Княжич

Савин поднялся к Ваське.

— Слышал? — спросил он его, пытаясь разглядеть с вышки признаки приближающегося врага. Но все было спокойно. На горизонте, в верховьях Сосны не видно ни конных сотен, ни клубов пыли поднимаемых ими.

— Ночью пойдут! — решил Савин. — Здесь в ущелье все ноги лошадям переломают, значит за ним.

Наконец подъехали сторожа с верхнего Воргла. Новость о переправе татар через Сосну встревожила их. Они сразу поняли, что переправа через Воргол, состоится где-то на их участке. Значит, там уже побывала татарская разведка. Не привели ли они ее за собой?

Савин, наблюдавший с вышки за приездом казаков, успокоил их:

— Хвоста не было! Давайте лучше обсудим, как будем действовать дальше. Хотелось бы знать, куда пойдет татарва! На Донков или Новосиль? И не мешало бы уточнить их число!

Решив, что для выяснения намерений татар, необходимо обязательно взять языка, Савин направил казаков в верховье Воргла.

— Там, ночью, на переправе, выкрадите татарина! — потребовал он.

Сам он и Скурыдин остались для наблюдения с вышки и связи со сторожами. С вышки, высотой 11 саженей просматривались окрестности почти на 19 верст.

Казаки, вернулись под утро. В свете почти полной луны блестело металлом доспеха переброшенное поперек крупа лошади тело языка.

— Принимай гостиниц боярин! — устало, улыбаясь, обратился к Савину Филька Григорьев.

Васька и казаки сняли татарина и положили его поближе к свету костра. Скурыдин разглядел татарина. Кляп, втолкнутый в рот, искажал черты лица, но все равно было видно, что это молодой воин лет двадцати — двадцати пяти, как рыба в чешуе, весь в дорогой, позолоченной броне.

— Знатный язык! — разглядывая позолоченный чешуйчатый доспех, удовлетворенно произнес Савин. — Где взяли?

— Недалеко. Там где ты и говорил, сразу за ущельем! — ответил Филька. — Только мы затаились в укромном месте и начали считать татар, как этот от переправы отъехал, и прямо к нам. Думали, пропали, увидел нас, а он оказывается, малую нужду справить захотел. Спешился, сделал то, что ему нужно было, и получил от Евсейки чеканом по голове.

— Чеканом? — возмутился Савин. — Так он же его убил!

— Я не сильно, и молот заранее кожей обмотал! — пояснил, оправдываясь, Печенкин. Решив доказать сказанное, он выдернул изо рта татарина матерчатый кляп. — Вот смотрите!

В тот же миг, пленник, изогнувшись, вцепился зубами в кисть руки Евсейки. Казак, вскрикнув, свободной рукой ударил татарина в лицо и опять затолкал кляп ему в рот. С укушенной руки капала кровь.

— Вот гадина! — пожаловался казак сторожам. — А развяжи ему руки, задушит!

— Он гордый! В присутствии черни разговаривать не будет! Отойдите в сторонку ребята, я сам его допрошу! — попросил Савин.

Уже начало светать, когда он вернулся к сторожам.

— Плохи наши дела, ребята! Знаете, какая рыба попалась в ваши сети? — объявил старший, глядя на сторожей.

Сторожа недоуменно молчали.

— Сын крымского хана, чингизид, царевич Абдалла! — разочарованно произнес он. — Такую пропажу невозможно не заметить. Я не удивлюсь, если увижу, что дорогу на Донков нам уже перекрыли. И здесь осмотрят каждый кустик и каждую былинку. Айга-мурза за него головой перед ханом отвечает. Отсюда не уйдет пока не перевернет все вверх дном! Быстро собираемся друзья!

— А как Алешка? — спросил про Леонтьева Скурыдин.

— Собирайся умник! — зло крикнул ему Савин. — Ему не поможем, и сами ляжем здесь!

Самые худшие опасения бывалого сторожа оправдались. Едва они взобрались на другой берег Воргла, как увидели, что на луговую равнину из леса выезжает конная цепь. Точно такая же картина наблюдалась и на правом берегу, откуда они только что ушли!

— Вниз! — скомандовал Савин.

Савин хотел по дну ущелья прорваться к Сосне, но их опять опередили. В ущелье, навстречу сторожам, по обеим сторонам реки приближались всадники.

Сторожам ничего не оставалось делать, как ехать вверх по течению Воргла. Почти до полудня, подгоняемые сзади и охраняемые сверху, нервно озираясь по сторонам, ехали сторожа по дну ущелья. Они, были удобной мишенью, которую татарам, ничего не стоило расстрелять. Но оружие враги не применяли, очевидно, из боязни нанести вред находящемуся в руках русских царевичу. Сторожей просто гнали в ловушку, приготовленную где-то в верховьях реки!

У казаков начали шалить нервы.

— Может, развернемся, да ударим по басурманам! — то и дело нервно хватаясь за рукоять сабли, предлагал Евсейка Печенкин. — Сами погибнем и их с собой возьмем!

Савин не отвечал. Вряд ли что они смогут сделать в тесном ущелье, на виду у нескольких сотен врагов! Он думал! Возле «Копченого Камня» перед глазами замаячил вход в пещеру. Укрыться в пещере! Это единственная возможность продержаться до прихода своих!

— Пещеру все видят? — не поворачивая головы, спросил Савин. Все поняли и закивали головами.

— Спешились и за мной. Держаться плотнее. Царевича на вид, вряд ли кто из татар в него пострелять захочет! — проинструктировал Савин сторожей.

Все спешились, и, петляя между выступающими из земли глыбами известняка, направились к пещере. Находящиеся на верху татары, очевидно, не знали о существовании пещеры и поэтому одобрительно загоготали, увидев, как сторожа поднимаются к ним по склону ущелья:

— Молодцы Иваны! Лучше плохой плен, чем красивая смерть!

Иной была реакция татар, сопровождающих сторожей по другой стороне ущелья. Они видели вход в пещеру и поняли намерение сторожей. Несколько стрел, пролетело над головами идущих. Но ратники, укрываясь лошадьми и сидящим на одной из них, царевичем, только ускорили шаг. Они были уже у входа в пещеру, когда сверху посыпались камни от пытавшихся спуститься к ним татар. Преследователи опоздали. Сторожа с лошадьми и пленным царевичем, скрылись в пещере.

Внутрь просторной пещеры, под уклон, вел сужающийся проход.

— Пленного, припасы и оружие с собой! Лошадей придется оставить здесь! Быстро идем дальше по проходу! — приказал Савин. В пещеру он привел своих товарищей не зря. Варфоломей, в свое время исходивший местные окрестности, рассказывал, что подземные ходы в этой пещере длиной несколько верст.

В проеме входа в пещеру мелькнули тени преследователей. Скурыдин и казаки выпустили по ним наугад несколько стрел. По крикам и стонам воины поняли, что попали в цель.

— Быстрей! — поторопил товарищей старший. Согнувшись, по узкому проходу, беглецы устремились в неизвестность, скрытую темнотой.

Наконец они смогли выпрямиться, оказавшись в гроте, высотой в два человеческого роста и шириной саженей пять. Вход в него еще достигал свет снаружи, а выход полностью был скрыт темнотой.

— Здесь! — остановил сторожей Савин. — Держим под прицелом вход!

Чья-то фигура, вступив в проход к гроту, заслонила свет, исходящий из него и, охнув от нескольких всаженных в нее казаками стрел, упала, освободив источник освещения. Предусмотрительный Савин, приказал приготовить к стрельбе самопалы. И вовремя. Враг, прикрываясь щитами, вновь попытался проникнуть в грот. Выстрелы из самопалов остановили и эти вылазки врагов. Глаза защитников грота заслезились от дыма.

— Эй, москали! — после небольшой передышки, раздалось на другом конце прохода. — Не стреляйте! Высокочтимый Айга-мурза хочет переговорить с вами!

Судя по обращению, толмачом у татар был черкас. Через какое-то время они услышали голос татарина.

— Москали! Вы в ловушке! — переводил черкас. — Вам все равно из нее не выбраться. Рано или поздно мы доберемся до вашей норы и перережем всем глотки. Сдавайтесь и мы сохраним вам жизнь! Айга-мурза до полудня дает вам время обдумать его предложение, после чего, в случае отказа, никого не оставит в живых!

Голос черкаса замолк.

— Ну что, будем решать друзья? — обратился к сторожам Савин.

— Что здесь решать! — отвечал ему за всех Евсейка Печенкин. — На испуг берет мурза! Думает, мы не знаем, что за рыба попалась в наши сети!

— Все правильно, казак! — согласился с ним старший. — Только когда поймет, что знаем, живым или мертвым попытается достать отсюда царевича! Без него, ему хан «кирдык» сделает! Нам будет обещать золотые горы, лишь бы мы Абдуллу отдали. А верить ему нельзя! Как только царевич будет у него в руках, нам конец. Остается одно, держаться до конца! Вся надежда на то, что сторожевой полк Михайло Ивановича Головина, не будет стоять в Михайлове, а двинется на татар!

— А если нет? — спросил Скурыдин.

— Это не самое главное! Как только закончится время на размышление, татары, прикрываясь телами мертвых, щитами, всей силой навалятся на нас. Мы сможем сопротивляться не больше, чем до завтрашнего дня. Дальше, у нас просто закончится запас стрел и зелья. И сил не останется. Вот и думайте!

В гроте наступила тишина. Скурыдин встал и пошел к отверстию прохода в грот. Внимательно осмотрев его, он подошел к своему мешку с припасами. Достал из него лучину, кресало и кремень. Несколько раз чиркнул им, высекая искру. Лучина загорелась.

— Что-нибудь придумал Василий? — глядя на его манипуляции, с надеждой спросил Савин.

— Есть одно предложение, — ответил новик. — Все заметили, как свободно стало дышать? Потому, что дым от зелья куда-то унесло!

— Ну и что? — одновременно спросили все.

— Посмотрите на лучину! Пламя наклонилось по направлению в глубь пещеры. Может там выйти человек или нет, неважно. Главное, что если завалить проход в грот, будет, чем дышать! — объяснил Скурыдин.

— А чем ты завалишь проход? Там же сплошная известковая плита! — поинтересовался Филька Григорьев.

— Я посмотрел. Есть глубокие трещины. Если внутрь заложить достаточное количество зелья, можно попытаться взорвать ее! Как вы считаете?

Сторожа, с интересом слушавшие Ваську, согласились с ним. Воды и припасов хватит дня на три. Есть надежда, что наши откопают. Это лучше, чем жизнь в рабстве! Савин предложил для подрыва использовать свой самопал, который он хотел набить доверху зельем и забить пыжом. Ствол самопала засунуть как можно дальше в расщелину и обложить мешочками с порохом. К спусковому крючку привязать длинную веревку, поджечь фитиль и ждать, когда враг пойдет на приступ.

Чтобы заправить зельем ствол самопала, хватило содержимого двух рогов. Когда, срок ультиматума закончился и толмач объявил им об этом, все уже было готово. Дружно послав мурзу куда подальше, а черкасу пообещав, что ему, продажному взыщется кровь христианская, которая прольется от татар, сторожа отбежали вглубь грота, насколько это было возможно. Как только проход в грот заполнили атакующие татары, Савин, перекрестившись, дернул за веревку. Взрыв был такой силы, что скала заходила ходуном. Находящиеся наверху татары видели, как она раскололась надвое. Гораздо хуже было тем, кто находился внутри ее. Свет в грот больше не проникал. Из прохода слышались стоны погребенных под обломками плиты татар. Оглохшие сторожа сидели неподвижно, пока кто-то из них не зажег кусок фитильной веревки. Пыль в гроте немного рассеялась, и стало видно, что прохода в него больше не существует. Его завалила, расколовшаяся на несколько кусков верхняя плита.

— Теперь не мешало бы перекусить! — предложил Евсейка Печенкин. Сделав светильники из фитиля, сторожа приступили к еде. После обеда они погрузились в сон, из которого их вывел стук металла по камню. Татары расчищали проход от обломков взорванной плиты. Сторожа поняли, что им предстоит последний смертельный бой. В плен сдаваться они не собирались.

Неизвестно сколько прошло времени, но стуки прекратились. Сторожа ослабили мертвую хватку на рукоятях своих сабель. Но чувство обреченности не прошло. Может татары ушли, а наши подумали, что сторожа сгинули или попали в плен? Тогда придется им умирать здесь в безвестности! Что делается там наверху?

А наверху начинался новый день. Не самый лучший для татарского войска. Предупрежденный Ромашко Бардаковым, донковский воевода Вельяминов, немедленно послал гонца в Михайлов, сообщить о продвижении татар. Ночью, воевода сторожевого полка Головин выдвинул им навстречу две сотни конных стрельцов с пищалями и двести детей боярских дворянской конницы.

Утром, когда еще не успел рассеяться туман, татары натолкнулись на ровные ряды сверкающих лезвиями бердышей стрельцов. Никого не боятся татары, кроме стрельцов! Бывали случаи, что конные орды, без боя возвращались назад, только услышав о них. И сейчас, лохматых всадников одолела оторопь при виде направленных на них, лежащих на бердышах стальных стволов. Конная масса смешалась, поворачивая назад. Но поздно. Грянул залп. Пушистые белые облачка дыма поплыли над полем. Смертоносная картечь, заметно проредила ряды, разворачивающейся для бегства конницы. Из-за спин стрельцов, вдогонку им, с пиками наперевес и саблями наголо, рванула в атаку русская конница. Кто-то из бегущих врагов пытался противостоять ей, но был уничтожен. Татар гнали до Сосны, где многие из них, ища спасения на другом берегу, утонули в реке.

Замурованные в скале сторожа об этом не знали. Поэтому, когда опять застучали кирки по камню, они приготовились отразить последний натиск. Тонкий луч света не скоро проник в грот:

— Ребята! Вы живы! — услышали они знакомый голос Леонтьева.

— А где татары? — еще не веря избавлению от неминуемой смерти, спросил невидимого Алешку, Савин.

— Домой тикают! Вы как? Воды не нужно?

— Нет! — ответил старший. — Лучше откопайте быстрей!

Через узкий лаз в завале, проделанный крестьянами из полона отбитого у татар, сторожа вытолкнули наружу пленного и выбрались сами. Их окружили ратники из сторожевого полка. Старший из них, московский дворянин Ждан Квашнин сразу же забрал у вызволенных на свободу царевича, который освобожденный от кляпа посылал проклятья в адрес сторожей на татарском и русском языках, за то, что они не заботились о нем в пещере. Евсей Печенкин хотел снять с него позолоченную броню, но Ждан не разрешил.

— Теперь это все государево! — предупредил он. — Государь вас отблагодарит по-своему!

Узнали сторожа, как их нашли. О том, что они замурованы в пещере, сообщил Квашнину тот самый черкас, который был толмачом у мурзы. Оказывается, черкас, государев человек. Если бы не он, неизвестно как все повернулось. Леонтьев о них ничего не знал!

Сторожам разрешили отобрать для себя новых аргамаков из табуна, захваченного у татар и конскую сбрую в оставленном обозе. Скурыдин нашел своего коня. На условный свист, из леска выбежал его верный Орлик и, подскакав к нему, уткнулся влажной мордой в грудь. Работавшие на расчистке завала крестьяне, рассказали Ваське, как он сбросил пытавшегося оседлать его татарина и убежал в поле.

Войско из Михайлова ушло в тот же вечер. Сторожа опять приступили к своим обязанностям. Через шесть дней их сменили. Как всегда, заехав в скит к Варфоломею, сторожа простились с ним и вечером следующего дня, уставшие и довольные, достигли посада Донкова.

В день, когда сторожей освободили из подземного плена, у двери Разбойного приказа состоялась встреча двух старых друзей.

— Привет Юрашка! С тех пор как наследство Бежецких получил, не здороваешься! Нос воротишь!

— Иди-ка ты своей дорогой Колобок, изводи дальше свою бумагу!

— А вот зря ты Юрашка друзей не замечаешь, подъячих за людей не считаешь! Я ведь к тебе не просто так! Старую дружбу в отличие от тебя помню! Именьицо-то ты получил, а законный хозяин, если верить тебе, убиенный, жив и по земле в Донкове ходит! Скоро здесь в Москве будет!

— С чего ты взял?

— Испугался? Бумага у начальника нашего стола лежит! От Донковского воеводы!

— Катись-ка ты подальше Колобок! Умер он и даю тебе слово, никогда уже не воскреснет!

Глава VI. Приставы

Возвратились в Донков сторожа поздно вечером. Утром следующего дня, первого дня Нового Года[32], они уже купались не только в теплых потоках южного ветра, обещающего большой урожай овса, но и в лучах славы. Весть об их приключениях обогнала сторожей. Каждый житель Донкова, считал своим долгом, выразить свою признательность героям и зазвать к себе за праздничный стол. Но Симеонов день[33] закончился, и наступили серые будни, связанные с уборкой урожая и подготовкой к зиме, ведь каждый из них был не только ратником, но и сельским хозяином.

На пятый день сторожей вызвал к себе воевода Вельяминов. От имени государя, за пленение царевича, он вручил Ивану Савину и казакам, взявшим его, Евсейке Печенкину и Фильке Григорьеву по рублю, а всем остальным по его половине. Все были рады, только всегда сомневающийся Филька Григорьев, остался недоволен, выразив свое мнение:

— Не царская это награда. Царевич стоит дороже!

Савин сразу одернул его: — Без языка хочешь остаться умник?

Царскую награду получил, из рук государя воевода Головин. Иоанн Васильевич вручил ему медаль. Не весомый золотой корабленник, с портретом английского короля на корабле в море с мечом и щитом, на одной стороне и изображением лилиевидного креста в восьмидужном обрамлении на другой, который вручался более важным сановникам, а венгерский дукат, весом в два раза легче.

Царевича умыли, одели в дорогие одежды и представили царю. Потом его, осыпав подарками, со свитой, отправили в Крым к своему гарему, обменяв на 20 наших пленников, долгие годы томившихся в татарских тюрьмах.

Скурыдин, приехав, первым делом поинтересовался у сестры об Андрее. Та, грустная от мысли о разлуке с ним, была немногословна, сказав, что он ждет вестей из Москвы. Попарившись в баньке на берегу Дона, вечером следующего дня, Скурыдин отправился к Лыковым в гости. Хозяева были дома. Тимофей Мартынов долго обнимал его, повторяя:

— Ну, ты Василий, как твой отец, настоящий богатырь!

Андрей бросился расспрашивать:

— Расскажи, как все было. Как жаль, что меня не было с тобой!

— Еще навоюешься, Андрюша! — улыбнувшись, успокоила его Арина Евдокимовна, пригласив всех за праздничный стол. — Стратилатов день, Андрюшины именины!

Расспросам не было конца. Лыков, выпив медовухи, вспомнил свои боевые молодые годы. Жена подзадоривала его:

— Неужели все так и было?

Застолье закончилось поздним вечером. Несмотря на улыбки хозяев, Скурыдин сердцем почувствовал тоску тревожного ожидания, поселившуюся в их доме. Арина Евдокимовна, провожая его, тихо сказала, так чтобы другие не слышали: