Лежал он у нас в большой цинковой ванне, наполненной водой. В холодную погоду мы ванну водружали на специальное приспособление и разогревали ее снизу десятью примусами.
Конечно, это была не Африка, но все равно крокодил в таких случаях благодарными глазами смотрел на служителей.
И вообще он никогда не болел, ни на что не жаловался; одним словом, был примерным членом коллектива.
Но вскоре после моего раздумья над детской песенкой этот крокодил пропал. Да, да, ночью вылез из своей ванны, подполз к забору, сделал подкоп под ним и покинул территорию зооцирка. Куда он делся, никто не знал, однако весь город это страшно заинтересовало.
Ко мне снова повалил народ! Я охотно демонстрировал пустую ванну, а вновь принятая на работу Кирилловна подробно объясняла этапы необычного бегства.
Одни посетители верили ей, другие — нет, но это только подогревало интерес к событию.
Дела мои поправились. Звери перешли на нормальный рацион и перестали болеть. Оживление в зооцирке вдохнуло в них новые силы.
Но, к сожалению, город П. небольшой, и любопытных хватило недели на две. Потом наступила жара, и людей потянуло на пляж, который сразу сделался моим главным конкурентом.
По воскресным дням я стоял у ворот зооцирка и наблюдал, как оживленные толпы шли мимо меня к реке. Самые отзывчивые из горожан спрашивали, не нашелся ли крокодил, и, получив отрицательный ответ, шли дальше.
А у меня даже медведи начали задыхаться, и не поймешь, от жары или от злости.
Но вот однажды на пляже появились двое непроницаемых акселератов. Один нес капкан с длинной веревкой, а другой — свежезарезанного петуха. Непривычных посетителей быстро окружила ватага ребятишек, спрашивающих, что они собираются делать?
Однако акселераты отмалчивались.
Затем выбрали самое людное место, где привлекли к себе всеобщее внимание. Тогда петуха вложили в капкан и бросили в реку, а сами уселись на песке, держа веревку в руках. Сидели не раздеваясь, ведь не загорать пришли.
После настойчивых расспросов, кого же они все-таки собираются таким образом вылавливать, акселераты нехотя ответили: «Крокодила».
…Слух о том, что сбежавший из зверинца крокодил прописался в местной речушке, мгновенно облетел городок!
Многие перестали купаться.
Нашлись очевидцы, самолично наблюдавшие, как беглец загорал на пляже.
Кто-то рассказал, что крокодил на него напал во время купанья, но смельчаку удалось отбиться.
Дела у меня опять поправились, особенно после того как появился рекламный щит, извещавший, что «вновь демонстрируется нильский крокодил, ранее сбежавший из зооцирка и пойманный в реке такой-то, в семи километрах от города П.».
Умение пользоваться рекламой — это, я вам доложу, великое искусство. Как-то на гастролях в Японии дрессировщика Валентина Филатова спросили, смогут ли его медведи кататься на японских мотоциклах?.. Филатов доказал, что могут, и вскоре город запестрел плакатами, изображающими русских медведей на японских мотоциклах. Однако это вовсе не было дополнительной цирковой рекламой! На плакатах значилось: «Мотоциклы нашей фирмы настолько просты в обращении, что на них могут кататься даже медведи!» Но вернемся к нашим делам.
От желающих посмотреть на возвратившегося беглеца просто отбоя не было, а тут вскоре и подошло долгожданное подкрепление. Так что все закончилось благополучно, но, к сожалению, не для меня.
Те самые артисты, которые бросили наш коллектив, сообщили цирковому начальству, будто я сам организовал исчезновение крокодила, спрятав его у Кирилловны в сарае, и сам же посылал служителей с капканом на пляж.
Конечно, так оно и было — чудес-то в природе не существует, — но что мне тогда оставалось делать?..
Тем не менее от руководства зооцирком меня отстранили, и вот теперь я экспедитор. Встречаю и провожаю артистов, получаю да отправляю багаж, и непонятно, кому я больше служу — искусству или транспорту. Вот так…
Пойду-ка еще раз спрошу, когда наконец отправится ваш самолет.
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Жонглер Звонков притащил в цирк плоский пакет. Поскольку после представления намечалось «мероприятие» у прыгунов Регининых, то все подумали, что это арахисовый торт. А мероприятия в цирковой круговерти вовсе не редкость: то начало программы, то ее окончание, то чей-то отъезд, то чей-то приезд, то рождение, то награждение, то возвращение в манеж после травмы, то дебют.
Однако Звонков вместо торта извлек здоровенную книгу.
— В восьми городах искал, в девятом нашел! — просиял жонглер. — Вот… Театральная эн-цик-ло-пе-ди-я.
Каждое блюдо у Регининых выглядело художественным произведением и дразнило проголодавшихся после работы гостей. Банкет возможен именно после представления, но никак не до него. Когда-то на фронте это правило нарушили, в результате акробатка из концертной бригады ни на руках, ни на ногах стоять не смогла. Сейчас женщины колдовали на кухне, а мужчины сгруппировались у стены, где Звонков их просвещал:
— АРЛЕКИН… традиционный персонаж итальянской комедии дель арте. АРБУЗОВ… литературную деятельность начал в 1923 году… «АПОЛЛОН»… художественно-литературный журнал…
И вдруг раздался сердитый голос из угла:
— Тебе это задали, что ли?
— Да нет, самому интересно… — простодушно ответил жонглер.
— Читай дальше! — загудели гости.
— БАРРО Жан-Луи — французский актер и режиссер… Родился в семье аптекаря… БАХРУШИН Алексей Александрович. Основатель театрального музея в Москве… БЕНЕФИС — спектакль, сбор от которого полностью или частично поступал в пользу бенефицианта…
И тогда человек, задавший вопрос, подошел к почти накрытому столу, схватил шершавый огурчик, с хрустом надкусил и вышел из комнаты. На его уход никто не обратил внимания. Женщины продолжали украшать стол, мужчины слушали Звонкова. По гостиничному коридору громыхали на велосипедах дети, явно не желавшие ложиться спать.
Артистами цирка становятся по-разному: одни, с дипломом под мышкой, перепрыгивают с учебного манежа на производственный, других цирковые родители со словами «ни пуха, ни пера!» выталкивают из-за кулис.
Но цирковые здания продолжают строиться, и цирковых артистов стало не хватать. Тогда обратились к спорту. В поле зрения цирка попал и Вадим Шокин, тот самый, что вышел из комнаты, схватив со стола огурец.
Если есть на свете книголюбы, то, вероятно, есть и книгоненавистники. Вадима можно было бы без труда причислить именно к ним. Он убежден, что время книг кончилось, что даже классику школьники познают с экранов то ли кино, то ли телевизора.
А в Институте физкультуры, куда он поступил вроде бы по призванию, кроме обожаемой акробатики было столько всего прочего, что Шокин начал с тоской поглядывать по сторонам.
И тут все решил случай.
В спортивном бассейне залез однажды Вадим на десятиметровую вышку и продемонстрировал для своей однокурсницы коронный номер. Подбежал к краю доски, глянул вниз, затрясся, схватился за голову, рухнул, как говорится, вверх тормашками. И лишь у самой воды сгруппировался и вошел в нее как надо. На сей раз он долго не поднимался на поверхность: пускай, дескать, девушка поволнуется. Однако, вынырнув, оваций не встретил. Больше того, девушка хохотала, откинув назад свои светлые волосы, видимо, от какой-то шутки жгучего южанина, стоявшего возле нее. Сопоставив незнакомца и себя, Вадим почувствовал, что в атлетичности и, увы, обаянии он явно проигрывает сопернику, и это еще больше распалило его самолюбие. Выйдя из воды, Вадим набычил шею и пружинистой походкой не спеша направился к собеседникам, приготовив для начала не слишком дружелюбную фразу типа: «А ну дайте-ка и мне посмеяться…»
Однако произнести ее не пришлось. Южанин сам устремился к нему, белозубо улыбаясь и громко аплодируя. Как тут же выяснилось, его заинтересовала вовсе не подружка прыгуна, а сам прыгун, о котором он ее дотошно расспрашивал.
Короче говоря, это теперешний партнер Вадима, зовут его Рубен. Тогда он был на ВП — вынужденном простое, поскольку прежнего партнера призвали в армию.
Притирался бывший спортсмен к цирку трудно. Поначалу его удивляло, почему в цирковых гостиницах с 16-ти часов до 18-ти шуметь нельзя, а после 24-х можно… Потом сообразил, что если у артиста утром репетиция, днем — отдых, вечером — представление, то когда же ему жить?..
Сбивал Вадима с толку цирковой режим, вернее — отсутствие такового. В спорте он питался по системе «завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу», а тут чудовищные ужины, так что по утрам кофе застревает в горле.
К Регининым Вадим вернулся вместе с партнером, когда все уже сидели за столом. Рубен принес огромный букет, внутри которого была упрятана бутылка «Хванчкары», и он широким жестом ее извлек и привычно занял центральное место за столом.
Как опытный тамада он знал, что в тосте самое главное — начало и конец. Чтобы сразу привлечь внимание говорящих, шумящих и звенящих посудой людей, следует их ошарашить.
— Пьем за большого быка! — крикнул Рубен, и все замерли. А тамада, медленно рассеивая возникшее недоумение, продолжал: —…Из кожи которого сшиты наши сапоги, которые привели нас под этот гостеприимный кров, к этим радушным хозяевам, нашим любимым друзьям и товарищам, уважаемым артистам Регининым.
Все засмеялись, выпили, и снова наступила тишина, которую на сей раз создал не тамада, а закуска.
Вадим, возвращаясь в комнату, облегченно вздохнул, подумав, что энциклопедия напрочь забыта, но, оказывается, нет…
— Женя, — спросил Звонкова старший Регинин, — а про цирковых артистов в твоей книге тоже есть?
— А как же! — выскочил из-за стола Звонков и тут же вернулся со своим фолиантом. — Вот… слушайте… АБАКАРОВ… АЛЬПЕРОВЫ… АПАЧ… БАМБУК… БИМ-БОМ… БУГРИМОВА…
Звонков — студент-заочник, учится на режиссера и два раза в год ездит в Москву сдавать накопленные знания. Жонглеры, как правило, репетируют больше других, но Звонкова хватало и на репетиции, и на выступления, и на обучение. Он ведь понимал, что всю жизнь не прожонглируешь.
Сейчас артисты, приятно удивившись, что в таком солидном издании названы близкие им имена, на какое-то время даже прекратили трапезу. Все, за исключением Вадима: тот продолжал есть.
А турнист Дымба, порядочный тупарь, услышав фамилию Бугримовой, спросил Звонкова, держа на вилке большой гриб:
— А Назарова есть?
— Назаровой тут быть не может!
— А чем она хуже? — И Дымба, взмахнув вилкой, уронил гриб на скатерть.
— При чем тут «хуже» или «лучше»? Эта книга — первый том, здесь только от «А» до «Глобус».
И тут Вадим возьми да и вставь свое слово:
— Насколько я понимаю в искусстве, глобус — это география!
Тут все насторожились, поскольку было известно, что Вадим пришел в цирк из института.
— «Глобус» — название театра времен Шекспира, — назидательно ответил Звонков. — Так что, насколько я понимаю в географии, «Глобус» — искусство!
Все захохотали, поскольку свой чужого, как говорится, «приложил»!
— Мой партнер знает всё! — заявил Рубен и добавил: — Но… неточно.
— Скажи, — обратился к Звонкову сын Регинина, Костя, — если человек исполняет рекордный трюк, а больше ничего не умеет, ремесло это или искусство?.. Что там написано, в энциклопедии?
— Я тебе без энциклопедии скажу. Ремесло.
— Нет, искусство.
— Какая разница, абы гроши платили! — внес свою лепту Дьшба.
— Нет, ты поясни, — не унимался Костя, — скажем, какой-нибудь Иванов или Петров ни одной книги за всю жизнь не прочитал, а двойное сальто лепит как бог. Так вот кто он, артист или ремесленник? Как твое мнение, Рубен?
Мнение Вадима после «Глобуса» уже не котировалось.
— Черноработник культуры! — сострил Дымба.
— Отвечу как тамада, — сказал Рубен. — Здесь не общее собрание, не художественный совет и даже не совещание по вопросам клоунады! Поэтому попрошу перейти к текущим делам. Пьем за здоровье наших дорогих женщин вообще и за авторов этого великолепного стола в — частности.
Все закричали «ура!», и тут в комнату вошел человек, которого все звали «папа Игорь». Его биография известна в цирке каждому. На манеже он лет шестьдесят, и нет, наверное, такого жанра, в котором бы он не работал. А теперь надевает униформу, поскольку он всего только ассистент: подает исполнителям — внучке и ее мужу — реквизит, зато делает это с таким видом, будто именно от него зависит успех или неуспех не только этого номера, но всего представления.
Однако если на манеже он ассистент, то за кулисами — бог! Старики либо болтливы, либо замкнуты, а папа Игорь ни то, ни другое.
Отнюдь не навязываясь молодежи, он и не избегал ее. Вадима невзлюбил сразу. Когда все поздравляли акробатов с успешным дебютом, он только спросил:
— Надолго к нам, молодой человек?..
И хотя потом Вадиму пояснили, что этот вопрос вызван поступком одного спортсмена, поработавшего в цирке без году неделю и поступившего в Баку официантом в шашлычную, симпатии к папе Игорю у Шокина тоже не появилось.
Сейчас все засуетились, освобождая вновь прибывшему место, ставя перед ним прибор и наливая вино.
Вопрос об искусстве и ремесле спорщики переадресовали ему.
Почетный гость выждал, когда ему наложат разных закусок, чтобы общее внимание не могло быть ничем отвлечено, и сказал:
— Хороший ремесленник — это и есть артист!
Спор прекратился.
— Папа Игорь, — обратился младший из Регининых, — а кто придумал репризу с насосом. Это когда клоун падает, а его накачивают насосом, он раздувается и встает. Я говорю, что придумал Олег Попов, а сестра говорит — Никулин.
— Немецкие эксцентрики Бронс. Я, правда, не знаю, придумали они ее сами или увидели у кого-нибудь, но впервые исполняли у нас еще в двадцатые годы.
— Значит, это старая реприза… — разочарованно протянул юный Регинин.
Вдруг Звонков преобразился в клоуна:
— Выхожу я вчера из пивной, а какой-то негодяй наступил мне на руку!..
Все усмехнулись, даже папа Игорь. А Звонков тут же вышел из образа:
— Вот эту самую фразу говорит сэр Тобби в «Двенадцатой ночи». А в примечании к пьесе сказано, что Шекспир взял ее из фольклора. Так что этой хохме больше чем пятьсот лет, а до сих пор смешно. Вот тебе и старая реприза!
— За-нят-но! — произнес папа Игорь и покровительственно похлопал жонглера по плечу.