Стрекоза ломает крылья

— Говорите по-русски, я понимаю...

— Я хочу уплатить за коньяк и кофе. Позовите, пожалуйста, официанта.

Женщина встала и быстро пошла навстречу официанту. Сорокин заинтересованным взором проводил незнакомку и подумал: «Фу, черт, все проспал...»

Вскоре подошел официант, и Виктор отдал ему марки, отказавшись от сдачи. Старик поблагодарил, вежливо раскланиваясь. Женщина стояла рядом.

— Слушайте, кто вы такая? Может, выпьем вина?

— Нет, что вы... Уже поздно. Мне пора...

— Я провожу вас, если можно.

Она опять улыбнулась.

— Кто кого, — заметила по-русски. — Идемте побыстрей! На вас смотрят, а вы в форме. Это нехорошо. Попадете в комендатуру...

Виктор встал, громыхнув стулом, пошел к выходу. Поддерживаемый женщиной, он с трудом надел шинель, небрежно обмотал вокруг шеи серый шерстяной шарф, и они вышли навстречу сырой осенней ночи.

— Слушайте, девушка, помогите, пожалуйста, найти такси.

— Хорошо, я сейчас...

И она скрылась, растворившись в туманной ночи.

Таксист быстро нашел нужный Сорокину адрес, и он, спотыкаясь, в сопровождении незнакомки, с трудом добрался до своей квартиры, находившейся на втором этаже небольшого коттеджа.

Когда девушка повернула выключатель, Виктор уже сбросил так и не застегнутую им шинель и теперь пытался ее повесить на прикрепленный к стене рог оленя. А когда это ему, наконец, удалось, он вспомнил о своей спутнице.

— Ну, что же вы стоите, садитесь, пожалуйста, давайте знакомиться... Вы извините, что я в таком виде... и в комнатах непорядок... Виктор я, Виктор Сорокин.

— А я Анна, — улыбаясь, подала она руку с тонкими, длинными пальцами, с золотым колечком на безымянном.

— К-как? — заикаясь, спросил Виктор. — Просто Анна, и все?

— Ну да, Анна — и все.

— Ты что же — русская?

— Нет, немка.

— А как хорошо говоришь по-русски.

— Учусь в университете...

— Вот это здорово. А я думал, ты русская. Спасибо, что помогла добраться, а то я отяжелел сегодня, — стараясь быть вежливым и менее пьяным, чем в самом деле, тужился старший лейтенант. — Может, попьем чаю? Я сейчас быстро соображу. Снимайте пальто.

— Тогда уж давайте вместе соображать. — Она смело направилась на кухню, отдав Виктору демисезонное пальто.

Стрекозе, хорошо знавшей психологию пьяных, совсем не сложно было на глазах у простодушного русского парня играть роль доброй феи и доверчивой студентки Берлинского университета.

Хотя было воскресенье, Анна не пожелала долго нежиться под боком старшего лейтенанта. На рассвете она незамеченной выпорхнула из его постели и отправилась на вокзал. Электричка быстро доставила ее в Западный Берлин, где Стрекозу с нетерпением ожидал Роберт Браун.

А Виктор продолжал крепко спать. Во сне он видел какие-то деньги, выигранные им в карты, старого отца, добывающего омуля на Байкале, командира полка, инструктирующего Сорокина перед заступлением в наряд...

Проснулся поздно. Болела голова, хотелось пить. Фыркая, долго умывался, подставив голову под холодную струю воды. Потом опохмелился коньяком. Пил крепкий чай, с отвращением вспоминая вчерашнее свое поведение в баре.

Обедать пошел в полковую столовую, но там уже ничего не было. Взял в буфете колбасы, сметаны, быстро съел, запивая холодным пивом. А когда полез в карман, чтобы рассчитаться, — обнаружил пропажу бумажника, а с ним удостоверения личности и пропуска в часть. Бросило в жар: где? когда?.. Наверное, вчера в баре... Мигом оказался на автобусной остановке, поймал такси и поехал к вокзалу. Там вчера начинал он свою субботнюю одиссею, провожая в отпуск друзей... Потом был где-то рядом. Обошел все немецкие питейные заведения, на пальцах объясняя, что разыскивает документы. Но все лишь пожимали плечами и покачивали головами.

Бросился домой. Осмотрел подъезд, урну, стоявшую на тротуаре, где он рассчитывался за такси, в комнате несколько раз передвигал диван и кровать, ползая на полу, но бумажника и документов нигде не было.

...Роберт Браун долго рассматривал документы Сорокина, обдумывая, каким образом оставить их в своем сейфе, а владельцу передать фиктивные, изготовленные технической службой американской разведки в Берлине. Тогда-то он и решил проверить находчивость Стрекозы, предложив ей самой найти способ возвращения Сорокину изъятого у него бумажника с документами. Стрекоза согласилась, при условии, что фиктивные документы будут готовы в понедельник вечером.

Браун позвонил в технический отдел «Си-Ай-Си», и после долгих разговоров там, наконец, согласились исполнить в срок его важный заказ.

— Ну, теперь вся надежда на твое умение, крошка!

— Я совсем не знаю, как поведет себя этот парень, когда проспится и обнаружит пропажу документов. Я ведь действовала без расчета возвращать их обратно. А ваше новое поручение не учитывает происшедшего... Ну, а если, подозревая меня в краже документов, он заявил в полицию и в свою военную комендатуру? При появлении на вокзале меня схватит первый полицейский или русский патруль...

— Не волнуйтесь, Лена, мы отправим вас в Бернау на машине.

— А это не опасно?

— Нет. Машина имеет все документы советской зоны. Она доставит вас в город и будет ждать недалеко от квартиры Сорокина. В случае осложнений — действуйте решительно и спасайтесь в машине. Если все обойдется благополучно — она вас доставит обратно в Берлин. А сейчас обедайте и — к Сорокину. Время не терпит.

11

В отчаянии Виктор выбежал на улицу, прошел несколько шагов и увидел знакомое лицо.

— Анна! — радостно окликнул он, надеясь на помощь. Она приложила палец к губам, призывая к молчанию. А когда приблизилась, тихо поздоровалась и спросила: «Ну, как спалось, Виктор, как самочувствие?»

— Спасибо, хорошо. Только вот, знаешь, Анна, у меня несчастье: я потерял вчера бумажник, а там документы...

— Какие документы?

— Ну, удостоверение личности, пропуск...

— А деньги?

— Денег там совсем мало.

— Тогда не расстраивайся, найдутся. Надо заявить в полицию.

— Как не расстраиваться? Документы мне нужны завтра. Иначе меня не пустят в часть. Узнает начштаба — будет неприятность...

— А сегодня ты уже ходил в часть?

— Нет. Был только в столовой, куда вход без пропуска.

— Да, это плохо.

— Зайдем ко мне, Анна, может, что-нибудь придумаем.

Почувствовав растерянность Сорокина, Стрекоза пошла в атаку.

— У тебя могли документы выкрасть вчера в баре, пока спал, и переправить в Западный Берлин. Я слышала, что жулики охотятся за советскими документами и перепродают их. Скажи, что может тебе быть за потерю документов?

— Сначала будут разбираться, где и при каких обстоятельствах я их утерял или у меня их украли. Станут выяснять, где был, с кем пил, кто меня домой провожал и все прочее...

— Ты только не впутывай в это дело меня! — забеспокоилась Стрекоза.

— А ты-то при чем? Если бы не ты, я бы и до дома не скоро дошел. И наверняка угодил в комендатуру. А там — дело табак.

— А ты позвони к ним, Виктор, по телефону. Это ведь можно?

— Да, это идея! Ты Анна — умница. Пойдем звонить вместе.

У нее отлегло от сердца. Но беспокойство не покидало: а вдруг он подозревает ее и позвонит в полицию, а не в комендатуру, или сам задержит? Он парень сильный и ловкий. Но тут же вспомнила о маленьком браунинге-зажигалке бесшумного боя, что лежит в сумочке...

А Виктор и не подумал о ней дурно. Тем более, что Анна не скрылась, а сама к нему пришла и сейчас старается помочь в беде, посоветовала позвонить в комендатуру.

На вопрос Сорокина дежурный комендант ответил, что ни вчера, ни сегодня документов Сорокина к ним не приносили. Потом Анна, по его просьбе, позвонила в полицию и рассказала о пропаже документов советского офицера. Внктор слушал и, скорее догадывался, чем понимал то, о чем Стрекоза так заинтересованно говорила с дежурным городской полиции. Она перевела ему, что там записали его фамилию, что все документы советских граждан и военнослужащих они непременно передают в Советскую военную комендатуру и чтобы офицер не отчаивался, так как человек, нашедший документы, еще не успел их доставить в стол находок и сделает это, вероятно, в понедельник, так как в воскресенье немцы не любят посещать полицию. Стрекоза посоветовала Виктору в понедельник не ходить на работу, а сказаться больным. К этому времени документы могут оказаться в полиции или в комендатуре.

— О, ты гений, Анна!

— А если хочешь, завтра мы сходим в стол находок и договоримся, чтобы твои документы не передавали в комендатуру. За небольшое вознаграждение любой дежурный согласится на это. И тебе будет совсем хорошо.

Это предложение еще больше понравилось Сорокину.

Когда в понедельник в назначенное время Виктор появился у здания городской полиции, Стрекоза уже поджидала его.

— Здравствуй, Анна! Ну как, не спрашивала?

— А разве я на это имею право? Ведь мне их никто не отдаст и не покажет, если они сейчас у них. Ты хозяин документов — тебе и спрашивать.

— Но я плохо говорю по-немецки.

— Зайди к дежурному, спроси документы, и все. Если не поймут, — тогда я, как бы случайно, окажусь там и переведу разговор. А так неудобно. Ты это сам понимаешь.

— В общем-то ты правильно рассуждаешь. Я пошел...

Вскоре сияющий Виктор выбежал из комендатуры, держа в руке светло-коричневый кожаный бумажник.

— Анна! Аннушка! Я твой раб. Вот он, мой милый бумажник, и все документы. И знаешь, все до пфеннига, деньги. Только сегодня принес один человек. Заявил, что нашел в баре. Видно, я обронил, когда рассчитывался с официантом.

— А чем ты рассчитывался с таксистом?

— Марки были в кармане шинели.

— Я рада за тебя. Ну, извини, мне надо ехать в Берлин.

— Пойдем обмоем находку.

— Нет, не могу. В другой раз.

— Я провожу тебя.

— Лучше не надо...

— А где мы встретимся и когда?

— А нужно ли это? Мы случайно познакомились и так же должны расстаться. Я в ту ночь была легкомысленна... Выпила с досады немного вина, и вот... подвернулся ты. А я заговорила по-русски... Сама не знаю зачем. Просто жалко стало человека. Видела, как трудно тебе было... Давай попрощаемся, Виктор. Так будет лучше для нас обоих.

— Ты что, боишься или у тебя есть кто-то?

— Был. Но в тот самый вечер мы с ним серьезно поссорились, он оставил меня одну в баре, и я больше не хочу его видеть. Да и некогда любовь крутить. Все же я на последнем курсе.

— Нет, нет, Анна! Я не хочу, чтобы ты так просто ушла. Я тебе очень благодарен за помощь в беде и за тот вечер... Теперь я твой раб. А кто отпускает раба без выкупа?

— Ах, я и забыла о рабстве! В таком случае надо подумать.

— Ну, когда же встретимся?

— Теперь только не раньше субботы. В течение недели я не буду приезжать сюда. Поживу недельку в Берлине у тети. Очень много работы, а дорога отнимает немало времени.

— Значит, ты больше живешь у тети, чем дома?

— Пока так... А в субботу приеду.

— Я буду ждать тебя. Скажи только — где и когда?

— Ну, хотя бы в том же баре, где мы познакомились. Идет? Только оденься в штатское платье и сядь в тот же дальний угол, если придешь раньше шести. На улице меня не жди. Хорошо?

— Спасибо, Анна!

И Виктор, не соблюдая светских приличий, сам протянул Стрекозе руку и крепко, по-мужски, стиснул ее тонкие пальцы. А она, помахав ему перчаткой, побежала куда-то за угол, цокая по брусчатке тонкими каблучками...

Увидев улыбающуюся Стрекозу, Джон Смит, дремавший за рулем, понял, что разыгранный ею водевиль с участием дежурного полицейского и русского офицера прошел успешно.

12

Каждый день полковник Браун слушал доклад Смита и оставался довольным. Сорокин продолжает ходить на службу, жизнерадостное настроение не покидает его. Значит, переданные ему фиктивные документы пока не распознаны, а подлинные можно использовать для засылки в Советский Союз своих агентов.

— Слушай, Джон, если до пятницы Сорокина не упрячут на гауптвахту, в субботу организуйте ему встречу со Стрекозой. Но обеспечьте наблюдение. Не дай-то бог, если старший лейтенант доложил обо всем своей контрразведке, и она начнет играть с нами в кошки-мышки... Посоветуйте Стрекозе учитывать этот вариант и быть осторожнее. Пусть прозондирует, не было ли у Сорокина каких неприятностей на службе. Она, кажется, ему серьезно понравилась, и, судя по всему, Сорокин будет с девчонкой вполне откровенным.