Помоги проекту - поделись книгой:
Все остальные организации с самого начала были либо функциональными (Международный союз немецкой культуры, Общественная Академия наук, Фонд "Российские немцы", Фонд трудармейцев), либо региональными (Землячество немцев Поволжья). А ограничившись выполнением проектов, они очень быстро превратились просто в подрядные структуры под прежней вывеской с главной целью зарабатывать деньги, но не для движения, а для своего руководства и аппарата. Политическая пассивность России в нашем вопросе, вынужденное отсюда переключение Германии на чисто проектную работу, отсутствие у главных общественных организаций собственных средств и материальной поддержки извне привели постепенно к тому, что и Международный Союз российских немцев, и "Видергебурт", выступавшие еще в интересах российских немцев и тем самым ставшие нежелательными и для чиновников, и для подрядчиков, — постепенно перестали существовать, успев, однако, породить и взрастить из своей плоти и крови еще более легитимное и перспективное дитя — Федеральную НКА. Федеральную НКА, в которой подрядчики тут же увидели еще более опасного противника. Потому что она была еще более представительной и более массовой организацией, вобрала в себя практически весь конструктивный потенциал национального движения, а главное, выступала еще более решительно за участие народа в распределении средств и в контроле за их расходованием. Кому такое могло понравиться!
Именно в этом причина многолетних попыток задушить ФНКА экономически, дискредитировать ее руководство, расколоть, перекупив подачками региональных ее лидеров, создать ей альтернативу в виде новых организаций (ОПОД "ВЕС", консультативных и прочих советов), а также через созыв "общенационального" съезда.
Но ФНКА как была, так и остается подлинным и единственным защитником интересов народа, а ее газета "NKA-NL" — голосом народа, никогда еще не звучавшим так открыто, так страстно, так бескомпромиссно, что было бы невозможно без мощной подпитки болью, надеждой и верой со стороны самого народа. (Это, кстати, и к вопросу об "оторванности" руководства ФНКА от него.)
Историческая правда на стороне ФНКА, и победа в этой небывалой схватке интересов подрядчиков и интересов народа не может не быть за ней, в том числе и потому, что интересы российских немцев, отстаиваемые ФНКА, и интересы Российского государства совпадают. И то, что ФНКА в этой схватке не только стремится помочь российским немцам и двум государствам обеспечить целевое использование выделяемых средств, но и думает о будущем народа, предлагая — опять же единственная! — конкретные меры для этого, ясно говорит о наличии сегодня у российских немцев национальной структуры, способной их представлять и достойно представляющей их; структуры, готовой стать основой их самоорганизации, самоуправления и возрождения.
Именно поэтому начальная борьба подрядчиков
Говорить сегодня о движении российских немцев — это значит говорить о ФНКА. Потому что других организаций, выступающих за их цели, у российских немцев нет. Подрядно-"общественные" структуры вместе с вобравшим их в себя ОПОДом — не национальное движение.
(ОПОД вообще уникальнейшее образование, даже для видавшей виды России. Собранный из политических лохмотьев чужих одежд, сшитый белыми нитками алчных надежд, надутый выхлопным идеологическим газом борьбы за светлое будущее всех народов, этот новый безродный агрессивный чебурашка тщится определять национальную политику всей страны плюс стать политической партией российских немцев. Можно без колебаний считать, что окончательное ограбление народа обеспечено, если возможность "защищать" его получат такие прожженные защитники собственных интересов.
Впрочем, вынесли же мы депортацию, вынесли трудармию, вынесли в нашем движении десять лет назад "порвавшего с КГБ" А.Кичихина, вынесем — даст Бог, ногами вперед, — и созданный для нас сегодня ОПОД.)
Еще раз: подрядно-коммерческие структуры — это не национальное движение, а (в идеале) необходимый инструмент для практической реализации достижений движения, сегодня же это — почти без исключения — структуры, паразитирующие на нашей проблеме. Внесенный ими "раскол" в ФНКА — временный, т. к. это не раскол между членами ФНКА и не идейное расхождение в вопросе о целях движения и путях их достижения. Это всего лишь часть организованной подрядчиками нечистоплотной кампании по защите своих интересов с использованием ряда региональных лидеров как физических лиц против руководства ФНКА и проводимой им политики, одобренной двумя съездами ФНКА. Собственно, это даже не раскол, а оплаченная внезапная смена рядом "лидеров" своего политического пола, которая даже не всегда известна рядовым членам их НКА. Отсюда и временность их новых радостей. Будет заменен распределитель бюджетных средств на проекты (что уже происходит) — мгновенно восстановится их традиционная ориентация и, тем самым, единство в ФНКА — если члены их НКА вообще захотят дальше иметь в своих "лидерах" таких политических трансвеститов и транссексуалов…
Как мы видим, российские немцы как народ были и есть; их воля к самосохранению и обеспечению национального будущего проявляется с появлением ФНКА еще больше, причем в решающей сфере — политической; они имеют в лице ФНКА необходимую инициативную силу, сконцентрированный многолетний опыт национального движения и провозглашенную Законом перспективную форму самоорганизации и самоуправления.
То есть мы имеем то, что необходимо, чтобы
Не могут сегодня российские немцы сами справиться и с решением ряда других вопросов. Потому что после депортации, лишения государственности, территории, правовой, экономической и социальной базы сохранения народа; после десятилетий их дискриминации, распыленного расселения, отсутствия национальных школ и учреждений культуры; после долгих лет их ассимиляции, невоспроизводства их национально-культурного, языкового потенциала и утечки его вследствие выезда, — после всего этого российские немцы хотя и остаются хозяевами своей судьбы, но, как уже сказано, лишь в сфере инициативы. В остальных же сферах решения своего вопроса этот хозяин своей судьбы (как сказал бы, и не совсем без основания, пессимист) связан по рукам и ногам бесправием, обескровлен и обездвижен, с петлей ассимиляции на шее, снять которую сам уже не в состоянии.
Но и Россия с Германией не могут решить нашу проблему без нас. Отсюда — необходимость активнейшего вовлечения российских немцев в процесс. Обрекать же народ на отстраненное молчаливое созерцание того, что делается "для народа" и "от имени государства" антинародными по своим интересам подрядчиками, значит обрекать народ на дальнейшую ассимиляцию, на дальнейший выезд, а в практических делах — всегда иметь дело с откровенной халтурой, грубейшими злоупотреблениями и низкой эффективностью вкладываемых средств.
Таким образом, можно сказать, что российские немцы, несмотря на все трудности, уже много лет ответственно выполняют свою, отвечающую их возможностям, часть общего дела по своей реабилитации. От руководства России и от степени участия Германии сегодня зависит, останутся ли российские немцы в истории только как репрессированный и затем окончательно уничтоженный нереабилитацией народ, или они смогут и дальше, как несколько веков до этого, содействовать укреплению и развитию всестороннего сотрудничества между двумя великими стратегическими союзниками, сохраненные Россией из признания их заслуг, экономической целесообразности и категорического императива справедливости.
III. Россия и проблема российских немцев
Россия… Почему без нее у нас как у народа нет будущего? Что она для нас? И что мы для нее? Что ждем мы от нее еще — после стольких трагедий и несправедливостей? Может ли она — пусть через 60 лет! — восстановить справедливость к
Никто из наших предков не пришел в Россию завоевателем. Даже не искал в ней политического или экономического убежища. Наоборот, были приглашены Российским Государством. Как ученые, деятели культуры, высококлассные специалисты, военные, врачи — и как земледельцы. Оправдали ли они надежды России?
Полистайте дореволюционные энциклопедии. Почитайте историю российской промышленности, транспорта, сельского хозяйства, военного дела, науки, культуры, театра, музыки, живописи, медицины… Посмотрите историю географических открытий и "приращения могущества России Сибирью". Зайдите, наконец, в Георгиевский зал Кремля, где в бесконечных колонках имен георгиевских кавалеров на стенах каждое третье имя — немецкое.
Даже трудно себе представить прошлое России без немцев — без их личного вклада, без переданного ими своей новой Родине опыта, знаний, умения, таланта и верности. Без Немецкой слободы в Москве — первой форточки в Европу, позволившей затем прорубить туда и окно, и дверь. Не говорим уж о царицах и царях, для которых немецкий язык был гораздо более родным, чем сейчас для нас.
Верой и правдой, талантом и знаниями, потом и кровью служили немцы России. И тем не менее: нет в России народа, с которым она бы обошлась более несправедливо, более жестоко. Не надо даже углубляться в историю и выяснять, сколько обманутых обещаниями, завербованных в Германии переселенцев погибло на долгом пути к России, сколько их умерло в первые годы от неустроенности, жестокой зимы и голода, сколько было убито во время набегов кочевников и уведено в рабство, как боролись с "немецким засильем" ура-патриоты, каким гонениям и притеснениям подвергались немцы уже в Первую мировую войну. Достаточно взять последние 60 лет нашей истории — трагедии, не закончившейся до сих пор.
