Помоги проекту - поделись книгой:
Подход не менялся и, по сути, стал главной причиной отчуждения тринадцати американских колоний. Это касалось не только Англии — правительства устанавливали законы, которые всегда имели целью выгоду и благосостояние метрополии, не важно какой и не важно, какая партия была у власти. Закон, одобренный английским парламентом в 1685 г., установил высокий налог на импорт очищенного сахара, что положило конец рафинированию в колониях. Французы же, поскольку у них сахарных заводов было меньше, сначала поощряли очистку в колониях для того, чтобы сократить долю импорта из других европейских стран, но как только заводы были построены, колониальной очистке поставили заслон, перенеся доходы от этой деятельности в метрополию.
Английский закон о налогах на плантации 1673 г. гласил, что товары, перевезенные из одной колонии в другую, должны облагаться таким же налогом, как если бы они ввозились в Англию, но он был не более эффективен, чем принуждение. Это понимал Митфорд Кроу, губернатор Барбадоса, когда писал в 1707 г.:
«Я должен проинформировать Ваши Светлости, что этому острову помог бы запрет на торговлю между Новой Англией и Суринамом, ведь, если я верно проинформирован, большое количество рома, сахара и мелассы уходит туда в обмен на их лошадей, муку и провизию, а на прошлой неделе человек по имени Гаррисон, плантатор, имеющий долги, бежал на шлюпе с шестьюдесятью неграми, оставив свою землю кредиторам».
Работорговцы также могли нести финансовые потери. Средний путь, маршрут между Африкой и Новым Светом, был рискован: случались штормы, нападения на африканском побережье, рабы гибли от болезней или от горя. Но торговля между Вест-Индией и Европой в основном приносила прибыль, а европейские товары для Африки были так дешевы и низкопробны, что остаться в проигрыше было практически невозможно. Товары, оправлявшиеся в Африку, были крайне низкого качества. Так, Артур Филлип, отправившийся создавать поселение в Ботаническом заливе, жаловался на инструменты, которыми его снабдили: «Я не устану повторять, что большинство инструментов было хуже, чем те, что когда-либо отправлялись для обмена к берегам Гвинеи».
Несмотря на риски, торговый треугольник сделал богачами многих. Льюис Кэрролл, крещеный как Чарлз Лютвидж Доджсон, получил среднее имя в честь своего прадеда работорговца. Эдвард Гиббон мог позволить себе заниматься историей, потому что его дед был директором Компании Южных морей, перевозчика рабов. Отец виконта де Шатобриана был капитаном работоргового судна, а позже работорговцем, но никто из-за этого не ставит под сомнение репутацию Шатобриана как либерального мыслителя и писателя. Джон Локк, философ, был акционером Королевской африканской компании, еще одного работоргового концерна, и при этом писал: «Рабство — это такое отвратительное и жалкое состояние человека и так противно щедрому характеру и достоинству нашего народа, что едва ли возможно, чтобы англичанин, а тем более джентльмен мог быть его сторонником».
В Дании семья Шиммельманн, давшая различным правительствам страны двух министров финансов, также имела состояние, заработанное на рабах. Члены британского парламента представляли интересы Вест-Индии и сахара, а почтенные торговцы и даже лорд-мэр Лондона получали доходы от торговли людьми.
Дело о «Зонге»
Работорговля причиняла много зла, а случай на «Зонге», который часто называют расправой на «Зонге», возможно, лучший пример тому. В ноябре 1781 г. Люк Коллингвуд, хозяин «Зонга», приказал выбросить 132 раба за борт, чтобы они утонули, а затем потребовал за них страховку. На борту по-прежнему оставалось 440 рабов, а он заявил, что из-за нехватки воды был вынужден сбросить балласт и утопить остальных для того, чтобы спасти корабль, оставшийся человеческий груз и команду.
Неудивительно, что страховая компания отказала, правда, не по гуманитарным причинам. Если бы рабы умерли естественной смертью, возражали страховщики, тогда не было бы страхового случая. Оставленная «собственность» была больна и умирала, и это была лишь попытка воспользоваться юридической лазейкой. Никакого дефицита воды не было: ни команда, ни рабы не были переведены на сокращенный рацион, а когда корабль прибыл на Ямайку 22 декабря, на нем было еще 420 галлонов воды. Так что капитан не действовал по необходимости и не мог требовать по 30 фунтов за голову утонувшего раба.
Генеральный стряпчий Джон Ли выступал на суде от лица рабовладельцев. Он ясно обозначил правовое положение рабов, когда обратился с вопросом:
«К чему все эти громкие декламации о том, что люди были выброшены за борт? Вопрос в том, было ли это сделано добровольно или по необходимости? Это дело о движимом имуществе и товарах. Это дело о выброшенном товаре. С этой точки зрения и с позиции страхования они — товар и собственность. Правильно это или нет — нас не касается».
Владельцы выиграли дело о страховке, но позже оно было пересмотрено по апелляции. Проиграла, однако, сама работорговля — из-за бездушного перевода людей в статус движимого имущества разгорелся огонь, который нелегко было погасить. Коллингвуда и его людей не судили за убийство, но дело о страховке спровоцировало первые настоятельные требования прекратить торговлю человеческими жизнями, каким бы ни был результат для сахарного бизнеса, и это кое-кого беспокоило.
Отмена рабства и освобождение
Великому британскому реформатору Уильяму Уилберфорсу было от силы 10 лет, когда дело освобождения рабов отпраздновало первую победу. Лорд главный судья Мэнсфилд в 1772 г. сказал: «Рабство настолько неприемлемо, что может держаться только на действующем законе». Поскольку закона такого не было, он объявил, что раб, ступивший на землю Англии, становился с тех пор свободным. Тем не менее движение против рабства потерпело поражение в палате общин в 1776 г. Но поскольку обсуждение продолжалось уже 30 лет, надежд на освобождение постепенно становилось больше.
В мае 1789 г. (через год после того, как Уилберфорс стал членом парламента) Ричард Пеннант обратился к палате с речью, в которой заявил, что если она проголосует за отмену рабства, как предложил м-р Уилберфорс, то «нанесет удар по собственности в семьдесят миллионов, разрушит колонии и, уничтожив главную школу морского дела, в одно мгновение сдаст доминирующие позиции на море». Впрочем, оппоненты рабства не были просто радикалами, они были серьезными людьми с ясными деловыми принципами.
Были и другие способы обучать моряков, кроме как отправлять их в плавание на работорговых кораблях, и другие способы зарабатывания денег, кроме работорговли и торговли товарами, произведенными рабским трудом. Многие выступали против отмены рабства из соображений прибыли. Но этот разумный деловой подход постепенно проигрывал альтруистической идее освобождения. В ее продвижении были заинтересованы в первую очередь те, чьи интересы лежали в сфере торговли с Ост-Индией, где к тому времени сахар производился с использованием преимущественно наемного, а не рабского труда. В 1792 г. Ост-Индская компания посчитала, что цена жизни раба, занятого в производстве сахара в Вест-Индии, равнялась 450 фунтам сахара. Это означало, что «семья, потребляющая пять фунтов сахара в неделю, убивает раба каждый 21 месяц». Чтобы усилить эффект, компания также сообщила потребителям, что восемь таких семей всего за 19,5 лет убьют 100 рабов.
Уильям Фокс стал первым, кто использовал статистику смертей среди рабов, выражая протест поставкам сахара из Вест-Индии. Он знал также, как важен был ром для сахарной индустрии, и в 1781 г. призвал людей воздержаться и от рома, и от сахара:
«…До тех пор, пока плантаторы в Вест-Индии сами не запретят ввоз новых рабов и не начнут отменять рабство на своих островах так скоро и действенно, как только позволят обстоятельства и положение рабов, или до тех пор, пока мы не найдем другой способ выращивания сахарного тростника, не связанный с рабством и не обагренный кровью… семья, которая обычно употребляет пять фунтов сахара в неделю и соответствующее количество рома, через воздержание от их употребления в течение 21 месяца предотвратит порабощение или убийство одного ближнего своего».
Другими словами, 450 фунтов сахара и то количество рома, которое будет получено из мелассы, оставшейся после производства сахара, — это эквивалент сахара, произведенного одним рабом за 10 лет — средний срок жизни раба на сахарной плантации. Другие участники этой кампании говорили о 405 фунтах, но и те и другие подтасовывали свои данные.
На самом деле «обменный курс» на плантациях в 1700 г. равнялся одной тонне на жизнь раба, а в 1800 г. уже двум тоннам. Так что количества сахара, потребляемого сегодня учащимися и преподавателями среднего университета в развитой стране за одну неделю в виде снэков, кондитерских изделий, мороженого и прохладительных напитков, было бы достаточно, чтобы убить одного раба в 1800 г. Статистика была очень сильным аргументом, который можно было подстроить под любую аудиторию.
Как часть своей рекламной кампании Ост-Индская компания распространяла сахарницы с надписью «Сахар из Ост-Индии не сделан рабами». Ее рекламный буклет также использовал приведенную выше статистику смертности среди рабов, но Ост-Индский сахар продавался со значительной наценкой: если сахар из Вест-Индии около 1792 г. стоил от 70 до 80 шиллингов за центнер, то сахар из Ост-Индии продавался за 140 шиллингов. Странная логика авторов памфлета позволила сторонникам Вест-Индии использовать ее для того, чтобы в ответ заявить, что для ост-индского сахара не должно быть никаких акцизных послаблений, раз люди и без того готовы покупать его с такой наценкой из-за неиспользования рабов!
Одно из первых послаблений для самих рабов пришло с моря. В 1805 г. Нельсон у Трафальгара уничтожил французские морские силы раз и навсегда. Британия стала царицей морей. Раз так — что говорила Британия, то приходилось делать и другим. А Британия сказала, что пора прекратить перевозку рабов. Война на несколько лет остановила все работорговые суда, и плантаторам пришлось обращаться со своими рабами лучше, поскольку замены им ждать не приходилось. Естественно, разумные головы в парламенте заявили, что неплохо было бы запретить эту торговлю навсегда, чтобы с рабами продолжали хорошо обращаться.
Лучше запретить торговлю прямо сейчас, говорили они, потому что не будет никаких работорговцев, требующих компенсацию за запрет. Дания, мелкий игрок в этом бизнесе, уже запретила работорговлю, как и Соединенные Штаты, которые с 1800 г. не позволяют своим кораблям перевозить рабов в другие страны. Это решение было закреплено, когда конгресс США запретил работорговлю в целом, а произошло это за три недели до того, как король одобрил аналогичный британский билль. Оставалась только Франция, которая в любом случае больше не имела морских сил. Но поскольку фракция Вест-Индии имела достаточно сторонников, чтобы составить или развалить парламентское большинство, формирующее правительство, рабов в Вест-Индии не освободили. Англия нуждалась в рабстве, или по крайней мере британское правительство нуждалось в голосах членов парламента, контролировавшихся рабовладельцами из Вест-Индии.
В начале XIX в. новые технологии коснулись водных артерий и дорог — до железных дорог дело еще не дошло, но паровые двигатели уже входили в обиход. Первая сахарная мельница на паровом двигателе появилась на Ямайке не раньше 1768 г., но пар уже работал на пивоварнях Лондона, в шахтах Корнуолла и на многих других предприятиях. Власть предержащие Англии искали новые объекты для инвестиций и новые способы контролировать рабочую силу.
В 1799 г. Уильям Уилберфорс, несмотря на то, что он боролся за освобождение рабов на плантациях сахарных колоний, добился принятия билля, который запрещал английским рабочим собираться в группы для защиты против тирании своих хозяев, низводя таким образом шахтеров, рабочих текстильных мануфактур и сельскохозяйственных работников до статуса и положения индустриальных рабов. Похоже, он не замечал непоследовательности своей позиции.
В течение следующих десяти лет целый ряд европейских стран ограничил или запретил рабство. Торговля рабами медленно сворачивалась. В 1816 г. рабовладельцы Цейлона добровольно проголосовали за то, чтобы дети рабов, родившиеся после 12 августа того года, считались уже свободными.
В то время как рабство оставалось в силе, Сводный закон о рабах, принятый в 1816 г. на Ямайке, несколько улучшил их положение, это был хороший знак того, что происходило и на других британских сахарных островах. Закон постановил, что рабы должны иметь выходной день в воскресенье, а также еще один выходной каждые две недели, чтобы иметь возможность работать на себя, кроме времени сбора урожая. Минимальное количество выходных должно было быть не меньше 26 дней в году, также запрещалась работа на мельнице между семью часами вечера в субботу и пятью часами утра в понедельник. Работа в поле была ограничена отрезком времени между пятью часами утра и семью часами вечера с получасом на завтрак и двухчасовым перерывом в середине дня.
В 1823 г. движение за освобождение было переименовано в «Общество за смягчение и постепенную отмену рабства во всех британских доминионах». Впрочем, очаги рабства по-прежнему сохранялись, и некоторые государства возмущались, что их суда останавливались и обыскивались военными кораблями стран, выступавших против рабства. В любом случае работорговое судно могло проходить как «иностранное», предъявив при необходимости соответствующие документы. Пока морские силы нескольких государств не объединились, по Среднему пути в Америку по-прежнему доставлялась «черная слоновая кость». Рабы попадали даже в США — их высаживали на берег в независимом Техасе, откуда транспортировали по всей стране.
Большинство оппонентов рабства признавало, что оно все еще существует, но состояние рабства, считали они, не так ужасно, как торговля рабами. Кроме того, торговля была остановлена, и немногие дурные хозяева должны были лучше заботиться о своих рабах, поскольку источник новых рабов пересох, как только корабли с рабами перестали выходить в море. Как и современные экономические аналитики, они рассматривали саморегуляцию рынка в качестве лучшего пути к добрым делам.
Стоит также отметить, что протестанты и евангелисты сделали нечто, чего раньше никто не делал, — они приняли рабов как христиан. На заре сахарного рабства в Средиземноморье рабы, принадлежавшие мусульманам, не имели права входить в мечеть, а рабы, принадлежавшие христианам, обычно не приветствовались в церкви, хотя рабы-мусульмане построили много церквей, а рабы-христиане — много мечетей.
В более цивилизованной и гуманной атмосфере XIX в. баптисты и уэслиане принялись проповедовать своим черным братьям и сестрам, которые могли оставаться рабами, но чьи души должны были стать свободными. Это давало плантаторам необходимую им дешевую рабочую силу и в то же время удовлетворяло потребности миссионеров давать своей пастве обещания лучшей жизни в ином мире. Эдвард Джон Эйр, который видел, что основное недовольство исходит из баптистских церквей, конечно, мог придерживаться другого мнения.
5 чайных чашек муки, 1 чашка топленого масла, 1 чашка сливок, 1 чашка патоки, 1 чашка влажного сахара, 2 яйца, ½ унции измельченного имбиря, ½ фунта изюма, 1 чайная ложка соды, 1 столовая ложка уксуса. Разогрейте масло до мягкости, но не позволяйте ему растекаться [sic]; насыпьте муку в миску, добавьте туда сахар, имбирь и изюм, очищенный от косточек и мелко порезанный. Когда сухие ингредиенты тщательно смешаны, добавьте масло, сливки, патоку и хорошо взбитые яйца и взбивайте полученную смесь в течение нескольких минут. Погасите соду уксусом и добавьте в тесто, убедитесь, что эти последние ингредиенты хорошо перемешались с остальными; поместите пирог в смазанную маслом форму или на противень и сразу же ставьте в печь на умеренный огонь; выпекайте от 1 ¾ часа до 2 ¼ часа.
9. Наполеоновский гамбит
Итак, Маргграф в Германии объявил о том, что получил качественный мусковадо, при этом вдали от сахарных островов, и поделился со всеми рецептурой производства. Так почему же потребовалось еще два поколения, чтобы сахар из свеклы начали изготавливать в коммерческих масштабах? Объяснение в следующем: сахар по-прежнему дешевле было покупать в тропиках, потому что существовавшие сорта свеклы требовали больше трудозатрат для получения того же объема сахара.
Конечно, различные сорта свеклы имели различные свойства. Маргграф позже указал на белую (сахарную) свеклу как лучший сорт, за ней расположились поручейник и красная свекла. Но даже он рекомендовал свеклу лишь как материал для изготовления кулинарного сиропа, а не как основу для промышленного производства. Это большее, на что мог рассчитывать в то время этот корнеплод до того, как поставки тростникового сахара в Европу не прекратились из-за наполеоновских войн. Между тем исследования продолжались. Бывший ученик Маргграфа и его преемник Карл Франц Ахард начал системное изучение свекольного сахара в 1786 г. в Каулсдорфе. Так что к тому времени, когда многочисленные наполеоновские войны привели к дефициту, технология производства свекольного сахара уже существовала.
В 1799 г. Ахард преподнес прусскому королю Фридриху Вильгельму III кусок сахара, произведенный в Берлине из свекольного сахара-сырца. С королевской помощью Ахард основал производство. К сожалению, оно прогорело, в основном из-за отсутствия деловой хватки, но сыграла свою роль и недостаточность исследований. Ахард сообщил о полученных результатах и в Институт Франции, но французы тогда исследовали возможность получения сахара из винограда, и в тот раз ничего не вышло. Однако вскоре у Франции появилась необходимость чем-то заменить те 100 000 тонн сахара, которые до этого ежегодно прибывали с Гаити, где бывшие рабы теперь не желали тянуть тяжелую лямку.
В 1797 г. началось производство свекольного сахара в Кенигзаале в Богемии, а в 1800 г. открылась еще одна мануфактура в Горовице. Ахард вовсе не был единственным исследователем, и теперь эстафету приняли французы, начавшие скрещивать различные сорта свеклы и проводить опыты с новыми растениями. В 1806 г. начала работу фабрика барона Моритца фон Коппи; его свекла сорта «Белый силезиец» собрала в себе лучшие качества всех современных сортов. Ахард рассказал о своей работе русскому императору, и вскоре своя фабрика появилась в России. К 1809 г. там уже было девять фабрик, а через три года только возле Магдебурга работало восемь фабрик. Наполеон приказал расширить производство свекольного сахара во Франции, и к 1813 г. там было 334 фабрики, производивших почти 4000 тонн сахара.
