• сетевые войны и войны в условиях применения оружия работающего на новых физических принципах (например, нанотехнологии);
• что такое совместные военные системы и совместные стратегические действия (партнерство, союзничество);
• перспективы развития Видов ВС и родов войск, их соотнесенность, обеспечение и взаимодействие;
• проблемы военно-гражданских отношений;
• роль морального фактора в войнах будущего, психологии населения и общества в формировании духа победы и так далее.
В целом, без ответов на все эти вопросы мы просто никогда не будем готовы к войне и заранее отдаем инициативу своим геополитическим противникам.
Очевидно, что без официальной постановки и серьезной научной разработки этих проблем будет невозможна их формализация в национальном государственном и военном праве, а значит – и в практике государственного и военного строительства.
Нам представляется, что одними из, может быть, главных причин такого катастрофического положения дел с национальной военной мыслью, являются:
• отсутствие четко сформулированного заказа высшей государственной власти России и высшего командования ее Вооруженных Сил на теоретические разработки стратегического плана;
• отсутствие независимого экспертного органа (института, центра и т. д.), который был бы уполномочен: получать заказы на разработку научных проблем стратегического характера; имел достаточные финансовые ресурсы для того, чтобы формулировать проблемы, заказывать их разработку, вести самостоятельную научную деятельность, и так далее, и при всем этом – состоять на содержании Министерства обороны или Совета Безопасности Российской Федерации, и отчитываться исключительно перед ними.
• отсутствие надлежащего финансирования и привычка к «интеллектуальной халяве»;
• практическое исчерпание специалистов, способных осознать проблему, четко сформулировать ее и предложить собственный путь ее решения, способных отстоять свой путь в дискуссиях и при давлении авторитетов, «звезд и погон», мнений и политической целесообразности;
• отсутствие национальных механизмов оценки и реализации теорий общестратегического уровня;
• отсутствие интереса к военной науке у значительного числа представителей высшего командного состава Вооруженных сил, их личная культурная и профессиональная деградация.
Мы убеждены, что самый важный вывод, который мы должны сделать из оценки современной стратегической обстановки таков – наше национальное бытие протекает в состоянии войны, и победа в ней будет на стороне не только более технически более совершенной, но и более культурной и образованной нации, а также ее профессионально подготовленной и защищающей безусловно правое дело, армии, ведомой прекрасно образованным офицерским корпусом России.
Общекультурный аспект проблемы
Вызывает тревогу, как само состояние национальной военной мысли, так и тот факт, что офицерский корпус практически прекратил читать профессиональную литературу и литературу общекультурного плана, и в существующих условиях отсутствия источников культуры в гарнизонах – просто «дичает».
Это вызвано тем, что: основные военные библиотеки для офицеров недоступны; профессиональные российские и, тем более, зарубежные журналы никто не выписывает; а повышения профессиональной культуры от них никто не требует.
Сами библиотеки в гарнизонах и частях находятся в жалком состоянии, в том числе и потому, что сами Дома офицеров гарнизонов, в основном, распроданы, а военные библиотеки ведущих академий не оцифровываются, то есть находятся в первобытном состоянии, не говоря уже о библиотеке Генерального Штаба, которая не имеет своего собственного помещения.
У нас не оцифрованы Военный энциклопедический словарь и Военная энциклопедия, что резко снижает качество научных изысканий и учебного процесса в ВВУ-Зах.
Представляется, что работа по формированию национальной Публичной военной библиотеки, основанной на современных цифровых носителях и Интернете, то есть доступной в каждом ВВУЗе, гарнизоне и части, должно составить важную часть военно-научной и воспитательной работы.
Раньше, для офицеров издавались специальные серии книг. До Великой Отечественной войны – «Библиотека командира»: тридцать книг западных военных классиков (Мольтке, Шлиффен, Клаузевиц, и так далее), занимался этой работой сам Александр Свечин, а государство находило для этого и деньги, и возможности.
После войны в СССР издавалась «Библиотека офицера», переводились и выпускались труды зарубежных классиков военной мысли (например, труды Лиддела Брет Гарта и Дж. Кингстон-Макклори)
Сегодня ничего подобного нет – никто ничего серьезного не выписывает, не читает, не смотрит и не слушает, поэтому крайне необходима разработка самостоятельного проекта «Библиотека российского офицера» с началом его реализации уже в 2013 году.
Мы считаем, что необходимо восстановить систему публикаций военно-научных трудов по широкому кругу проблем и иметь для этого особый печатный орган, например: «Вестник Общественного Военного Экспертного Совета». Необходимо также создать Центр Военного Отечествоведения.
Это значит, что офицерский корпус России должен иметь свою Публичную (открытую) Военную Библиотеку, а российская военная мысль должна перейти на новую современную систему информационного обеспечения.
Это означает, что сейчас, как минимум, необходимо в приоритетном порядке оснастить все учреждения военного образования и библиотеки Интернетом, что уже сделано даже в каждой сельской школе.
В перспективе эта информационная система должна опираться на наш национальный (военный) Интернет и стать приоритетной в нашем военном строительстве.
Кроме того, мы считаем, что необходимо вернуть в части и гарнизоны обязательную подписку на печатные издания Минобороны и рекомендованную литературу, а систему боевой подготовки войск, включить обязательный раздел «Самостоятельная подготовка офицеров».
Правовой аспект проблемы
После агрессии НАТО в Косово, военных конфликтов в Ливии и Сирии, мы наблюдаем «пепелище» мирового права, которое также необходимо не только восстанавливать и совершенствовать, но и создавать заново.
Нельзя не отметить, что подобное «пепелище» (правда, более похожее на «свалку») мы имеем и в сфере нашего национального военного права. Ведь сегодня за термином «военное право» обычно креотся наш обычный российский правовой беспредел.
Этот военно-правовой беспредел существует не только потому, что никто не выполняет уже принятые законы, и не потому, что, как говорят «на них нет денег», но еще и потому, что в России до сих пор нет ни одной структуры, которая была бы полномочна (то есть, имела бы такое государственное служебное предназначение) и отвечала бы:
• за кодификацию национального военного права;
• за разработку концепций законов военного права;
• курировала бы работу над ними;
• собирала, и издавало бы их отдельным изданием;
• отвечала бы за их изучение в ходе учебного процесса в учреждениях профессионального военного образования;
• следила бы за текущими изменениями в военном праве, своевременно вносило бы необходимые изменения в него и доводило бы их до войск и так далее.
В России до сих пор нет ни национального Кодекса военного права, ни даже Хрестоматии военного права, хотя это дело, безусловно, не терпит ни малейшего отлагательства.
Институциональный аспект проблемы
На наш взгляд, серьезная научная работа может быть успешной только в том случае, если будет существовать централизованное управление военной наукой.
Это предполагает наличие государственного заказа на разработку научных проблем, а, значит, своеобразный «госплан» и «госзаказ», а также профессиональную «госприемку» исследований, что, в свою очередь, предполагает наличие своего «Госснаб», то есть гарантированной оплаты научного труда и целой системы его стимулирования.
Кроме того, мы убеждены, что одним из самых опасных негативных факторов современного военного и государственного строительства является отсутствие реальных и эффективных механизмов оценки предлагаемых теоретических исканий и претворения их в жизнь.
На этом пути существует несколько основных препятствий:
• во-первых, в стране нет органа отвечающего за развитие военной науки и обязанного организовывать взаимодействие в этой сфере, а также определять задания на проведение исследований и НИР, проводить экспертизу их качества;
• во-вторых, в Министерстве обороны и даже в Генеральном Штабе почти не осталось специалистов, способных профессионально и стратегически верно оценить и анализировать предлагаемые им экспертные исследования общестратегического характера, а также вынести по ним свое профессиональное корректное суждение, при этом все они смотрят на своих прямых начальников, которые, по разного рода причинам, знают тему еще хуже;
• в-третьих, лица, принимающие основные решения, с носителями идей и авторами теорий лично не встречаются, а, значит – зависят от мнения своих некомпетентных исполнителей;
• в-четвертых, практика принятия сущностных решений путем бессмысленных и бесконечных согласований, которая порочна сама по себе, так как приводит любое решение или теорию к своей полной противоположности, и снимает всякую персональную ответственность со всех участников этих решений;
• в-пятых, никто не отвечает за реализацию решения целиком и не отслеживает ход их исполнения в плановом и ежедневном режиме.
Есть еще один важный аспект – поиск и внедрение новых идей и в сфере военной науки, а также предоставление их авторам возможностей для дальнейшей творческой работы в интересах России и ее Вооруженных Сил.
В этой связи позволю себе привести ряд важных утверждений, содержащихся в статье нашего современника, выдающегося российского ученого, создавшего теорию «матрицы смыслов», Владимира Арсентьевича Рубанова[2]: «Поиском талантливых людей нужно заниматься активно, а не ожидать заявок на коммерчески выгодный и при этом нерискованный проект. Глобальные охотники за головами отбирают таланты по оригинальным публикациям, ярким выступлениям на семинарах и т. п. Так что интеллектуальные сливки снимаются еще до стадии их готовности к созданию проектных команд.
И еще о технологиях формирования инновационных прорывов. Она – в системе приоритетов. Так в знаменитом американском агентстве DARPA существует ряд принципов.
Первый гласит: риск потерять талантливого человека и перспективную идею выше, чем риск потерять деньги.
Принцип второй – приоритетной поддержкой пользуется идея, которая оппонирует традиционным подходам.
Принцип третий – под новые идеи и проекты формируются новые команды и структуры.
У нас, к сожалению, всё наоборот. При финансовых рисках проекты обречены. А при оппонировании сложившимся научным направлениям шансы пройти экспертизу близки к нулю. А вес вывесок научных учреждений и регалий у нас превышает признаки таланта и перспективности научной идеи».
Должен заметить, что в области военной науки все хуже во сто раз, так как для любой идеи, кроме прямых запретов на «инакомыслие», существует система должностных фильтров, что приводит к практическому уничтожению новых идей и их талантливых авторов.
Для того, чтобы российская военная мысль не зачахла на корню, то есть вышла из нынешнего состояния «комы», необходимы, на наш взгляд, серьезные институциональные изменения в системе национальной военной науки.
Поэтому представляется целесообразным:
• инициировать решение создании в рамках Президиума РАН Совета по проблемам войны и мира и отдельного направления академических (фундаментальных) исследований по направлению военное дело;
• принять решение о введении должности Помощника Министра обороны РФ по науке, и о создании независимого Центра военной науки с приданием ему статуса головной научной структуры Минобороны, а также введение должности Заместителя Начальника Генштаба ВС РФ по науке;
• принятие аналогичное решение Верховного Главнокомандующего ВС РФ – Президента России о создании подобной структуры в рамках Совета Безопасности Российской Федерации.
Так как у нас любая общественная наука всегда носит конъюнктурный характер, то есть обслуживает взгляды и идеи сегодняшнего руководства, что является совершенно недопустимым, то, в этом плане, здесь ключевым словом является слово «независимый», что подразумевает возможность и право руководства Центра вести самостоятельную кадровую, научную и экономическую политику, опираясь на соответствующее право и щедрость Минобороны и государства.
Считаем, что в Российской Академии Наук необходимо образовать самостоятельный Центр (Комитет, направление) военных наук.
Михаил Делягин
Некоторые проблемы военной экономики России
Если оба этих классических определения справедливы, то война является самым концентрированным выражением экономики – но иными, всем известными средствами.
Войны бывают прибыльными и разорительными, приводящими к развитию и модернизации или, наоборот, к деградации и упадку.
Соответственно, в мирное время армии готовятся не к «войнам вообще», а к отражению вполне конкретного спектра имеющихся и потенциальных угроз, потому что кормить свою армию в любом случае дешевле и выгоднее, нежели чужую. Отсюда следует что в понятие «военная экономика» стоит включать не только экономику собственно армии и оборонно-промышленного комплекса, но весь спектр общественных и государственных трат на их обеспечение сырьем, технологиями, производственными мощностями, финансами, информацией, кадрами и так далее.
Бисмарк не зря говорил о том, что войну с Францией 1870 года выиграл немецкий школьный учитель. То есть затраты на образование, будучи по форме своей самыми мирными, самыми «социальными», дали Германии – вроде бы бесплатно – солдат, по совокупности своих боевых качеств намного превосходящих французов и разбивших армию Наполеона II в пух и прах.
А что в данной связи можно сказать про «установку» бывшего министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко, заявившего, что задача российской школы сегодня – «воспитывать квалифицированного потребителя»? Только напомнить, что без «культурной революции» 30-х годов прошлого века, сделавшей население Советского Союза почти поголовно грамотным, ни о какой победе в Великой Отечественной войне и речи бы не шло. Кстати, универсальному, комплексному характеру отечественного образования Россия обязана военному министру Николая II генералу А. Н. Куропаткину, который в начале XX века, исходя именно из интересов вооруженных сил, настоял на качественном преподавании естественных наук даже представителям социальных низов. Нынешний отказ от этого принципа и переход к западной системе элитарного образования серьезно подрывает обороноспособность нашей страны: как в настоящее время, так и в стратегической перспективе.
Из вышесказанного следует, что военная экономика не просто неотделима от экономики в целом, – она является жестким следствием той социально-экономической модели, которая используется государственной властью. Не на словах, а на деле.
На словах наша власть – за высокотехнологичную, инновационную экономику. На деле – доля сырьевого сектора неуклонно, год за годом, растет, а сектора high-tech столь же неуклонно снижается.
Как говорил товарищ Сталин, логика обстоятельств сильнее логики намерений, а обстоятельства сегодня таковы, что 5 % населения страны распоряжаются 80 % национального богатства, вывоз капитала за рубеж (по всем каналам) превышает 200 млрд. долл. в года (около 15 % ВВП), объём коррупционных доходов находится на уровне 250–300 млрд. долл. в год (18–21 % ВВП), а на долю заработной платы (с вычетом доходов разного рода «топ-менеджеров») приходится не более 33 % ВВП.
Эта насквозь коррумпированная, «черная» (в «теневом секторе» производится свыше 40 % российского ВВП), компрадорская и паразитическая социально-экономическая модель может существовать и существует только за счет варварской эксплуатации природных и человеческих ресурсов России.
И предполагать, что система политической власти, существующая в нашей стране на протяжении последних 20 лет, не является концентрированным выражением этой социально-экономической модели, нелепо и даже смешно. Напротив, действия Кремля во время «первой волны» глобального системного кризиса 2008–2009 годов наглядно показали, что государство будет любой ценой «спасать» «крупный бизнес», помогая ему «национализировать убытки и приватизировать прибыли».
И если бы войска НАТО честно взяли на себя охрану интересов этих 5 % населения России против интересов оставшихся 95 % – государство и армия, а следовательно и военная экономика были бы им ни к чему. Собственно, самая оголтелая либеральная тусовка призывает к этому еще с конца 80-х годов: «Если бы ты, дед, Гитлера не победил, мы бы сейчас баварское пиво пили…»
Но вся проблема в том, что право пить баварское пиво или качать нефть из российских недр – привилегия сильных. А не слабых и побежденных. Поэтому «либерально-смердяковская мечта» укрыть свои доходы за частоколом дружественных натовских или сугубо американских штыков остается неисполненной и в принципе неисполнимой: следом за «джи-ай» в страну придут американские монополии, которые под зад коленом вышибут российских «собственников» со всех доходных местечек – под флагом того, что эти ресурсы являются достоянием всего человечества. Тем более – в условиях глобального кризиса, когда «пряников» становится всё меньше и меньше, так что роль «кнута» при их распределении уже не вызывает никаких сомнений.
В частности, Россия позволила себе проигнорировать требования так называемого Третьего энергетического пакета ЕС, в соответствии с которым все нефте– и газопроводы, идущие из России на Запад, должны были перейти под управление стран Евросоюза, что вызвало болезненную реакцию в Берлине и Париже. Это реакция имеет и дипломатическую, и информационную, и экономическую, и политическую составляющие. Нет сомнений, что к ним могла бы присоединиться и составляющая военная, но при нынешнем соотношении сил её использование полностью исключается.
Понимание того, что их активы и недвижимость за рубежом гарантированы вовсе не законами страны пребывания, а стратегическими ядерными силами России, постепенно вызревает в мозгах правящего класса. Заставляя его проявлять хотя бы минимальную заботу о реальном гаранте своего благополучия. Именно поэтому военные реформы Сердюкова были прекращены, самые одиозные коррупционные схемы типа «Оборон-сервиса» – раскрыты, а программа перевооружения армии и флота до 2020 года – профинансирована в объёме свыше 20 трлн. рублей.
Если у тебя всего 2 % мирового населения на 14 % мировой территории и 40 % мировых ресурсов, надежно защитить эти пространства и богатства можно только за счет мощной, хорошо оснащенной и боеготовой армии. Поэтому известные слова Александра III о том, что у России только два союзника: её армия и её флот, – это доказательство не дипломатической беспомощности нашей страны, якобы не умеющей договариваться с другими странами мира, а потому отгородившейся от них штыками, пушками и ракетами, а реальное осознание нашей геополитической позиции в мире.
Россия настолько велика и богата, что просто обязана быть сильной – иначе она очень быстро исчезнет с карты мира. Именно с этой точки зрения мы попытаемся – хотя бы в первом приближении и только по ряду ключевых позиций – рассмотреть некоторые проблемы современной военной экономики России.
Сокращение социальных и производственных издержек
В условиях глобального системного кризиса избежать разрушения экономики можно только двумя взаимоисключающими путями: либо системной, комплексной её модернизации, либо широкомасштабного режима экономии и снижения издержек. Таковы условия выживания до срыва в депрессию включительно (после срыва в депрессию выживать можно только за счет модернизации, простая экономия, как показывает опыт Великой депрессии 1929–1933 годов, уже ничем помочь не сможет).
Режим системной комплексной модернизации, как было показано выше, принципиально несовместим с природой современного российского государства, а потому все «Роснано» и Сколково напоминают объекты культа карго на островах Меланезии. С разницей лишь в их стоимости для общества.
Поэтому для поддержания жизнеспособности Российской Федерации, разрушение и исчезновение которой как государства будет одновременно означать и уничтожение «властно-олигархической вертикали» как правящей социальной группы, эта «вертикаль» вынуждена идти путем сокращения национальных издержек.
Коррупционные издержки экономики сокращать невозможно, так как они одновременно являются и источником благосостояния «вертикали». Административные издержки являются расходами на ее собственное функционирование и политико-управленческое обеспечение ее деятельности, а также на поддержание ее социальной базы, поэтому их сколь-нибудь существенное сокращение также недопустимо.
Следовательно, сокращению в целях поддержания стабильности сложившейся системы подлежат остальные виды национальных издержек, в первую очередь социальные и производственные.
Социальные издержки весьма последовательно сокращаются в течение всей последней четверти века: сначала в ходе приватизации соответствующих объектов, затем в рамках идеи по «снятию с бизнеса избыточной социальной нагрузки». Скажем, реформа бюджетных организаций, подготовленная еще в 2010 году, но начатая после президентских выборов, даже официально направлена на «повышение степени платности бюджетных услуг», что по определению означает снижение их доступности для основной части населения России.
Надо отметить, что деградация социальной сферы оказывает существенное негативное влияние на Вооруженные Силы и на обороноспособность России в целом.
Снижение уровня жизни населения, перевод системы здравоохранения на «оказание медицинских услуг», разрушение общественной морали существенно снижают уровень не только физического, но и психического здоровья молодежи, делая значительную ее часть попросту непригодной к военной службе (не говоря уже о том, что низкий уровень рождаемости, обусловленный не только социально-экономическими, но и, хотя и в значительно меньшей степени, сугубо медицинскими причинами, сокращает численность как призывников, так и потенциальных контрактников). В 90-е годы многих призывников в армии приходилось несколько месяцев попросту откармливать, поскольку дефицит массы тела у них превышал 15–20 %.
Вдобавок, социокультурная катастрофа, происходящая в ряде регионов России, превращает выходцев из этих регионов, в силу их культурно-этических особенностей (включая выраженное асоциальное поведение в отношении представителей других национальностей), в нежелательный, а зачастую – и враждебный российской армии контингент.
Наконец, реформа системы образования (как среднего, так и высшего) привела к тому, что значительная часть молодежи оказывается неспособной к обучению военным профессиям и к выполнению квалифицированного воинского труда. Случаи, когда призывников приходится обучать чтению и письму, давно перестали быть экзотикой. Это делает невозможным их обучение: как вообще, так и военным специальностям или гражданским специальностям, требуемым оборонно-промышленному комплексу. Трудовая мотивация перестала существовать как массовое социальное понятие, не говоря уже о таких нравственных принципах, как патриотизм или воинский долг.
Уклонение от призыва в армию приобрело массовый характер – ежегодно призывается от 35 % до 40 % молодежи, подлежащей призыву. Ситуацию пытаются компенсировать не только за счет контрактников, но даже за счет призыва на военную службу девушек. Конечно, такая мера способна увеличить рождаемость в нашей стране, но на степень боеспособности российской армии вряд ли повлияет в лучшую сторону.
Да и с контрактниками дела обстоят не лучшим образом. Так, перекос военных расходов в пользу закупок вооружения, о котором будет сказано ниже, только усугубил ключевую проблему современных Вооруженных Сил России – низкое качество личного состава[3]. Об этом весьма красноречиво свидетельствует отсутствие индексации выплат военным в 2013 году и финансирование приема лишь 30 тысяч контрактников вместо предполагавшихся 50 тысяч.
Таким образом, масштабное и быстрое сокращение социальных издержек весьма существенно подрывает обороноспособность Российской Федерации и является самостоятельной проблемой военно-экономической сферы.