И вместе с тем…
В России мы за два с половиной века из диаспоры, из осколка народа другой страны стали самостоятельным, новым народом на планете, гораздо содержательнее, богаче, чем были. В России мы стали частью великого народа великой страны. Здесь, в процессе нашей нелегкой истории, откристаллизовались те наши национальные черты, которые помогли нам устоять и сохраниться. Здесь мы вдохнули России — ее планетарной шири, ее громадных идей, ее великих целей, ее могучей природы; здесь мы впитали в себя ее великую культуру и литературу. Мы вдохнули России, где даже преступность и репрессии имеют масштабы, потрясающие воображение — до самоуничтожения, до развала страны. Тому, кто вдохнул такой России, трудно дышать в Европе.
Да, мы многое потеряли в ходе ассимиляции из того, с чем прибыли в Россию. Мы потеряли это в ходе
Как народ мы напоминаем яблоню. Хороший сорт яблони в суровых российских условиях сам по себе не вырастет — корневая система не выдержит. Поэтому и прививают черенок нужного сорта — привой, к стволику местной дички — подвою. И получается: стойкая корневая система в родной почве и ценные плоды других земель, другого климата на ветках. Так и мы: наши корни — свои в почве России, мы пропитаны, наполнены соками России, над нами светит солнце России, и плоды наши мы отдаем России.
Старые деревья не пересаживают, гласит немецкая мудрость. И не перепрививают, добавим мы. Потому, что срезать привитое дерево значит загубить дерево. Не отсюда ли многие из нас воспринимают выезд как обреченность? А требования новых садовников от нас немедленных плодов — абсурдом?
Но чтобы сохранить все, что накопили, взрастили мы в себе за наши российские годы и что стало во многом уже нашей сутью, чтобы оставаться полноценным народом, чтобы сохранить самоуважение и уважение других — для всего этого нам нужна Россия. Не будет у нас России — не будет и нас как народа, которым мы стали.
Лишиться России означало бы для нас лишиться и всего приобретенного в ней, остаться лишь с небольшой частью того, с чем мы прибыли когда-то из Германии. То есть, означало бы не вернуться к исходному — с чем выехали, но стать гораздо беднее, чем были тогда. При этом историческая родина ушла от нас, тогдашних, за годы разлуки так далеко, что и общие корни часто уже не ощущает.
Инстинктивное понимание всего этого и делает, наверное, прощание с Россией для выезжающих так перехватывающим горло. На историческую родину мы возвращаемся с ненужным там российским богатством, ненужным, потому что оно — богатство лишь здесь, там же оно лишь раздражающий признак нашей недостаточной "немецкости". Но без этого богатства, только с остатками нашей собственной былой немецкости, мы там совсем "ничтожны", "неполноценны", а значит — не равны в возможностях с "истинными" немцами.
Не раз мы уже говорили о том, что только в России можем сохраниться как народ. Потому что только в ней есть еще шанс получить снова для совместного проживания территорию. И только в ней наша российская составляющая может быть востребована и стать условием полноценной жизни народа.
Вот почему наше будущее как народа так связано с Россией.
Но нужны ли мы России? По сути это бестактный вопрос. Бестактный, потому что мы один из народов России, и как наша обязанность — заботиться о своей стране, так и обязанность страны — заботиться о своих народах. Независимо от того, выгодна ли эта забота или нет.
Однако история нам демонстрирует очень ясно, что мы хоть и признаемся одним из народов в России, и вроде имеем со всеми "равные права", но практически никогда не имеем равных возможностей — при разных правителях, в разные для страны времена и даже при разном общественном строе в ней. Значит, чем-то мы все-таки "не такие", как все? Значит, есть обстоятельства, которые заставляют власть относиться к нам иначе? В чем же причина?
Попробуем погадать на исторической гуще.
Могут ли это быть экономические причины? Например, когда в коллективе, в семье, в стране кто-то больше потребляет из общего котла, чем вкладывает в него, то положительных эмоций это, как известно, не вызывает. Потребляем ли мы больше, чем вкладываем?
