— Папа, мы заходим, ты должен отвернуться. — мне то не привыкать быть голой рядом с мужем. А вот Зина может позастесняться.
Мы начали мыть себя. Волосы мои хоть и короткие, но жирные. Грязь, всякую хуйню-муйню, впитывают. Дважды помыла их шампунем, таким шампунистым, чо еле смыла ево. Зина потрала мою спину, я ей помогла. Ополоснулись. Опять погрелись. Вышли чобы надеть ночнушки. Труселя мои гораздо больше чем еёные. Аккуратненькие такие. Вроде срака не меньше моей, а в таких трусиках кажется менетюрной.
— Ну-с, мужчина, вы готовы к процедуре? — прям теплом от неё повеяло. Она сразу заработала веником.
Виделся опыт. Папина спина сразу покраснела. Я попросила дать мне похлестать. Зина подсказывает чо нужно поначале легонько касаться. Уже затем усилиться до хлёста. Затем она сказала, чо папе нужно перевернуться. Он поглядел на нас. Ночнушки наши прилипли к сиськам, животу и ляжкам. Зина не стесняется, а мне и подавно не стыдно. Пусть сравнит мой родной, наши с Зиной сиськи.
Ага! А вот то чо у него стоит в трусах, это уже она не должна была видеть. Но не прогонять же её за етова. Я продолжила махать веником. Всё по науке Зины. Грудь, живот, ляжки.
А чо она потом делала! Заставила папу перевернуться на пузо. Села ему на задницу своей задницей, мёдом начала массажировать шею, плечи. Давила сильно. Зараза такая! Папочка даже застонал. Долго надавливала на разные места спины. Мой родной уже привык к боли, не стонал. Когда дело дошло до поясницы, она приспустила евонные трусы до половины жопы.
Поводила ладошкой по пояснице. Будто проверяла где болячка. Потом пристроила пальцы к позвонку и чо-то сделала. Папа — хуяк и заматерился.
— Потишее, Зиночка. Ему больно. Пап, ты как?
— Если не считать, что Зина своим весом щас раздавит мой хуй, то всё нормально.
— Папка, не матюгайся! Зин, может привстанете?
— Ага! Разогналась вставать! Знаешь, как приятно сидеть на мягкой мужской попке. Я шучу! Сейчас ещё пару манипуляций и всё. Поднимись сюда. Пощупай вот здесь. Вот тут у него защемление. Следующий раз сама можешь вот так надавить… от попки к лопаткам.
Зина слезла с моего любимого.
— Николай, сам сможешь сесть рядом с нами?
— Ты волшебница, Зина. Где наблатыкалась?
— Вот в этой самой бане, маме вправляла диск. Отвернись, мне нужно ночнушку здесь выжать… да и трусы не помешает.
Папа честно отвернул лицо от нас. Зина сняла бельё, выжала ево и вышла.
Чобы не выдавать наши отношения, я будто б тоже вышла, а потом зашла к мужу. Он снял трусы.
— Коленька, как я соскучилась по тебе.
— Я тоже, Ника, скучаю по тебе. Встань раком.
Я только об этом мечтала. Пизда у меня начала чесаться ещё когда увидела евонный стояк.
— Коленька, ты поначале тихонько. Спину твою жалею. Ах. Родненький мой хуй.
Папа разошёлся, как… Ну, короче выеб меня. Я потом помогла ему помыться, напоила ево чаем. А потом постирушки трусов, носков. До чего приятно делать приятное любимому мужу.
Павел
Процедура лечения Николая затянулась на час. Мы с Верой уже поговорили обо всём. Перешли на обсуждение сериала.
— Ты придумал название мотелю? — голос стал похож на звяканье колокольчика.
— Да. Хотели без названия, а потом я надумал. И клиенты, кто смотрел сериал, должны клевать на рекламу. Тебе не трудно будет рекламировать наш мотель?
— Нет, не трудно. У нас, кстати, борт свободен. Если есть нормальный художник, то можно нарисовать что-то о мотеле.
— Классно придумала. Папа не будет против?
— Зинаида Макаровна сделала хорошую скидку, его лечит. Так что без проблем. Вам бы ещё столовку открыть рядом. Не все водители любят при стоянке готовить еду.
— Мы подумываем. Но пока не имеем разрешение на кормёжку. Тут ведь отдельные помещения, кухоборудование. Холодильники. А мы и так уже вложились, мама не горюй.
— Ну, всё. Вера, ваш папа здоров. — Зиночка в шубке пробежала в спальную мимо нас. Оттуда подала команду. — Вера, если любишь жар, то Паша должен подкинуть дров в печь.
— Нет, спасибо. Мне бани не нравятся, я в душе ополоснусь. — чувствовался какой-то подтекст в этом уже изученном голосе.
— Да, чего ты? Банька готовая, там чисто. — мама вышла из спальни в нарядном платьице.
— Нет. Я не могу….
— Ты брезгуешь нашим гостеприимством? — я понял причину. — Вот основная причина того, что ты до сих пор целка! Ты брезгуешь поцелуев, касаний чужим человеком твоего тела.
— И правда, Вера, не хорошо пренебрегать нами. Сейчас Паша зайдёт в баню, хорошо там всё отмоет от волос и пены. Обдаст кипятком полки.
— Зинаида Макаровна, меня воротит от мысли что кто-то сидел до меня голым на том месте.
— А когда ты последний раз сдавала кал на яйца глистов и аскарид? — даже я вытаращил глаза от, казалось бы, неуместного вопроса.
— Наверное только когда в школу поступала. А причём это тут?
— Три признака, что в тебе живёт червь, на лицо. Подожди…. Первое — худоба. Второе — много ешь, но не поправляешься. Третье — ты брезглива. А это подчинение разума воле червя, который не хочет, чтобы твоё тело занял другой паразит.
Не успела мама договорить, как Вера рванула во двор. Я за ней. Её не хило полоскало. Минут пять она стояла, согнувшись в животе. Я принёс ей ковш воды, она ополоснула рот, лицо.
И только вскормленный нравоучениями мамы такт, не позволяет сравнить лицо человека с мордой животного. Поэтому остановлюсь всё-таки на лице. Оно у Веры стало пятнистым — от бордового, до зелёного. Раскрасневшиеся глаза лили слёзы. Я придержал её за тонкую талию, повёл в дом.
— Что же теперь делать? — даже колокольчик охрип.
— Сейчас Паша пойдёт в баню, помоет всё. Я приготовлю тебе отвар. Ужасно горький, но за один приём он вынудит червя выйти из твоего кишечника. Уже к утру ты избавишься от паразита.
— А если я в бане упаду в обморок?
— Хочешь, чтобы я пошла с тобой?
— Да-а-а.
— Ещё одно условие. По нужде в биотуалет не ходи. Пересиль себя, но сходи в нужник. В том двору, кстати, он в приличном состоянии. О, и папа с Никой вышли. Паша, вперёд. Помой там хорошенько.
Я пошёл в баню, пока мыл тазы, ополаскивал кипятком полки, размышлял. Похоже Зинуля затеяла какую-то аферу. Насколько я знаком с паразитами человека, ещё ни один не подходил к третьему признаку — подавляет волю хозяина. Из этого следует вывод — таким образом мама сама начала властвовать над девушкой, и заставляет её посетить баню. А там и до более серьёзных вещей дойдёт. Одна из которых — дефлорация моим пенисом. И как продолжение — лесбийский секс.
Лингам, дробью по пустому тазу, пропел оду Зиночке.
Вера
Это что же, я получается такой же тёмный лес, как и Ника? Как можно не знать о подобном? Брр! Какая-то тварь уже много лет живёт во мне. Поэтому я такой дрыщь. Заматериться и то не могу.
Зина принялась делать отвар из каких-то трав. Пахнет омерзительно. А его надо выпить. Фу, гадость! Но я хочу изгнать червя из кишечника. Я выпью. Всё, что скажет эта умная женщина, сделаю. Кушать, правда хочется. Ну, конечно, всё вырыгала.
Я пошла в баню, посмотреть, как там красавчик Норман. В открытое окно я увидела, что он добросовестно омывает деревяшки, тазики.
Я закрыла дверь, сходила за своим чистым бельём и платьем. Курточка моя пригодилась, накину её, после бани.
Вышла женщина, поставила ковш остывать. Обаятельная и волевая. Вот такую бы в жёны отцу, матерью мне и Нике.
— Вера, зайди пока в дом. Прохладно стало. — я пошла вслед за той, кого хочу считать своей мамой или хотя бы старшей подругой, советчицей. — Не плачь, девочка. Мы эту гадость одним движением выпроводим из тебя. За неделю отъешь бока.
— Это я от теплоты вашей всплакнула. Материнской теплоты. Порой так не хватает женского участия. А вы за три часа изменили меня. Спасибо…, родненькая.
— Пошли, чуть-чуть перекуси, а то желудок твой шумит.
Зина дала мне пирожок и чай. Мне сразу захотелось, проглотить его целиком. Но я вспомнила о паразите — это он жрать хочет, тварина. Начала ломать пирожок на мелкие кусочки, тщательно прожёвывала.
Папа и Ника тоже кушали не спеша, посматривали на экран телевизора, где шёл какой-то боевик. Павел вернулся, практически весь мокрый — старался бедненький для меня.
Вот по сути — с чего это человеку брезговать бани? Это ведь не туалет с обоссанными ободками, и не общественный сортир. Ну, не хочешь ты смотреть на волос, выпавший с чьей-то головы, на мыльную пену, почему просто не ополоснуть всё кипятком? Мало тебе одного? Второй раз омой принадлежности.
— Вера, съешь ещё пирожок. Я посмотрю на отвар. — какой же он родной, этот голос, который я слышу всего лишь недавно. Ем гостинец, запиваю чаем.
— Ника, сходи, принеси из машины водки. — просит Нику папа.
Ника — это моя родная сестра. Родная.
И вот теперь появилась родимая. Которой хочу быть дочерью!
— Я сама схожу, сиди, Ника. — я сорвалась из-за стола. Чуть не столкнулась с Зиной. — Я в машину, за водкой.
— У нас в холодильнике непочатая стоит. Паш, достань. И вина. Выпьем за знакомство. Коля, ты начинай пить, если хочешь, а мы с Верой в баньку. На, доченька, выпей.
У меня аж тело завибрировало от ласки произнесённых слов. Едва не упала от головокружения. Пью отвар. Горький. Вызывающий рвоту. Но я заперла глотку. Пью. С пол литра, наверное.
— Теперь пошли в баню.
Я впервые вижу чужую женщину обнажённой. Волосы на лобке у неё аккуратно подстрижены, не длиннее чем мои, стриженные «под расчёску». Сразу заметен жирок на лобке, стёкший с небольшого животика. Бёдра такие же полные как у сестры. Может из-за того, что груди у неё не такие огромные как у… Ники, она кажется стройной. Да, наверное, в два раза больше моих, которые с трудом помещаются в мою ладонь.
— Садись где тебе удобнее… я вот тут, на нижней посижу. Греемся. Думаем только о самосовершенстве. Может повыше сядешь? Они, твари, жару тоже не переносят. Ляг на верхний полок, животом вверх…. Сисечки прикрой…. Дыши равномерно.
Мне невыносимо жарко, но я настроилась на борьбу с гадиной.
— Зина, а где ваш супруг?
— Погиб он. В девяностые, ещё Паша не родился. В борьбе с бандитами погиб.
— Извините, я не подумала. Паша рассказывал, что решили жить вдали от городских благ. Почему?
— Вот как приехала к родному дому, так и поняла, чего мне не хватало в течении двадцати лет. Родного очага. Голосов сестёр, мамы. Мычания коровы и гула пасеки. Ой! Ну-ка слезай, ты так угоришь от жары. Пойдём чай попьём.
А мне так приятно было там лежать, ощущая себя в жаркой утробе матери. То, что меня слегка пошатывало, сочла за действие отвара.
Мы ещё раз попарились, остудились, потом Зина помогла мне распутать косу, помыть волосы шампунем с удивительно приятным ароматом трав и фруктов. Через полчаса мы вошли в дом. Потом мы опять кушали. Папа пил водку, Зина и Паша пили вино. Мне запретили, сказав, что мне пока нельзя.
Павел
Когда гости пошли спать в свой дом, я посмотрел, что там записалось на ноутбук. Показал Зине.
— Не мы одни значит грешим. — сказал я маме.
— Таких греховодников уйма. Не все афишируют. Многие хулят, но в тайне не против, отшпилить мамочку или сестрёнку, лечь под отца или брата.
— Я поражаюсь твоему уму. Эта сегодняшняя выдумка о глистах. Тонко ты взяла власть над девушкой.
— Да, так стеклось. Она старается показать своё превосходство в семье. Но в сущности сама является рабой их. Ребёнок потерявший смысл жизни, ищущий лёгких благ — вот кто она.
— А чем ты её опоила? Не будет хуже?
— Полынь, конопля и чуть-чуть чистотела. Сама едва не обрыгалась от запаха. Завтра они разберут машину. Предложишь ей съездить за запчастью на нашей машине. Там возможно придётся подождать. И ты уж не растеряйся.
— А потом ты её вечером в бане?
— Охота девичьего сока. В любом случае, вечером она будет моя. Возьми презервативы в моей секретной сумочке. Нам ведь пока детки не нужны?
— Мамуль, давай поиграем…, ты Верочка-целка. Я уговариваю тебя.
Как я люблю этот её взгляд — награждающий лаской за приятную идею, в котором чувствуется всплеск возбуждения. Вот и опять Зиночка улыбнулась уголками глаз, чуточку высунув язычок, лизнула верхнюю губу.
— Ах, Пашенька. Я не для того берегла свою честь, чтобы совокупиться с малоизвестным мне мальчиком. Женись на мне. И только потом я раздвину ноги, чтобы ты оценил мою чистоту.
— Да, что же это творится с современными девушками. Вроде ты образованная, знакома с психологией семьи, когда, абсолютно не подходящие друг к другу супруги, живут несколько лет и потом начинают изменять. А вдруг наши органы не подходят? Допустим мой орган слишком большой для твоего влагалища. И ты станешь испытывать боль при соитиях. Начнёшь просить меня реже снимать моё напряжение.
— Пашенька, миленький я всегда буду расслаблять тебя, но только после свадьбы.