Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну, раньше можно было социальную революцию заменить на технологическую. Или, в худшем случае, на мировую войну…
— Это как?
— Ну, кризисы — для капитализма дело привычное. Инстинкт прибыли всегда работал безотказно, как насос — гоня денежки с нижних этажей социальной пирамиды на самый верх. Но вот если в это время под рукой оказывалась технологическая революция, гарантированно обещавшая отдачу от вложений, то перенакопленный капитал удавалось успешно инвестировать, вновь запуская бизнес-процессы в нижнем и среднем слоях. К примеру, бум железнодорожного строительства, запуск нефтяной энергетики, электрификация промышленности и быта… Каждая из этих технологических революций порождала инвестиционный бум, приходовала зависший наверху капитал. Денежки уходили вниз, растекались зарплатными ручейками по карманам рабочих, запускали торговлю товарами массового спроса, продажу услуг и так далее. Короче, жизнь налаживалась.
— А мировые войны при чем?
— А что может быть лучше военных заказов, гарантированных правительством? Вот уж тут-то инвестору совсем лафа, никаких проблем с доверием, с поисками перспективных проектов и т. д. Просто праздник какой-то! Знай себе инвестируй!
— Но разве больше нет перспективных технологий для инвестирования?
— Есть. Вот только впервые в истории новая технологическая волна приведет не к расширению платежеспособного спроса в нижних и средних слоях социальной пирамиды, а к его лавинообразному сокращению. То есть — к углублению самого кризиса.
— Это почему?
— Роботизация. Причем не только непосредственно производственных процессов. Недавно на одной выставке показали робота-юрисконсультанта. Базы вбили, научили ими пользоваться… Обходить закон он, может, и не сумеет — тут без человека не обойтись. А вот осуществлять правовое сопровождение в рамках закона — пожалуйста! Так что сегодня инвестирование в новую технологию переведет кризис из положения «бедствие» в стадию «катастрофа». А инвестировать в старый бизнес — ну, об этом мы уже говорили. Вот и стоит инвестиционный процесс. Денежки как зависли наверху, так там и висят.
— И достать их оттуда, значит, можно только силой…
— Ну, как-то так. Плоды либеральной революции мы пожинаем сегодня. Технологическая революция их одолеть не только не поможет, но еще и усугубит. Остается революция социалистическая. Экспроприация экспроприаторов. Перезапуск нормальной жизни на прежней технологической основе. И лишь когда жизнь более-менее нормализуется — тогда можно будет думать, как переводить человечество в принципиально новую для него технологическую фазу.
— Утешил называется…
Вот так и поговорили.
21 января 2017 г.
Звезда и смерть либеральной свободы
Итак все знают, что либерализм — это про свободу. Свободу человека, личности, индивида… То есть на вопрос: «Свобода кому?» — ответ более или менее ясен. Свобода этому самому человеку, личности, и даже — страшно сказать! — индивиду.
Столь же очевиден и ответ на вопрос: «Свобода для чего?» Ясень пень, для всяческого процветания вышеуказанной троицы.
Стыдливо умалчивается лишь ответ на вопрос: «Свобода от чего?» И причины столь тенденциозной уклончивости в общем-то понятны.
В двухполюсной системе координат «индивид — общество» свобода индивида — прежде всего свобода от необходимости учитывать в своей деятельности интересы общества.
Молчаливо предполагается, что учет интересов общества обеспечен писанным законом, нарушение которого этим обществом карается. Все, что не запрещено законом, может быть невозбранно обращено индивидом к своей пользе и процветанию.
Поэтому неудивительно, что в либеральном царстве самой востребованной становится профессия адвоката. Найти дыру в законе, щель, лазейку, позволяющую игнорировать интересы общества и процветать за счет его убытков — это самая высокоценная услуга. Ибо индивид теперь откровенно не обязан думать об интересах общества.
Все, что ему вменено теперь — не вступать в конфликт с законом. Но ведь его можно и обойти, не правда ли? А еще лучше — взять под контроль написание этих самых законов…
Свобода от заботы об интересах целого — вот ключевая свобода, предоставляемая человеку либеральной идеей. Заботься о себе, своей семье, о своем бизнесе. О целом же, об обществе позаботится «невидимая рука рынка»! Ну, в лучшем случае — специальные люди, которых для этого выбрали и которым за это деньги платят. Ты же свободен от этого бремени.
Каждый человек за себя, один Бог за всех! Но это ведь по существу — конец человеку…
Кто же главный враг свободы — в представлениях классиков современного либерализма? Разумеется, тоталитаризм (от латинского totalitas — цельность, полнота).
Ханна Арендт, вводя это понятие в широкий научный оборот («Истоки тоталитаризма», 1951), числила за тоталитаризмом три главных греха:
1) Всеобъемлющая государственная идеология, стремящаяся объять все без исключения стороны общественной жизни.
2) Всеобъемлющий государственный контроль, проверяющий все акты общественной жизни на соответствие универсальной идеологии.
3) Всеобъемлющее государственное насилие, ликвидирующие любое несоответствие заявленной идеологии тех или иных общественных проявлений.
То есть классики современного либерализма выступают против государства как инстанции, представляющей интересы целого. Претензия государства на то, чтобы знать эти интересы, контролировать соблюдения их индивидами и наказывать за нарушение этих интересов — все это тоталитаризм.
На что же может претендовать государство? По мнению штатных либералов, оно может служить чем-то вроде договорной площадки, где участники социальных процессов согласовывают взаимный баланс своих интересов. Перетирают, так сказать, вопросы по понятиям. И вот результатом этих терок и является выдаваемый обществу «общий интерес».
«Так и должно быть! — подтверждает эту мысль один адепт тотального либерализма. — Это баланс интересов между бедным и глупым большинством — и богатым и умным меньшинством, достигаемый путем лоббирования. Без него демократия скатится в охлократию».
Иными словами богатое и умное меньшинство осуществляет некий сговор на уровне государства — а теперь и на надгосударственных уровнях — и спускает результат его в виде законов в общество. Ну, бедное и глупое большинство утирается, оставаясь и далее бедным и глупым.
Такая вот альтернатива тоталитаризму.
Но в чем принципиальный, родовой порок либеральной модели общественного процесса? А в том, что она принципиально отказывается признавать наличие какой бы то ни было инстанции, говорящей от лица целого. Имеют право на существование только частные интересы. Любые же общие — всего лишь производные от взаимодействия массы частных. И никакой собственной, независимой от частных интересов основы государство не имеет.
Каковы практические последствия реализации либеральной модели общественного устройства?
Первой под раздачу попадает христианская церковь. Требований христианства очень точно оценил когда-то Боэций, сформулировав в начале шестого века следующий тезис: «Приверженцами христианской религии объявляют себя многие, но единственно прочна лишь та вера, что зовется католической, или всеобщей. Ибо, с одной стороны, ее авторитет опирается на всеобщие предписания и правила, а с другой — культ ее распространился уже почти во все пределы мира»
То есть основа христианского воззрения на мир — некий свод всеобщих предписаний и правил.
«Всеобщих?! — возбуждается либерал. — Тоталитаризм! Под нож!!!» Никто не смеет присваивать себе право вещать от имени всеобщего, ибо всеобщее — есть лишь производная от столкновения и согласования частных мнений и интересов. И далее идет глобальный наезд на традиционную церковь, стригущую под одну гребенку и умных богачей, и глупых бедняков.
Впрочем здесь я бы либерала даже поддержал. То, что было великим новаторством полторы тысячи лет назад, сегодня выглядит убого и архаично. И претензии церкви на то, чтобы диктовать обществу общие принципы и интересы — действительно смешны.
Вот только либерал на церкви не останавливается. Второй его мишенью становится мораль, природу которой наиболее точно сформулировал Кант: «Поступай так, чтобы правила твоей воли могли бы быть всеобщим законом». Знаменитый кантовский категорический императив. Иначе говоря, мораль обязует человека руководствоваться лишь такими принципами деятельности, которые согодились бы и для любого другого разумного жителя Земли.
Скажем, «По газону не ходить!» Почему? Что плохого случится, если я пройдусь босыми ступнями по мягкой травке? Но если все 7 млрд. человек пройдутся босиком по мягкой травке — газонам конец. Таков внутренний алгоритм моральной оценки любого действия. Сквозь моральное сито проходят лишь те установки, примени которые даже все 7 млрд. человек — ничего страшного не случится, напротив, всем будет хорошо. Такова природа морали. Всеобщность предписаний — ее конек.
«Всеобщность?!» — возбуждается либерал. — «Тоталитаризм! Под нож!!!» Имеют право на существование лишь частные ценности отдельных социально-культурных групп. И мультикультурализм — основа их сосуществования. Никаких всеобщих ценностей быть не должно! И идет мощнейший наезд на традиционную мораль — во всем блеске и изощренности современных пиар-технологий.
В итоге же блестящая снаружи либеральная свобода завела все человечество в тупик.
Доминирование частного интереса отдало 1 проценту населения 99 % всех планетарных активов. Умное меньшинство рулит! Вот только эта рулежка привела к тому, что накрылась индустриальная модель воспроизводства капитала. Платежеспособный спрос населения выпал из нее, а примерно 80 % человечества при таком раскладе оказываются просто ненужными. И вполне серьезно обсуждается вопрос о путях их ликвидации.
Ну, а разрушение морали как базового всеобщего регулятора следом поставит крест и на оставшихся 20 %.
Тупик, господа либералы! Без инстанции, способной формулировать всеобщий интерес независимого от частных, эгоистически интересов — человечеству кирдык. Завалите вы человечество. Но что может быть такой инстанцией? Что есть в руках у людей, что обладало бы объективно-всеобщим статусом? Есть ли вообще такая инстанция?
Есть такая инстанция! Это наука. Наука как универсально-всеобщий способ отношения к миру.
Во главе человечества нужен не клуб триллионеров, дербанящих весь мир, а сообщество ученых, способных моделировать процессы, считать последствия принимаемых решений и принимать лишь те, что ведут к приращению общего богатства населения земли. Для которых 2 на 2 всегда равно 4-м, а не тому, что в данный момент выгодно корпорации «Дженерал моторс».
Фактически это такой сильно модернизированный советский Госплан. Вот только он считал на счетах, а сегодня и, тем более, завтра в его ведении будут совсем другие возможности.
Есть только одно но! Такая штука требует принципиально новой социальной элиты. Предприниматель, лоббист, адвокат, обслуживающие их политические петрушки — все это сдвигается в середину социальной пирамиды. А ненужные элементы просто ликвидируются за ненадобностью. На самый же верх выводится научная элита. Которая и рулит человечеством в обозримом будущем. Сумеем такое провернуть — молодцы. Не сумеем — пропадем.
Характер нынешнего кризиса позволяет сделать следующий вывод. Либо человечество забирается на ступеньку пост-экономической стадии своего развития, где сносятся все частно-эгоистические интересы и сверху вниз начинается отстройка пирамиды общего интереса. Либо нам остается просто загнуться у подножия этой ступеньки. Где нас и отыщет когда-нибудь завернувшая сюда экспедиция инопланетных межзвездных археологов.
Отыщет, похоронит и напишет поверху: «Они этого не смогли!»
18 января 2017 г.
Почему хороший народ плодит плохих бояр — и потом сам под них ложится?
А причем здесь народ? При всех своих достоинствах и недостатках русский народ к политическим процессам (т. е. процессам распределения власти) не имеет никакого отношения. Как, кстати, и любой другой народ.
Политический процесс — явление сугубо внутриэлитное, народ тут даже рядом не стоял. Не стоял, не стоит и не будет стоять. В лучшем случае — будет использован как пушечное мясо во внутриэлитных разборках. Сами же внутриэлитные процессы подчинены нескольким весьма строгим закономерностям.
Политический класс — есть паразит, крышующий определенный народ. Стационарный бандит. Грабитель. При этом есть всего два режима его существования. Либо он грабит по преимуществу соседние народы (колониальный режим). Либо же, если это по каким-то причинам не удается, грабит тот народ, на шее которого сидит.
В первом случае, когда основной источник доходов находится вовне, внутри своей страны политический класс ведет себя относительно прилично. Ограничивает коррупцию, бандитизм, продажность судей и т. д. То есть дома старается особо не свинячить.
Во втором случае, когда грабить вовне не пускают слишком сильные конкуренты, приходится грабить внутри. При этом неизбежно развиваются центробежные процессы, когда отдельные элитные кланы захватывают отдельные общественные ресурсы и начинают их крышевать, не допуская к ним других. Сами же состригают с крышуемого ресурса максимально возможную ренту.
В средние века, когда ключевым ресурсом были сельскохозяйственные площади и работающее на них сельское население, эта система кланового крышевания ресурса оформилась в виде феодализма.
Современный общественный уклад технологически более сложен. Значимым общественным ресурсом оказывается не только земля, но и сектора промышленности, государственные институты (суд, прокуратура, полиция, таможня и т. д.), системы управления (министерства, ведомства) и много чего другого.
Все это оказывается в руках кланов, состригающих с выше названных объектов соответственную ренту. Называется это почему-то словом "коррупция", в действительности же это обыкновенный феодализм. К которому неизбежно приходит любой политический класс, не допущенный грабить вовне. Феодализм — есть естественная система ограбления собственного народа политическим классом, запертыми внутри границ собственной страны.
Способов борьбы с феодальным политическим укладом история знает также не очень много. Собственно есть всего один. Называется тирания. Это когда тиран, опираясь на поддержку народа, откручивает головы самым влиятельным феодалам, централизует общие ресурсы в своих руках и выделяет при этом известную долю поддержавшему его народу.
Так было с античными и средневековыми тираниями, с тираниями современной истории. Ничего нового придумать здесь принципиально невозможно.
Кстати выход из европейского феодализма также оказался возможным лишь через абсолютизм. "Всемирный паук" Людовик XI, исправно откручивавший головы крупнейшим феодалам, кардинал Ришелье, пушками сносивший феодальные замки при Людовике XIII — вот типичные модернизаторы феодальных обществ. Только тирания, только откручивание голов! Других выходов из феодализировавшегося общества история пока что не придумала.
Народ участвует в этих процессах ровно так, как гениально отражено у Александра Дюма: "Галантерейщик и кардинал — это сила!" Но ведущая роль внутри этой парочки принадлежит все же кардиналу, не правда ли?
Так что народ здесь в целом не при чем. Бандиты, коррупционеры, продажные судьи и прокуроры, милиционеры-преступники и прочая и прочая — это все явления российских внутриэлитных процессов. Протекающих отвратительно — по одному из самых худших из всех возможных сценариев.
А русский народ — что ж, как и любой другой народ в его положении, он ждет тирана. Который придет, открутит головы самым наглым и зажравшимся феодалам, централизует все ресурсы на общественно значимых направлениях и даст ему, русскому народу, вздохнуть полной грудью.
Ждет, ждет, ждет…
И вот еще вопрос:
«Но так ли отчетлива граница между правящей элитой и народом? Откуда, к примеру, появилась правящая элита сегодняшней России? Ведь даже члены пресловутой семибанкирщины как будто не из заграницы нам засланы. И далеко не вся сегодняшняя элита — потомки советской партийно-комсомольской элиты. Да и та формировалась вовсе не из аристократии царских времен. То есть как происходит алхимическое превращение вчерашней части народа в сегодняшнюю элиту — не только в России, но в той же Австрии или США? И излечима ли эта болезнь человечества в принципе? "
Я думаю, что никакого особенного вопроса здесь нет. Политическая теория социальной мобильности (и ее подраздел — концепции вертикальной мобильности) разработана в достаточно мелких подробностях.
Граница ведь проходит не по персонам, а по способам добывания себе на хлеб насущный. Вчера был "простой инженер", а сегодня таможенник с годовым доходом в несколько миллионов долларов. Это если социальные лифты работают исправно и из простых инженеров можно попасть на таможню и сделать там карьеру. Универсальный вариант — женился на дочке таможенника, попал в клан, получил должность в кормление… Но это — пока сословные границы не закостенели и касты не сделались закрытыми.
Еще раз скажу: описание социальных лифтов, возносящих людей из "народа" в "элиту" — не проблема. Проблема — в другом: излечима ли в принципе эта болезнь человечества, когда люди внутри одного вида делятся на хищников и жертв?
Мой ответ — не знаю.
17 января 2017 г.
Осторожно! Инженеры человеческих мозгов!
Психолог — нынче модная профессия. Иных хлебом не корми — дай только кому-то постороннему поковыряться в их мозгах.
Но чем по-настоящему отличается Плохой психолог от Хорошего психолога?
Идеологию Плохого психолога очень хорошо сформулировал Гюстав Флобер. "Госпожа Бовари — это я", — сказал он как-то о главной героине одноименного романа. Фактически здесь он раскрыл творческую лабораторию любого писателя. Вложить в главного героя свои чувства, свое мироощущение — на такой основе действует обычно творец художественных образов.
Но точно так же работает и Плохой психолог, вкладывая в пациента свои чувства, свое видение мира, свое мироощущение. "Жить надо вот так!" — говорит он, обобщая свои собственные представления о жизни. Те, которые лично ему — Плохому психологу — оказались подходящими по размеру, по характеру, по его личностным свойствам и качествам.
Фактически эффективно действующий Плохой психолог напяливает на пациента свою собственную личность и отпускает в мир: "Вот так и живи!" Нетрудно догадаться, что после этого его пациенты делятся на две неравные части.
Меньшая — это те, кто по своим личностным характеристикам схожи с тем психологом, и им его рекомендации подходят. Намного большая — те люди, которые по своему психотипу существенно отличаются от психолога и которым остается только быстренько забыть о тех сказках, которые он душевно им напел, и жить дальше как жили.
Совсем не так действует Хороший психолог. Мне он видится более всего похожим на ученого-энтомолога. Тщательно и с любовью разбирается он с миром невероятно многочисленных и крайне разнообразных букашек, выясняя о них все до тонкостей. В какой экологической нише каждая из них живет, чем питается, каковы ее враги, как она от них защищается, как нападает, каковы ее сильные стороны, каковы слабые…
Главное для Хорошего психолога — это понять пациента, выяснить, к какой разновидности букашек он относится. А уж далее можно начинать чистить образ мыслей и — самое главное — образ жизни данной особи, удаляя все ей несвойственное и направляя ее туда, где она может существовать наиболее органично для своей породы.
То есть Хороший психолог дает пациенту рекомендации, вытекающие исключительно из тех характеристик, которыми наделил данную букашку Творец. А вовсе не из своих представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо. И очень возможно, что разным людям он даст диаметрально противоположные рекомендации. Если окажется, что это — принципиально друг на друга непохожие букашки.
Поэтому любой общий, пригодный для всех перечень советов, выложенный от имени психолога — это свидетельство его профнепригодности. Свидетельство того, что он — Плохой психолог. И держаться от него надо подальше.
27 декабря 2016 г.
Сталин как русская мечта о справедливости
О ком еще писать в канун дня рождения Сталина как не о Сталине? Собственно добавить что-то еще к тому, что уже и так растиражировано по просторам Интернета, невозможно. И жизнь, и громадное значение этого человека для нашей страны — все уже многократно препарировано, разложено по полочкам и обложено гранитом. Не своротишь. И все же…
Поделиться книгой: