Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть I: Ци-Гун - Михаил Роттер на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Уже потом до меня дошло, что помощник впервые пошел на тренировку один, без меня. И тут он решил развернуться. Он сделал сразу две непростительные ошибки, каждой из которых было достаточно, чтобы выгнать его. Во-первых, он без моего ведома начал демонстрировать технику длинной палки, хотя я твердо сказал ученикам еще на первом занятии: «никакого оружия, пока каждый из вас не овладеет техникой безоружного боя». Но это было еще кое-как. Может, это я и простил бы ему – все равно время оружия приближалось. Морду, конечно, набил бы, но без свидетелей и так, чтобы не осталось следов побоев.

Но то, что он сделал еще, вообще ни в какие ворота не лезло. Он явился на занятия со своей девицей. Видел я эту девку. Весила она как минимум вдвое больше, чем сам помощник, а одетая в шубу и замотанная в пуховой платок (зимой дело было) выглядела просто как шар. Если учесть, что она была почти на голову выше его, то можно себе представить, как выглядела эта парочка. Что он в ней нашел, я не знаю, но выделывался он перед ней, как только мог. Старался так, что даже решился притащить ее на занятие, хотя прекрасно знал, как я к этому отношусь. Старое правило: никаких баб на занятиях! А не бывает старых правил без глубокого смысла. Когда на занятиях появляется женщина, основное внимание переключается на нее и часто случаются травмы, которые бы не произошли, если бы внимание учеников было там, где ему положено быть. Да и какое это занятие, если ученики больше косятся на девку, чем смотрят на учителя?!

В общем, узнав об этом, я выгнал помощника без всяких дальнейших разговоров. Меня он боялся до дрожи в коленях, так что исчез, как его и не было.

Несколько позже я узнал, что мои ученики поступили с ним весьма гуманно: они нашли людей, готовых платить за занятия с «настоящим вьетнамцем». При этом мастер он или нет, они даже не спрашивали. В те времена считалось, что если вьетнамец, значит обязательно мастер.

С оставшимися двумя учениками я честно занимался несколько лет. Через два-три года (не помню точно) я даже выставил Володю на соревнование. Времена какие-то у них тогда были странные. С одной стороны, боевые искусства не были признаны официально. Так что все занятия проходили полуподпольно. Вроде нельзя, но если не наглеть и не наталкивать в спортзал сотню человек, с каждого из которых драть непомерные деньги, а вести себя скромно и аккуратно (небольшая группа, не запредельные цены, никого не брать с улицы, а только по рекомендации), то вроде как и можно. Разумеется, все, кому надо, знали, кто и где этим занимаются, но не трогали. Как я понимаю, до поры до времени. Мало того, это было в большой моде и дети многих высоких чинов (да и они сами иногда) ходили на такие занятия.

Так было и с этими соревнованиями. Два бойких и очень деятельных местных «мастера» (один из которых подарил мне черный пояс, который потом сам же хотел у меня отобрать) организовали ни больше ни меньше областные соревнования. Негласное разрешение они получили легко, так как тренировали детей большого начальства, а само это начальство, не платя за это обучение денег, расплачивалось покровительством. Устроить такое «шоу» в Москве было невозможно, так что пришлось выехать в какой-то небольшой городок поблизости. Ехать до него было примерно час на машине. У моих учеников машин не было – что взять с бедных студентов, так что меня как почетного гостя повезли организаторы «турнира». Когда я сказал, чтобы они прихватили и двух моих учеников, они не слишком обрадовались (еще бы, самим везти себе конкурентов), но отказать мне не решились.

Сначала я даже думал выступить сам. Мой ученик, Саша, заказал специально для меня у знакомой вышивальщицы кимоно, расшитое роскошными китайскими драконами. Когда я увидел его, я просто ахнул. Достать в Москве в те времена такую вещь мне казалось просто невозможным. Не было таких вещей здесь в принципе. Оказалось, что Саша купил книгу под названием «Китайский народный костюм», а его дядя, человек с большими деньгами и связями, нашел женщину, у которой была одна из первых машин для вышивания. Саша, который умел прекрасно рисовать, раскрасил черно-белые рисунки, так что вышивальщице оставалось только подобрать нитки соответствующего цвета. В результате вышитые шелковыми нитками драконы переливались всеми цветами радуги на спине, на груди и даже на левом рукаве. Куда там китайскому императору.

