Помоги проекту - поделись книгой:
— Точно.
— Я только хотел сказать…
— Забей, — она оглядела забор. — Поищем место, где будем перелезать?
Я попытался сформулировать галантное извинение, которое, тем не менее, дало бы понять, что я остался при своём мнении, но решил и правда забить. Мой крик наверняка разбудил не только туканов. Нужно было спешить.
Мы нашли место, где забор был немного ниже, и выяснили, что даже в юбке Калипсо оказалась ловчее меня. Она легко забралась наверх, а я зацепился ботинком за решётку и повис головой вниз. Повезло ещё, что я не свалился в клетку с тиграми.
— Заткнись, — сказал я Калипсо, когда она помогла мне спуститься.
— Да я ничего не говорила!
Тигр свирепо глянул на нас из-за стекла, как бы говоря: «Если растревожили меня, то где завтрак?»
Я всегда считал тигров чувствительными созданиями.
Мы с Калипсо стали красться по зоопарку, оглядываясь на случай появления смертных или имперских гвардейцев, но попался нам только служащий, отмывавший стекло лемурьего вольера.
Судя по всему, мы вышли на главный перекрёсток. Слева от нас была карусель, справа на натянутой между деревьями сетке отдыхали орангутаны. Все стратегически расположенные вокруг сувенирные магазинчики и кафе были закрыты. Знаки указывали различные направления: «ОКЕАН», «РАВНИНЫ», «ДЖУНГЛИ» и «ПОЛЁТ ФАНТАЗИИ».
— Полёт фантазии, — вслух прочитал я. — Наверняка грифонов определили именно туда.
Калипсо снова огляделась. Взгляд у неё был напряжённый и сосредоточенный, почти как у прицелившейся Артемиды. Наверное, на Огигии она здорово научилась смотреть вдаль в ожидании кого-нибудь или чего-нибудь интересного.
— Твоя стрела говорила о поезде, — сказала она. — Вот указатель к поезду.
— Да, но ещё она говорила о крошке-картошке. Думаю, она уже не та, что прежде.
— Смотри, — кивнула Калипсо.
На стене ближайшего к нам кафе висело меню, и я стал читать.
— Четыре вида крошки-картошки? — изумился я этому кулинарному беспределу. — Кому нужно так много? Чили. Сладкий батат. Синяя? Как картошка мо…
Я застыл.
Кратчайшую долю мгновения я не понимал, что меня встревожило, но потом осознал, что мои чуткие уши уловили вдалеке звук — мужской голос.
— Что такое? — спросила Калипсо.
— Шш, — я вслушался.
Я надеялся, что ошибся. Может, просто услышал низкое пение какой-нибудь экзотической птицы, может, работник зоопарка выругался, отскребая лемурьи какашки. Но нет. Даже став смертным, я сохранил исключительный слух.
Знакомый голос раздался снова, и гораздо ближе.
— Вы трое — туда. Вы двое — со мной.
Я тронул Калипсо за рукав куртки.
— Это Литиерсис. Кукурузник.
Чародейка пробормотала себе под нос очередное минойское ругательство, упомянув некую часть тела Зевса, о которой я предпочитал не думать.
— Нужно спрятаться.
К сожалению, Литиерсис приближался с той стороны, с которой пришли и мы. Судя по громкости его голоса, у нас были всего секунды до того, как он появится. Дорожки разбегались во всех направлениях, но он везде бы успел нас заметить.
Только одно укрытие было достаточно близко.
— Когда сомневаешься, — сказала Калипсо, — крошка-картошка.
Схватив мою руку, она потащила меня за кафе.
Глава 13
БУДУЧИ БОГОМ, я был бы только рад тому, что красивая девушка потащила меня за угол. Но будучи Лестером и имея дело с Калипсо, я был вынужден ожидать скорее смерти, нежели поцелуя.
Мы прокрались мимо ящиков с коробками молока возле входа в кухню. Пахло раскаленным маслом, пометом голубей и хлоркой со стороны детского аквапарка неподалёку. Дёрнув запертую дверь, Калипсо свирепо посмотрела на меня.
— Помоги мне! — прошипела она.
— Что мне, по-твоему, сделать?
— Сейчас самое время воспользоваться божественной силой!