К сожалению, пузырь должен был вот-вот лопнуть. Войска Наполеона отступали, и Европа вновь открылась для торговли с Англией и для сахара из английских колоний. Это дало старт долгоиграющим жалобам французов на английскую сахарную политику, подминавшую хрупкую французскую индустрию, но все эти сказки о попытках Британии уничтожить сахарную свеклу в лучшем случае сомнительны, а в худшем являются полнейшей выдумкой. Дело скорее было во французской внутренней политике и потребности создать пугающий образ вероломного врага, чем в спланированных действиях со стороны Англии.
Более того, французская сахарная индустрия работала лучше британской. К 1815 г. Франция уже была в состоянии мира и субсидировала свое производство свекольного сахара, которое продолжало конкурировать с британским тростниковым сахаром, тем временем цены продолжали резко падать. Уже лишившись большинства своих источников сахара в Карибском море, Франция в 1816 г. потеряла еще и Маврикий, что не оставило ей другого выбора, как увеличивать изготовление свекольного сахара для внутреннего рынка. К 1826 г. около 1900 фабрик производило примерно 24 000 тонн сахара ежегодно. Даже их слияние в 1833 г. — фабрик стало всего 400 — не причинило индустрии вреда: производство возросло до 40 000 тонн в год, что обеспечивало треть внутренних потребностей. Началась война на истощение между двумя видами сахара.
Возьмите порошковую селитру, смочите ее, нагрейте на небольшом огне, пока она полностью не высохнет и не превратится в гранулы, возьмите из нее 75 частей, очищенного сахара 12,5 части, смочите и смешайте, пока не получится однородная масса, на что потребуется несколько часов, разотрите в порошок и нагревайте, пока не высохнет.
10. Подъем технологий
Владельцам плантаций сахарного тростника в Америках в XIX в. пришлось столкнуться с множеством проблем. Они потеряли своих рабов, были вынуждены бороться с новыми производителями сахара (и тростникового в тропиках, и свекольного в районах с умеренным климатом), что снижало спрос на локальных рынках и даже создавало конкуренцию за рынки сбыта; их облагали неразумными налогами и пошлинами — все это вело к снижению доходов.
Им не оставалось ничего иного, как совершенствовать производственный процесс, т.е. внедрять достижения Промышленной революции и увеличивать урожайность с помощью новых сортов тростника и новых методик его выращивания. Занимаясь этим, некоторые потеряли свои состояния, другие были выброшены из бизнеса и оказались в мучительной нищете, и лишь немногие еще больше разбогатели. Первым шагом было совершенствование технологии, что означало конец эпохи «ямайского поезда», хотя в Бразилии он только входил в обиход.
Сахарный сироп начинает кипеть при намного более высокой температуре, чем вода, и одной из проблем, которую подметил еще Ричард Лигон около 1650 г., было то, что сильный огонь норовил сжечь медные котлы, в которых нагревался сироп, особенно когда его уровень понижался. Остатки сиропа часто подгорали, меняя запах и цвет следующей порции сахара. Заменить сгоревший медный котел было дорого, а замена на более дешевый железный увеличивала количество подгоревшего сахара, что снижало его качество, которое оценивалось в основном по цвету.
Сегодня мы решили бы эту проблему, уменьшив пламя, но в те времена и в тех местах, где рос сахарный тростник, газ был недоступен. Единственным реалистичным решением было уменьшение необходимой для кипения сиропа температуры, для чего требовался вакуумный котел — закрывающийся под низким давлением сосуд, в котором сироп кипел бы при относительно низкой температуре, что позволило бы избежать пригорания.
Англичанин, достопочтенный Эдвард Чарлз Говард в 1813 г. получил первый патент на метод выпаривания в вакуумном котле, но это был патент на процесс, а не на аппарат. К 1827 г. в мире работало шесть таких систем. Главной их целью было сгущение сахарного раствора при сведении к минимуму инверсии, расщепления на простые моносахариды. Работавший на меньших температурах вакуумный котел был чудом, но почти не используемым.
Другой проблемой являлась система налогообложения и подход британского правительства к производству рафинированного сахара в колониях. Первый сахар, полученный в вакуумном котле, поступил в Англию в 1833 г. и был оценен выше, чем мусковадо, т.е. как подпадающий под налог в восемь фунтов и восемь шиллингов с центнера. В 1845 г. было принято решение, что этот сахар будет ввозиться с пошлиной 16 шиллингов и четыре пенса с центнера против 14 шиллингов, взимаемых с других видов сахара. Эти два класса сахара получили названия «идентичный белому, отбеленному любым способом» или «желтый мусковадо» и «неидентичный белому отбеленному или мусковадо», последний странным образом стали позже называть «коричневым мусковадо».
В 1837 г. во Франции изобрели «центрифугу». Там она называлась essoreuse и была создана для сушки тканей, но в Англии она стала основой для патента на метод производства сахара, выданного в 1843 г. и возымевшего немедленный эффект. Центрифуга давала более сухой сахар, который впервые можно было перевозить в мешках, а не в более дорогих бочках. Проще говоря, это была та же центрифуга, что сегодня применяется в стиральных машинах, и она привела к новому росту качества сахара, производимого в колониях. К тому же мешки можно было складывать плотнее, что позволяло грузить на пароходы больше товара.
В том же году, когда был выдан английский патент на сахарную центрифугу, в Луизиане Норберт Риллье представил (хотя, возможно, и не сам изобрел) процесс выпаривания в многокорпусном аппарате, который был более эффективен, чем другие вакуумные системы. Риллье обычно деликатно называют «цветным». Учился он во Франции. Его технология совершила революцию в сахарном производстве. На авторство этого изобретения есть и другие претенденты, включая Деграна и Деросна, но многокорпусная система Риллье работала в Луизиане уже в 1848 г., за три года до конкурентов, так что заслуга в основном принадлежит ему.
Хотя выращивание, обработка и сбор тростника по-прежнему требовали ручного труда, примерно с 1820 г., несмотря на падение цен на сахар, мельницы то там, то здесь стали обзаводиться паровыми двигателями. В 1845 г. была открыта первая железная дорога на Кубе — первая и во всей Латинской Америке. Дорога имела длину 70 км и соединяла Гавану и Гуинес, по ней можно было перевозить тростник намного быстрее, чем на лошадях, ослах или быках. Теперь центральные мельницы могли обслуживать несколько независимых плантаций, хотя эта модель ранее дискредитировала себя в некоторых регионах. Проблема состояла в том, что на мельницу могло одновременно поступить слишком много сахара, перегрузив ее мощности. Но теперь мельницы можно было сделать достаточно большими для того, чтобы справляться с пиковыми загрузками. И что еще более важно, они могли приводиться в действие машинами, что требовало меньше работников.
В 1847 г. барон Грей рекомендовал британским колониям использовать больше централизованных фабрик. Но большинство плантаций уже имело к тому времени договоренности с частными мельницами, и, поскольку привлечь средства было непросто, ничего из этого не вышло. В 1871 г., когда на Антигуа обрушился ураган, на острове был шанс провести реформу, но даже несмотря на рекомендации, идея системы централизованных фабрик не прижилась. После шторма владения продавались так дешево, что прибыль можно было извлечь даже после перестройки маленьких и неэффективных мельниц.
К 1850 г. вакуумные котлы уже широко использовались во многих частях света, но, как отмечал сэр Генри Баркли, губернатор Британской Гвианы, дифференциальные пошлины, которыми облагало сахар, произведенный в вакуумных котлах, правительство метрополии, мешали внедрению этой технологии в британских колониях. На Яве, где не было ограничений на методы рафинирования, в 1856 г. 54 из 95 фабрик использовали вакуумные котлы, а после 1865 г. это стало нормой на всех новых производствах.
Депрессия и свекольный сахар
Война между свеклой и тростником была далека от завершения. В 1836 г. лучший показатель полезности сахарной свеклы равнялся приблизительно 5,5 процента от ее веса, а к 1936 г. он уже составлял 16,7 процента. Рост был достигнут частично за счет улучшения сортов растения, но в основном его дали новые методы выжимки. В 1866 г. Жюль Роберт разработал диффузионную технологию экстракции сахара из свеклы. Тонкие дольки подвергались системной экстракции циркуляцией разбавленного сока при температуре 90 градусов, при этом большая часть альбуминоидов сохранялась в неповрежденных клетках. Альбуминоиды в сиропе являются источником нежелательных протеинов. Новая методика Роберта позволила производить свекольный сахар дешевле. К 1880 г. свекольный сахар уже был реальной угрозой для тростникового сахара и по цене, и по объемам производства; в 1884 г. цены снова упали, и уже в 1885 г. в мире производилось больше сахара из свеклы, чем из тростника. После 1850-х гг. сахарную свеклу начали выращивать в новых регионах, например в Юте. Это было выгодно из-за дороговизны доставки туда тростникового сахара.
Проблемы тростникового сахара этим не ограничились. Сахар из свеклы производился в форме белых гранул и не терял веса при транспортировке, что высоко ценилось оптовиками. Бичи цитирует одного знаменитого кондитера, заявившего в 1889 г.:
«Ни один уважающий себя кондитер не станет возиться с огромными грязными бочками и липкими мешками, в которых сейчас поставляется тростниковый сахар; возможно, он купит немного для особых изделий (например, для имбирного печенья), но он вряд ли станет использовать его, хорошенько перед этим не изучив».
Все же существовал такой рынок, где белый цвет свекольного сахара был помехой. В 1890-х гг. примерно 1500 тонн окрашенного свекольного сахара с сильным химическим запахом продавалось каждую неделю в Лондоне как желтый тростниковый сахар сорта демерара. Сахарному песку придавали вид демерары добавлением серной кислоты в очищенный свекольный сок: стоил он всего несколько шиллингов за тонну, но обеспечивал наценку в один или два фунта с тонны.
«Кристаллы Демерары» — это название, по сути, было торговой маркой коричневато-желтого сахара из одноименного региона, позже ставшего частью Британской Гвианы. Но в ноябре 1913 г. Верховный суд в результате апелляции утвердил решение магистрата лондонской полиции о том, что это название относится к типу сахара, а не к региону его происхождения. Один из судей, рассматривавших апелляцию, аргументировал свое решение тем, что представленный сахар по сути являлся сахаром сорта демерара во всех отношениях, кроме своего происхождения, и что если бы людям предложили природный сахар из Демерары в его естественном виде и цвете, они, скорее всего, не стали бы его приобретать.
Кроме подобной конкуренции, производителям сахара приходилось повсюду управляться с налогами и выбивать правительственные ассигнования и преференции. В конце XIX — начале XX в. не прекращался скандал вокруг сахарных субсидий, особенно во Франции и Германии, которые помогали экспортному сахару. В октябре 1900 г. состоялась очередная конференция по сахарным ассигнованиям, на которой Франция, Германия и Австрия договорились прекратить прямое субсидирование, а Франция также отказалась и от некоторых видов непрямого финансирования. Решение отчасти было вызвано тем, что Индия установила компенсационные пошлины на субсидируемый сахар, чтобы помочь индийским производителям на Маврикии. Повлияла также и новость об огромных доходах, которые получал Германский сахарный картель. А французские избиратели были возмущены тем, что британцы покупали такой же сахар, какой покупали и они сами, в два раза дешевле — и все из-за поддержки производителей свеклы и сахара.
Многие зарубежные правительства, а особенно американское, не могли нарадоваться идее компенсационных пошлин, которые заключались в уравнивании налога на сахар с субсидиями на сахар, ввозимый из любой страны, где эти субсидии выплачивались. Проще говоря, государство, установившее компенсационную пошлину, могло доить денежную корову за счет иностранных правительств и их налогоплательщиков. Что могло быть слаще?
Цены были низкими, сахара производилось слишком много. Одним из решений было превращение излишков в алкоголь, но европейскому рому, сделанному из белых кристаллов, не хватало аромата. Это не смутило немецких производителей, которые отправили своих коммерческих агентов в Карибское море на поиски рома с крепким ароматом, который можно было бы разбавлять немецким спиртом в пропорции до 7:1. Немецкое производство рома процветало, к 1914 г. в Германии было 6000 перегонных заводов, дававших 66 миллионов галлонов алкоголя в год. Первая мировая война положила конец транспортировке ароматного рома из Вест-Индии на немецких кораблях, но это уже не имело большого значения, поскольку теперь Германии требовался неароматный алкоголь. Он пригодился для заправки германской военной машины.
Селекция тростника
Сахарный тростник — это трава и, как остальные травы, размножается семенами, хотя если поместить в почву кусок стебля, он тоже пустит корни. Возможно, это совпадение, а возможно, нет, но единственной разновидностью тростника, попавшей из Персии в Средиземноморье, а затем в Атлантику и на ее противоположную сторону, была его стерильная форма.
Фермеры привыкли использовать для выращивания новых растений и засева новых площадей черенки, и со временем сахарный тростник превратился в стерильный, исключительно клонируемый вид — он не цвел и не давал семян. Для производства это не имело значения, поскольку тростник прекрасно вырастал из стеблей. Но он не был генетически изменчив, а потому становился легкой добычей для любого вредителя. Это происходило еще и потому, что чаще всего он был единственной выращиваемой на участке культурой, а поля использовались по три или четыре года, перед тем как получить отдых по ротации. Ситуация была идеальной для вредителей, и нет ничего удивительного в том, что культура сахарного тростника вымерла во многих регионах.
Темный и тонкий сорт стерильного тростника, известного как «Креол», был единственным культивируемым видом, пока Луи Антуан де Бугенвилль, французский моряк и исследователь, такой же знаменитый, как Джеймс Кук, не обнаружил в 1768 г. тростник Otaheite на Таити. Это был тот сорт, из которого Кук вскоре после этого сделал пиво. Бугенвилль привез его образцы на Маврикий, где ему дали название «Бурбон» (остров тогда назывался Иль-де-Бурбон). Около 1780 г. некто по имени Косиньи (вероятно, Жозеф-Франсуа Шарпентье де Косиньи де Пальма) привез больше образцов на Маврикий и Реюньон, в то же время до этих островов добрался тростник с Явы. К 1789 г. новые сорта попали и во французскую Вест-Индию.
«Бурбон» прибыл на остров Сент-Винсент в 1793 г. вместе с Уильямом Блаем, задержавшись в дороге по вине небезызвестного Флетчера Кристиана. Один образец попал на Ямайку в 1795 г., больше растений завезли в 1796 г. «Батавский» тростник добрался до Мартиники в 1797 г., а оттуда попал в Луизиану в 1818 г., где оставался основным сортом примерно до 1900 г.
С 1790-х до 1890-х гг. «Бурбон» был главной разновидностью тростника в Вест-Индии. От него отказались только после эпидемии красной гнили, болезни, о которой под названием manjitthika упоминает Будда, — его заменили более устойчивыми сортами с меньшей урожайностью. Все эти «туземные» сорта были собраны по всему миру, часто имели неясное происхождение и назывались Transparent, Tanna или Cheribon, а различались в основном цветом оболочки.
Диаметр тростника варьируется от 12,5 до 50 мм (от половины дюйма до двух дюймов), он имеет узлы, равномерно распределенные по всей длине, и покрыт твердой оболочкой, скрывающей сочную мякоть, в которой содержится сахар. «Бурбон» и Otaheite имеют более мягкую оболочку, поэтому их удобнее жевать. Первый тростник, завезенный в Средиземноморье, а затем в Новый Свет, как полагают сегодня, был гибридом Saccharum barberi и S. officinarum. Saccharum officinarum, описанный Линнеем в 1753 г., вероятно, и был тем самым «Креолом».
Сорт Tanna первым увидел Джеймс Кук в 1774 г. на острове Танна в Тихом океане, южные Новые Гебриды, в саду, который он так описал в своем журнале: «разбитый по линии, изобилующий бананами, сахарным тростником, ямсом и другими растениями, густо засаженный фруктовыми деревьями». Этот тростник был привезен на Маврикий в 1870 г., а вскоре после этого на близлежащие Фиджи и Гавайи. В мире теперь было много разновидностей тростника, и очевидным следующим шагом должно было стать создание гибридов, но было решено не выращивать тростник из рассады.
Учебники по генетике часто говорят нам, что до того, как работы Грегора Менделя были найдены в безвестных журналах на библиотечных полках в 1903 г., люди ничего не знали о скрещивании растений. На самом деле сама работа Менделя, выполненная в 1860-х гг., вводит в заблуждение. В 1890-х гг. Уильям Фаррер скрещивал разные виды пшеницы в Австралии, основываясь на тех же допущениях, что и Мендель, но совершенно независимо от него, поскольку работы последнего все еще пылились в библиотеках. Производители сахара были не менее искушены; еще в 1780 г. Косиньи предположил, что виды сахарного тростника могут быть скрещены для того, чтобы объединить полезные свойства различных сортов.
В 1790 г. исследователь по имени Туссак в Сан-Доминго описал структуру цветка «Креола», но поскольку этот сорт был стерилен, у него не было ростков для работы с ним. В 1858 г. Иран Эус обнаружил побеги тростника на поле низкорослого тростника на Барбадосе. Хозяин плантации сообщил об открытии письмом в газету Barbados Liberal в 1859 г., это сообщение было перепечатано австралийской прессой. В 1860-х и 1870-х гг. появились и другие сообщения о побегах сахарного тростника.
Открытый Куком сорт Tanna после переезда на Гавайи получил название «Желтая Каледония». В 1888 г. голландский исследователь на Яве сообщил, что ему удалось получить ростки вида, известного как «Желтые Гавайи», вероятно, близкого родственника «Каледонии». Вскоре ученые уже усиленно трудились над этой проблемой в Индонезии и Индии, за ними последовали и другие. Семена тростника никогда не использовались для выращивания новых растений, а ведь могли бы быть очень полезны для объединения в одном растении свойств разных его сортов.
К 1900 г. всем уже было известно, что для поддержания и улучшения качества почвы ее необходимо удобрять, и уже тогда в основном применялись искусственные удобрения. Исследования показывают, что около 1900 г. на Гавайях на каждый акр земли приходилось удобрений на восемь фунтов стерлингов, а собирали с акра по 9 тонн тростника; на Барбадосе удобрения на акр стоили три фунта и десять шиллингов, а урожайность составляла от двух до трех тонн, тогда как в остальной Вест-Индии на акр использовали удобрений на один фунт и десять шиллингов, а собирали всего 1,75 тонны с акра.
Урок был ясен, и в XX в. ученые всерьез взялись за аграрную науку, добившись серьезных результатов в выращивании тростника. И это было весьма кстати, ведь цены продолжали падать.
Качественного коричневого сахара 11 фунтов, воды 1 кварту, летнего меда в сотах 2 фунта, винного камня 50 зерен, гуммиарабика 1 унцию, масла перечной мяты 5 капель, розового масла 2 капли. Смешайте и кипятите две или три минуты, снимите с огня. Кварте воды заблаговременно дайте настояться на столовой ложке измельченной коры ржавого вяза так, чтобы вода стала густой и вязкой, как мед, процедите. Смешайте все в чайнике, добавьте тщательно взбитое яйцо, через несколько минут снимите пену, и когда немного остынет, добавьте два фунта процеженного пчелиного меда, затем процедите всю полученную смесь и получите субстанцию, не только похожую на мед и имеющую вкус меда, но и сохранившую все его полезные свойства. Раньше этот продукт поставляли в больших количествах под названием «кубинский мед». Если продукт правильно хранить, он останется свежим в течение продолжительного времени.
11. Проблемы с рабочей силой
По мере того как цены продолжали падать, плантаторам требовалась новая дешевая рабочая сила, а также более совершенная техника и технологии. Выжить в результате сумели только те, кто нашел и то и другое. В развивающихся странах до сих пор используется дешевый труд для сбора тростника, в развитых же тростник бороздами сеют машины; возделывание, орошение, сбор урожая и все остальное также механизировано.
С концом рабства плантаторы не перестали нуждаться в дешевой рабочей силе — крестьянах, которые выращивали бы для них сахар. Также нужно было перевозить этих крестьян на новые сельскохозяйственные территории. Эту модель политкорректно называли «наемный труд», но если раньше это значило привезти крестьян-кельтов из Британии для службы английским хозяевам, то теперь — привезти «кули» (пренебрежительное прозвище азиатских крестьян) с другого конца света.
Обратимся к истории вопроса. Во времена парусного флота условия плавания по морю всегда были ужасающими. Из 775 заключенных, отправившихся в 1787 г. из Англии в Ботанический залив, в пути умерло 40, так и не ступив в 1788 г. на землю Австралии. Многие умерли вскоре по прибытии. Даже для свободных путешественников плавание не было сладким. Об этом свидетельствует Джанет Шоу. Она описала положение направлявшейся на Ямайку шотландской семьи, плывшей с ней на одном корабле в 1774 г. За проезд они расплатились подписью супруга под кабальным трудовым договором. Увидев, чем им приходилось питаться, мисс Шоу сделала вывод, что это была невыгодная сделка:
«Едва ли возможно, чтобы человеческая природа могла быть столь испорченной, чтобы позволять такое обращение со своими ближними ради презренной и незначительной выгоды. В неделю на одного взрослого они имели фунт обрезков или тухлой свинины, два фунта овсянки с небольшим количеством галет, не только слипшихся, но совершенно испорченных водой, сыростью и гнилью. Ребенку доставалась только половина этого, так что если бы у них не было картофеля, они не смогли бы пережить путешествия».
Возвращение кабального труда
Уровень смертности рабов на сахарных плантациях на Барбадосе считался нормальным, но статистика по белым наемным работникам была не лучше. В XIX в. смертность среди работников из Индии оставалась на том же уровне. Миссионеры, которым больше не надо было освобождать рабов, нашли новый повод для борьбы — за тех, кто не был рабом формально, но был рабом по сути. Красной тряпкой стал уровень смертности среди наемных работников.
В 1735 г. на Маврикий из Пондишери прибыло небольшое количество индийцев. Следующее сообщение о наемных работниках датируется 1800 г. — около 80 китайцев трудилось тогда на сахарных плантациях в Бенгале и Бомбее! Питер Каннингхем, хирург, несколько раз плававший в Австралию на кораблях с заключенными, посетил Порт-Маккуари к северу от Сиднея. Там он обнаружил поля сахарного тростника. Он рекомендовал использование на работах заключенных, а позже китайских работников:
«При должном надзоре заключенные могут выполнять такой же объем работы, какой, как я видел, выполняют рабы, их труд не требует никаких первоначальных вложений, тогда как рабов сначала надо купить, а проценты от исходной цены раба могут достигать как минимум десяти фунтов в год… Но, возможно, самым удачным решением стало бы создание на наших берегах колонии китайцев, они лучше всех на Индийских островах разбираются в выращивании сахара и всегда готовы переехать в любое место, где можно заработать деньги».
Под «Индийским островами» Каннингхем подразумевал Индонезию, где китайцы давно стали основной рабочей силой. Богатая китайская община обосновалась на Яве около 1400 г. и вскоре начала заниматься выращиванием сахара. Когда в 1596 г. в Ост-Индию пришли голландцы, там уже функционировало налаженное китайцами производство сахара.
Оценить размеры сахарной индустрии в Ост-Индии позволяет так называемое Китайское восстание, случившееся в 1740 г. Когда генерал-губернатор Адриаан Валкениер увидел, что вся сахарная индустрия Явы находится в руках китайцев, он постановил схватить и продать в рабство на Цейлон тех из них, кто не имел постоянной работы. Вслед за этим были арестованы и многие богатые китайцы. Остальные взяли в руки оружие, и около 10 000 человек было убито, пока мир не был восстановлен. Около 1759 г. мы находим первое упоминание о китайских работниках в Пинанге, неподалеку от побережья Малайского полуострова.
Некоторые китайцы переезжали по своей воле. Один предприниматель построил жерновую мельницу и начал производить сахар на Гавайях, на Ланаи, в 1802 г., но предприятие закрылось через год. В 1832 г. Уильям Френч открыл на Гавайях первую постоянную мельницу, где трудились китайские работники. В 1836 г. мельница отгрузила 4 тонны сахара в США и около 30 тонн мелассы. Импорт рабочей силы тогда был еще незначительным, в сравнении с тем уровнем, которого он вскоре достигнет.
Джон Глэдстоун, отец будущего британского премьер-министра Уильяма Глэдстоуна, вскоре после освобождения рабов понял, что в Вест-Индию можно ввозить индийцев. Он заключил договор с компанией Gillanders, Arbuthnot and Co. из Калькутты. Она занималась наймом работников для отправки на Маврикий. В январе 1838 г. первые 414 нанятых работников отправились в пятинедельное плавание на Карибы. Восемнадцать из них погибли на борту, остальные 396 доплыли благополучно. Позже лорд Брогхем (политик из партии вигов) заявлял, что в пути погибло 20 процентов, а еще 30 процентов умерло в течение следующих пяти недель.
Через пять лет умерло еще 98 человек, 238 вернулись в Индию, 60 предпочли остаться, двое пропали без вести; это дает уровень смертности в 27 процентов. Такая статистика вызвала беспокойство в эти уже более просвещенные времена, и британское правительство отказалось расширять практику, которую могли бы назвать «скрытым рабством», до тех пор, пока решившие вернуться на родину не достигнут берегов Индии и не будут осмотрены. В 1844 г. власти получили удовлетворительное заключение, и «эмиграцию» снова разрешили.
Индийцев Джона Глэдстоуна называли «горными кули», но на самом деле они были дангарами, кастой кочевых крестьян неарийского происхождения с плато Чхота-Нагпур. К сожалению, следующие группы работников формировались далеко не так избирательно, вместе могли оказаться представители касты воинов и неприкасаемые.
В 1845 г. лорд Гаррис, губернатор Тринидада, издал свод правил управления работниками из Индии, однако BFASS не одобрил его. Вместо контроля за иммигрантами теперь превалировала политика laissez aller, а индийцам говорили, что они вольны сменить место работы в любое время. По истечении первого года многие отказались продлевать контракты, отправившись по городам как бродяги и попрошайки. С этого момента Эксетер-холл стал активным противником кабального труда, провозгласив его формой рабства, при этом упорно не замечая несправедливости в отношении рабочего люда в самом сердце Британской империи.
Белые рабы Англии
Роберту Шерарду, правнуку Уильяма Вордсворта, журналисту и общественному деятелю, бедственное положение обездоленных было так же очевидно, как и BFASS, но он беспокоился больше о тех, кто был ему ближе даже географически. Главные упреки со стороны Карлейля и его лагеря в адрес Эксетер-холла в середине XIX в. состояли в том, что английские борцы за социальную справедливость по отношению к рабам, такие как «крушитель союзов» Уильям Уилберфорс, забывали о боли и страданиях, творящихся у них под самым носом. По всей Англии рабочие пребывали в ужасных условиях, как объяснял Шерард в своей злободневной работе «Белые рабы Англии».
В своем сборнике статей, впервые появившихся в журнале Pearson's Magazine, он рассказывал читателям о ремеслах, о которых они, скорее всего, никогда раньше не слышали. Например, о камнедробильщиках — стариках, ломавших на солончаках камни, из которых потом добывалась сера. Им платили по восемь пенсов за тонну, так что лучший среди них мог заработать тринадцать шиллингов в неделю и лишь немногие могли получать больше восьми шиллингов. Как сказал ему один из дробильщиков: «Это последняя ступень перед работным домом».
Подобно королеве Елизавете в конце XVI в., многие из рабочих химических производств конца XIX в. также теряли свои зубы, хотя и менее приятным образом — их зубы разъедались испарениями и пылью, которые они вдыхали и глотали. Шерард убедился, что «соляного человека» легко узнать повсюду. Его зубы, если они вообще еще у него были, представляли собой черные огрызки; разрушение зубов начиналось менее чем через двенадцать месяцев после начала работы. Такой участи удостаивались не только старые и немощные — и это после того, как большинство рабов в мире уже было освобождено. Вот, например, девочка, которую он увидел на фабрике в Крэдли:
«По заводской описи ей было 14, но на самом деле 10. Я никогда не видел таких маленьких ручонок. Ее ладони были созданы для того, чтобы качать кукол, а она делала звенья для сетчатой бороны… Рядом с ней растрепанная женщина ковала цепи для собак, за каждую она получала три фартинга. Сейчас такие цепи продаются по 18 пенсов. Она работала по 10 часов в день и могла "управиться с шестью цепями в день"».
Гнетущая бедность, которую мы встречаем в романах Чарлза Диккенса и на гравюрах Гюстава Доре, все еще была безжалостной реальностью даже в конце XIX в. У многих просто не было выбора: либо работать в таких условиях, либо гнить в работных домах, которые довлели над англичанами и бедными иностранцами, попавшими в их лапы, даже в XX в.
Грейс Элизабет Дженнингс Кармайкл («Бетси»), австралийская поэтесса, подававшая серьезные надежды и писавшая под именем Дженнингс Кармайкл, была брошена своим мужем Фрэнсисом Муллисом. Он оставил ее и троих сыновей, пока они путешествовали по Британии. В 1904 г. она была помещена в работный дом, где и умерла. Сыновьям удалось выжить в другом работном доме и дождаться того, что возмущенные австралийцы собрали подписи под требованием вернуть их обратно в Австралию, где они, что неудивительно, сменили имя на Кармайкл. Впрочем, еще два поколения назад работные дома были намного хуже, так что положение, похоже, медленно, но улучшалось.
В 1839 г. Томас Остин, постоялец работного дома в Хендоне, упал в чан для стирки и получил ожоги, от которых скончался. Это произошло как раз вскоре после того, как Британия освободила всех своих рабов в порыве удовольствия от собственной гуманности. Начальство работного дома тихо похоронило погибшего, но об этом узнал коронер д-р Уэкли. Он потребовал эксгумировать тело и установил, что человек умер от ожогов, обвинив директора работного дома в преступной халатности, поскольку тот не установил защитного ограждения вокруг чана. Это было слишком для директора, и он гневно заявил, что присяжные могут вынести вердикт, но не опознают тело. Тогда Уэкли задал вопрос, принесший ему моментальную известность: «Если это не тот человек, который погиб в вашем котле, скажите же тогда, сэр, скольких бедняков вы сварили?»
Массовые миграции
Поделиться книгой: