Аномальная зона. Сквозь радугу

Леша с Мишкой пытались выспрашивать старика о том, что он видел в чужом мире, но тот ничего интересного не рассказал. Речка да лес… А больше и нет ничего. И кажется, что вообще, во всем этом мире нет ничего, кроме речки и леса.

— А не страшно тебе там?

— Поначалу страшно было, — признавался Трифоныч, — боялся, что звери могут напасть, ну и того, что вернуться не получится, — тоже боялся. Но рыба эта уж больно хорошим подспорьем в хозяйстве была.

— А сейчас зачем ходишь?

Старик пожимал плечами.

— Привык. Хорошо там, тихо, спокойно, не по-нашему спокойно. Сидишь и понимаешь, что вполне может быть так, что ты в этом мире один единственный человек. Да и рыбку мою на рынке хорошо берут, — подмигнул Трифоныч, — к пенсии неплохая прибавка получается. А того, что назад могу не вернуться, я уже не боюсь. Думаю даже, что было бы славно и умереть там. Мой это мир, ребята. Мой собственный. Хороший мир…

Много раз Мишка с Лешкой подумывали о том, чтобы сходить на рыбалку с Трифонычем, но не решались — радуга, спокойно пропускавшая старика туда и обратно, могла изменить намерения и не выпустить их, никогда ведь не знаешь наверняка.

И вот теперь Мишка, хитро улыбаясь, сообщил:

— Я тут ходил с Трифонычем на рыбалку.

— Ходил? Без меня?

Почему-то именно этот факт возмутил и обидел больше всего.

— Так уж получилось, — повинился Мишка, — Поругался с Катюхой… Так хреново вдруг стало — и напросился с Трифонычем. Подумал, что не вернусь — ну и ладно, стану там… диким человеком, буду рыбой питаться.

— Ну и что?

— Вернулся, как видишь. Радуга вела себя как обычно. Как впустила, так и выпустила…

— И как оно там?

— Пойдем с нами, и увидишь. Пойдешь?

— Пойду, — выдохнул Леша.

— Только смотри не говори никому. Мать тебя не пустит, а меня — Катюха. Мы уже помирились с ней.

Решение было принято так неожиданно и спонтанно, что некогда было подумать, усомниться и — отказаться от этой бредовой затеи. На следующий день, рано утром Леша и Мишка в сопровождении Трифоныча отправились в лес. Трифоныч нес удочки и ведерко для рыбы, Леша и Мишкой шли налегке.

Леше было жутковато, и втайне он очень надеялся на то, что дверь в иной мир на этот раз не откроется. Однако аномальная зона вела себя благосклонно, не прошло и получаса после того, как они пришли на место, как между деревьями раскинулась радуга.

— Удачно, — пробормотал Трифоныч и тут же, ни слова больше не говоря, шагнул легко, как за порог собственного дома, за границу чужого мира. Вслед за ним шагнул Мишка, а потом — Леша. Сердце билось как сумасшедшее, и Леша невольно ждал чего-то особенного в этом переходе между мирами, но все прошло так просто! Только привычный среднерусский лес вдруг сменился роскошной тайгой, с высокими и мощными деревьями — в три обхвата, и воздух… воздух был совсем другим, резким, невероятно чистым и как будто даже сладким.

— Ну как? — обернулся Мишка.

— Грандиозно.

Речка была тут же, в пяти шагах, действительно глубокая и бурная, с невероятно прозрачной водой — каждый камешек на дне видно. И рыбы в самом деле было много. Тяжелые, толстые тушки медленно плыли вверх по течению, с трудом справляясь с потоком воды.

— Вот это да… — проговорил Леша.

— Никогда не видел такой чистой воды? — вздохнул Мишка. — Я вот тоже не видел… Как думаешь, другой это мир? Или наш, но только в далеком прошлом?

— Не знаю.

Леша взглянул на небо — вот оно было точно таким же, как дома. Высоким и синим. Только вряд ли его чистоту могли испортить росчерки самолетов.

— Было бы интересно обследовать здесь все, но страшновато. Здесь заблудишься — пиши пропало, — Мишка опустился на траву. — Я не рискнул далеко уходить… Трифоныч тоже особо никуда не совался. И потом — это здесь тихое местечко, а что там, за поворотом реки, кто знает?

Трифоныч рыбачил, а Леша с Мишкой развели костер и повесили над огнем котелок, заварили чай. А потом — сварили уху, здешняя рыба была удивительно вкусной. И речная вода тоже была совершенно особенной, по сравнению с ней даже самая свежайшая колодезная вода казалась какой-то тухлой, мертвой… А эта была живая, как в сказках, кажется, умирать будешь — поднимет.

— Здесь бы лагеря устраивать для детей или санатории всякие, — сказал Мишка, откидываясь на спину.

— Да людей только пусти — все изгадят, — вздохнул Лешка, — накидают бычков да консервных банок и рыбу будут глушить динамитом…

Вечером радуга не появилась, поэтому пришлось ставить палатку, которая у Трифоныча была припрятана под корнями одного из деревьев, там же в непромокаемом мешке были припасены и несколько коробков охотничьих спичек, и топорик и котелки, и пачка соли, все самое необходимое, чего в этом мире добыть никак бы не удалось. Мишка вместе с Трифонычем ушел спать, а Леша остался на берегу реки, смотрел на темную стену леса за рекой и на звезды, пытаясь распознать созвездия, и не узнавал ни одного. Хоть и не был Леша силен в астрономии, все-таки Большую Медведицу узнать смог бы, да и Южный Крест. Не наша здесь была земля, совсем не наша, и от этого становилось жутковато и в то же время охватывало счастье… Сколько людей мечтают побывать в иных мирах, а ему это удалось вот так легко и просто, и даже как-то странно сидеть на траве, слушать шум воды и смотреть на звезды, как будто нет в этом ничего особенного, как будто так и надо! А ведь и правда — так и надо. Именно так и надо.

Радуга открылась на следующий день, ближе к вечеру, но только ступив на покрытую сухими сосновыми иголками землю родного Краснозоринского леса, только увидев по множеству разных примет, что это действительно Краснозоринский лес, а не что-то на него похожее, Леша почувствовал, как огромный камень свалился с души. Вернулись, ура! Впору упасть на колени и землю целовать.

При расставании Трифоныч всучил им с Мишкой по паре рыбин. Дома пришлось врать, что рыбу эту у старика они купили. Трифоныч этот факт обещал подтвердить.

Глава 7

Свой собственный A-zone активатор Леша взялся опробовать во время первых студенческих каникул. И был уверен, что ничего не получится. С первого-то раза…

Они с Мишкой вместе доволокли аппарат и поставили аккурат на то место, где Леша с Максим Трифонычем через радугу проходили. Леша легко настроил волны, довел до оптимальных пятидесяти пяти. Мишка ждал, сидя на том самом пеньке, на котором Максим Трифоныч обычно дожидался радуги. Лешка сел рядом с ним на кочку. Аппарат тихонько посвистывал, комары звенели, день выдался жаркий и сонный, даже разговаривать было лень. А потом между деревьями вспыхнула радуга. В одно мгновение — словно кто-то ее включил. Зона активировалась!

— Получилось, братан, — удовлетворенно констатировал Мишка, поднимаясь на ноги.

Лешка тоже вскочил, шагнул к радуге, протянул руку… Но Мишка вдруг жестко схватил его за запястье.

— Не трогай.

— Почему?

— А кто знает, что там на этот раз? Откуда-то эти звери лезли…

— Но когда мы с Максим Трифонычем туда ходили, на нас же никто не напал! Сходим и вернемся.

— Нет уж. Не пойду. И тебя не пущу.

— Ты… боишься, что ли?

— Боюсь, — спокойно констатировал Мишка. — Если все эти твари, чьи черепа у бабки Митревны в сараюшке, пришли из того мира, куда радуга открывает двери. Я не хочу туда идти. И вообще — выключи аппарат, пока оттуда ничего не выскочило. А то я без оружия…

— Но надо же проверить, на самом деле оно открылось или это просто… просто радуга! — почти плачущим голосом умолял Леша.

— Тут просто радуг не бывает. Радуге место над речкой после дождя. То место, куда Трифоныч ходит давно проверенное, а что сейчас там за радугой, никто не знает. Не пущу я тебя никуда, у тебя мать, сестра и бабка. И все они тебя, обормота, любят.

Лешка вздохнул, наклонился к аппарату… И тут радуга будто треснула посередине.

Их глазам предстал не берег широкой реки, куда Леша ходил рыбачить с Максимом Трифонычем, а лес. Но не тот, который окружал их, не полупрозрачный лес средней полосы, даже в самые жаркие дни сохраняющий призрак осенней стылости. Нет, это был лес тропический, не просто пышный, а чрезмерный, где каждый лист вырос до столь гигантских размеров, что их осознать-то было трудно. Какие-то папоротники с дерево размером, лопухи, под которыми запросто можно было устроиться на пикник целой компанией, а надо всем этим густо сплетались толстенные лианы. Душным, влажным жаром пахнуло оттуда, сладковатым запахом гниения, и донесся пронзительный нездешний вопль, и жуткий рык, от которого по эту сторону радуги разом смолкли все птицы.

— Леха, выключи аппарат, — сипло прошептал Мишка.

Леха снова склонился к аппарату — и тут из разрыва в радуге вылетело, тяжело хлопая гигантскими крыльями, нечто. Огромное, черное, кожистое. И вслед ему опять донесся тот самый сотрясающий деревья рык… Но Лешкины пальцы уже обхватывали колесико настройки, и он повернул до упора. Щелкнуло. Радуга пошла рябью и исчезла.

— Ч… что это было, а? — спросил Мишка.

— Птица. Большая птица какая-то…

— Нет. Не птица. Это не птица, Леш. Перьев нет совсем. И у нее не клюв, а пасть с зубами…

— Ну… может, летающий ящер? Птицетазовые ящеры, такие, как птеранодон, птеродактиль, джунгариптер, умели летать, — нервно забормотал Лешка, пытаясь унять судорожно бьющееся сердце. — Судя по размеру, это был птеранодон, но странно: он вылетел из леса, а они водились обычно у моря, они рыбой питались. Миш, ты уверен, что зубы видел? У них обычно не было зубов, может, тебе показалось?

— Не показалось. Давай, собирайся скорее. Надо предупредить в деревне…

Лешка принялся дрожащими руками разбирать и паковать аппарат. Мишка ему не помогал: стоял и в задумчивости смотрел по сторонам, на верхушки деревьев. Кажется, прислушивался.

— Миш… А ты скажешь всем, что это я? — наконец спросил Лешка о том, что больше всего сейчас его тревожило.

— Нет. Не скажу. Они на тебя рассердятся, — невозмутимо ответил Мишка.

«Рассердятся!» Не убили бы вообще. Или просто запретят приезжать в Краснозорино и бабку не послушают, если заступаться станет… А станет ли? Может, она сочтет, что единственный способ удержать Лешку вдали от такого опасного места — это вовсе не пускать его в Краснозорино.

— Хоть в чем-то нам повезло, — мрачно сказал Мишка, когда они уже подходили к деревне. — Что прорвался этот… птицекрылый… А не тот, который рычал в лесу. Я в кино видел. Они очень большие бывают, динозавры эти.

Лешкины чувства в тот день представляли собой сложную смесь ужаса перед содеянным и эйфории из-за того, что вообще-то предприятие удалось: он зону активировал и даже получил доказательство того, что прорыв в другие эпохи действительно возможен! Он только что своими глазами заглянул в кайнозойскую эру. Вдохнул ее аромат, услышал звуки… И выпустил в свой мир летающее ископаемое. Последний момент Лешку сильно тревожил. А когда Мишка, Павел Иванович, Сергей Васильевич и еще несколько мужиков и парней, у кого ружья были, организовали круглосуточное дежурство, его торжество омрачилось еще и угрызениями совести.

К счастью, крылатый ящер никого не убил, не покалечил, и скот от него не пострадал. Чем он питался и питался ли вообще за время пребывания в лесу возле Краснозорина — осталось неизвестным. Павел Иванович застрелил его метким снайперским выстрелом, когда ящер ночью вздумал пролететь над деревней. Леша рвался его осмотреть, сверял с картинками из энциклопедии динозавров, но ничего похожего там не обнаружил. Он как никогда прежде отчаянно жалел, что у него нет цифровика, ведь обычные пленочные аппараты в Краснозорино были бесполезны: как и во многих аномальных зонах, пленка засвечивалась и гибла сразу же. Леша успел только измерить ящера: размах крыльев у него был восемь метров, длина от кончика клюва до тонкого хвоста — пять. Он еще хотел сделать вскрытие и начал думать о том, как бы законсервировать рептилию, но ящер как-то очень стремительно начал разлагаться на июльской жаре. Его поспешили засыпать известью и зарыть.

Всплыл очередной интересный факт: оказывается, похожие твари тут несколько раз появлялись, давно правда. Их всех хоронили в одном могильнике на краю леса. И старались не прикасаться к ним голыми руками: надевали плотные брезентовые перчатки, прежде чем перетаскивать труп. Еще до войны в Краснозорино один мужик застрелил подобную хищную ящерообразную тварь, которая, правда, бегала на четырех ногах, была крупнее и на колхозный скот охотилась. Рассматривая свой трофей, он поранился о жесткий гребень на спине. И буквально за сутки охотник и его жена сгорели от какой-то непонятной жуткой болезни, от которой их тела сначала покрылись разноцветными пятнами, а потом «потекли и растеклись вовсе». Односельчане их даже хоронить не стали — сожгли вместе с избой от греха…

Но всему этому Леша уже не удивился. Он понемногу отучался удивляться. В сарае у бабки Митревны хранились черепа доисторических млекопитающих и одного создания, до сих пор считавшегося вымышленным. Так почему в могильнике возле деревни не могут быть зарыты динозавры?

Глава 8

В то лето сразу после сессии Леша уехал с группой сталкеров, возглавляемых Пасечниковым, в Волгоградскую область: проверить активатором знаменитую Жирновскую аномальную зону. Едва успел вернуться, как ему позвонил Мишка с известием, что, похоже, их родная Краснозоринская аномальная зона в очередной раз активировалась.

В конце июня там пропала сорокалетняя Нина Петровна Самохина. Поехали всей семьей на дачу к друзьям. В жаркий день отправились на пикник к озеру, находившемуся в тринадцати километрах от Краснозорина, по другую сторону от леса. С Ниной Петровной были ее муж, семнадцатилетний сын и десятилетняя дочь, больная детским церебральным параличом, а также владельцы дачи. Больную девочку устроили на надувном матрасике на берегу. Потом кто-то сказал, что в лесу, совсем рядом, растет замечательно крупная малина. Нина Петровна с подругой отправились набрать малины. Вблизи ее не оказалось, но чуть дальше наткнулись на целые заросли. Принялись собирать, сначала разговаривали, потом так увлеклись «охотой» на крупные сладкие ягоды, что разошлись в разные стороны. И Нина Петровна исчезла. Сначала подруга окликала и искала ее. Потом решила, что та вернулась к озеру, к дочери, которую Самохина, по словам родных и друзей, обожала фанатично, на грани безумия, принося ей в жертву всю себя, позабыв за этой любовью и сына, и мужа. В общем, не могла Нина Петровна просто сбежать и бросить девочку. А вот бросить подругу в лесу и побежать с набранной малиной к дочери — запросто могла. Однако к озеру Самохина не возвращалась.

Первый раз заявление муж пытался подать на следующий день. Но приняли у него, как всегда, только через три дня.

Краснозоринские милиционеры об исчезновении Самохиной узнали только тогда, когда она вернулась. Спустя двадцать три дня после исчезновения Нина Петровна вышла к деревне Краснозорино. Нет, не вышла — выбежала. Женщина была в истерике, она искала оставленную возле озера семью и не понимала, как далеко забрела и сколько на самом деле прошло времени. Она говорила, что ей надо взять дочь и скорее, скорее бежать к двери, которая открывается из леса — прямо в будущее. Ведь в будущем ее девочку смогут вылечить, там это делается так легко! Выглядела Нина Петровна при этом очень странно: коротко, почти наголо остриженная голова, из одежды — белая пижама, а обуви на ней вовсе не было.

— В общем, даже я в первый момент подумал, что тетка из психушки сбежала. Начали психушки обзванивать. А она увидела календарь на стене. Страница с августом-месяцем. Спросила, какое число, а узнала — принялась верещать и рвать телефон у дяди Сереги из рук. Домой позвонить хотела. Мы ей дали. Она поговорила с мужем и еще сильнее истериковать начала. Оказывается, они в ее отсутствие дочку-инвалидку тут же в больницу сдали, не стали с ней возиться. Ну, муж за ней на другое утро приехал. А мы узнали, что она в розыске была как пропавшая. Оказывается, у нас на нее даже ориентировка была. С фотографией. И знаешь, что самое удивительное, Леха? То, что на фотографии старая совсем тетка. Тощая, как жертва Освенцима, и сморщенная, ну, старуха прямо. Не скажешь, что сорок лет. А побродив в лесу, она будто помолодела лет на двадцать. Ну, или не знаю, насколько. Больше тридцати я бы ей не дал. Не красавица, конечно, но молодая! Вот за эти двадцать три дня, пока пропадала невесть где, она помолодела. И еще одежда… На ней была другая одежда, когда она пропала. Сарафан индийский, сандалии коричневые… А вернулась в белой пижаме.

— Она что-нибудь рассказывала про то, что там было?

— Нет, к сожалению. Я даже ночевать ее к матери отвел. Думал, рассказывать начнет. Но она как с мужем поговорила, так сразу в себе и замкнулась. Даже спать не легла. Просидела всю ночь на табуретке. Потом муж ее увез. Я интересовался, что там расследование показало об ее местопребывании во время этих двадцати трех суток. Но, знаешь, никто ничего не расследовал. Нашлась — и закрыли дело. Никому ж не нужно лишнего труда… Не знаю, может, ее уже в психушку сунули, если она родным стала рассказывать, как дверь в будущее открывала.

— У тебя есть ее адрес?

— Есть. И телефон. Все есть.

Звонить Леша не решился. Надумал сразу пойти. Нина Петровна Самохина нигде не работала, ухаживала за дочерью. Леша предположил, что застанет ее дома в послеобеденное время, если только ее не отправили действительно в сумасшедший дом. Он побаивался идти к незнакомой, так много пережившей и так тяжело страдающей женщине. Но это было необходимо. На настоящий момент Самохина была единственной, кто вернулся оттуда и мог что-нибудь рассказать. К тому же она утверждала, что побывала в будущем. Несколько свидетельств того, что аномальная зона может открываться в прошлое, у Леши уже имелось. А теперь Леше очень хотелось поговорить с человеком, испытавшим это на себе.

Он позвонил в дверь и ждал довольно долго. Послышались осторожные шаги. Кто-то подошел к двери с другой стороны и затаился… Видимо, Лешу изучали через глазок. Он позвонил еще несколько раз. Наконец испуганный женский голос спросил:

— Кто там? Что вам нужно?

— Мне нужна Нина Петровна Самохина.

— Зачем?

— Мне необходимо поговорить о событиях, происшедших с ней в Краснозоринской аномальной зоне.

— В… аномальной зоне?

— Да. В лесу возле деревни Краснозорино расположена активная аномальная зона. Разумеется, власти не признают этого факта, но там находится… — Леша на миг замялся, не зная, как сформулировать, но вспомнил из Мишкиного рассказа, как называла это сама Самохина. — Там находится дверь. То есть что-то вроде двери, откуда человек попадает в межвременное пространство. Я ученый, много лет занимаюсь исследованиями, и…

Раздался щелчок замка, и дверь отворилась. Хмурая коротко стриженая женщина с недоверием смотрела на Лешу.

— Ученый? Много лет занимаетесь исследованиями? Вы слишком молодо выглядите…

— Вы тоже.

Нина Петровна ахнула и торопливо впустила Лешу.

— Вы были там, да? Вы оттуда? Вы поможете мне вернуться? — спрашивала она, жадно заглядывая ему в глаза. — Я вот только Юленьку соберу… Я покормила ее только что и помыла, и памперс свеженький, она еще не заснула, так что я сейчас ее одену и мы поедем. Это быстро совсем, сейчас, сейчас…

— Нет, подождите! — испугался Леша. — Я не знаю, как вам туда вернуться.

— Как это — не знаете?! Как же так? Зачем вы тогда пришли, если не знаете?

— Я изучаю Краснозоринскую аномальную зону. Вы не единственная, кто пропал там. Но единственная на данный момент, кто вернулся так, что я смог зафиксировать это возвращение. Мне необходимо поговорить с вами.

— Ладно. Тогда пойдем на кухню. И говорите тише, Юленьку разбудите, — Нина Петровна повернулась и зашаркала разношенными тапочками в сторону кухни. Указала Леше на табуретку. А сама принялась мыть посуду, нисколько не скрывая того, что разом утратила интерес к его персоне.

— Так что с вами случилось? Не могли бы вы мне рассказать поподробнее? — Леша включил диктофон.

— Собирала малину. Заблудилась в лесу. Пробродила всю ночь. Очень волновалась — они же без меня Юленьку как следует не покормят и не помоют, им просто терпения не хватает ее правильно кормить, по маленькому кусочку, по капелюшечке… И мыть не умеют, торопятся все время, хватают ее так грубо, а ей же все больно! Они ведь ее не любят, она им только мешает. Всегда мешала. Мужу больной ребенок не нравится, но мужики все такие: им только здоровые нравятся. А сын, Генка, тот просто, как она родилась, сразу стал ревновать. Здоровый ведь, здоровущий, что еще нужно? Радовался бы, что здоровый. А он ревновал к больной слабенькой девочке. По собственному желанию никогда и не подойдет к ней. Но я и предположить не могла, что без меня они от нее сразу избавятся! Сразу! Недели не прошло, как отдали в больницу! А за ней там и не ухаживали совсем. Я ее как забрала, посмотрела, что с ней в больнице сделали… Волосики не расчесывали, вовремя не переодевали, девочка вся в опрелостях!

— Нина Петровна! Вы забегаете вперед, — Леша старался говорить с холодным профессионализмом ученого, но голос дрогнул: на самом деле он перебил ее, чтобы не выслушивать подробности про опрелости у парализованной девочки.

— Я проблуждала всю ночь. Утром, не знаю во сколько, часов у меня не было, но уже не очень рано, я вдруг увидела радугу. Прямо между деревьев висела радуга. Красивая такая. Я подошла, мне хотелось ее рассмотреть. А потом там открылась дверь. И я вошла.

Нина Петровна вдруг замолчала, глядя перед собой и не видя, что струя воды разбивается о тарелку в ее руках и брызжет на халат, на тапочки. Потом встрепенулась, деловито и быстро домыла посуду. Вытерла руки и села на табуретку напротив Леши.

— Как вас зовут?