– Не искажайте смысл сказанного мной. Я лишь считаю, что кому-то, привычному к аристократическому образу жизни, будет легче исполнять эти обязанности. К тому же, если я женюсь на ровне, родители не будут пилить меня за мезальянс.
– Так вы женитесь, чтобы порадовать родителей?
– Нет. Но не вижу ничего плохого в том, чтобы взять в жены ту, кого они одобрят.
– А как же любовь?
Гейб покачал головой:
– В этом уравнении нет любви. Она ни к чему – ведь я не требую ее и не предлагаю. Думаю, без нее мой брак будет более устойчивым. В общем, любовь в данном случае не важна.
Странно, почему граф рассуждает о необходимости жениться столь бесстрастно? Вероятно, его родители в свое время заключили именно такой договор и ожидают от сына того же? Но если бы Габриэль захотел, мог бы поступить по-своему, а он только рад подчиниться. И все же…
– Так вы хотите заключить бесчувственный союз? Это совсем не похоже на «развлечение без всяких обязательств». А как же насчет того, чтобы женщина вам нравилась, чтобы вас влекло к ней?
– Это, конечно, важно. Но для долговременных отношений мне нужна та, кто будет разделять мои жизненные цели и понимать, что я не всегда буду «никчемным плейбоем». Своей жене я предложу нечто иное, чем своим мимолетным подругам, и ожидать от нее тоже буду большего, чем от них.
– Но…
Подавшись вперед, граф наполнил до верха их бокалы.
– Хватит обсуждать мое отношение к любви и браку. Давайте поговорим о вас.
Этта отпила глоток золотистого вина.
Черт возьми! Еще не хватало обсуждать ее плохую наследственность и неспособность завязать романтические отношения. С другой стороны, Гейб ведь честно ответил на ее вопросы, значит, теперь ее черед – все по-честному.
Глава 7
Гейб наблюдал, как на лице собеседницы отражаются обуревающие ее эмоции, рассматривал нахмуренный лоб, подметил, каким нервным движением она заправила за ухо выбившуюся из прически прядь. Странно, почему они завели на деловом ужине такой разговор? Может, лучше сменить тему? Нет, не стоит – это поможет отвлечься от мыслей о собственном будущем браке, который станет не чем иным, как взаимовыгодным партнерством, в котором отсутствует самая важная составляющая – дети.
Все надежды и мечты Габриэля рассыпались в прах, но брак по-прежнему остается необходимостью. Впрочем, сегодня вечером не хочется об этом вспоминать.
– Мое отношение к любви и замужеству нетрудно изложить вкратце: это не для меня.
– Почему? – удивленно вскинул брови Гейб.
Ему почему-то казалось, что такая энергичная женщина, отвергающая кратковременный флирт, непременно жаждет встретить в жизни любовь.
– Я не создана для брака и мне куда лучше живется одной: не нужно спрашивать ни у кого разрешения или кому-то в чем-то уступать. Если я хочу, придя домой, переодеться в пижаму, устроиться на диване и смотреть исторический фильм, поедая попкорн, я так и поступаю.
– Так вы цените кукурузные хлопья выше, чем секс, любовь, общение?
– Нет, просто я выбираю независимость. Какое-то время назад я пыталась найти мужчину, с которым могла бы вступить в брак ради Кэти – чтобы у нее был отец. Но потом я поняла, что это будет нечестно. И в первую очередь я обману саму себя. Мне и одной неплохо живется.
Словно осознав, что чересчур горячо оправдывается, Этта откинулась на спинку стула, а затем подцепила на вилку последний кусочек оленины, оставшийся на ее тарелке.
– А вдруг вы еще не встретили своего принца? Ведь не все мужчины такие, как Томми.
– Я знаю. Но Томми тут ни при чем. Да, большинство мужчин – вполне приличные люди. Мне нравилось ходить на свидания – некоторые из тех, с кем я встречалась, стали моими друзьями, и после я была гостьей на их свадьбах. Но, наверное, я не создана для любви и спокойно это воспринимаю.
– Да, я понял, но…
– Но что?
– Мне кажется, вы что-то теряете, решив отказаться от долговременных и кратких романов.
– Это не мое решение. Просто все мои попытки завязать такие отношения рассыпаются, словно песочное печенье.
– Может, потому, что вы встречались не с теми мужчинами?
– Дайте-ка угадаю… Сейчас вы скажете, что мне нужно встречаться с кем-то вроде вас, да?
Гейб пожал плечами:
– Почему бы и нет? Если брак – не для вас, так попробуйте то, что вам может предложить такой парень, как я, вместо свиданий с типами, которые, на ваш взгляд, вам подходят.
– Мне не нужно то, что вы предлагаете. И кстати, что плохого во встречах с теми мужчинами, которых я нахожу подходящими? Уж не вам это говорить, вы сами ищете себе «подходящую» жену.
– Это другое дело. Вы прекратили свои поиски, сложили руки, сдались. Что же до меня, да, я не ищу любви, но все-таки хочу найти партнершу для секса и общения.
– Это мне тоже ни от кого не требуется. – Отпив глоток вина, она вздохнула и холодно произнесла: – Я не желаю это обсуждать.
– В таком случае, может, нам лучше все-таки поговорить о делах на деловом ужине?
– Что ж, давайте побеседуем о делах.
На следующий день, чтобы избежать разговоров с Габриэлем, Этта потребовала принести ей завтрак в номер, а всю дорогу до поместья притворялась спящей. «Дела, дела, дела. Думай только о делах», – мысленно повторяла она, словно мантру, пока, наконец ее глазам не предстал величественный особняк «Деруэнт-Мэнор». Теперь можно было приступить к работе и забыть о дурацком диалоге за ужином. Больше никаких бесед и даже мыслей о личной жизни!
Выйдя из машины и притворно зевнув, она чуть не задохнулась от изумления. Да, Этта видела «Деруэнт-Мэнор» на фото, но реальность превзошла все представления об этом каменном здании с множеством окон, украшенном башенками и напоминающем скорее дворец, чем особняк. Великолепный образчик елизаветинского стиля в архитектуре!
– Он такой огромный!
– Когда-то здесь стоял дом постройки тринадцатого века, но он обветшал, был снесен, и вместо него в конце шестнадцатого века возвели это строение, на что потребовалось восемь лет и бог знает сколько денег. Позднее, в Викторианскую эпоху, тогдашний герцог Ферфакс вложил средства в реконструкцию здания. Теперь наша семья занимает лишь часть комнат, а остальные демонстрируются туристам, чтобы собрать средства на содержание этого дома, буквально пожирающего деньги.
Этта даже представить себе не смогла, сколько же нужно средств, чтобы оплачивать счета за отопление и поддержание в надлежащем состоянии такого огромного особняка. Неудивительно, что Деруэнтам приходится посвящать свою жизнь постоянному поиску денег.
– Чем хотите заняться? – спросил Гейб. – Я могу для начала показать вам дом…
– Вообще-то хотелось бы как можно скорее приступить к работе. Было бы замечательно, если бы вы отвели меня в комнату, где хранится ваш фамильный архив.
Десять минут спустя Этта вошла в помещение, заваленное пыльными томами, – они громоздились стопками на полу и стояли на полках. На огромном столе, затейливо украшенном резьбой, лежали горы документов и старых фотоальбомов.
– После наводнения здесь такой беспорядок, – пояснил Габриэль.
– У меня такое ощущение, что в этом месте меня дожидаются еще не найденные сокровища. Так что, если не возражаете, я примусь за работу.
– Сначала нам необходимо обсудить некоторые меры безопасности. Теперь Томми известно, что вы тут, ведь в прессе уже появились сообщения о том, что я вас нанял, и он вполне мог их прочитать.
Страх снова парализовал Этту. Обнаружив, что Кэти здесь нет, Томми придет в ярость. Вспомнилось прошлое, от которого Этта тщетно старалась убежать: ее мольбы, которыми она пыталась когда-то тронуть сердце Томми.
Гейб негромко чертыхнулся, шагнул вперед и обхватил ладонь гостьи своими руками.
Этта позволила себе на краткий миг задержать свою руку в руках графа, а затем отпрянула, мысленно напомнив себе, что нужно думать только о делах.
– Извините. Я в порядке.
– В этой комнате вам ничего не угрожает. Вот, возьмите.
Гейб вложил в ее ладонь небольшой белый кулон на цепочке.
– Это сигнализация. Нажмете кнопку – и на мой телефон поступит сигнал тревоги.
– Спасибо.
Надевая кулон на шею, Этта подумала, что не должна зависеть от Габриэля – нужно самой разработать план, как избавиться от Томми. Ведь едва фамильное древо Деруэнтов будет готово, граф перестанет ее охранять.
Ну а пока она в безопасности, и можно с головой уйти в работу.
Несколько следующих часов пролетели как в тумане. Этта просматривала и сортировала документы, чувствуя, как ее охватывает умиротворение от погружения в историю. За строчками в старинных томах словно оживали реальные люди, жившие много веков назад.
Впрочем, Этта не могла полностью забыть о том, что в этой же комнате вместе с ней находится Габриэль. Он старался не мешать ей работать, но наконец не выдержал:
– Думаю, пора на сегодня заканчивать, пока вы не свалились с ног от усталости.
Этта, возившаяся со старинными манускриптами, сложенными в шаткую стопку, поднялась и провела рукой по лбу.
– Который час?
– Пора ужинать. – Граф указал на тарелку с засохшими бутербродами: – К тому же вы не притронулись к обеду.
– Извините, я заработалась.
– Вижу. Но я, как ваш работодатель, принял решение: на сегодня достаточно. Я ведь еще даже не показал вам вашу комнату. Так что идемте! Вы умоетесь, переоденетесь и за ужином дадите мне полный отчет о ваших успехах.
– Ладно.
Этта взглянула на свою покрытую пылью одежду.
Надо же было так перепачкаться!
Идя вслед за Гейбом по коридору, Этта ощущала слабый запах пыли, исходящий от обоев, местами отставших от стен, кроме этого, еле заметно пахло затхлостью и сыростью. Шагнув за графом в какую-то дверь, Этта застыла на пороге, изумленная контрастом. Взгляду предстала широкая, плавно изгибающаяся дубовая лестница, застеленная роскошной ковровой дорожкой, элегантная, полированная старинная мебель на начищенном до блеска паркете, на стенах – портреты в позолоченных рамах, кругом – бархат и гобелены.
– Эта часть дома открыта для посетителей, – пояснил граф.
Этта провела ладонью по резным перилам и обвела взглядом интерьер, дышащий историей.
– Вот мы и пришли. – Габриэль отпер дверь, на которой висела табличка «Не входить», и они ступили в обшарпанный коридор. – Все наши деньги уходят на поддержание в хорошем состоянии помещений, посещаемых туристами. Потому, боюсь, вам не удастся пожить в роскошных покоях.
– Все равно для меня эти комнаты – часть истории. Полагаю, здесь когда-то жили слуги. Возможно, кто-то из моих прапрабабушек работал в этом особняке судомойкой.
Граф открыл дверь.
– Надеюсь, вам тут будет вполне удобно.
– Да, разумеется.
Комната была непритязательно меблированной, но чистой. Конечно, стены не помешало бы покрасить, зато на туалетном столике стояла ваза со свежесрезанными цветами, а старинные лепные карнизы напоминали о том, сколько веков простоял этот дом.
– Через полчаса я за вами зайду. Ванная комната – через коридор, напротив вашей двери.
Тридцать минут спустя Гейб рассматривал свою гостью, сидящую за огромным столом в просторной кухне. Этта переоделась в джинсы и мешковатый джемпер. Ее лицо, на котором не было ни капли макияжа, обрамляли влажные локоны. Она казалась до странного юной.
Граф водрузил мясную запеканку на гору вареного риса и передал тарелку Этте.
– Пахнет божественно! Вы сами это приготовили?
– Нет. Я умею готовить, но не так замечательно, как это делает наша домоправительница. Сара живет тут уже много лет и всегда очень рада, когда кто-то из членов нашей семьи сюда приезжает.
Вообще-то именно по Саре больше всего скучал маленький Гейб после отъезда в интернат, ведь она была одной из немногих, кто когда-либо его обнимал.
– Так вы тут не живете?
– Нет. У меня своя квартира в Лондоне.
Перед тем как жениться, Габриэль собирался отремонтировать один из пустующих в поместье старых домов, чтобы жене не пришлось жить с его родителями в этом особняке, потому что Гейб и сам не хотел находиться с отцом и матерью под одной крышей.
– Должно быть, в детстве вам тут очень нравилось. Я, например, была вне себя от радости, когда смогла переехать с дочкой в маленький домик, где у нее есть собственная спальня. А тут такие просторы, такие сады! Просто волшебно!
– Я проводил тут не очень много времени, – бесстрастным тоном отозвался граф.
Этта наморщила лоб.
– А где же вы жили? Я всегда считала, что Деруэнты проводили в своем имении круглый год.
– В восемь лет меня отдали учиться в интернат, а на каникулах обычно отправляли в различные лагеря.
Родители хотели таким образом закалить характер Габриэля. Они пришли в смятение, когда их наследник сбежал из интерната, и первым делом уволили няню Меган Энсти, которая присматривала не только за маленьким графом, но и за его сестрами.
Няня была Гейбу куда ближе, чем родная мать. Мальчику при расставании хотелось расплакаться, но он сдержался, понимая, что, если даст волю слезам, родители отзовут у Меган выданное рекомендательное письмо, обвинив ее в плохом воспитании их сына. Поэтому Габриэль лишь вежливо попрощался с няней, и в тот же день его снова увезли в интернат.
Возвращение туда врезалось в его память навсегда. Он до сих пор помнил, как тяжело переживал потерю Меган, виня себя в том, что ее уволили. Именно тогда Гейб понял, что если бы не привязался к ней так сильно, то ни для него, ни для нее расставание не было бы таким болезненным.