Не будем возвращаться к дореволюционным временам и уподобляться тем гусям, предки которых Рим спасли. Вклад наших предков в становление Государства Российского таков, что мало кто из других народов той же численности может сказать, что внес больше. Ну, а позже?
После революции немецкие села Поволжья вымели начисто свои запасы хлеба для голодающих рабочих Москвы и Петрограда. Во время гражданской войны и в Поволжье, и на Украине в немецких селах было, как в фильме "Чапаев": белые придут — грабят, красные придут — грабят. То есть, пусть под насилием, но помогали братьям-россиянам, независимо от окраски. В тридцатых годах экономические и культурные успехи АССР НП были таковы, что ее называли "Сталинской республикой" — тогда это не было ругательством, а совсем наоборот.
Во время войны российские немцы на лесоповале, в шахтах, на строительстве заводов на Урале, в рыболовецких хозяйствах, несмотря на то, что были обвинены фактически в сотрудничестве с врагом и заключены в трудармейские лагеря, что ходили под конвоем и получали убивающий голодный паек — работали под девизом "Все для фронта, все для победы!" до полного истощения. И даже в этих условиях были среди них "тысячники", т. е. выполнявшие нормы на 1000 процентов. Зачем?
После войны, на освоении казахстанской Целины, опять же российские немцы были существенной рабочей силой. Не с бухты-барахты же отказал в 1965 году нам А.Микоян в восстановлении АССР на Волге: нельзя, "потому что 500 тысяч немцев уедут из Целинного края, а без них там сельское хозяйство вести невозможно"! Хужей работать надо было, хужей, тогда бы и справедливость восторжествовала…
Какие были самые богатые, благоустроенные, красивые, культурные хозяйства и села на Алтае? — немецкие. А в Казахстане? — немецкие: вспомним хотя бы знаменитый колхоз "30 лет Казахстана" с председателем Яковом Герингом. А в Киргизии? — немецкие. А почему выступали сибирские обкомы и горкомы партии против идеи восстановления республики на Волге? — Потому что с заводов, шахт, из сельского хозяйства уйдут квалифицированные рабочие руки…
Нужно ли продолжать?
Но, может быть, немцы и работали хорошо, и вклад у них был, однако потребляли они еще больше?
Такой вопрос может задать только полный невежда. Потому что любой народ в стране, независимо от своего вклада в общий союзный "котел", обязательно получал из него на развитие национальной культуры, национального образования, национальных СМИ, на подготовку национальных кадров и т. д. Все, кроме немцев. Только у них не было национальных школ, учреждений национальной культуры, практически не было национальных СМИ и, кроме десятка учителей родного языка в год, не готовились национальные кадры. Для сравнения: у киргизов, литовцев, эстонцев (народов, близких по численности советским немцам) в 1982 году на национальную душу выпускалось газет соответственно в 13, 30 и 41 раз больше, чем у немцев; журналов в 330, 1330 и 900 раз, а художественной литературы в 100, 160 и 320 раз больше. Приложите сюда еще "экономию" от отсутствия собственных Советов, исполкомов, профкомов и парткомов, социально-бытовой и прочей инфраструктуры и номенклатуры, — и получится, что российские (тогда советские) немцы были единственным в огромной стране народом, который практически на всем протяжении Советской власти, а по инерции и дальше, жил по заветам Льва Троцкого — в условиях военного коммунизма: от каждого — по максимуму, каждому — по минимуму, и шаг в сторону — выстрел без предупреждения.
То есть, в экономическом отношении мы были самым "рентабельным" народом в стране: работая "хорошо", мы как народ не получали ничего; только как индивидуумы на поддержание трудоспособности. А значит, нахлебниками мы, слава Богу, не были, "доноры" же — еще поискать таких.
Тогда, может быть, причины особого отношения к нам лежат в сфере патриотизма, и у нас его было недостаточно? Ведь патриотизм в России — чувство особое: каждый ругает свою страну и народ, а кто нет — вызывает подозрения.
Опять же не будем касаться прошлого: тот же Георгиевский зал — лишь одно из свидетельств отношения немцев к своей российской Родине, отношения, которое невозможно симулировать. Возьмем более близкие события — начало Великой Отечественной войны. Десятки тысяч советских немцев воевали на фронте. Воевали как минимум не хуже других, потому что война шла против немцев и товарищи по оружию с особым вниманием наблюдали за их поведением. И даже в те катастрофические первые месяцы войны, месяцы небывалых поражений и отступлений писали о героизме советских немцев. Заметка в "Комсомольской правде" о рядовом Гофмане, попавшем в плен к гитлеровцам, подвергнутом пыткам и найденном потом его товарищами с прибитым к сердцу штыком комсомольским билетом, была опубликована за несколько дней до Указа о "тысячах и десятках тысяч шпионов и диверсантов", которых немцы Поволжья "скрывали" в своей среде.
Константин Симонов, писатель, поэт, военный журналист в своей книге "Живые и мертвые" напишет позже о мнении боевого генерала, которому в 1941 году пришло распоряжение отослать из его частей советских немцев как потенциально неблагонадежных: "дайте мне десять тысяч таких Гофманов (это уже другой Гофман, из его подчиненных), я из них дивизию сделаю и до Берлина с ними дойду!" Не дали. "Рабочие батальоны" сделали и направили в тайгу, сорвав погоны, награды и загнав за колючую проволоку, на нары. Симонов знал о судьбе советских немцев, и первый в советской литературе осмелился сказать несколько слов в их защиту.
Всего полгода были на фронте советские немцы, причем самые трудные. И вдобавок они были немцы. Тем не менее, среди них — 11 Героев Советского Союза…
Треть российских немцев полегла в трудармии, на работе в тылу — работе для Победы. Это больше, чем потеряла самая пострадавшая от войны Белоруссия, через которую дважды прокатился фронт, Белоруссия — колыбель партизанской войны. Она потеряла четверть своего народа — в войне с врагом. Мы — треть в труде на благо своей Родины. Кто еще столько?
После этого гадливо-оскорбительными воспринимаются "сомнения" в патриотизме российских немцев…
Пустые глазницы ушедших трудармейцев смотрят издалека, из таежных уральских болот, из-под застывшего доменного шлака, которым залиты их могилы — могилы строителей оборонных заводов. Смотрят сквозь предрассветное окно на мой стол, на исписанные листы бумаги и диктуют немой вопрос: что еще они недодали своей Родине?
После восстановления государственности репрессированных народов между вернувшимися к родным очагам и теми, кто был заселен в них, иногда возникали кровавые разборки. Может быть, опасения, что и российские немцы будут освобождать свои дома ножом и топором — причина невосстановления их республики?
Спросим опять Историю. Несмотря на всегдашнее инонациональное окружение, российские немцы за 250 лет своей российской истории не имели ни одного конфликта с другими народами (конфликты на бытовой почве не могут считаться межнациональными). В самой АССР НП треть населения была ненемецкой: русские, украинцы, калмыки, казахи. Добрые отношения с соседями — закон. Бесконфликтность внедрялась с детства: "Der Kluge gibt nach!" ("Умный уступает!") — повторяла нам мать, и детские ссоры мгновенно утихали: умный не ссорится.
1989 год. Москва. Первая конференция нашего первого национального общества "Возрождение". Обсуждается и вопрос о восстановлении нашей автономии на Волге. Мы уже знаем, что там ведется основательная антинемецкая работа. Один из "аргументов" — приедут немцы, выгонят всех из своих домов. Делегаты конференции — со всей огромной страны, многие прошли через выселение, трудармию и комендантский надзор, испытали тысячи несправедливостей в своей жизни и вот уже 48 лет мечтают о том, чтобы вернуться, наконец, "домой" — принимают
"Дорогие товарищи!.. Мы заявляем, что, пережив вместе со всем советским народом трагедию войны с ее неисчислимыми жертвами, считаем невозможным для себя требовать возвращения наших домов и имущества, незаконно конфискованных в 1941 году при выселении, ибо не советский народ виноват в этом и тем более не те люди, которые сегодня живут в наших домах. Пусть наши дома, в которых родились мы и которые стали приютом для вас, будут для вас такими же родными, какими были для нас.
Мы заявляем, что не претендуем на город Энгельс — бывшую столицу нашей республики. Пусть он останется таким, как сложился, — современным русским городом.
Мы считаем, что большинство сегодняшних крупных населенных пунктов на территории бывшей АССР НП должны по возможности получить свою автономность в будущей республике, чтобы не нарушать сложившийся уклад, чтобы сохранить полную возможность беспрепятственного обучения на родном языке в школах, чтобы обеспечить и на будущее свободное развитие в них национальной культуры"…
Прошло 12 лет, до сих пор
Тот же 1989 год, конец жаркого лета. Мы с Л.Прокопьевым, председателем Госкомнаца РСФСР (будущего Миннаца РФ) — удивительно человечным человеком, на Волге, в гнезде антиавтономизма — Красноармейске (раньше — Бальцер). На площади — тысячный митинг; транспаранты, лозунги, плакаты — все антинемецкие, будто еще одна война с немцами началась. Народ "разогрет" основательно — не только солнцем. В пароксизме ненависти витийствует седая непричесанная старушка с пеной на губах — буквально. Я здесь чужой, "из Москвы": то, что я из немцев Поволжья — никто не знает. До меня надо "донести настроение народа".
"Да если ко мне придет немец и скажет: это мой дом! — у меня около двери уже стоит топор, за-руб-лю-ю!.."
На встрече в просторном кабинете с "представителями населения" теряется ощущение реальности: в каком мы веке, в какой стране? Откуда столько злобы против своих же сограждан?
Под конец Прокопьев просит меня сказать несколько слов. И тут выясняется для многих, что я тоже немец. Напоминаю им, чем был Бальцер до войны, рассказываю, что самое крупное произведение советской немецкой прозы, роман Г.Завацкого "Мы сами", был написан о событиях 20-30-х гг. в Бальцере, что это фактически гимн дружбе народов — немцев, русских, украинцев, казахов, населявших тогда городок, и задаю риторический вопрос: что испытал бы автор сегодня, побывав на таком "митинге"?
Рассказал и об Обращении "Возрождения" — неожиданность полная. И вспомнил притчу. В крестьянской семье старого деда сажают подальше от стола в угол, с деревянной миской: у него дрожат руки, и чтобы не плескал на стол, чтобы не разбилась, если выпадет, тарелка. Как-то мальчик что-то усердно строгает. Отец: "Что делаешь?" — "Тебе миску, когда старенький будешь…"
Так и с ненавистью к другим: что посеешь, то и можешь пожать.
Долгое молчание…
В 70-80-е годы в СССР был распространен пропагандистский критерий дружбы народов: межнациональные браки. Даже по этому критерию российских немцев невозможно было подозревать в национальной замкнутости и недостаточном "интернационализме": по переписи 1989 года они по количеству смешанных браков были на первом месте — 70 процентов!
Как видим, и подозрения в национальной нетерпимости, и опасения межнациональных конфликтов по вине немцев не имели под собой оснований.
Стоит ли дальше доказывать, что мы не верблюды? Не проще ли сделать другой вывод: было бы нежелание восстанавливать государственность, а причина найдется…
Но еще один аспект нельзя обойти. Вклад народа? — да, но он как-то не очень волнует: был он, есть — и слава Богу! Патриотизм, преданность Родине? — тоже хорошо; если бы не было, не так бы говорили с вами. Дружба с народами, миролюбие? — то же самое: попробовали бы иначе!
А будет то, что уже есть. Два миллиона человек выехало. Только экономический ущерб — около 50 миллиардов долларов США (такова же прибыль "принимающей стороны"). Да плюс утрата научного, культурного, образовательного, генетического, демографического, морального, нравственного потенциала.
Люди, тем более народ — тоже капитал. Самый ценный. Сегодня он сам вынужден определять, где надежнее, где лучше избежать инфляции-ассимиляции.
Так что нужны мы России. Не всем, кто в ней правит, но всем, кто думает о ее будущем, кто и есть Россия. И чем ей труднее, тем мы нужней. Пока же…
Сколько мы там должны Парижскому да Лондонскому клубам? Хоть договорились бы с Западом, что выезд немцев идет в погашение долгов — был бы наш прощальный вклад в развитие нашей Родины…
не государственная власть
Если мы, как ни крути, нужны России, если мы никакой своей ипостасью не вредим ей, то почему же не решается уже 60 лет наш вопрос? Разумных причин, т. е. вызванных интересами государства, как видим, не просматривается. Вызванные же местническими, групповыми интересами или личностными эмоциями — это, думается, причины не того уровня, чтобы исходить из них в политике государства.
К тому же ведь приступали уже, и не раз, к решению нашего вопроса. Когда восстанавливали государственность другим народам, не могли же забыть, что немцы тоже были репрессированы. Когда принимали Указ 1964 года, ведь не забыли исключить возвращение в родные места. Когда в 1972 году сняли ограничения в прописке — явно допускалось восстановление автономии явочным путем. А попытка создать автономную область в Казахстане в 1979 году? А обещание в 1988 г. восстановить республику через полгода? А интенсивный поиск решения в 1989 г.? Создание Парламентской, затем Государственной комиссии по проблемам немцев?
А Закон "О реабилитации репрессированных народов" 1991 г., где прямо указывается необходимость восстановления государственности?
А Протокол о сотрудничестве между Россией и Германией в поэтапном восстановлении нашей государственности?
Да что еще нужно, чтобы решить, наконец, этот вопрос?! Только выполнить, что решено! Так что мы вполне можем сделать вывод: Россия и сама признала, что мы ей нужны — тем, что приняла уже нужное нам (и ей) решение. Она только еще не выполнила его. Почему?
Воли не хватает, политической воли тех, кто у власти. И готовности действовать в интересах своего государства. Можно ли было ожидать этого от Ельцина, этой политической прорехи в истории России? — Нет. Потому что сам он был безмерно далек в своих интересах и действиях от интересов государства и потому что не он правил Россией, а им самим правили — люди, еще более далекие от интересов "этой" страны.
Изменилась ли ситуация с уходом Ельцина? Подождем: эстафетный скипетр еще не полностью вырван из рук предшественника…
Однако сегодня возникла новая опасность для нас: идея губернизации страны, под которой понимается одновременно и роспуск национально-территориальных образований. Возникла она в ответ на разрушительный процесс суверенизации регионов (помните Ельцина: "Берите себе суверенитету, сколько проглотите!"), особенно болезненно воспринимаемый страной в национальных республиках; апогей — Чечня.
Национальная окрашенность чеченской трагедии бросила тень подозрения на все национальные образования. Но по трезвом размышлении — виноват ведь не "национальный вопрос", который горячие головы хотят снять в России вообще, "отменив" эти национальные образования и перекроив страну по-новому.
Суверенизация пошла не от народов, испокон века имеющих свои территории: каждая деревня еще недавно готова была объявить себя суверенным государством. Причина и не в административно-территориальном делении — оно есть в любой стране, потому что необходимо.
Причина в том, что Ельцину на пути к власти надо было сделать глав регионов своими сторонниками, чтобы использовать их административный ресурс на выборах. Поэтому он и бросил им кость суверенизации, т. е. отдал им их регионы на откуп. Получив региональную государственную собственность в управление, т. е. в разграбление, они затем не захотели больше делиться ею с "верхами": кому нужна власть
Когда будет опять выстроена нормальная система государственной власти, ни региональные, ни национальные образования не будут ей помехой. Наоборот, опять станут необходимыми ее звеньями. Тем не менее, родной наш принцип: разрушить до основанья, а затем… — этот принцип как призрак снова бродит по России. И отражается в том числе на решении нашего вопроса.
Суверенизация в национальных образованиях — то же самое стремление, как и в других субъектах Федерации, получить вотчину в бесконтрольное управление. Только действующие силы здесь — национальные кланы, цель — обеспечение клановых интересов, а дымовая завеса — "национальный вопрос". Суверенизация и здесь — заказ начального, т. е. неконтролируемого рынка, это и здесь — рыночнизация власти как в других регионах, только с универсальным использованием национального вопроса — для защиты от воздействия извне, для получения поддержки собственного народа и для отражения федерального внимания сверху.
Все это логично. Потому что после развала СССР, после разрушения системы власти суверенная (неподконтрольная) власть стала самой выгодной сферой бизнеса. Известное изречение: дайте капиталу прибыль в 300 процентов, и нет такого преступления, перед которым он остановится, — это изречение детский лепет перед прибыльностью и всеготовностью сегодняшней власти. Не 100 процентов, не 300 и даже не 1000 — здесь показатель прибыли: он фактически неограничен. Отсюда и беспредел власти, точнее, капитала во власти; отсюда и небывалый накал кровавой борьбы за захват власти, за удержание власти, за передел власти — на всех уровнях, где есть что урвать. Отсюда и небывалый приток во власть представителей бизнеса и криминала, и небывалые взятки и траты за место депутата или чиновника. Не случайно же сегодня в одной России чиновников в два с половиной раза больше, чем было во всем СССР; больше — хотя территория и население резко уменьшились, 20-миллионной "номенклатурной" КПСС больше нет, а экономика на нуле.
Кому же выгодно в этих рыночных условиях укрепление государства? Тем, кто пришел во власть, чтобы брать, — невыгодно. Потому что крепкое государство — это и строгий порядок, а значит препятствие, чтобы брать. Не нужно им и решение долгосрочных, стратегических проблем государства — ни в экономике, ни в обороне, ни в науке, ни в культуре и образовании, ни в медицине. Потому что это расходы во имя будущего государства, сегодняшней же личной прибыли, "личной собственности" — никакой. Тем более не нужно им решение каких-то национальных вопросов. Вот если национальный конфликт — на нем еще можно заработать, и чем он больше, тем лучше: больше денег выделят. Чеченский вопрос наверняка давно был бы решен, если бы кому-то не было выгодно его продолжение.
В решении государственных проблем — стратегических, долгосрочных, к которым относятся и национальные — могут быть заинтересованы только те, кому будущее страны дороже собственного кармана. Пока же власть — отрасль на рынке, причем наиболее доходная отрасль, где идет быстрое накопление личного капитала, и не за счет производства, а за счет присвоения и продажи государственной собственности, за счет властного рэкета и лоббирования, — до тех пор никакие проблемы в интересах государства решаться не могут. Этому будут сопротивляться изо всех сил на всех уровнях власти, во всех ее структурах, куда проникли алчущие собственности. Ибо укрепление государственной власти означало бы конец рыночной власти.
В этой ситуации наш вопрос никак не мог быть решен в последние десять лет — он не давал никому большой и мгновенной личной прибыли. (Собственная наша подрядная мелкота — не в счет: пробивной силы их интересов хватило лишь на разработку и проталкивание "Федеральной программы"). Решить наш вопрос в таких условиях можно было только одним путем: принять четкое решение о восстановлении нашей государственности, превратить его выполнение в масштабный проект, задействовать в нем самого заинтересованного подрядчика — народ, выделить под проект достаточное финансирование и установить жесточайший государственный и общественный контроль за его использованием. Но первое было невозможно, а остальное, низведенное до попытки наших "новых российских немцев" создать себе на десять лет кормушку-программу, превратилось в фарс — в т. ч. из-за финансирования и без того убогой программы в объеме трех процентов — большего наши стратеги-подрядчики освоить не могли, а потому о большем и не говорили.
Но если главная причина развала государства и нерешения его стратегических проблем, в том числе национальной, — рыночность власти, то суверенизация как следствие рыночности власти и тем более сам институт национальных образований не могут считаться препятствием решению нашего вопроса. Поэтому надо не разрушать национальные образования только потому, что и в них буйствует общий рыночный беспредел, а обеспечить и в них защиту власти от оголтелой ее конвертации в деньги и собственность.
Разрушать национальные образования только потому, что во главе их — тоже рыночная власть, значит наказывать народы вместо этой власти, значит лишать их национального будущего, значит разрушать основу многонациональной страны. А еще это значит вызвать взрыв мощных национальных чувств, заставить уже народы защищать свои подлинные национальные интересы и при этом спровоцировать теснейший союз между народами и паразитирующими на них собственниками во власти на борьбу с федеральной властью. То есть, вместо помощи народам в освобождении их от рыночной власти получить слияние интересов сегодняшних антагонистов и — тиражирование Чечни.
Государству никогда нельзя забывать, что народы — его дети, его надежда и опора, его будущее. Как оно обойдется с ними сегодня, такое отношение к себе получит от них завтра. Народы объективно
Таким образом, жупел суверенизации, по внимательном рассмотрении, также не может служить причиной нерешения нашего вопроса.
Что еще стоит на нашем пути? Отсутствие у государства средств? — Но нерешение нашего вопроса обходится государству в десятки раз дороже. Страна должна внешним кредиторам? — Но, может быть, и здесь есть выход? Может быть, удастся совместить проблемы внешнего долга страны с проблемой ее внутреннего долга перед одним из ее репрессированных народов? Может быть, попробовать договориться и реструктурировать часть долга нашей страны, допустим, той же Германии, в инвестиции в решение проблемы российских немцев? Это ведь может оказаться выгодным и Германии — иначе принять и обустроить еще полтора миллиона российских немцев с членами их семей тоже ведь влетит на первых порах в копеечку.
В любом случае, если думать об интересах страны, то выход найдешь. Тем более в нашей проблеме — выгодной и перспективной для страны, способной привлечь поддержку извне как мало какая еще…
Поделиться книгой: