Мотель Бейтсов

— А если наоборот твоя вагина такая большая, что я не смогу расслабиться, вспоминая соития со своей первой женщиной, которая между прочим очень любит секс.

— Паш, надеюсь, не рассказал ей о нас?

— Рассказал, но не о тебе, а о другой женщине.

— Пашенька, можно я возьмусь руками за твой член? Так сказать, тактильно соотнесу его размер и своей дырочки. — с этими словами Зиночка принялась мастурбировать моим пенисом. — Ах, мой любимый, ОН у тебя громадный. Действительно причинит мне боль. Не хочу я такого брака. Я освобождаю тебя от обязательств. Прощай, мой сладенький.

— Верочка, прощай. Но на прощание, ты хоть поцелуй головку. Что значит брезгуешь? В тебе опять поселился червь? Давай-ка мы его будем изгонять…. Чем же как не членом? Да, я своим членом не только червя выдворял, но и более серьёзные заболевания. Психоз, например. Это ведь гораздо страшнее.

Мамуля, слушая мой бред, сосала пенис. Сегодня решила к игре на однострунной балалайке, присовокупить горловое пение.

Чувствуя себя обязанным ласкать мамочку, попросил развернуть к моему рту попец. И в самое время, кстати, так как влага, журча по её ляжечкам, грозила омочить простыню. Женский секрет сегодня имел вкус выпитого вина.

Зиночка наконец поглотила пенис до мошонки. Затем, подняв голову, сделала глубокий вдох и опять горловое соло, сопровождаемое великолепным оханьем. Мне захотелось аккомпанировать — сильно всосав клитор, застонал. Те полстакана сквирта, внезапно выплеснутые влагалищем, я успел поглотить.

Зиночка упала рядом. Я дал ей передышку.

— Итак, Верочка, я благодарен, что ты ТАК поцеловала мой пенис. Но он сейчас сильно напряжён. Я не смогу передвигаться на ногах. Отнеси меня домой, я вызову любовницу, оттрахаю её.

— Пашенька, ты тяжёлый, я не смогу донести тебя.

— И что же, мне теперь помирать на поле боя? Давай ты станешь для меня медсестрой, вынесшей раненного бойца? Я лягу на тебя, буду держаться за сисечки, а ты ползи к нашим.

— За сисечки! Как прелестно звучит. Давай, ложись…. Ой! Паша! Твой пенис раздирает мои полупопенки, так он может оказаться в моей писечке. Ай, да ладно уже. Я ведь обязана вынести тебя к своим — ты хороший воин. — Зиночка направила мой лингам в свои врата сладострастия.

Она лежала на животе. Как и подобает сестричке, ползком выносящей раненного из-под обстрела. Подушечки, как мягкие буфера, встречали мои энергичные толчки. Я отвлёкся мыслью, что, тощая попка Веры возможно не так приятна, но, наверное, узкое влагалище компенсирует недостаток мягкости.

Мамуля, будто прочтя мои мысли, сильно сжала мышцы вагины. Сказав: «Верочка, у тебя чудесно узкая пиздёнка!». — кончил.

Полежав несколько часов минут на мягкой попочке мамули, нехотя слез.

— Зиночка, любимая моя мамуля, может нафиг эту Веру? Ты же моя сладенькая женщина.

— Сынок, я тебя понимаю — тебе приятны соития со мной. Но! Во-первых, мы же договорились, что это у нас временно. Во-вторых, как ты можешь рассуждать о прелестях соития со мной, не испробовав близости с другой? И напоследок — целки штабелями, как на складе, не валяются. В современном обществе — девственница в девятнадцать лет, очень редкое явление.

— Мам, это я так просто. Посторгазменная расслабуха действует на меня. Удивить тебя…? Я может и Нику трахну. Сравню ваши практически идентичные тела.

— А вот с ней у тебя вряд ли получится. Есть такие люди, которые преданны любимому человеку, а судя по тем нежностям, которые она оказывает отцу, то она верна ему. И даже может задушить Норму, если она вздумает соблазнить Николая.

— После того как я видел, каким взглядом он ласкал твою фигуру, можно с уверенностью сказать, что тебе не составит труда испытать его на верность Нике.

Вера

Только начало светать, как я почувствовала давление в животе. Скинула трусики и закрыв срам подолом ночнушки, помня указания Зины не выпускать червя в биотуалет, пошла в нужник. Запихала в ноздри туалетной бумаги, боясь рези глаз от чужой мочи, открыла дверь. Привыкшие к полумраку глаза увидели чернь ямы.

Сидела на корточках долго — червь был длинный. Не удивительно — может быть двенадцать лет рос. Мне казалось он извивался, пытался зацепиться за мои ноги, но ему это не удавалось. В моей фантазии червь визжал, как визжат киношные монстры.

— Пошёл прочь, тварь! И деток своих забирай в преисподнюю!

Что-то с грохотом улетело на дно бездны. Всё! Я свободна! Как же хорошо, что наша машина поломалась и мы вынуждены были остановиться у этих замечательных людей.

Я залезла в душ, хорошенько подмылась. Даже пальцами залезла в анус. Разве раньше я могла такое сделать? Я даже подтиралась четверным слоем бумаги. Вот что значит свобода!

А вообще-то приятно ощущать пальчик в попе.

Чуть поглубже окуну-ка.

Нет! Что я делаю?

Вынула перст. Облегчение почувствовала. Но я ведь чего-то недополучила? Чего же мне не хватает? Кишка пуста без червя!

Я начинаю ласкать анус, надеясь успокоить его. Палец входит по ладонь, шевелится там внутри, задевает за стенки, смежные с влагалищем. Однако возбудительно! Два средних пальца справляются в два раза эффективнее. А проверю-ка я, что даст движение пальцев туда-сюда. О-о-о-о! Блаженство. Сейчас бы что-нибудь подлиннее. Нет! Ни в коем случае не червь. Ой, папочка! Прости меня! Член! Пап, я согласна и на твой, но лучше будет если Пашенькин пенис походит вот так! Вот так! Глубже! Чаще! О! Пашенька, как же приятно твой пенис ходит вдоль сфинктера. Да, Пашенька, ДА!

Я упала на поддон кабинки. Такая слабость впервые охватила меня. Нега свободы, оргазм свободы! Это даже круче чем с Мишкой! И уже чтобы окончательно доказать себе, что я свободна — пососала пальцы, хулиганившие у меня в ПОПЕ.

Никогда я по утрам не готовила завтрак. А сегодня сделала. Намазала на хлеб майонез, положила сверху по кусочку колбасы и сыра. Получилось по четыре бутерброда. Жаль нет помидорчиков, получился бы настоящий гамбургер. Кофе со сгущённым молоком.

Подошла к кровати где спят мои родные. Папа и Ника. Ничего она не жирная. Просто упитанная. Видела я которые в пять раз полнее Ники.

— Ника, проснись, родная сестрёнка, уже солнце встаёт. — решила сначала разбудить её. Женщины дольше наводят гигиену. — Пусть папочка поспит.

Ника вылезает из-под одеяла. Ну и что, что оголился низ живота и волосатый лобок. У меня у самой во сне всё перекручивается.

— Вер, ты чего рано встала? — сестрёнка, потянувшись, зевнула. Накинув на плечи халат, пошла по нужде.

А вообще-то приятно делать родным добро. И знакомым тоже. А незнакомые мне что враги? Нет! Почему бы просто не улыбнуться им? У меня на душе такая умиротворённость, охота совершить поступок, граничащий с безрассудством. Вот что значит быть свободной! Как только увижу Зину — расцелую. Прямо в губы. Мне теперь не противно.

И Павла поцелую. В губы конечно!

А они не побрезгуют? Ведь во мне жил червь. Безобразное исчадие сатаны! Не должны. Они понимают, что я не виновата.

— Вера, так ты чо встала-то? — сестрёнка не меньше меня удивлена.

— Здесь так хорошо спится, я выспалась. Буди… мужа, нужно торопиться. — говорю я с небольшой запинкой. А Ника таращится, думает, наверное, что я пьяна или под кайфом. Да, я кайфую!

Сестрёнка идёт к папе, целует его в щеку, шепчет ласковые слова. Я отворачиваюсь от них — у папы утренняя эрекция. Я уже не раз видела такой стыд. Но понимаю — мужская физиология.

Через полчаса папа и Ника наклоняют кабину Вольво. Позвякивая инструментом, принимаются за разбор коробки.

Та-а-ак, что у нас в запасе? Тушёнка говяжья, почти килограммовая банка. Рожки — два кило. О-о-о, да это практически полный набор для макарон по-флотски! Лучок бы сюда, да ещё пожаренный на сливочном масле. До обеда ещё далеко — проснутся хозяева, авось дадут головку. А на ужин у нас будет китайская лапша.

Павел

Мамочка разбудила ароматом оладий. Вернее, я проснулся от минета, но осознал это только унюхав оладьи.

— Мам, доброе утро. Ты вообще спишь когда-нибудь? Я засыпал, ты не спала, проснулся — тут полный комплект и еда, и блаженство.

— Я Норма. Робот последней разработки! — смешно копируя искусственный интеллект, сказала моя ласковая мамуля. — Кажется тебе сегодня надо побриться.

Я провёл внешней стороной ладони по щеке. Да, пора. Не каждый день, а всего лишь по паре раз в неделю, я скоблю щеки и губы.

Гости уже разбирают машину. А это что за красотка идёт к нам? Мама, рОдная. Да это же Верочка. В зелёно-жёлтой курточке, из-под которой виден подол, то ли юбки, то ли платья. Ножки в капроне. А походочка плавная.

— Можно к вам? — уже войдя, спросила Вера. — Здравствуйте, Зина. Здравствуй, Павел. У вас тут так приятно спать!

— Здравствуй, Верочка. Да! Тут воздух чист, тишина. Как ты себя чувствуешь?

— Зиночка Макаровна! Я избавилась от паразита. Всё как вы сказали. Теперь я свободна! Можно сделать вот так? — Вера подошла к маме и поцеловала в губы. — И тебя тоже!

Чудо с косичками поцеловало меня. Хоть губы тоненькие, но нежные. Со своей сладостью.

— Ты завтракала? Я оладий напекла. Зови родственников, пусть попробуют моих фирменных оладушек.

— Спасибо, мы покушали уже. Я бутербродов наделала…. Зина, поделитесь с жертвами аварии головкой лука и кусочком масла. Хочу на обед макарошков с тушёнкой сделать, побаловать моих любимых.

— До обеда успеется. Присядь, раздели с нами трапезу.

— Конечно, Пашенька, конечно. — и чего это я вчера ненавидел эти колокольчики? — Паш, можно будет тебя попросить съездить со мной за запчастью? Расходы за горючее — естественно с нас.

— Съездим. — даже намечавшиеся вчера похабство неохота говорить. — Покушаем и я поищу в интернете ближайший магазин.

— У-у-у, Зина, это вкуснятина! — Верочка откусила всего лишь краюшек лепёшки. — Научите меня?

— Нет! — мама выждала пару секунд, созерцая замершее лицо девушки. — Не только научу, но и попрошу на завтрашнее утро спечь. Только в женских руках, тесто становится таким восхитительно вкусным! Кстати, в платье ты прелестна. Ножки, грудки. Через пару месяцев, скроются костяшки локтей и коленок.

Вера слегка покраснела, поправила подол, натянув его на колени.

— Спасибо. Вы также восхитительны, Зина. Можно я потом к вам зайду, посекретничаем?

— Даже нужно. Павел! Покушал? Иди, подкинь дров в том доме. Да, проверь остальные.

Мне хотелось облачиться в цивильное, покрасоваться перед девушкой. Пришлось надевать «спецовку».

Вера

Пашенька и не скрывался, когда переодевался в малой комнате. Я лишь чуточку ощутила тепло на щеках.

— Зина, как вы знаете, мамы у нас не было, спросить о женских тайнах я не могла. Мне пон…. Мне нравится один мужчина. — начала я разговор, когда Пашенька вышел из дома. — Я хочу, чтобы и он обратил на меня внимание. Как мне быть? Сказать ему об этом?

— Мужчина? Женатый?

— Нет. Он ещё молод…

— Не говори! Молодые мужчины очень пылки. Начинают намекать на соитие. Буквально как поручик Ржевский. Знаешь, как…? Он сразу предлагал впендюрить. Иногда получал по морде. Но только иногда. А ты ведь не сможешь ударить понравившегося мужчину по лицу?

— И обозвать хамом равносильно удару. Значит ждать проявлений внимания…? Но это же томительно.

— Есть два варианта — томишься, страдаешь, не спишь ночами. Или позволяешь впендюрить! Что прекрасней — решать тебе. Любишь самоистязаться? Жди. Месяц, год. Такой своеобразный мазохизм. Не властна над истомой — отдайся сразу. Пять минут боли и долгие часы сладострастия. Я лично выбрала секс. Влюбилась, сразу согласилась.

— А где это произошло?

— В салоне его машины. Но он был нежен, сначала сильно возбудил, а потом вошёл в меня.

— Вы о таком мечтали? — спросила я, сильно окрасившись в алое проявление стыда.

— У тебя тоже, наверное, такие: свадьба, нарядное платье, брачная ночь. До семнадцати лет я о таком мечтала, а потом я научилась мастурбировать, и как только прозвучало «впендюрить», я согласилась.

— Вы мастурбировали? — такой откровенности я не ожидала. Похоже я стану краснокожей.

— Как и ты, как и большинство. Мальчиков, девочек. Всем охота поласкать свои гениталии.

Я надолго замолчала. Попыталась уличить её во лжи. А оно ей надо? Ответы были предельно чёткие, без изворотов, без меканий-беканий.

— Но ты должна быть готовой к тому, что мужчина не предложит соития, вообще не догадается о твоих чувствах. Тогда ты должна будешь чаще мелькать перед его глазами, вертеть попочкой, краситься, надевать броские наряды. Беседовать с ним на разные темы, поддерживать его интересы. Но самое страшное — он начнёт игнорировать тебя после соития. Поматросил и бросил. Слыхала такую присказку?

— Да, с таким исходом я знакома. Не одна одноклассница так пострадала. — и я не врала. Две из них даже пытались отравиться.

А если действительно Паша лишь побалуется и бросит? Вот я дура! А сколько ему лет?

— Ваш Павел такой взрослый. Наверное, уже отслужил?

— Через три месяца восемнадцать только исполнится. В армию грозят забрать. Но он не может служить. Мы ещё не граждане России.

Куда я ему такая старуха. А, впрочем, он уже мужчина, знает, как действовать с девушкой. Так, ещё один вопрос.

— Зина, а вы уже мечтаете о внуках?

— Не-а. Лет через шесть-семь. А сейчас нужно быть реалистом. Это хозяйство надо развить окончательно, чтобы доход был стабилен. А то получится я одна буду вкалывать, а он разрываться между семьёй и работой. И ему плохо, и супруге его, а уж про меня так вообще молчу. Павел это понимает, жениться не стремится. Даже девушки у него нет. Правда исчезает в некоторые вечера, парень то он умный, мастурбацию поменял на натуральные соития — к вдовушке, наверное, ездит. Познакомились мы тут с одной.

Да, определённо её откровенность меня доводит до покраснения лица. Я уже собралась спросить о вдовушке, сколько ей лет и о её теле, как вошла Ника.

— Здрасте, Зин. Вера, мы нашли причину плохого сцепления. Мне с тобой поехать или ты сама?

— Паша, обещал свозить. Где он?

— Да, там вроде другие постояльцы подъехали. С ними говорит.