Темное пророчество

Мне определенно захотелось разрыдаться. Красные коровы были моими любимыми. Веками, пока коллекционирование коров не вышло из моды, у меня было стадо священных алых буренок.

Джозефина, должно быть, заметила несчастное выражение на моем лице.

— Мы используем только их молоко, — поспешно сказала она. — Мы их не режем.

— Уж надеюсь! — воскликнул я. — Убийство красной коровы считается святотатством!

Джозефина не выглядела особенно напуганной.

— Ага, но в основном это потому, что Эмми заставила меня отказаться от мяса лет двадцать назад.

— Так намного лучше для тебя, — проворчала Эмми. — Ты больше не бессмертна, тебе нужно заботиться о себе.

— Но чизбургеры, — пробормотала Джо.

Лео плюхнул головку сыра прямо передо мной.

— Отрежь мне кусок, будь добр. Чик-чик!

Я сердито посмотрел на него.

— Не испытывай мое терпение, Вальдес. Когда я снова стану богом, сделаю из тебя созвездие и назову его Маленький Взрывающийся Латинос.

— Мне нравится! — он похлопал меня по плечу, отчего мой нож затрясся.

Неужели никто больше не боится гнева богов?

Пока Эмми выпекала буханки хлеба — которые, должен признать, пахли великолепно — я побросал в салат морковку, огурцы, грибы, помидоры и другие всевозможные растительные штуки, выращенные на крыше. Из свежих лимонов и тростникового сахара Калипсо сделала лимонад, напевая под нос песни из альбома Бейонсе с одноименным названием. (Во время нашего путешествия на запад я взял на себя обязанность помочь Калипсо наверстать пропущенную за последние три тысячелетия популярную музыку.)

Лео резал сыр. (Можете интерпретировать как хотите[9].) Головка чеддера оказалась ярко-красной и изнутри, а еще довольно вкусной. Джозефина делала десерт, что, как она сказала, было по её части. Сегодня это означало свежие ягоды и домашний бисквитный торт, покрытый сладким красным кремом и украшенный сверху меренгами, слегка поджаренными сварочной горелкой.

Что касается призрака Агамеда, то он парил в углу кухни, держа свой волшебный шар с таким удручённым видом, будто это был приз за третье место в соревновании трех человек.

Наконец мы сели обедать. Я и не подозревал, как сильно голоден. Прошло уже достаточно времени после завтрака, а питание на борту Фестуса оставляло желать лучшего.

Пока Лео и Калипсо рассказывали хозяевам дома о нашем путешествии на запад, я загребал еду. В перерывах между откусываниями свежего хлеба с ярко-красным маслом я в случае необходимости добавлял свои комментарии, поскольку, конечно, обладаю превосходными навыками рассказчика.

Мы объяснили, что мой давний враг Пифон обосновался на месте древних Дельф, отрезав доступ к самому могущественному Оракулу. Объяснили, что Триумвират саботировал все средства связи, которыми пользовались полубоги — почту Ириды, магические свитки, кукол-чревовещателей, даже тайную магию имейлов. С помощью Пифона три злых императора намеревались теперь захватить контроль над всеми древними Оракулами (или уничтожить их), таким образом взяв в руки само будущее мира.

— Мы освободили Рощу Додоны, — подвел я итог. — Но тот Оракул просто послал нас сюда, чтобы обезопасить следующий источник пророчеств: Пещеру Трофония.

Калипсо показала на мой колчан, лежащий на ближайшем диване.

— Аполлон, покажи им свою говорящую стрелу.

Глаза Эмми загорелись живым интересом стрелка.

— Говорящая стрела?

Я пожал плечами. Стрела, которую я подобрал среди шепчущих деревьев Додоны, пока что принесла мне мало пользы. Только я слышал её голос, и, когда бы я ни спрашивал её совета, она тараторила чепуху на английском языке времен Елизаветы I, что отрицательно влияло на мою манеру речи и заставляло часами говорить как плохой актер шекспировского театра. Калипсо это невероятно забавляло.

— Я не буду показывать им свою говорящую стрелу, — сказал я. — Однако готов поделиться лимериком.

— Нет! — взвизгнули Калипсо и Лео одновременно.

Бросив вилки, они закрыли уши ладонями.

Я продекламировал:

— Жил да был бог искусств Аполлон.

В голубую пещеру отправился он.

Но на бронзовом трехместном

Огнееде расчудесном

Смерть с безумьем проглотить принуждён.

За столом воцарилась неловкая тишина.

Джозефина наградила меня сердитым взглядом.

— Никто никогда еще не отваживался произнести лимерик в этом доме, Аполлон.

— Поэтому давайте надеяться, что больше никто никогда этого не сделает, — согласился я. — Но это — пророчество Додоны, приведшее нас сюда.

Лицо Эмми напряглось, не оставляя никаких сомнений в том, что она была той самой Гемитеей, которую я обессмертил так много веков назад. Я узнал силу в её глазах — ту самую решимость, что заставила её броситься с обрыва, вверяя судьбу богам.

— «В голубую пещеру отправился он…» — сказала она. — Это Оракул Трофония, разумеется. Он находится в пещерах Блю Спринг, примерно в восьмидесяти милях южнее города.

Жующий Лео ухмыльнулся. Из его рта лавиной посыпались крошки цвета земли.

— Тогда этот поиск вообще легче легкого. Мы забираем Фестуса, потом забиваем это место в Гугл Карты и летим туда.

— Сомнительно, — сказала Джозефина. — Все прилежащие окрестности у императора строго охраняются. Вы не сможете даже близко подлететь к Блю Спринг — вас подстрелят в воздухе. Даже если бы вы могли, все входы в пещеру слишком маленькие, чтобы через них мог пролезть дракон.

Лео скривился.

— Но лимерик…

— Может вводить в заблуждение, — сказал я. — Это же лимерик, в конце концов.

Калипсо наклонилась вперед. Она обернула платок вокруг своей недавно бывшей сломанной руки — может, потому что та до сих пор болела, а может быть, потому что Калипсо нервничала. Это напомнило мне ватный факел (нехорошая ассоциация после моей последней встречи с безумным императором Нероном).

— Что насчет последней строчки? — спросила она. — Аполлон будет принуждён проглотить смерть и безумие.

Джозефина уставилась в пустую тарелку. Эмми быстро сжала её руку.

— Оракул Трофония опасен, — сказала Эмми. — Даже когда у нас имелся к нему свободный доступ — до того, как здесь засел император, — мы советовались с духом только в случае крайней необходимости.

Она повернулась ко мне.

— Ты должен помнить. Ты же был богом предсказаний.

Несмотря на отличный лимонад, в горле у меня пересохло. Я не любил, когда мне напоминали, кем я когда-то был. Ещё я не любил гигантские дыры в своей памяти, не наполненные ничем, кроме неясного ужаса.

— Я… Я помню, что пещера была опасной, да, — сказал я, — но не могу припомнить, почему.

— Не можешь припомнить, — в голосе Эмми появились угрожающие нотки.

— Обычно я концентрировался на божественной стороне дел, — признался я. — Качество пожертвований. Какой вид ладана сжигали просители. Насколько приятными были восхваляющие гимны. Я никогда не спрашивал, через какие испытания проходили просящие.

— Никогда не спрашивал.

Мне не нравилось, что Эмми повторяет мои слова. У меня появилось ощущение, что она могла бы создать ещё более ужасный греческий припев, чем Калипсо.

— Я кое-что почитал в Лагере Полукровок, — выпалил я, защищаясь. — О Трофонии там было немного. Хирон тоже не смог помочь. Он совсем забыл про этого Оракула. Предположительно, предсказания Трофония были тёмными и страшными. Иногда они сводили людей с ума. Может, эта пещера была чем-то вроде дома с привидениями? С, э-э… свисающими скелетами, жрицами, выпрыгивающими и кричащими: «Бу-у!»?

Кислое выражение на лице Эмми подсказало мне, что моя догадка была не в кассу.

— Еще я читал что-то о просителях, пьющих из двух специальных источников, — настаивал я. — Я думал, проглатывание смерти и безумия — символическая отсылка к этому. Ну, знаете, поэтическая вольность.

— Нет, — пробормотала Джозефина. — Это не поэтическая вольность. Эта пещера буквально свела нашу дочь с ума.

По моей шее пробежал холодок, как будто сам Вэйстейшн испустил несчастный вздох. Я подумал о карандашных апокалиптических рисунках на стене теперь уже заброшенной детской спальни.

— Что случилось? — спросил я, хотя и не был уверен, что хочу знать, особенно если это было предзнаменованием того, с чем я скоро столкнусь.

Эмми оторвала от хлеба кусок корочки и стряхнула крошки.

— Когда в Индианаполис явился император… Этот Новый Геркулес…

Калипсо начала было задавать вопрос, но Эмми подняла руку.

— Пожалуйста, дорогая, не проси меня назвать его. Не здесь. Не сейчас. Как ты, я уверена, знаешь, многие боги и монстры слышат тебя, когда ты произносишь их имена. Он хуже многих.

Уголок рта Калипсо дёрнулся в знак сочувствия.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Поначалу, — сказала Эмми, — мы не понимали, что происходит. Наши друзья и спутники начали исчезать, — она обвела рукой громадное помещение. — Когда-то нас, живущих здесь постоянно, было около дюжины. Теперь… Остались только мы.

Джозефина откинулась на спинку стула. В свете окна-розы её волосы светились таким же стальным оттенком серого, как и гаечные ключи в карманах комбинезона.

— Император искал нас. Он знал о Вэйстейшн и хотел нас уничтожить. Но, как я и сказала, это место нелегко найти, если если тебя не пригласили. Так что вместо этого его войска дожидались, пока наши люди не выйдут наружу. Они забирали наших друзей, по нескольку за раз.

— Забирали их? — спросил я. — То есть, живыми?

— О да, — мрачный тон Джозефины звучал так, будто смерть была бы предпочтительней. — Император любит пленников. Он захватил наших гостей, наших грифонов.

Из пальцев Лео выпала ягода.

— Грифоны? Э… Хейзел и Фрэнк рассказывали мне о грифонах. Они сражались с ними на Аляске. Сказали, что они были как бешеные гиены с крыльями.

Джозефина ухмыльнулась.

— Маленькие, дикие — да, могут быть такими. Но мы здесь выращиваем лучших. По крайней мере… выращивали. Наша последняя семейная пара пропала около месяца назад. Элоиза и Абеляр. Мы выпустили их поохотиться — им нужно это делать, чтобы оставаться здоровыми. Они не вернулись. Для Джорджины это стало последней каплей.

Меня начало терзать плохое предчувствие. Что-то, скрытое под очевидным «мы говорим о страшных вещах, которые могут меня убить». Гнёзда грифонов в нишах над нами. Слабое воспоминание о последовательницах моей сестры. Сказанные в моем видении слова Нерона о том, что Новый Геркулес был одержим идеей уничтожить Дом Сетей, словно это было другим названием Вэйстейшн… Я почувствовал, будто чья-то тень упала на обеденный стол, тень кого-то, кого я должен знать и от кого, возможно, должен бежать.

Калипсо сняла платок с руки.

— Ваша дочь, — спросила она. — Что с ней случилось?

Ни Джозефина, ни Эмми не ответили. Агамед слегка сгорбился. Его окровавленная туника стала переливаться разными оттенками соуса для начос.

— Это очевидно, — сказал я в тишине. — Девочка отправилась в Пещеру Трофония.

Эмми смотрела мимо меня, на Агамеда. Её взгляд был пронзающим, как наконечники стрел.

— Джорджина вбила себе в голову, что единственным способом спасти Вэйстейшн и найти пленных было посоветоваться с Оракулом. Её всегда тянуло к этому месту. Она не боялась его так, как большинство людей. Однажды ночью она сбежала. Агамед помог ей. Мы не знаем точно, как они туда добрались…

Призрак потряс свой магический шар. Он кинул его Эмми, которая нахмурилась, прочитав ответ на дне.

— «Это было предначертано», — прочитала она. — Я не знаю, что ты имеешь в виду, старый мёртвый дурак, но она была просто ребёнком. Ты знал, что случится с ней без трона!

— Трона? — переспросила Калипсо.

Еще одно воспоминание всплыло на поверхность, словно мой мозг был магическим шаром.

— О боги, — сказал я. — Трон.

Прежде чем я успел что-то сказать, весь зал содрогнулся. Тарелки и чашки на обеденном столе зазвенели. Агамед скрылся из виду в оранжевой, как начос, вспышке. Зелёно-коричневые витражные панели в центре выпуклого потолка потемнели, как будто солнце скрылось за тучей.

Джозефина поднялась.

— Вэйстейшн, что происходит на крыше?

Насколько я мог понять, здание не ответило. Никаких кирпичей, выбрасывающихся из стен. Никаких дверей, хлопающих азбукой Морзе.

Эмми положила магический шар на стол.

— Джо и я проверим, что там. Все остальные остаются тут.

Калипсо нахмурилась.