История одного ужина (СИ)

— В мире вообще все просто, — хмыкнул Кир. — Кроме тех случаев, когда все просто настолько, что невозможно разобраться. Так вот… Простой серв не способен к мышлению в обычном смысле этого слова. Его тело — просто приложение к церебрусу, который анализирует входные данные и на них строит поведение по жестко заданному алгоритму. Вы никогда не задумывались, почему полно сервов могут декламировать стихи, но нет ни одного, способного их сочинять?..

— Стихи! У нашего Ланселота как раз…

— Да потому, что для этого нужна та глубина мышления, которой они лишены. — Кир не дал себя перебить. — Возможность видеть не одну цепочку, а, скажем так, бесконечное множество звеньев. Да, мыслящий серв — это звучит абсурдно, но, поковырявшись в вашем отравителе, я нашел, что «Онис» приблизился к этому почти вплотную. Отличная работа.

— И что из этого следует? — спросил Марк напрямик. — Он мыслит, ну и хорошо. Но если у него есть ограничение на вред человеку, я не вижу, каким образом это играет роль.

— Да очень простым. Обычный серв не может положить яд в еду. Потому что как только он возьмется за банку, его анализирующая составляющая выдаст закономерное развитие цепочки, ее следующее звено — яд, смешанный с едой — человек ест еду — человек умирает. С таким же успехом он может попытаться ударить его ножом!

— То есть это невозможно.

— Да. Если не видишь вариантов. Ланселот — совершенно другое дело. Он мог достать с полки яд потому что банка покрылась пылью и ее надо протереть. Он мог открыть ее чтобы проверить, не сломалась ли крышка. Он мог пересыпать часть в тарелку — просто чтобы убедиться, что в отраве нет примесей и она не испортилась. Словом, яд мог оказаться в тарелке и при этом серв не чувствовал бы себя причастным к убийству. Он просто слишком глубоко мыслит для столь примитивных запретов. Блоку безопасности уже не один год, а наш серв буквально только родился, и это старье ему, по большому счету, не указ. Однако буква закона соблюдена, не так ли, Таис? И мыслящий серв с устаревшим блоком оказывается в свободной продаже. Даже забавно.

— Для него недействителен запрет на убийство? — я похолодела. И это была уже не одинокая ледяная гусеница, перебирающаяся по позвоночнику, это был огромный колючий кусок льда, который кто-то с размаху вложил мне в грудь.

— «Онис» намеренно создавал механических убийц? — Марк даже вскочил.

Но Кир ничуть не выглядел напуганным, он смотрел на нас как на непонятливых детей.

— Разумеется, чародеи «Ониса» не ставили целью обойти стандартную блокировку. Я даже думаю, они так до конца и не успели понять, что создали. То есть не поняли всей силы своего детища. Представьте, что вас поставили охранять определенную дорогу, не пускать по ней пешеходов. Не мудрствуя лукаво, вы ставите на ней шлагбаум, а за шлагбаумом — пяток охранников с винтовками. Этого более чем достаточно — если вы верно представляете, с чем предстоит иметь дело. Если нет… Над вашей дорогой пролетает птица. Она не нарушала законов, она может быть даже не видела вашего шлагбаума, а если и видела, то явно не понимала, что это такое. Просто ей надо было лететь на юг — и она летела. Так и с сервом. Никто не создавал его убийцей, но его нестандартный церебрус, способный разбираться в сути вещей гораздо глубже любого другого, в некоторых ситуациях, да, способен предпринять действия, которые закончатся человеческой смертью. Просто потому, что серв будет преследовать другие цели, которые он сам перед собой поставил. Да, Таис. Или примитивная и жалкая однозадачность или неконтролируемый рамками процесс. Мне кажется, именно этого никогда не смогут понять наши литературные цензоры…

— Какой ужас! — сказала я с чувством.

— Ничего ужасного… Хотя, конечно, использование церебрусов такого уровня в головах домашних сервов ни к чему хорошему не приведет. Людям пока нужны покорные слуги, а не равные им существа. Не удивлюсь, если недоучек из «Ониса» будут разыскивать милицианты, а все похожие направления работы чародеев будут свернуты, по крайней мере в нашей фемме. И нечего так пугаться, Таис! У каждого из нас есть возможность убить рядом сидящего, но значит ли это, что надо шарахаться от каждого встречного, предполагая в нем убийцу?..

— Серв — это не человек.

— А вот тут я бы поспорил, — чародей задумчиво уставился в потолок, — видишь ли, в данном случае он как бы человек.

— Что? — кажется, мы с Марком умудрились сказать это одновременно.

— Фактически он человек, — Кира определенно забавляло наше замешательство и он намеренно тянул. — Странно, да? Смотрите сами — он способен мыслить. Анализировать, делать выводы, выбирать. Как мы. Он против убийства — все связи его церебруса восстают против того чтобы причинить вред человеку. Как у и нас. Но в вынужденном случае он способен на убийство, обманывая сам себя тем, что идет на это ради иных, добрых, побуждений. Как мы.

— Хватит рассуждений, — оборвал его Марк. — Я не собираюсь слушать о том, что эта железяка похожа на человека, пусть даже ее мозги чуть получше всех остальных. Ты хочешь сказать нам то, что этот серв не может убить, но если ему это серьезно надо и он смог обмануть собственный ограничитель, то это возможно?

— Именно. Люди ведь тоже большие специалисты обманывать себя тогда, когда собираются причинить кому-то вред…

— Оставь, прошу тебя, дешевую философию! Скажи прямо — этот серв убийца?

И Кир ответил, ничуть не колеблясь:

— Да.

— Стой! — воскликнула я. — Ты только что говорил, что убийство для него — лишь труднодоступное и потенциально возможное действие. Если даже он был способен на него, это не значит, что он и в самом деле отравил того беднягу!..

Кир покачал головой.

— Нет, Таис. Тут дело в другом. Видишь ли, он и в самом деле убил своего хозяина.

Когда мы вошли в кабинет Христофора, за окном уже начинало темнеть. Серв высился в центре комнаты точно незаконченная статуя, брошенная нерадивым скульптором. Марк щелкнул выключателем и в люстре бесшумно вспыхнули зачарованные лампы, залившие комнату ярким светом с зеленоватым отливом. Объективы Ланселота тихо загудели — вероятно серв приспосабливался к изменившемуся освещению.

— Привет, — Кир махнул ему рукой. — Помнишь меня?

— Помню.

— Я осматривал тебя парой часов раньше. Узнал?

— Да.

— Осмотр закончен. Я вернулся чтобы задать тебе несколько вопросов. Будешь отвечать?

— Да.

— Ну и отлично. — Кир подмигнул нам и беззаботно уселся прямо на канцелярский стол лицом к гиганту, который возвышался над ним на добрых полметра. — Тогда скажи мне, зачем ты убил своего хозяина?

Сервы не умеют чувствовать неловкости, сложно и застать их врасплох.

— Я не убивал своего хозяина.

— Ты убил его потому что он ругал тебя?

— Я не убивал своего хозяина…

— Он позорил твой кулинарный талант перед другими?

— Я не…

— Ты убил его потому что он мешал тебе?

— Я не убивал господина Иоганеса, — прогудел серв. Не знаю, как подействовал на него шквал вопросов, но голос казался менее уверенным, чем раньше. Так, словно механический слуга был несколько сбит с толку.

— Так ты никого не убивал, Ланселот? — продолжал Кир.

— Нет.

— Ты не подсыпал яда?

— Нет.

— Ты не брал его?

— Нет.

— Тогда почему на твоей правой руке я нашел следы «Минутус пестис»?

— Ого! — воскликнул Марк, потирая руки. — И ты молчал, негодяй!

— Вы же специалисты, к чему мне путать вам карты своими методами? — Кир все-таки нашел возможность сыронизировать. — Отвечай, Ланселот! Почему на твоей правой руке следы яда?

Прошло три секунды, прежде чем серв ответил. Я точно это знала, потому что мое собственное сердце успело сделать три глубоких размеренных удара — «Тук», «тук», «тук».

— Я мог случайно коснуться его.

Кир рассмеялся, словно его позабавила попытка серва оправдаться.

— Ты лжешь. Следы яда на всей твоей кисти, серв. Ты знаешь, что такое зачарованный яд? Наверно, нет. Наверно, ты не знаешь, что излучение чар куда более незаметное, чем запах или самые крошечные частицы грязи. Я могу чувствовать былое присутствие чар там, где их самих уже давным-давно нет. Если бы ты подсыпал обычный яд, достаточно было бы отряхнуть руки, что ты наверно и сделал. Но если имеешь дело с зачарованным ядом, нужны особые меры предосторожности! Как жаль, что ты не знал об этом! У твоего хозяина не нашлось на кухне обычного крысиного яда, серв? Или ты желал ему мучений перед смертью?

Серв дернулся, точно собирался придти в движение, но в последнюю секунду передумал и застыл.

Но Марк все равно среагировал быстрее остальных.

— Не шевелись, — приказал он, в одно мгновенье оказываясь между мной и сервом. — Эта штука у меня в руке — револьвер. У тебя красивая броня, Ланселот, но она сделана не для боя. Одна пуля превратит твой церебрус в жестяную труху.

— Зачем уж так… — пробормотала я. Вид оружия нервировал меня. Даже тогда, когда я знала — сейчас оружие находится в самых надежных руках в мире.

Марк ответил не оборачиваясь:

— Он убийца. Если он может обходить ограничения и уже сделал это один раз, ему ничего не стоит сделать это раз. Знаешь, говорят трудно лишь в первый раз… Уверен, из нас троих он соорудил бы неплохой салат. Что скажешь, повар?

— Я не убивал своего хозяина.

— Слишком однообразно.

— Я не убийца.

Это было сказано почти по-человечески. По крайней мере — для того, кто не походил на человека даже голосом. Кир заинтересовался.

— Разве? Полагаю, ты подсыпал яд хозяину просто чтобы подшутить над ним?

— Я… не помню.

Тут и у Кира с лица пропала торжествующая улыбка. Он нахмурился.

— Повтори! — потребовал он.

Я открыла было рот чтобы сказать о том, что серв отвечает лишь на вопросы, но поздно, тот вдруг начал говорить.

— Я не помню. Этого нет у меня в памяти. Я забыл.

— Говори что помнишь!

— Я помню весь день и все предыдущие дни. Я помню, как пришли гости, как подавал на стол. Помню костюм господина Евгеника. Не помню остального.

— Что было последним, оставшимся в твоей памяти в тот вечер?

— Я подал гостям «Conditum Paradoxum» и сигары. Я остановился на секунду перед тем как вернутся на кухню — на тот случай, если у гостей возникнут какие-то пожелания. Форель была уже готова. Потом я заметил, что нахожусь в кухне, форель разложена по тарелкам, а в руке у меня какая-то пачка с порошком. Я поставил ее на место, хоть не помнил, как взял ее и для какой цели. Рыба была разложена и я быстрее подал ее гостям чтоб хозяин не рассердился.

— И тебя не удивил такой провал в восприятии?

— Я был смущен.

— И все?

— Моя функциональность не пострадала. Я вернулся к выполнению своих обязанностей.

— И ты не помнишь ничего из того, что было в этом промежутке?

— Нет.

— Но ты функционировал все это время?

— Да. Отключения питания не происходило.

— Сколько времени прошло с момента отключения памяти до того, как ты очнулся?

— Две минуты и десять секунд.

— Повторялись ли такие отключения еще когда-либо, до или после?

— Нет.

— У серва-повара должен быть чувствительный нос, — сказал Марк, когда Кир замолчал. — И он не почувствовал запах яда от одной из тарелок?

— Это зачарованный яд, — нехотя ответил Кир, размышляя в этот момент о чем-то своем. — У него нет запаха, у крыс тоже хорошее обоняние… Но дело, конечно, странное.

— Кир… — позвала я его негромко. — А серв этой модели может лгать?

Чародей вздохнул.

— Не знаю. Вообще не должен, конечно. Запрет на ложь обойти, между прочим, даже сложнее, чем запрет на причинение вреда. Но с его-то мозгами… Как я уже говорил, сегодня мы фактически разбираем дело человека. Человек может лгать, Таис?

— Ну не знаю. Наверно… — я отчего-то запнулась. — То есть конечно может. Еще как.

— Конкретно за этого я ручаюсь. — Марк спрятал револьвер, но с серва глаз не спускал. — Нам с Таис он рассказывал, не упоминая о своих провалах. То есть лгал как по писанному. И вы теперь рассуждаете, может ли он лгать? Да сам Христо по сравнению с ним — бескорыстный праведник! Этот серв полощет вам мозги, если вы еще не заметили.

— Но потеря памяти…

— А что еще ему было говорить, когда ты припер его к стенке? Он просто занял новый рубеж обороны. Ничего не помню — а значит не несу ответственности. Знаешь, сколько преступников сказываются слабоумными в надежде, что им это поможет?

— То есть намекаешь, что этот серв не только убийца, но и симулянт?

— Здесь нет нужды в намеках. Говорю открыто. Хвати ему ума сбежать после убийства — он уже натянул бы искусственную бороду и устроился бы матросом на судно, уходящее куда-нибудь в Ост-Индию.

— Я нахожу вашу иронию неуместной, — сказала я нарочито строгим тоном чтобы одернуть Марка, но тот и не заметил. На серва он смотрел напряженно, и я прекрасно знала, что отсутствие револьвера в его руке — вовсе не признак расслабленности.

— Последний вопрос, — сказала я торопливо. — Не серву, тебе, Кир.