— Что? — воскликнул Лео.
— Пойдём за сырным призраком. Ты же сам говорил: «Vaya con queso»[3].
— Это же была шутка, чувак!
Оранжевый призрак снова поманил нас за собой и поплыл к противоположному концу прохода.
— А вот и вы! — раздался крик у нас за спиной. — Чудесная погода, не правда ли?
Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как на нас опускается бампер от пикапа.
— Ложись! — я дёрнул Калипсо и Лео вниз (она снова завопила от боли), бампер просвистел у нас над головами и влетел в бак, радостно взорвавшийся мусорным конфетти.
Мы неуклюже выпрямились. Калипсо дрожала, но уже не жаловалась на боль, она явно была в шоке.
Лео выхватил из пояса строительный степлер.
— Вы идите первыми. Я их задержу как можно дольше.
— Как? — поинтересовался я. — Рассортируешь и скрепишь скобами?
— Буду швырять в них вещи! — огрызнулся Лео. — Если только у тебя нет идеи получше!
— П-прекратите оба, — выдавила Калипсо. — Н-никто не остаётся. Идём. Левой, правой, левой, правой.
Мы тронулись с места и вышли на широкую круглую площадь. Ну почему индианцы не могли построить нормальный город с кривыми улочками, тёмными закоулками и, может, парочкой уютненьких бомбоубежищ?
Площадь по кругу оббегала дорога, а в центре её стоял окружённый чахлыми клумбами фонтан. На севере виднелись две башенки ещё одной гостиницы, на юге виднелось здание постарше и покрупнее, из красного кирпича и гранита — наверное, викторианский железнодорожный вокзал. Рядом с вокзалом красовалась башня футов в двести высотой, а над его главным входом, под мраморной аркой, в зелёной медной раме переливался огромный круглый витраж, напомнивший мне о наших еженедельных играх в дартс на Олимпе.
При этой мысли мое сердце сжалось от ностальгии. Чего бы я только не отдал, чтобы вернуться домой и сыграть с остальными — даже выслушал бы хвастовство Афины, набравшей кучу очков в «Эрудите».
Я оглядел площадь. Наш призрачный гид словно испарился.
Зачем он привёл нас сюда? Нужно было попробовать зайти в гостиницу? На вокзал?
Вопрос оставался спорным, а блеммии уже окружили нас: наши преследователи выбежали из переулка, со стороны вокзала подкатила полицейская машина, а от гостиницы к нам подъезжал бульдозер, водитель которого жизнерадостно махал рукой и кричал:
— Привет! Сейчас я вас отбульдозерю!
Все пути отступления были перекрыты.
По моей шее стекла капля пота. В ушах раздавалось надоедливое хныканье, и я вдруг понял, что сам же и хнычу про себя: «Пожалуйста, не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте».
«Я не умру здесь, — пообещал я себе. — Я слишком важен, чтобы протянуть ноги в Индиане».
Но мои дрожащие ноги и стучащие зубы отказывались этому верить.
— Есть предложения? — спросил я своих соратников. — Пожалуйста, озвучьте кто-нибудь блестящую идею.
Калипсо выглядела так, словно самой блестящей из её идей было «не блевануть». Лео сжимал в руке степлер, который не особенно пугал блеммий.
Из догнавшей нас толпы вышла наша старая подруга Нанетт. Её грудолицо ухмылялось, а лакированные туфли совершенно не подходили к светлой шерсти на ногах.
— Батюшки-светы, вы меня немножечко разозлили.
Она схватила ближайший к ней дорожный знак и вырвала его из земли.
— А теперь стойте смирно, ладушки? Я размозжу вам головы.
Глава 3
Я БЫЛ ГОТОВ НАЧАТЬ План Защиты Омега — упасть на колени и просить пощады, — но Лео избавил меня от этого позора.
— Бульдозер, — прошептал он.
— Это такое кодовое слово?
— Нет. Я хочу пробраться к бульдозеру. Вы двое, отвлеките металлистов.
Он перенёс вес Калипсо на меня.
— Ты свихнулся? — прошипела она.
Лео взглянул на неё, словно говоря: «Верь мне. Отвлеки их!», и осторожно отступил.
— Оу! — просияла Нанетт. — Ты хочешь умереть первым, мелкорослый полубог? В этом есть смысл, ведь именно ты швырял огнём в меня.
Что бы Лео ни задумал, его план обязательно бы провалился, если бы он начал спорить с Нанетт насчёт роста. (Для Лео это была болезненная тема.) К счастью, у меня был врождённый талант концентрировать всеобщее внимание на себе.
— Я хочу умереть! — прокричал я.
Вся толпа повернулась ко мне. Я молча проклял свой выбор слов. Мне следовало вызваться для чего-то попроще, например, испечь пирог или прибраться после казни.
Я часто говорю что-то, не подумав. Обычно это срабатывает. Иногда это приводит к импровизированным шедеврам, таким как Ренессанс или движение битников[4]. Я надеялся, что это как раз тот случай.
— Но сначала внемлите моей мольбе, о великодушные блеммии!
Подожжённый Лео полицейский опустил пистолет. Несколько угольков от греческого огня всё ещё тлели в бороде на его животе.
— Что значит «внемлите моей мольбе?»
— Ну… Это традиция — выслушать последнее желание находящегося при смерти человека… или бога… или полубога… или…. Калипсо, кем ты себя считаешь? Титан? Полутитан?
Калипсо откашлялась со звуком, подозрительно похожим на «идиот».
— Аполлон пытается сказать, о великодушные блеммии, что по правилам этикета вы должны позволить нам произнести последнее слово перед смертью. Я уверена, вы не хотели бы быть невежливыми.
Блеммии были ошеломлены. Их радостные улыбки исчезли, они затрясли своими механическими головами. Нанетт подалась вперёд, подняв руки в умиротворяющем жесте.
— Конечно, нет! Мы очень вежливы.
— Предельно вежливы, — согласился полицейский.
— Спасибо, — сказала ему Нанетт.
— Всегда пожалуйста, — ответил тот.
— Тогда слушайте! — прокричал я. — Друзья, заклятые друзья, блеммии… раскройте свои подмышки и услышьте мою печальную историю!
Лео сдвинулся ещё на шаг назад, держа руки в карманах своего пояса с инструментами. Ещё 57–58 шагов, и он доберётся до бульдозера. Замечательно!
— Я — Аполлон, — начал я. — В недавнем прошлом — бог. Я упал с Олимпа, низвергнутый Зевсом, несправедливо обвинённый в начале войны с гигантами.
— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Калипсо. — Дай-ка мне сесть.
— Ты портишь весь ритм.
— Ты портишь мои барабанные перепонки. Дай мне сесть!
Я прислонил Калипсо к опорной стенке фонтана.
Нанетт подняла свой дорожный знак:
— Это всё? Теперь можно тебя убить?
— Нет! Нет! Я, эм… просто помог Калипсо сесть, чтобы… чтобы она могла петь. Качественное греческое выступление всегда должно быть с песней.
Рука Калипсо походила на раздавленный баклажан. Её лодыжка опухла над краем кроссовки. Я не понимал, как она до сих пор оставалась в сознании, не говоря уже о способности петь, однако она прерывисто вздохнула и кивнула:
— Готова.
— Итак! Я явился в Лагерь Полукровок как Лестер Пападопулос!
— Жалкий смертный! — подпела Калипсо. — Никчёмнейший из подростков!
Я уставился на неё, но не посмел снова прервать представление.
— Я преодолел множество испытаний со своей спутницей, Мэг МакКэффри!
— Он говорит о своей хозяйке, — добавила Калипсо. — Двенадцатилетней девчонке. Берегись, жалкий раб Лестер, никчёмнейший из подростков!
Полицейский нетерпеливо фыркнул:
— Это мы уже знаем. Император рассказал нам.
— Тшш, — шикнула Нанетт. — Будь вежлив!
Я приложил руку к сердцу:
— Мы защитили Рощу Додоны — древнего Оракула — и сорвали планы Нерона. Но увы, Мэг МакКэффри сбежала от меня. Злобный отчим отравил её разум!
— Отравил! — возопила Калипсо. — Ядом, сравнимым с дыханием Лестера Пападопулоса, никчёмнейшего из подростков!
Я подавил желание столкнуть Калипсо в клумбу.
Тем временем Лео пробирался к бульдозеру, передавая мои слова танцем, вращаясь и вздыхая. Он был похож на галлюцинирующую балерину в боксерах, однако блеммии вежливо убирались с его пути.
— Итак! — прокричал я. — От Оракула Додоны мы получили пророчество — ужаснейший лимерик!
— Ужаснейший! — вторила Калипсо. — Как и умения Лестера, никчёмнейшего из подростков.
— Выбирай выражения! — прорычал я и продолжил. — Мы полетели на запад в поисках другого Оракула, сражаясь с грозными противниками! Мы одолели циклопов!
Лео запрыгнул на подножку бульдозера, драматически поднял свой строительный степлер и дважды проткнул им грудь бульдозериста — как раз там, где находились его настоящие глаза. Должно быть, это было не очень приятно, даже для такого крепкого существа, как блеммия. Бульдозерист закричал и схватился за грудь. Лео выпинал его с водительского места.
Полицейский закричал: «Эй!»
— Подождите! — воззвал я к толпе. — Наш друг просто наглядно демонстрирует, как мы одолели циклопов. Это вполне допустимо при рассказе историй!
Толпа неуверенно шевельнулась.
— Твоё последнее слово очень длинное, — пожаловалась Нанетт. — Когда уже я смогу пробить тебе голову?
— Скоро, — пообещал я. — Значит, как я уже говорил… мы полетели на запад.
Я снова помог Калипсо подняться. Без всхлипов с ее стороны не обошлось (и немного с моей стороны тоже).
— Что ты делаешь? — пробормотала она.
— Подыграй мне, — сказал я. — Чу, заклятые друзья! Узрите же, как мы путешествовали!
Пошатываясь, мы вдвоем направились в сторону бульдозера. Руки Лео запорхали над системой управления. Двигатель взревел.
— Это не история! — запротестовал полицейский. — Они убегают!
— Что вы! — я затолкнул Калипсо в бульдозер и сразу же поднялся за ней. — Видите ли, мы путешествуем так уже много недель…
Лео сдал назад. Бип. Бип. Бип. Ковш бульдозера начал подниматься.
— Представьте, что вы Лагерь Полукровок, — крикнул я толпе. — И мы уезжаем от вас.
Я тут же осознал свою ошибку: я попросил блеммий представить что-то, а они просто-напросто не были на это способны.
— Остановите их! — закричал полицейский, поднимая пистолет. Его первая пуля рикошетом отлетела от металлического ковша.
— Друзья мои, послушайте! — взмолился я. — Раскройте свои подмышки!