Не стоило рассказывать им с Лео об этом. В Лагере полукровок моя сверхчеловеческая сила на короткое время вернулась, позволив мне одолеть германцев императора Нерона. Я запустил одного из них в небо, и, судя по всему, он до сих пор болтается где-то на околоземной орбите. Но долго это не продлилось. Моя сила больше не возвращалась.
Тем не менее, Лео и Калипсо, похоже, думали, что я могу вызвать прилив божественной крутости в любое время, когда захочу, просто потому, что раньше был богом. Мне это казалось несправедливым.
Я попытался открыть дверь, дернув за ручку, и чуть не оторвал себе пальцы.
— Ой, — пробормотал я. — Смертные преуспели в изготовлении дверей. А вот в бронзовом веке…
Калипсо шикнула.
Голоса наших врагов приближались. Я не слышал голоса Литиерсиса, но двое других разговаривали на языке, похожем на древнегалльский. Сомневаюсь, что они были сотрудниками зоопарка.
Разозлившись, Калипсо торопливо выхватила из причёски шпильку. Ага, значит, ее красиво уложенные волосы держались не благодаря магии! Она указала на меня, а потом за угол. Я подумал, что она хотела, чтобы я бежал и спасался. Это было бы разумное предложение. Только потом я понял, что она просила меня покараулить.
Не видя в этом особого смысла, я всё же выглянул из-за ящиков с молоком и стал ждать, когда германцы придут и убьют нас. Было слышно, как они гремят у фасада кафе, хлопая ставнями и перебрасываясь ворчливыми репликами. Зная телохранителей императора, легко было предположить, что их разговоры сводились к чему-нибудь типа: «Убить? Убить. Раскроить черепа? Раскроить черепа».
Я задался вопросом, почему Литиерсис разделил своих людей на две группы. Они же знали, где держат грифонов. Тогда для чего надо было прочесывать парк? Разве что для поиска нарушителей, вроде нас…
Калипсо разломила заколку пополам. Сунув сломанные части в дверной замок, она начала поворачивать их, закрыв глаза и сосредоточившись.
«Нелепо, — подумал я. — Это срабатывает только в фильмах и поэмах Гомера!»
Щёлк. Дверь открылась. Калипсо махнула мне, чтобы я заходил. Она вынула остатки заколки из замка, пропустила меня вперед и осторожно закрыла за нами дверь. Едва она повернула засов, как кто-то дёрнул ручку снаружи.
Грубый голос пробормотал на галльском что-то вроде: «Не повезло. Раскроим черепа где-нибудь в другом месте».
Звуки шагов удалились.
Я наконец выдохнул и уставился на Калипсо.
— Как ты открыла замок?
Она посмотрела на сломанную заколку для волос.
— Я подумала о плетении.
— Плетении?
— Я все еще могу плести нити. Я провела тысячи лет за ткацким станком и подумала… не знаю… может быть, работа заколкой в замке не сильно отличается от плетения на станке.
Для меня они очень отличались, но я не мог поспорить с полученным результатом.
— Значит, это была не магия?
Я попытался скрыть свое разочарование. Иметь несколько духов ветра под своим подчинением было бы очень полезно.
— Нет, — сказала она. — Ты поймешь, когда моя магия вернется, потому что тебя начнет швырять по всему Индианаполису.
— Жду с нетерпением.
Я изучил темный интерьер закусочной. Стандартный набор: раковина, фритюрница, плита, две микроволновки, две морозилки под стойкой.
Как я узнал, что должно быть на кухне фаст-фуда? Когда я открыл Пинк, она работала в МакДональдсе, а Куин Латифу нашёл в Бургер Кинге. Я провёл кучу времени в подобных местах. Никогда не знаешь, где именно обнаружишь талант.
Я проверил первую морозилку. Внутри были аккуратно промаркированные, покрытые льдом коробки с полуфабрикатами, но ничего с надписью «Крошка-картошка».
Вторая морозилка была заперта.
— Калипсо, — сказал я, — ты можешь её открыть?
— Ну и кто теперь бесполезный?
В интересах собственной безопасности я решил не отвечать. Я отошел назад, пока Калипсо использовала свои не-магические способности. Этот замок она вскрыла быстрее первого.
— Отлично сработано, — я поднял заледеневшую крышку. — Ой.
Сотни упаковок были завернуты в белую оберточную бумагу и подписаны черным маркером.
Калипсо прищурилась, читая описания.
— Смесь плотоядных лошадей? Кубики боевых страусов? И… грифонья крошка? — она повернулась ко мне с ужасом в глазах. — Они же не делают еду из животных?
Я вспомнил давний банкет со злобным царем Танталом, подавшим богам на стол рагу из собственного сына. С людьми всякое возможно. Но я сильно сомневался, что в меню кафе значатся блюда из мифической фауны.
— Эти штуки были под замком, — сказал я. — Я думаю, они отложены как еда для самых редких животных зоопарка. Это смесь для плотоядных лошадей, а не смесь из плотоядных лошадей.
Во взгляде Калипсо стало немного меньше отвращения.
— Боевой страус? Что это вообще такое?
Вопрос вызвал старое воспоминание. Меня накрыло видением, мощным, как зловоние немытой клетки лемура.
Я отдыхал на кушетке в походной палатке моего друга Коммода. Он участвовал в военной кампании своего отца, Марка Аврелия, но ничего в палатке не указывало на суровую жизнь римского легиона. Над головой легкими волнами вздымался белый шелковый навес. В уголке музыкант тихо играл нам на лире. Под нашими ногами лежали лучшие ковры из восточных провинций, каждый из которых стоил, как целая вилла в Риме. Стол между нашими диванами был уставлен снедью для послеобеденного перекуса: жареный кабан, фазан, лосось и фрукты, высыпающиеся из массивного золотого рога.
Я развлекался, бросая виноград в рот Коммода. Конечно, я не промахивался до тех пор, пока мне самому этого не хотелось. Было весело наблюдать, как ягоды отскакивали от его носа.
— Ты ужасен, — дразнил он меня.
«А ты прекрасен», — подумал я, но лишь улыбнулся в ответ.
Ему было восемнадцать. В смертной форме я выглядел на тот же возраст, что и он. Но даже с моим божественным совершенством я едва ли был красивее принцепса. Несмотря на свою легкую жизнь рожденного в пурпуре Императорского дома, Коммод был воплощением атлетического совершенства — его тело было гибким и мускулистым, золотые локоны вились вокруг его лица олимпийца. Его физическая сила уже была известна, его сравнивали с легендарным героем Геркулесом.
Я кинул еще одну виноградину. Он поймал ее рукой и изучил маленький плод.
— Ох, Аполлон… — да, он знал мою реальную сущность. Мы были друзьями, больше, чем друзьями, на протяжении почти месяца. — Я устал от этих кампаний. Мой отец воюет почти все время своего правления!
— Такая тяжелая жизнь, — я указал на роскошь вокруг нас.
— Но это нелепо. Топтать дунайские леса, искореняя варварские племена, которые не представляют никакой угрозы для Римской империи. Какой смысл быть императором, если ты не можешь развлечься в столице?
Я откусил кусочек мяса кабана.
— Почему бы не поговорить с отцом? Не попросить отпуск?
Коммод фыркнул.
— Ты же знаешь, что он сделает. Прочитает мне очередную лекцию о долге и морали. Он же такой добродетельный, такой совершенный и почитаемый.
Он изобразил в воздухе круги (кавычки тогда ещё не изобрели). Безусловно, я разделял его чувства. Марк Аврелий был самым суровым, самым могущественным отцом в мире, за исключением моего отца, Зевса. Оба любили читать нотации. Обоим нравилось напоминать своим отпрыскам, насколько им повезло, насколько привилегированны они были, насколько они далеки от ожиданий своих отцов. И, конечно же, у обоих были великолепные, талантливые, трагически недооцененные сыновья.
Коммод раздавил виноградину и стал смотреть, как ее сок стекает по пальцам.
— Аполлон, мой отец сделал меня соимператором, когда мне было пятнадцать. Это давит. Постоянные обязательства. Потом он женил меня на этой ужасной девушке Бруттии Криспине. Кто называет свою дочь Бруттия?
Я не хотел смеяться над его женой, находящейся на расстоянии… но часть меня радовалась, когда он говорил о ней плохо. Мне хотелось его внимания.
— Ну, однажды ты станешь единственным императором, — сказал я. — Тогда ты сможешь создать свои правила.
— Я заключу мир с варварами, — тут же сказал он. — Потом мы отправимся домой и отпразднуем играми. Лучшими играми всех времен. Я соберу самых экзотических животных в мире. И буду лично сражаться с ними в Колизее… с тиграми, слонами, страусами.
Поделиться книгой: