Помоги проекту - поделись книгой:
В начале XX века в трудах Н. Д. Кондратьева было убедительно показано, что локомотивом развития экономики и производительных сил являются Большие волны, связанные с рождением, функционированием и отмиранием глобальных доминирующих технологических укладов. Новые технологии содействуют созданию не только новых видов машин и механизмов – они коренным образом изменяют всю жизнь человеческого общества. Данное положение является справедливым и для военной науки: появление технологически новых систем вооружений приводит к трансформации форм и методов военных столкновений, к радикальным изменениям самого характера войн и вооруженных конфликтов.
Согласно распространенным экспертным суждениям, каждый технологический уклад в своём развитии проходит через три этапа. Первоначально происходит научное обобщение накопившихся знаний, новых теорий и результатов практических экспериментов, что занимает не менее 10–15 лет. Затем наступает этап массовых прикладных разработок и создания опытных образцов техники и вооружений, интенсивная фаза этого этапа занимает время до 15–20 лет. Затем следует широкое внедрение и масштабное проникновение технологий очередного уклада во все сферы экономики. На завершающем этапе начинается постепенное угасание его инновационного потенциала – естественно, при сохранении достигнутого технологического уровня, в рамках которого зарождается новый технологический уклад, формируется его научная основа и принципы присущих ему новых технологий.
Интересно сопоставить характер основных войн XX века и хронологию формирования соответствующих этому периоду технологических укладов.
Первая мировая война развернулась в начале прошлого века и совпала по времени с периодом завершения Третьего технологического уклада, основой которого были паровые силовые установки, и самым началом, зарождением следующего, Четвертого уклада, сформированного широчайшим распространением двигателя внутреннего сгорания, и вызванного этим появлением автомобиля, военных бронемашин, самолета. На железных дорогах тепловозы стали массово вытеснять паровозы.
Соответственно, на полях боев Первой мировой войны впервые, хотя и в очень малом числе, появились танки и самолеты, эти предвестники будущих мобильных сражений. Несмотря на это новое оружие, войска несли огромные потери, однако линия фронта почти не двигалась. Война, как и все предшествующие военные конфликты продолжала оставаться позиционной. Бесконтактные и дистанционные формы вооруженной борьбы были еще технологически недостижимы.
Позиционный характер войны проявился и в соотношении потерь мирного населения и действующей армии. Масштабные военные сражения огромных по численности армий происходили в узкой полосе, как правило, вдоль линии фронтов. Тыл существовал спокойно, кроме бытовых трудностей и постоянных мобилизационных призывов, горячего «дыхания» войны практически не ощущал. Не было серьезных артобстрелов городов, не существовало пока и самого понятия «авиационного налёта». Поэтому массово гибли не мирные жители, а в подавляющем большинстве военнослужащие действующей армии, хотя большей частью это было мобилизованное и прошедшее некоторую ускоренную военную подготовку гражданское население: люди в погонах, «пушечное мясо».
Однако, очень скоро, всего через двадцать с небольшим, лет, ситуация на полях сражений принципиально изменилась. И связано это было, прежде всего, с переходом к очередному, Четвертому технологическому укладу. Порожденное им массовое поступление в войска соответствующих вооружений изменило сам характер боевых действий. Говоря в начале 30-х годов о предстоящем мировом военном конфликте, И. В. Сталин был абсолютно прав, твердо и однозначно указав, что впереди – «война моторов», и что именно к такой войне надо настойчиво готовиться. Тем самым он взял на себя огромную ответственность за выбор стратегического курса, подчеркнул особую роль политического лидера страны в определении магистрального пути развития государства. Важно и то, что такими словами он «укоротил» весьма тогда влиятельную группировку в руководстве страны – группировку военачальников– «кавалеристов», победителей в Гражданской войне.
В отличие от своей предшественницы, Первой мировой войны, Вторая мировая стала войной мобильной, темпы военных действий резко возросли. Знаменитые «танковые клинья» Гудериана продвигались вперед, преодолевая в сутки расстояние до нескольких десятков километров. Помимо наземной и морской, она стала также войной воздушной. Массовое применение бомбардировочной авиации в значительной мере стерло грань между фронтом и тылом, привело к разрушениям городов и к серьезным потерям гражданского населения вследствие использования «бесконтактных» способов ведения войны. Кроме того, сократилось время на принятие решений, возросло влияние фактора внезапности: как тактической, так и стратегической. Наконец, массовое распространение средств радиосвязи резко повысило роль разведки всех уровней, качественно изменились способы управления войсками, стратегия и тактика боевых действий.
Особо следует сказать об оружии массового поражения (ОМП). В ходе Первой мировой войны оно нашло ограниченное применение на поле боя, при этом сугубо в военных целях, только против войск противника (газовые атаки хлором, фосгеном и ипритом 1915–1917 годов). О каких-либо планах по использованию химического ОМП против гражданского населения европейских стран сведений не имеется. Видимо, таких планов и не существовало. Однако, уже во Второй мировой войне ОМП иного рода было применено дважды, причем в обоих случаях атомной бомбардировке с воздуха подверглись именно гражданские цели: японские многонаселенные города Хиросима и Нагасаки.
В дальнейшем, по мере развития атомного оружия, увеличения мощности, количества и разнообразия видов ядерных боеприпасов, а также средств их доставки, росло и понимание опасности использования этого ОМП как для окружающей среды, так и для населения всей планеты. Аварии на АЭС в США (Три-Мэйл Айленд), в СССР (Чернобыль) и в Японии (Фукусима), а также другие атомные аварии постепенно поставили под сомнение саму возможность и приемлемость обмена ядерными ударами независимо от географического расположения района такого конфликта. Показательно, что один из первых совместных актов мирового сообщества, признававших глобальную опасность ОМП, касался последствий использования именно атомного оружия. Это был подписанный еще в 1963 году Договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах, за исключением подземных.
Зародившийся в конце Первой мировой войны Четвертый технологический уклад перешел в нисходящую фазу своей эволюции примерно в 50-е-60-е годы прошлого века. Примечательно, что крупные послевоенные конфликты той поры – такие, как война в Корее (1950–1953) и война во Вьетнаме (1965–1975), – не привнесли каких-либо принципиально новых изменений как в стратегию и тактику боевых действий, так и в вооружения сторон. Эти войны явились как бы эволюционным продолжением военно-стратегических и военно-технических концепций Второй мировой, т. е. наработок Четвертого уклада, велись, как правило, по организационным шаблонам и командными кадрами тех лет, принципиально сходным оружием.
На рубеже 1960-х-70-х годов стали явственно проступать контуры очередного, Пятого технологического уклада. Интенсивно развивались электроника, телекоммуникации, компьютеры. Появился интернет. Резкий рывок совершили военная мысль, военно-научные исследования, а также прикладные разработки западных корпораций. При этом в США ставка была сделана на поиск путей завоевания военного превосходства за счет получения и использования научно-технологических преимуществ.
В полном соответствии с принципами Пятого технологического уклада (информативно-коммуникационные технологии) абсолютный приоритет в военном строительстве США получили работы по формированию единых интегрированных систем мониторинга, связи, управления и разведки (так называемые программы «си-куб-ай»). В Советской Армии также приступили к масштабному использованию электронно-вычислительной техники и созданию автоматизированных систем управления (программы АСУ) всех уровней. Модернизация вооруженных сил главных военных держав мира, таким образом, первоначально шла параллельными курсами, но в какой-то момент американцы пошли дальше.
В результате критического осмысления уроков вьетнамской войны им удалось радикально пересмотреть приоритеты своего военного строительства, закрыть многие устаревшие программы, избавиться от «тянувшего назад» наследия прошлого, при этом сохранив, что весьма важно, на уровне оборонной достаточности масштабы производства и складирования военной техники старых поколений. Надо объективно признать, что в СССР не было такой же «инвентаризации» военного хозяйства – как, впрочем, и не было крупнейшего военного поражения, подобного вьетнамскому поражению США.
В итоге, помимо информационных систем и технологий, американцы сделали упор на создании, во-первых, широкой гаммы роботизированной военной техники, наделенной элементами «искусственного интеллекта» (ударные и разведывательные беспилотные летательные аппараты, сухопутные военные машины); во-вторых, высокоточного и малодоступного для обнаружения оружия (низколетящие, ориентирующиеся по профилю подстилающей земной поверхности, крылатые ракеты морского и воздушного базирования), предназначенного для нанесения ударов с дальних рубежей, недоступных для противовоздушной обороны противника; в-третьих, разведывательно-ударных авиационно-космических комплексов – для уничтожения групповых высокозащищенных целей и точечных заглубленных объектов на территории противника; в-четвертых, космических систем наблюдения, связи и разведки, а также комплексов противоракетной обороны.
В результате этих и некоторых других мер, вооруженные силы США приобрели действительно новый облик и абсолютно новые боевые возможности. Все это ярко и убедительно проявилось в ходе американо-югославского конфликта 1999 года. Прежде всего, эта война реально была бесконтактной и дистанционной, велась параллельно и одновременно на трех уровнях земля – воздух – космос. Разведка и идентификация целей на театре военных действий осуществлялись непрерывно и в реальном масштабе времени. Авиационно-космическая ударная группировка была полностью интегрированной и действовала как единое целое. Слежение, целеуказание и наведение осуществлялись автоматизированно. Управление боевыми действиями велось дистанционно, с недосягаемых для противника платформ.
Возвращаясь к разговору об ОМП, важно отметить, что на рубеже 1980-х-90-х годов перед программами военного строительства и перед армией США со всей определенностью была поставлена задача ориентироваться, прежде всего, на неядерный конфликт. Считалось, что в силу своей высокой эффективности, определяемой сочетанием большой мощности, точности и скрытности, перспективные обычные вооружения будут способны решать практически все боевые задачи, включая и стратегические.
Другими словами, речь шла о приобретении, со временем, гарантированной возможности нанести по стратегическим ядерным силам СССР массированный обезоруживающий неядерный удар, исключающий какой-либо ядерный ответ. Этот тезис представляется очень важным, особенно в связи с акцентом на осуществление у нас новых дорогостоящих планов перевооружения российских ядерных сил (подводные лодки, стратегические ракеты, дальняя авиация). Программы строительства этих, в сегодняшних условиях весьма уязвимых для превентивного нападения и уничтожения, платформ должны быть тщательно продуманы и обоснованы. Крупнейшие современные ПЛАРБ могут разделить историческую судьбу канувших в Лету гигантских броненосцев конца XIX века – этих морских флагманов Третьего технологического уклада. То же касается и другого оружия на принципах ранних технологических укладов (танки и иная бронетехника, ствольная артиллерия и др.). Перспективы его производства (включая экспорт) и складирования, также требуют внимательной оценки.
Следует откровенно признать, что никаких действий по военному строительству в соответствии с принципами Пятого технологического уклада у нас практически не предпринималось. Более двадцати лет страна занималась, по сути, самоуничтожением. В результате упущено время, вложения в инновации этого уклада делать уже поздно, они не дадут необходимой отдачи и престижа. Отрасли Пятого уклада достигли стадии насыщения – невозможно, например, заставить население покупать новый компьютер или мобильный телефон каждые три-четыре месяца – и не способны обеспечить гарантированный возврат инвестиций. Особо прискорбно, что в стране не было создано соответствующих промышленных производств как по сборке готовой продукции, так и элементной базы.
Мы опять, как столетие назад, оказались перед растущей угрозой войны, будучи практически к ней не готовы. Как и в начале прошлого века, мы оказались в ситуации своеобразной турбулентности, порожденной переходом через рубеж между двумя технологическими укладами, в данном случае – между уходящим Пятым (микроэлектроника и информационно-коммуникационные технологии) и формирующимся Шестым (наноэлектроника и биотехнологии) укладами. Очевидно, что по мере проникновения в общество, экономику и военное дело принципов нового уклада, будут меняться и характерные особенности будущей войны.
Предугадать, как будет выглядеть война, условно, 2030 года, сегодня невозможно. Можно попробовать лишь высказать некоторые общие оценки контуров такого гипотетического военного конфликта – точнее, конфликтов различной интенсивности и охвата.
Относительно возможного характера глобальной войны. С позиций сегодняшнего дня такая война, весьма маловероятная, видится как безъядерная, с её началом в форме внезапного нападения, и нанесением без предварительной видимой подготовки, массированного обезоруживающего неядерного удара по основным платформам с ядерным оружием (стратегические ракеты, подводные лодки и т. д.). Цель – полностью исключить из баланса сил ядерный фактор и возможность ядерного ответа противника, добиться решающего преимущества и победы уже на начальном этапе. Такие экстренные и сверхточные удары могут наноситься, во-первых, стоящими уже сегодня на вооружении, постоянно совершенствующимися крылатыми ракетами морского и воздушного базирования, во-вторых, будущими гиперзвуковыми беспилотными летательными аппаратами (срок их принятия на вооружение в США намечен на 2020–2025 годы).
Теперь о значительно более вероятных сценариях, а именно – региональных войнах. Представляется, что «горячей» фазы, т. е. ощутимых традиционных боевых столкновений (по типу «пришедший извне агрессор атакует войска страны – жертвы агрессии») у грядущих вооруженных конфликтов регионального уровня, скорее всего, не будет. Основной упор делается на первой, начальной стадии. Его цель – разложение общества, элит и вооруженных сил атакуемой страны, лишение их материальных средств и моральных стимулов сопротивления, создание и стимулирование влиятельной массовой «пятой колонны», противостоящей властям и общественной идеологии. Войска страны-бенефициара будущей войны пересекут, если захотят, государственную границу атакуемой страны лишь для установления над ней полицейского контроля и введения оккупационного режима, т. е. после военной победы, например, после падения правящей группировки, массовых «зачисток» населения или отдельных его групп, выборочного разрушения некоторых отраслей промышленности, сельского хозяйства и пр. На возможность такого сценария указывают разрабатываемые на Западе технологии «управляемого хаоса», уже в какой-то мере получившие предварительную апробацию во внутренних столкновениях в странах Арабского Востока.
Сегодня с большой уверенностью можно сказать, что волна политической нестабильности, прокатившаяся на рубеже 2010–2011 годов по ряду ближневосточных государств, была вызвана внешними факторами. Тогда, как представляется, в полной мере проявились возможности новых инструментов активного влияния извне на внутреннюю общественно-политическую ситуацию отдельных стран и даже целого региона планеты, в данном случае – Арабского Востока. Это влияние осуществлялось через глобальное киберпространство средствами Интернета.
Традиционный аналитический подход при котором оцениваются внутренние и, в первую очередь, социально-экономические причины зарождения и исхода конфликта, развивающегося в отдельно взятой стране, здесь явно не работал. Например, волнения охватили как богатейшие «нефтяные монархии» (Бахрейн, Кувейт), так и хотя и менее богатые, но все же по мировым меркам весьма состоятельные государства (Ливия, Тунис, Египет, Алжир, Марокко, Иордания и др.). Даже одна из самых отсталых арабских стран – Йемен по годовому доходу на душу населения опережает такие страны бывшего СССР как Молдавия и Таджикистан, и близка по этому показателю к членам Евросоюза Румынии и Болгарии.
Арабский Восток – это важнейшая составная часть пока еще в целом враждебного Соединенным Штатам исламского мира. Борьба за влияние и доминирующее положение в этой части земного шара и видится основной исходной причиной ближневосточных событий.
Думается, что начавшаяся тогда и продолжающаяся сегодня острая нестабильность ряда арабских стран, включая строгую последовательность от страны к стране реализуемых сценариев и их очевидную взаимную схожесть, выстраивается в единую цепь. Все это полностью соответствует многолетним теоретическим построениям американских политологов, восходящим еще к временам З. Бжезинского (теории мировой «кризисной дуги», «контролируемой нестабильности» и пр.). Разработанная в последние годы, по данным американской печати, концепция «управляемого хаоса» опирается, таким образом, на солидную теоретическую основу. Применение также передовых информационных технологий и возможностей Интернета придает теперь этой концепции и ярко выраженную прикладную направленность.
Обобщение материалов СМИ позволяет выделить следующие основные положения концепции «управляемого хаоса»:
• объединение в нужный момент и на требуемый период разрозненных политических сил атакуемой страны, выступающих против существующего режима и действующего правительства;
• подрыв уверенности политического руководства в своих силах, в лояльности правоохранительных органов, надежности армии, полиции и иных силовых структур;
• выявление, установление оперативных и агентурных контактов, прямое влияние на протестную базу в стране, дестабилизация внутриполитической обстановки, всяческое содействие росту тенденций недоверия к правящим кругам, подогревание панических настроений в обществе;
• организация, в конечном итоге, насильственной смены власти путем масштабных народных волнений, вооруженного переворота, экстренных внеочередных выборов или того или иного сочетания подобных действий.
Всё это вместе выстраивается в единую картину действия так называемого «организационного оружия», само существование которого до недавних пор оспаривалось многими политологами и военными аналитиками у нас в стране и за рубежом.
Сегодня это оружие и соответствующие технологии получили организационное оформление. По данным СМИ в 2010 году было завершено структурное оформление специального Киберкомандования в составе Объединенного стратегического командования Вооруженных Сил США. Подобные структуры создаются в НАТО и армии Китая.
Главной задачей нового американского Командования стало проведение полного спектра информационных и сетевых операций в глобальном киберпространстве «всеми доступными способами», используя передовые информационные технологии. Новую структуру возглавил генерал Кейт Александер, бывший глава Агентства национальной безопасности (АНБ) США.В октябре 2010 года было официально объявлено, что Киберкомандование полностью боеготово. Не прошло полугода после создания этой IT-структуры, как заполыхал арабскиймир, об участии в делах которого новых информационных технологий было уже сказано.
В середине февраля 2011 года произошел запуск микроблогов в Twitter на арабском и фарси, адресованных напрямую жителям Ближнего Востока. Госсекретарь США Х. Клинтон объявила тогда, что ее ведомство начинает посылать сообщения также на китайском, русском и хинди. В своей речи о свободе Интернета, она заявила что США «…намерены продолжать диалог с людьми всего мира. Это позволит нам общаться в реальном времени с людьми в любом месте, в котором правительство не блокирует связь.» Таким образом, начилась совпавшая с арабскими событиями новая эра управления из единого центра сознанием и поведением огромных масс населения земли.
Оценивая возможности этого американского организационного механизма ведения информационных войн надо учитывать, что управляющие серверы Facebook, Twitter, Google и других находятся в США и, очевидно, в полном распоряжении Киберкомандования. Можно предположить, что данная система действует как минимум в двух основных режимах, условно пассивном и активном. В пассивном режиме осуществляется фильтрование и автоматизированный анализ огромных информационных массивов, включая частную переписку, с использованием ключевых слов и словосочетаний, а также других продвинутых методик для оценки умонастроений различных общественных групп, слоев и в целом населения контролируемых стран. Активный режим служит для организации скоординированных в масштабе страны «флэш-мобов» и других общественных и публичных акций, мгновенной рассылки соответствующей информации по любому количеству адресов и населенных пунктов атакованной страны, а также по спискам заранее подобранной клиентуры.
Что касается правовых аспектов ведения кибер-войн, то сегодня они не подпадают под международнопризнанные нормы и понятия агрессии. Интернет, признаваемый как средство массовой информации, и мировое киберпространство в целом являются пока открытыми.
Не существует и единого официально принятого мировым юридическим сообществом понятия «международный терроризм», особенно применительно к использованию информационных технологий. Это дает Вашингтону полную свободу в выборе как объектов информационных интернет-атак, так и сценариев их проведения.
Обращает на себя внимание и скорость распространения за рубежом активных методов дистанционного воздействия на информационные центры и сети. Цели этих действий различны, в большинстве случаев – это несанкционированное проникновение и сбор информации. Хрестоматийный пример – деятельность коммерческой фирмы WikiLeaks во главе с Дж. Ассанджем, а также множества анонимных хакеров, проникающих в сети правительственных и военных ведомств и коммерческих банков.
Существуют и примеры агрессивных акций, по сути, диверсионного характера. Так, по некоторым сведениям, компьютерный вирус «Stuxnet» применялся против Ирана в 2006 году, в результате чего развитие иранского атомного проекта задержалось не менее, чем на пять лет. Кроме того, были выявлены несколько ученых-атомщиков, которые впоследствии были ликвидированы (цит. по лекции представителя «Лаборатории Касперского»).
Это – методы ближней перспективы, а на более отдаленных горизонтах уже появились технологии управляемого воздействия на большие группы населения и отдельных людей (проект HAARP), на климат и окружающую среду (геофизическое оружие), проекты инициации искусственных землетрясений, цунами и техногенных катастроф. Особого внимания требуют вопросы применения ОМП, но на этот раз не химического или ядерного, а биологического оружия. Оно в полной мере отвечает принципам Шестого технологического уклада, одним из фундаментальных основ которого будут именно генно-инженерные технологии. Их целенаправленное применение вполне способно вызвать неурожай и голод в отдельных регионах и странах, и, как следствие, расслоение населения, массовые беспорядки вплоть до кампаний гражданского неповиновения, внутренних вооруженных конфликтов и войн.
В целом, технологии Шестого ГТУ могут породить методы целенаправленного управления и манипулирования населением, его поведением, социально-политическими установками и устремлениями. Вполне возможными представляются заказные и управляемые гражданские войны и революции. Подобная дестабилизация и займет начальный период будущей межгосударственной региональной войны. После чего использование вооруженных сил, за исключением полицейских формирований, может и не потребоваться.
Что же касается локальных конфликтов, партизанских и террористических столкновений, то противодействие им потребует традиционных вооруженных и полицейских сил, – впрочем, оснащенных на значительно более высоком технологическом уровне. Тотальная роботизация породит поколения все более совершенных роботов-разведчиков, роботов-пехотинцев, роботов-диверсантов, роботов-часовых, роботов-охранников. Беспилотные летательные аппараты (управляемые и вооруженные мини-самолеты и мини-вертолеты), особенно стаи миниатюрных летающих роботов-птиц и роботов-насекомых, будут способны беспрерывно контролировать перемещения диверсионно-партизанских формирований на любой территории и, при необходимости, избирательно их уничтожать. Тотальный и непрерывный контроль, в совокупности с отмеченными выше методами активного воздействия на умы и поведение населения, могут привести к радикальной трансформации локальных вооруженных конфликтов.
Технологии Шестого уклада способны в корне изменить характер будущих войн. Отмеченные тенденции требуют, таким образом, тщательного учета в работах по реконструкции оборонно-промышленного комплекса страны.
Шамиль Султанов
Si vis pacem
Большая война в обозримом будущем неизбежна – сегодня это уже банальность. Но… всё больше и больше странных цифр и фактологических совпадений, прикладных сценариев и прогнозных моделей, которые свидетельствуют о приближении этого в высшей степени неприятного явления.
Вот только то, что лежит на поверхности.
Во-первых, обостряющийся цивилизационный кризис. Современная господствующая цивилизация массового производства и массового потребления лишилась и смысловых, и ресурсных корней своего существования. Проблема формирования принципиально новых, альтернативных цивилизационных проектов сегодня стоит так же остро, как в 30-е годы XX века.
Во-вторых, в глобальном масштабе усиливается стратегическая неопределенность. Это значит, что многочисленные т. н. лидеры, элиты, правящие классы, научные и экспертные сообщества откровенно не знают, что будет и как будет завтра, а тем более – послезавтра. А, соответственно, не знают, что делать и как реагировать на усложняющиеся и непредсказуемые вызовы, выныривающие из густого тумана времени.
Естественно, и это уже, в-третьих, по экспоненте обостряется конкуренция за доступ к природным ресурсам, начиная от урановых и нефтегазовых месторождений и кончая природными запасами питьевой воды и пахотными землями. И все чаще и чаще такая борьба принимает ожесточенный, силовой характер: «если ты умрешь завтра, то тогда я умру послезавтра».
В-четвертых, во всем мире в последние годы начался бурный рост военных расходов, вновь стала ускоряться гонка вооружений. А поскольку глобальная экономическая ситуация сегодня остается, мягко говоря, напряженной, то сразу возникает параллель с 30-ми годами, когда только форсированная подготовка к «большой войне» позволила преодолеть драматический кризис 1929–33 гг.
В-пятых, обостряется негласная, но очень жесткая глобальная конкуренция целого ряда мобилизационных проектов, прежде всего американского и китайского. Эффективность таких проектов решающим образом определяется уровнем консолидации правящего класса, качеством объединенности социума, эффективностью государственной системы для адекватного реагирования на цунами вызовов, рисков и угрозы и т. д.
Есть еще, в-шестых, в-седьмых и т. д. и т. п.
К какой войне готовиться?
Достаточно тривиальная мысль, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Хотя, может быть, и не совсем тривиальная…
Французский генштаб в 30-е годы прошлого столетия готовился, в общем и целом, к повторению ситуации 1914–15 гг. Этот роковой стратегический просчет дал возможность немцам, без штурма «линии Мажино», в рекордные сроки поставить Францию на колени и захватить Париж.
…В конечном счете главным результатом каждой глобальной войны становится кардинальная трансформация и переформатирование мировой системы, формирование принципиально нового баланса сил на международной арене. С этой точки зрения мы сегодня живем в той геополитической реальности, которая возникла после капитуляции Советского Союза в Третьей мировой… Да, в течение нескольких десятилетий шла «холодная война», которая потом, во второй половине 80-х годов, неожиданно трансформировалась в широкомасштабную острую системную агрессию против СССР.
Но наши российские либералы, гомосексуалисты и демократы вдалбливали в течение двух десятилетий нечто совсем другое – Советский Союз развалился сам, из-за внутренних причин, из-за возмущения народных масс, стремящихся к свободе…
Да, вот так, Китай не развалился, а Советский Союз…
И все же почему столь многие скрывают факт тотального поражения СССР в Третьей мировой войне, факт полной и безоговорочной капитуляции великой страны? Потому что победитель был заинтересован (и такой интерес носил стратегический характер) в том, чтобы создать картину мира, где никакой войны не было, а народы бывшего тоталитарного СССР сами выбрали свободу и демократию. Но общая теория систем утверждает, что без широкомасштабной войны, без сильнейшего внешнего силового воздействия большие, сложные, организационные структуры не могут вот так быстро разрушиться. Но ведь во время Третьей мировой ракеты танки, подводные лодки не использовались…
Победитель был заинтересован в том, чтобы исключить даже намек на последующее возможное сопротивление в элитах и в массах, которые для этого должны были пройти процесс индоктринации идеологической и психологической ненависти к своей Родине. Для этого стратегический победитель оказал решающее содействие формированию целых групп и страт в российском обществе, которые занимались тем, что целенаправленно, без выходных, при помощи тотальной пропаганды убеждали десятки миллионов бывших советских граждан в том, что никакой внешней агрессии не было. И более того, что западные державы всегда хотели только добра, счастья и тридцать сортов колбасы бывшему великому советскому народу.
Наконец, еще одна причина сокрытия прямого поражения СССР в Третьей мировой заключается в том, чтобы, рано или поздно, пробудившиеся от летаргического сна постсоветские патриотические политические, военные и интеллектуальные элиты не должны были иметь побудительных мотивов для анализа причин капитуляции советской верхушки и, соответственно, не извлекли бы соответствующих уроков для подготовки к следующей войне.
Три, четыре…
Почему так важен анализ уроков Третьей мировой? Потому что надвигающаяся новая большая война в определенном смысле есть лишь логическое продолжение этой самой Третьей.
И есть аналогия. Ведь и Вторая мировая война по своим внутренним системным причинам стала продолжением Первой мировой. Такая точка зрения настолько была распространена в 20-е годы прошлого столетия, что целый ряд европейских интеллектуалов (например, Шпенглер и Каутский) даже безошибочно называли дату начала новой «большой войны» – 1939 год.
Третья мировая война оказалась принципиально новой, по сравнению с войной 1939–1945 гг., формой антагонистической конфронтации: системной, интеллектуальной, тотальной и рефлексивной. Поэтому-то сотни советских дивизий, тысячи ядерных зарядов и десятки тысяч танков и не смогли спасти СССР. Советская элита и советский генералитет готовились к повторению Второй мировой, естественно, с соответствующими технологическими и техническими новациями, а столкнулись с совершенно другим феноменом.
Системный кризис Советского Союза оказался реальностью, но реальностью, заранее запрограммированной и предопределенной. Во второй половине 80-х годов СССР был сокрушен в результате применения принципиально новой методологии и формы системной войны, с использованием рефлексивных технологий и моделей стратегического прогнозирования, стратегического планирования и стратегического манипулирования управляющими центрами противника на самых разных иерархических уровнях.
Основные принципы и предпосылки такого подхода были заложены в результате т. н. «революции Макнамары» в Пентагоне в 60-е годы XX века. Соответственно, главным субъектом такой рефлексивной системной войны против Советского Союза стало военно-разведывательное сообщество США.
Если представлять общий образ надвигающейся «большой войне», то это, прежде всего, не противостоящие друг другу ракеты, подводные лодки, военные космические комплексы, а сложные системные процедуры и технологии рефлексивного воздействия на управляющие центры стратегического противника в широком смысле слова.
Еще раз надо отметить, что в России не было и до сих пор отсутствует комплексный, всесторонний, детальный анализ причин стратегического поражения в 80-е годы, нет соответствующего детального документа, нет соответствующей имитационной компьютерной модели. Из стратегического поражения Советского Союза так и не были извлечены необходимые уроки на будущее. Соответственно, повторение многих фатальных ошибок 80-х практически неизбежно.
Но, может быть, я злостно ошибаюсь. И где-то в секретных ситуационных комнатах Кремля или в сверхнедоступных сейфах Совета безопасности, или подземных хранилищах Генштаба и ФСБ такие документы есть, и работа с ними не прекращается ни на минуту.
Тогда я должен только заранее снять шляпу и извиниться за свои гнусные предположения профана.
Конфронтационная спираль
Суть и логика приближающейся большой вой ны заключены в принципах и нормах особой конфронтационной спирали. В этой спирали нет ясных границ между различными состояниями войны и мира, между фазами наступления и отступления. Поэтому, например, незримое наступление будет уже разворачиваться по всем фронтам, а оппонент может даже и не догадываться, что уже обречен.
«Под звуки вальса вы можете и не услышать выстрелов на границе» – фигурально, конечно, но впечатляет.
Но, так как, с другой стороны, будущая война является системной, попытки эмоционального, хаотического, непродуманного перепрыгивания через этапы этой спирали могут грозить попаданием в ловушку стратегического поражения.
Поэтому меня время от времени ввергают в тяжелый ступор и психологический шок грозные заявления российских высокопоставленных чинов, что, мол, Россия в определенных ситуациях может первой использовать ядерное оружие. Прости их Господи, ибо не ведают, что творят (даже в политико-пропагандистских целях)! Ведь противник как раз и попытается на определенной ступени конфронтационной спирали спровоцировать Москву на такой шаг!
Цель «победы» в предстоящей большой вой не для основного противника заключается в том, чтобы использовать все основные ресурсы проигравшего конкурента (например, России) для того, чтобы создать глобальный механизм управляемого переформатирования экономических, социальных и политических структур, соответствующих требованиям шестого технологического уклада. Гипотетическая победа для России будет означать нечто более скромное – выживание страны и сохранение остатков своего культурно-исторического кода.
В любом случае предстоящая большая война – это интеллектуально-силовая (в самом широком смысле слова) конфронтация, где сложные, рефлексивные системы будут конкурировать за обладание решающим потенциалом глобального управления.
С этой точки зрения, стадия ракетно-термоядерной войны, в принципе неприемлемая с разных точек зрения для всех игроков, становится вполне возможной на финальной стадии развертывания целенаправленной конфронтационной спирали, в случае взаимной потери управляемости такой спиралью. Поскольку столкновение с использованием ОМП становится финальным сражением с нулевой суммой для всех участников, то одна из главных задач для каждого игрока или коалиции игроков в этой рефлексивной системной войне – добиться стратегического выигрыша как можно на более ранних стадиях развертывания конфронтационной спирали.
Одна из верифицируемых моделей конфронтационной спирали включает в себя 37 этапов или ступеней. При этом на каждой такой ступени может развертываться специальная системная рефлексивная стратегия.
В содержательном плане эта модель рассчитывается и моделируется вокруг следующих элементов:
• прямое или косвенное содействие ослаблению управляемости экономикой, потеря национальной экономикой качеств системности;
• искусственное, целенаправленное управление деградацией внутренней социально-экономической ситуации;
• целенаправленное формирование соответствующих внешних кризисных факторов для обострения внутренней социально-экономической ситуации;
• постепенное системное стимулирование внутреннего социально-политического кризиса;
• интенсификация использования различных форм «умного оружия», прежде всего, новейших технологий и методов психологической войны;
• стимулирование конкуренции и конфронтации между силовыми институтами режима противника;
• блокирование внешнего, коалиционного потенциала противника;
• недопущение консолидации элиты, раскол правящего класса как финальной стадии направляемого кризиса ценностной системы или системы смыслов;
• системная деморализация офицерского корпуса, противопоставление армии, офицерского корпуса и генералитета;
• демонизация неприемлемых политических лидеров и элитных групп, лоббирование высокопоставленных «агентов влияния»;
• косвенное и прямое управление массовыми паническими настроениями, тотальная деморализация ключевых государственных институтов.
Эти и целый ряд других компонентов рефлексивной системной войны дают возможность резко подорвать на финальной стадии конфронтации такой ключевой компонент государственной мощи как политическая воля, и добиться постепенной, поэтапной, «бесшумной» капитуляции противника.
На самом деле, масштабы и качество классических вооруженных сил (ракет, дивизий, бомбардировщиков, подводных лодок и т. д.) решающего значения для достижения стратегической победы не имеют.
Элитная консолидация
Одним из важнейших условий эффективной подготовки к большой войне является безусловная, жесткая, любой ценой, консолидация правящего класса. Этот закон, безусловный политический императив, многократно подтверждался в истории целого ряда стран. Во-первых, только объединенная общей долгосрочной идеологией элита способна стать действительным и эффективным субъектом реализации национальной мобилизационной стратегии. А, во-вторых, если высший истеблишмент консолидирован – политически и идеологически, то противнику на последующих стадиях эскалации будет гораздо сложнее манипулировать теми или иными элитными группами.
Поделиться книгой: