Вечная жизнь

Медицинский центр «Хадасса» в предместье Иерусалима Эйн-Керем[181] оказался современным городом размером с большую гору: тридцать зданий, в том числе медицинский факультет Еврейского университета (чьей клинической базой в 1961 году и стал «Хадасса»), торговый центр, синагога, рестораны. Я никогда не видел медцентра больше. Не такой современный, как «космический корабль» больницы имени Жоржа Помпиду в Париже, но почтения внушает больше, как любая зона под строгим наблюдением и охраной. Гигантский улей защищают вооруженные солдаты, рамка металлоискателя вдвое шире аэропортовской, а тех, кому не назначена встреча с Великим Врачом, вообще выпроваживают к «границе» медицинского городка.

Доктор Йозеф Буганим — молодой гениальный ученый из Медицинского НИИ Израиль — Канада медицинского факультета Иерусалимского Еврейского университета. Бритоголовый израильтянин оказался похож на Джейсона Стэтхэма…[182] С красивыми руками, длинными и нервными. Эти руки пианиста играют на четырех нотах ДНК: А (аденин), Т (тимин), Г (гуанин) и Ц (цитозин) — эти буквы-нуклеиды составляют алфавит генетического кода. В изящные пальцы так и просится сигарета, но Йозеф не курит. Говоря высоким стилем, тому, чья работа — продление жизни, неуместно предаваться пороку табакокурения! Его лаборатория оборудована в стиле спокойный хай-тек: супернавороченные микроскопы, 3D-снимки разноцветных клеток, очкарики-биологи с пипетками… Доктор провел нас в свой кабинет, и я размечтался о постчеловечестве в том самом месте Земли, где зародились монотеистические религии.

— Здравствуйте, профессор, спасибо, что согласились встретиться. Перейду прямо к делу. Скажите, трансплантация стволовых клеток уже излечивает болезни?

— Да, мы надеемся победить Альцгеймера, Паркинсона, диабет и лейкемию. Мы создали плацентарные IPS-клетки для регенерации дефектного органа у некоторых беременных.

— А если вы подсадите стволовые клетки мне, я смогу дожить до пятисот лет?

— Вы не больны, а я рисковал бы вместе со стволовыми клетками подсадить вам рак. Вся проблема в том, что IPS-клетки нестабильны, а иногда и аберрантны. Мышь не переносит подобной манипуляции, так что вам опухоль гарантирована.

— Когда мы начнем жить до трехсот лет?

— Но вы, кажется, нацелились на пятьсот?

— Я готов пересмотреть свои аппетиты и снизить планку до двухсот пятидесяти или даже до двухсот лет.

У Роми вся жизнь была впереди, и это научное свидание совершенно ее не интересовало. Идея дожить до двухсот лет кажется десятилетней девочке такой же нудной, как просмотр 52-минутного фильма о замках Луары под Королевский марш восемнадцатого века Жан-Батиста Люлли. Доктор Буганим обращался скорее к ней, чем ко мне, и потому изъяснялся терминами, понятными подростку. Он был профессионалом презентаций и речей на всяческих собраниях, совещаниях, форумах и конференциях, где ему приходилось выбивать у государства и выпрашивать у богатеев финансирование, хотя для биотехнолога это и было чистой воды вредоносным хронофагом[183]. Ученые вынуждены продавать свои открытия, чтобы оплачивать пробирки. Доктор согласился на встречу, потому что в отделе по связям с общественностью университетской клиники поверили, что я — Великий Репортер с французского телевидения. Буганим надеялся подобрать крохи моей известности — ради спасения человечества. Такую стратегию кандидат в президенты от социалистов Сеголен Руаяль назвала беспроигрышной в 2007 году, прямо перед тем, как вчистую продула гонку Николя Саркози.

— Мадемуазель Роми, — продолжил он, — позвольте объяснить, как вы пришли в этот мир. Сначала фертильная сперма дает яйцо, которое называется зигота. Клетка начинает делиться на 2, 4, 8, 16 частей. Когда число клеток доходит до 64, мы получаем очень юный эмбрион — бластоцисту, похожую на полый шар или пузырек со скоплением у одного из полюсов внутренней клеточной массы. Ученые вырастили эти клетки и выяснили, что они регенерируют и остаются бесконечно идентичными.

Роми была покорена. Я «перезапустил» ее, как когда-то мой учитель Ив Мурузи[184] поступал со мной.

— Один ваш знаменитый собрат объяснил мне, что некоторые клетки бессмертны.

— Да, эмбриональные стволовые клетки бессмертны.

Я забыл упомянуть, что мы беседовали на английском. Роми с трудом улавливала смысл, а меня смешил израильский акцент собеседника: он говорил точь-в-точь как Адам Сэндлер в лучшей комедии о Земле обетованной «Не шутите с Зоханом». Чтобы не заржать в подобной ситуации, нельзя зацикливаться на смешных оборотах речи, и я пытался думать о том, что за двадцатилетнюю карьеру на телевидении не «допрашивал» ни одного лауреата еженедельника Science. Будет проще, если я переведу последующий диалог.

— Cтволовые эмбриональные клетки действительно бессмертны, — спокойно повторил Буганим.

— Они как хамелеоны? — спросила Роми, потрясающая в роли спарринг-интервьюера.

— Да. Они могут стать всем, что тебе понадобится. Ну… Почти всем. Отсюда их название — плюрипотентные.

Йозеф рисовал на пейперборде круглые клетки, напомнившие мне Шадоков[185] (еще одна стариковская ассоциация!).

— Расскажите мне о тех японцах, которые выяснили, что стволовые клетки можно создавать. Что такое система IPS?

— Уточняю: не только стволовые, но и эмбриональные стволовые клетки. Те, что способны самообновляться, образуя новые стволовые клетки, делиться и превращаться в клетки различных органов и тканей. У каждого взрослого человека есть стволовые клетки. Во всех наших органах, в том числе у Роми. Но эти клетки способны регенерировать один определенный орган. Японцы спросили себя, нельзя ли взять взрослые клетки и перепрограммировать их в эмбриональные стволовые, то есть плюрипотентные. Это позволяло решить две проблемы:

1) этический вопрос — не слишком хорошо разрушать человеческие эмбрионы, пусть даже я не уверен, что бластоциста, этот микроскопический шарик, может считаться самостоятельной жизнью;

2) иммунное отторжение — если я ввожу тебе эмбриональные клетки другого индивида, происходит отторжение, но этого не случается, если они взяты из твоего собственного тела, например, с помощью дермальной биопсии.

Профессор изобразил почесывание под мышкой. Роми встревожилась и повернулась ко мне:

— Доктор ведь не будет делать нам уколы?

— Успокойся, дорогая, никто ничего тебе не сделает.

— Даже если бы и пришлось, это не больно, — подтвердил профессор.

— Значит, японские ученые взяли клетки взрослого человека и… омолодили их? — спросил я.

— Именно так. Я беру клетки твоей кожи, ввожу несколько генов, мы ждем две-три недели и вдруг получаем эмбриональные сымитированные клетки, отсюда «I» в IPS. Индуцированные.

— Сумасшедший дом!

— Вы правы, это очень странно! Никто не думал, что подобное возможно! Да что там — и думать не думали, что для подобной операции достаточно четырех генов! В нашем теле их 20 000, а для путешествия во времени от взрослых к плюрипотентным эмбриональным достаточно четырех. Честь открытия принадлежит также британцу — Джону Гердону, он первым перепрограммировал клетки и разделил Нобелевскую премию по медицине за 2012 год с Синьей Яманакой. Именно он разработал методику клонирования овечки Долли: взял зиготу лягушки и извлек взрослые клетки кожи, ввел их в яйцеклетку и получил эмбрион. Берешь ядро взрослой (зрелой) клетки, помещаешь в зиготу, и вот тебе клон. Яйцеклетка начала делиться на две, четыре, восемь, и так до бластоцисты. По этой системе можно клонировать все.

— И меня? Меня можно клонировать? — воскликнула Роми.

Я был в восторге — всего за час моя дочь начала отлично понимать английский в израильском исполнении!

— Не как в «Звездных войнах». Скажем так: можно сделать новую, генетически идентичную Роми. Я беру клетку твоей кожи, беру твою ДНК и помещаю ее в энуклеированную яйцеклетку женщины, даю ей несколько дней, чтобы подросла, потом ввожу матери-носительнице: девять месяцев спустя ты клонирована. Мы получим ребенка, точную твою копию.

Лицо у Роми стало испуганное, и я решил вмешаться — никто не смеет травмировать мою дочь!

— Никто тебя не клонирует, дорогая, мне хватает хлопот с одной Роми. Вот ведь как странно получается, доктор, пятнадцать лет назад мир был одержим идеей клонирования человека, а сегодня об этом почти не говорят. Вышло из моды?

— Мода ни при чем. Клонирование человека запрещено по этическим соображениям. Но я уверен: кто-нибудь где-нибудь — скорее всего, в Китае — близок к решению задачи.

— Неужели?!

— Повторяю, я уверен. Они уже клонировали свиней, собак, лошадей… В 2013-м американский биолог профессор Шухрат Миталипов[186] создал в Портленде первый в США генно-модифицированный эмбриональный клон человека.

— Это прошло совершенно незамеченным!

— Открытие Яманаки сделало этот путь устаревшим… на время.

— Вы у себя в лаборатории работаете с клонированными или с перепрограммированными мышами?

— С теми и другими. В 2009 году родилась мышка, полностью состоящая из перепрограммированных клеток. Она была жива, функциональна и способна к воспроизводству. В 2011-м мы сделали гортань, в 2012-м воссоздали щитовидную железу. 18 месяцев назад с помощью IPS-клетки мы воссоздали печень мыши. Завораживающий опыт! Проблемы с IPS-клетками в том, что только 30 процентов способны сотворить «целую» мышь. Бóльшая часть дает отсталые эмбрионы или эмбрионы, которые погибнут во время беременности. Вывод: качество IPS-клеток оставляет желать лучшего. Если же взять настоящие эмбриональные клетки бластоцисты, почти все при клонировании генерируют мышь целиком.

— Не понимаю. Я говорю о продолжении жизни, а вы поете хвалу клонированию?

— Нет. Я пытаюсь объяснить, что мы пока не нащупали наилучших условий для регенерации наших клеток. Концепция есть — нет надежного способа. Цель и клонирования, и перепрограммирования — вернуться к отправной точке. Это называют reset[187].

— Я хочу пройти эту процедуру, доктор! Пришло время перезагрузки! Моя новая версия — «Я 2.0»!

На этом месте профессор Буганим окончательно причислил меня к сообществу дураков. Роми играла на телефоне в Brick Breaker, что меня несколько успокоило: разрушить стену из красных кирпичей, противно блямкавших на экране, ей было важнее, чем узнать что-нибудь еще о перезапуске наших существований.

— Если я правильно понимаю, профессор, ни клонирование, ни перепрограммирование человека не принесут нам бессмертия?

— Нет. Клон будет вашей точной копией, но в него потребуется вдохнуть жизнь: девять месяцев беременности, роды, воспитание, кормежка — все с нуля. Клон никогда не станет вами. Кстати, мы больше не используем этот термин, слишком уж много скандалов с ним связано. Предпочитаем говорить «перенос ядра соматической (взрослой) клетки» — значение то же… Овечка Долли родилась в 2004 году, теперь мы занимаемся другими вещами, пытаемся вырастить как можно больше омоложенных клеток хорошего качества в надежде, что их удастся реимплантировать здоровыми.

— Получается, если вы пересадите мне IPS-клетки, я заработаю опухоль? Нет уж, спасибо!

— (Смеется.) Предположим, у вас болезнь Паркинсона, вы весь трясетесь, я ввожу вам генетически модифицированные нейроны, и они ослабляют симптоматику. Вы будете рады-радешеньки, даже если через десять лет там или сям вырастет опухоль. Мы открыли четыре гена (Sall4, Nanog, Esrr6 и Lin28), способные создавать IPS-клетки лучшего качества. Сейчас они проходят испытания на мышах, и пока все идет хорошо.

— За это вы и получили премию журнала Science.

— Совершенно верно. Мы испытывали не те факторы, с которыми работает Яманака.

— Почему процесс занимает три недели, если яйцеклетка созревает за три дня?

— Перепрограммирование — процесс более долгий, чем программирование! Кроме того, в этот период возможны мутации ДНК, хромосомные аберрации[188], так что операция требует строгого контроля.

— Достижение бессмертия — процесс долгий и трудный.

— Я не ищу бессмертия. Я беру клетку из дермы пациента с болезнями Паркинсона или Альцгеймера и перепрограммирую ее в нейронную IPS-клетку, чтобы изучить нейроны, пораженные этими недугами. Изучая генетически омоложенные нейроны, я, возможно, научусь лечить эти тяжелые и — увы — широко распространенные заболевания. Я надеюсь отыскать новые молекулы, которые станут «лекарствами». У меня есть еще одна мечта — регенеративная медицина. Можно попробовать починить нейрон и реимплантировать его в мозг больного.

— Ага, добрались до сути дела. Это имеет что-то общее с CRISPR/Cas9? То есть мы говорим о новой технологии редактирования геномов высших организмов, которая дает возможность исправлять неправильные последовательности генов и таким образом лечить наследственные заболевания человека.

Боюсь, на этом месте я окончательно запутал и запугал мужественных читателей. Резюмируем в нескольких словах состояние, в котором пребывает современная генетика: в 2012-м (великий год, когда Яманака получил Нобелевскую премию) два биолога, Дженнифер Дудна (Калифорния) и Эмманюэль Шарпантье (Франция) предложили способ перепрограммирования системы CRISPR/Cas таким образом, чтобы она разрезала ДНК направленно, в участках, специально выбранных исследователем. В основе системы — особые участки бактериальной ДНК, короткие палиндромные кластерные повторы CRISPR (Clustered Regularly Interspaced Short Palindromic Repeats — Повторение Коротких Палиндромов с Регулярными Сгруппированными Интервалами). Не просите меня объяснить вам как — нам понадобилось бы десять лет учебы, чтобы хоть что-то понять! Ученые использовали CRISPR для направленного редактирования геномов в ДНК. Cas9 — белок, используемый во время операции. Эта новая методика значительно упростила генетическую модификацию человека.

Йозеф Буганим пришел в восторг оттого, что я так прилично знаком с успехами науки, хотя все свои сведения я почерпнул из карточек, подготовленных перед поездкой моей ассистенткой. Но израильтянин заговорил со мной, как с коллегой по цеху на конференции сектора здравоохранения, которая ежегодно проходит в Сан-Франциско при поддержке банка JP Morgan.

— Представим мутировавшую ДНК пациента с болезнью Паркинсона, — воодушевленно продолжил он, — теоретически, мы можем лечить его введением новой ДНК. Cas9, направленный РНК-гидом, рассекает ДНК, и мы ее исправляем. Сегодня этим пользуются ежедневно.

— Вас не пугает перспектива создания ГМЧ (генетически модифицированного человека)? Американцы, китайцы и англичане наложили временный запрет на генетические манипуляции с человеческим материалом.

— (Улыбается.) В Китае, в госпитале Университета города Чэнду западной провинции Сычуань онкологи под руководством доктора Лу Ю получили одобрение Этического врачебного совета на модификацию ДНК Т-лимфоцитов пациентов с метастазирующим раком легких, не отвечающих ни на один из видов химиотерапии. Китайские ученые планируют удалить генетическую последовательность, кодирующую синтез мембранного белка PD-1, который «защищает» рак, позволяя опухоли инактировать лимфоциты. Генетически модифицированные Т-лимфоциты перестанут подчиняться команде гена PD-1 НЕ атаковать опухоль.

— Испытания проводятся сейчас?

— Да. Они начали химические тесты. По идее, это может получиться, но в то же время, поскольку клетки перестанут получать сигнал «не нападайте на меня», есть риск, что генетически модифицированные клетки атакуют и здоровые… Отсюда риск аутоиммунных заболеваний.

— Почему вы не ведете подобной работы в Иерусалиме?

— Нам понадобились бы годы, чтобы получить разрешение. В Соединенных Штатах иммунотерапевтические опыты на больных лейкемией (протокол Rocket) были прерваны после смерти пяти пациентов. Случаются трагедии, появляются все новые шарлатаны. В одной семье репатриантов из России сын страдал нейродегенеративным заболеванием. Они поехали в Казахстан и потратили состояние на лечение стволовыми клетками. Вернулись, и мальчика срочно госпитализировали в больницу Шиба: у него обнаружили две опухоли мозга, и он вскоре умер.

— Значит, мораторий соблюдают только на Западе?

— Да. Если вам предлагают чудо-терапию в Индии, России, Мексике или Китае, будьте настороже: там никто ничего не контролирует.

— Я нашел в Интернете адрес клиники в Швейцарии, подсаживающей пациентам стволовые клетки, взятые у зародыша овцы!

— Надеюсь, они вводят плацебо, иначе кто-нибудь может погибнуть. В Китае через пятьдесят лет люди станут «заказывать» голубоглазого мальчика-блондина и его «сделают».

— Со времен принятия закона о единственном ребенке в семье им не хватает женщин: теперь они смогут «строгать» себе Барби на заказ!

— Или клонировать агрессивных животных и создавать суперсолдат. Или кровожадных неконтролируемых чудовищ.

— Мы близки к исполнению заветной мечты нацистов — созданию высшей расы.

— Вы правы. Мы здесь работаем над созданием стволовых плюрипотентных клеток. Первыми сделали плацентарные IPS-клетки, а еще уникальные тотипотентные клетки, способные генерировать все на свете: эта новость еще не предана гласности. Стволовые эмбриональные клетки, введенные в бластомер, дали новые клетки, способные превращаться в плаценту. Они вырастают раньше, чем при работе по методу доктора Яманаки. Мы на несколько ступенек приблизились к фазе творения, но не намерены клонировать людей или создавать сверхчеловека, просто хотим лечить больных, хотя это потребует времени.

Доктор Буганим посмотрел на часы. Я вдруг вспомнил, что мы не на записи моего шоу, а в кабинете одного из самых известных биохимиков мира. Пора освободить спасителя человечества от своего присутствия, пусть продолжит исследования. Провожая нас до лифта, профессор решил подбодрить меня, но странным способом.

— Возможно, лет через двести-триста мы научимся замедлять старение, но я думаю, что Земля погибнет раньше. В следующем веке — учитывая, как мы обращаемся с окружающей средой, — проблема решится сама собой: планета исчезнет, а с нею и человечество, так что не морочьте себе голову идеей бессмертия. А теперь извините, мне пора «уничтожать» моих мышек.

— Ну да, ну да, еврейский юмор.

Роми, к счастью, ничего не слышала, была увлечена новой партией в Angry Birds.

* * *

Атеизм — тоже религия. Единственная оригинальная черта заключается в том, что ее ад и рай находятся в одном и том же месте: здесь и теперь. Никакого «после» нет, даже в Небесном Иерусалиме. Отказ израильского ученого дать делу поиска моего бессмертия законный ход не обескуражил меня. Может, я подхватил географическую тягу к сверхъестественному. Кто не бывал в Иерусалиме, не поймет, почему много тысячелетий люди жаждали завоевать его и отдавали за это жизни. Таксист привез нас в центр города, к стене из розовых камней, скрытой за вереницей автобусов.

— Мы навестим трех богов?

Роми настаивала на посещении Старого города: как все дети, она жаждала магии. Мне хотелось насладиться хумусом и вкусной шаурмой на свежей пите, с бараньим фаршем и резаной петрушкой. Ну что же, сказал я себе, идем смотреть Город царя Давида. Четыре тысячи лет метафизической чуши и крестовых походов — вот что притягивает сюда трансцендентальный туризм. Иерусалим — самый НЕсветский город планеты. Настоящий гипермаркет всего религиозного на любой вкус. Зайдя за крепостную стену дворца Сулеймана Великолепного, мы ступили на брусчатку, отполированную сандалиями восторженных толп, и сразу заблудились в лабиринте трех монотеистических вероучений. Я заметил свободный столик в палестинской харчевне.

— У кока-колы странный вкус, — сказала Роми.

— Может, она кошерная?

Все проходы находились под крышами. Я никогда не представлял себе Иерусалим таким забитым сводчатыми лабиринтами, старыми каменными стенами без окон, узкими проходами, извилистыми и кишащими людьми, как станция «Шатле-Ле-Аль» в час пик, только более пыльными. Я поддался на уговоры Роми и купил-таки ей майку с надписью SUPER JEW на груди, оговорив, что во Франции она ее носить не будет (слишком рискованно). Мы вышли из ресторана и, сообразив, что находимся рядом со Стеной Плача, решили начать с нее. Нас дважды завернули, потому что: 1) мне следовало быть в кипе, 2) Роми — существо женского пола. Мы встали спиной к стене, чтобы сделать селфи, потом я нашел одноразовую картонную шапочку, но она все время слетала, так что приходилось наклоняться и подбирать ее с песка. Думаю, не одному верующему хотелось в этот момент распять меня… Я попросил Роми ждать меня за загородкой, справа от мужской «порции» стены, а сам начал лихорадочно обдумывать просьбу.

У подножия Масличной горы и свет казался матово-белым, как священные камни и могильные плиты на кладбище. На ступенях лестницы, спускающейся к эспланаде, у меня закружилась голова. А может, я внезапно стал иудеем и голова тут ни при чем? Я двинулся к Стене медленным шагом, наслаждаясь моментом, в ожидании чуда, и засунул в щель прошение, написанное на сложенном вчетверо клочке бумажной скатерти (увы, на французском языке).

Дорогой Яхве, если Вы существуете, пожалуйста, подарите вечную жизнь Роми, Леоноре, Лу, моей матери, моему отцу и моему брату. А еще мне. Со всей нашей благодарностью: тода, шалом и мазаль тов[189]Вам.

Я чувствовал себя смешным простофилей вроде тех, что вешают замки на мосту Искусств в Париже. Роми впечатлила торжественность «посетителей» Стены, и она старалась держаться как можно незаметнее, чтобы никому не помешать. А меня подавляла древность этих мест. Казалось, что тысячелетние камни заслуживают большего уважения, чем всхлипы нескольких старых раввинов в кожаных сандалиях. Удивило меня то обстоятельство, что мечеть Аль-Акса частично стоит на Стене Плача[190]. В Иерусалиме иудаизм «несет» ислам. Ни мусульман, ни иудеев это не радует, но геологически и урбанистически они неотделимы друг от друга.

Что до христиан… Невозможно отыскать дорогу ко Гробу Господню: церковь, где похоронен Христос, на карте обозначена хуже, чем Стена и мечеть, что очень бы не понравилось моим родителям. Мы долго плутали по идущим вверх улочкам и темным проходам Священного города. Крестный путь стал коммерческим центром для всех операторов, торгующих Богом в лоукосте. Прилавки с сумками «под Луи Вюиттон», разноцветные конфеты, открытки и палестинские куфии давали робкую надежду на замирение через торговлю безделушками. Руки Фатимы из накладного золота, фарфоровые тарелки со звездой Давида и Пресвятые Девы made in China — одни флуоресцирующие, другие мигающие. Иерусалим — базар и святилище: идешь мимо скотобойни, ухитряешься заблудиться между часовнями, синагогами, торговками мятой, кастаньетами, лакрицей; слушаешь левым ухом заунывные арабские речитативы, правым — иудейские песнопения, обоими — православные псалмы. В тот день война трех религий не производила иной потравы, кроме какофонии, царившей в муравейнике единых богов. Не стоит впечатляться торжественностью мест: три религии могут «сожительствовать» в квартале, который мы обошли за полчаса. Роми благодаря GPS в конце концов нашла храм Гроба Господня, к которому не вел ни один указатель. Нельзя класть все яйца в одну корзину. Роми помолилась у Стены, потом у пустой могилы Христа: я объяснил ей значение слова «экуменизм».

— Ты сама видела, кошки в Иерусалиме шастают из одного квартала в другой, туда, где есть остатки кебабов.

— Иисуса правда здесь распяли?

— Поблизости.

Я шел по булыжнику, то и дело подворачивая ноги. Роми громко читала вслух десять заповедей с экрана смартфона: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим… Почитай отца твоего и мать твою (моя любимая заповедь!)… Не убий. Не прелюбодействуй. Не кради».

— Они говорят, что скрижали Завета закопаны где-то у нас под ногами. А Индиана Джонс думал, что в Египте. Что такое адюльтер, папа?

— Вовсе нет: в конце фильма потерянный ковчег привозят в Вашингтон.

— Ладно, но что такое адюльтер?

— А Индиана Джонс ужасно разочарован.