пенсионеров бесплатный) сомнет, но не до конца? И будет она одноногой старой инвалидкой. Или потравится, но не вся, будет лежать парализованная, живой труп на вонючей кровати, ходить под себя и бессильно зыркать на дочь алкоголичку и ее ебаря, дебошира. Если бы вы знали, как ей стыдно все это рассказывать! Позорить перед незнакомыми людьми свою дочку, родную кровинушку! Но такая тяжелая жизнь, и пенсия у пенсионеров маленькая. Нет ли у мужичка для нее ста рубликов?
Репетитор продолжает смазывать лицо сметаной. Лицо покрылось фурункулами.