В общем, трудно было удержаться от того, чтобы «не выгулять» такое кимоно, поэтому я решил принять участие в этих соревнованиях. Когда я сообщил об этом Володе и Саше, они дружно расхохотались. Дав им отсмеяться, я спросил, в чем дело. И они, с трудом отдышавшись, сказали, что мне просто не с кем там будет иметь дело. Что я мог бы с тем же успехом сходить подраться в детский сад, а еще лучше – в ясли. Конечно, я им поверил, ни один из них не стал бы меня обманывать – не те у нас были отношения. Но и представить, что в таком огромном городе нет настоящих мастеров, мне было трудно. Поэтому я решил так. Володя будет драться в любом случае – ему уже пора почувствовать свою силу. А со мной это невозможно, как бы он ни старался, насколько бы ни стал сильнее за эти годы, его мастерство с моим никогда не сравнится. Не судьба – слишком поздно начал и слишком мало времени ему отведено на занятия со мной. Да и условия не те. Однако это не означало, что его мастерство никуда не годится. По здешним меркам он был очень даже ничего. И пришло время ему это почувствовать. Ходить по улицам и драться с хулиганами здесь было не принято, а как еще мог он понять свою истинную цену как бойца. Так что соревнования пришлись как раз вовремя. Так много желающих, как они выражались, «набить друг другу морды». И все в одном месте. Пусть мальчик развлечется.

Сам я на всякий случай переоделся в новое кимоно и вышел посмотреть, может, среди участников найдутся хоть один-два мастера. Но, увы, Володя с Сашей оказались совершенно правы: никого. Были люди с разной техникой, но, к моему неописуемому удивлению, лучше Володи тут не было никого. Так что мне стало скучно и я собрался идти переодеваться, хотя снимать таких драконов и надевать обычную одежду совершенно не хотелось. Но и позориться – участвовать в этом цирке я не собирался. Тут ко мне подбежал один из устроителей (они оба, кстати, участвовали в соревновании) и попросил посудить хотя бы несколько встреч. Я согласился, но выдержал только два поединка. Зрелище было скучное, я бы сказал, несколько туповатое. Одна пара изо всех сил с остервенением молотила друг друга (бить они не умели и никто из них так и не упал), а «бойцы» второй явно боялись друг друга и за все время поединка так ни разу и не сошлись в ближнем бою. Если бы мне дали судить так, как я понимал, я бы просто остановил обе эти схватки и выгнал бы всех четверых. Первых двух – за неумение и тупость, вторых – за неумение и трусость. Так поступить мне, конечно, не дали. Еще бы, так бы я им в два счета всех участников разогнал. Так что я снял-таки свое роскошное кимоно и пошел смотреть, как дерется мой парень, Володя.

Как по мне, он был еще немного «сыроват» для серьезных боев, но, к моему удивлению, он оказался как бы не самым лучшим. Было там еще несколько человек, которые что-то умели; они постепенно «вышибли» (турнир был «на выбывание») всех остальных и стали драться между собой. Насколько я понял (еще бы я не понял, у меня на такие вещи безошибочное чутье), все они друга друга знали и у всех у них были какие-то счеты. Они дрались настолько всерьез, что под конец мне даже стало интересно. Володе досталось третье место, хотя к этому моменту мне (думаю, не только мне) было совершенно очевидно, что он точно сильнее всех. Но тут все было логично: первые два места должны были получить организаторы турнира. Я даже не возражал: это было совершенно нормально, у нас все делается точно так же. Иначе бывает, когда дерутся без судьи и до полной невозможности продолжения боя одним из противников. В данном случае это не имело значения. Володя почувствовал свою силу и вышел из соревнования совершенно без травм. Это было важно, потому что у меня не было лекарств (нужные травы здесь не росли), чтобы его лечить. Только иглы, а их не всегда бывает достаточно.

На этих соревнованиях и я получил удовольствие. Выходит, мой ученик (и все это заметили и поняли!) оказался явно сильнее всех этих доморощенных мастеров с черными поясами. Причем сам он мастером даже и не прикидывался, я бы ему быстро мозги вправил. Да ему это, кажется, и не интересно было, ему просто хотелось уметь. Тем более я давно ему объяснил, что пояс, даже самый черный, – это просто тряпка. А мастерство – оно в сердце. Оно или есть, или его нет. А если его нет, то и черный пояс не поможет. Наоборот, больше достанется, потому что будут бить не как ученика, а как мастера, без всякого снисхождения.

Кроме удовольствия была от этого и польза. После соревнования к Володе подходили многие людей и просили, чтобы он взялся их учить. Умный Володя объяснял им, что он всего лишь ученик, а учиться надо у настоящего мастера, у которого учится и он сам и который его так хорошо научил. Потом он подводил «соискателя» ко мне и при этом вел себя со мной так почтительно, как будто я был не его друг, а персона государственного значения. Народ проникался, начинал кланяться, называть меня учителем, мастером, уважаемым и тому подобными словами. Так у меня за один день собрались ученики «для денег». Таких я набрал ни много ни мало семь групп. Ни одну из них я не обучал так, как Володю с Сашей, которых, кстати, учил бесплатно. Но ребята все понимали правильно и знали, чем мне обязаны. Перед моим отъездом они взяли у меня список того, что я бы хотел увезти во Вьетнам. Все это в те времена было дефицитом, купить «просто так» эти вещи было невозможно. Но мальчики все сделали очень уважительно: все достали, купили, аккуратно упаковали в ящики и привезли в общежитие.

На этом, как оказалось, моя карьера как преподавателя воинских искусств закончилась, потому что с тех пор я больше никого этому не учил. Преподавать во Вьетнаме я и не собирался, потому что давно намеревался покинуть страну, как только представится для этого подходящая возможность. Но я никуда не торопился, сначала думал спокойно пожить дома, найти девушку из хорошей семьи, жениться, позаниматься еще у деда и Вана (благо оба старика продолжали оставаться в прекрасной форме), у отца, еще у одного мастера, которого очень уважал. И только потом, уже вместе с женой, эмигрировать куда-нибудь.

Но не пришлось. Оказалось, что мои дорогие однокурсники не простили мне моего независимого поведения, моих заработков от семи совершенно нелегальных групп боевого искусства и написали на меня куда надо. Так что на родной вьетнамской границе меня уже ждали. Со мной даже особенно не разговаривали – мой багаж говорил сам за себя. Откуда у тогдашнего студента могли взяться два большущих, аккуратно упакованных ящика с новехоньким, прямо из магазина барахлом? Холодильник, велосипед, телевизор… Сейчас, в эпоху богатых людей, это звучит смешно, а тогда это была самая настоящая крамола.

В общем, бить меня начали сразу. Правда, не покалечили, свой человек сказал, что так гуманно со мной обошлись, как с Героем Вьетнама. По этой же причине вскоре меня отпустили. Вещи, конечно, не отдали, так что домой я приехал без подарков. Мне весь этот хлам было совершенно не нужен, только подарки родственникам и, разумеется, Вану хотелось бы привезти. Но черт с ними, с подарками, увидев своих родных, я забыл обо всем, а об этом барахле тем более. День встречи с семьей был прекрасен: все родные, радостные и счастливые. Наверное, этого не было (потому что в принципе быть не могло), но мне показалось, что даже у деда в глазах заблестели слезы. Теперь я думаю, что показалось – старик был кремень.

Но больше всех удивил меня Ван – этот совсем не изменился. Обняв (такие объятия мои советские ученики называли медвежьими) и обхлопав меня со всех сторон, он критически посмотрел на меня и сказал, что я размяк и растолстел до безобразия (весил я в это время максимум килограммов пятьдесят). Но это он, Ван, быстро поправит.

Так и случилось. Дав мне пробыть дома неделю (если бы не личная просьба деда, он вообще бы забрал меня назавтра, чтобы, как он выразился, я не разжирался и не размякал еще больше), Ван увел меня к себе. Видимо, он точно знал, что надо делать с таким, как я, чтобы меня не повело «вразнос», чтобы я не начал пить, шляться по девкам и водить компанию с бандитами.

Меня это только радовало: все, как в молодости (можно подумать, что тогда я был стариком, мне еще и тридцати не было!) – джунгли, чистая река, никаких забот, кроме как сварить учителю суп и помыть после обеда пару мисок и ложек. Ну и, разумеется, главное – сам учитель Ван.

Честно говоря, я боялся разочароваться, встретившись с ним после стольких лет разлуки. Лет, обогативших меня таким опытом и переживаниями. Но старик оказался на высоте: он был не только хитер, он был еще умен и опытен. Я бы даже рискнул сказать, что он был потрясающе мудр. И только тогда я смог по-настоящему оценить его.

Со мной он повел себя совсем по-другому. Я стал взрослым (думаю, что душой я стал старым, очень старым), и он признал это безоговорочно и сразу. Отношения как-то сами собой установились совсем другие: он мне учитель, я его люблю, уважаю и признаю его авторитет. Он же относится ко мне как к много повидавшему, серьезному человеку, который (так уж сложилось) одновременно является его учеником.

Работало это примерно так. Когда в первый вечер после ужина я, не скрываясь, закурил, Ван не промолвил не слова. Он только покосился на меня и сам закурил трубку (заводских сигарет, даже самых лучших и дорогих, он не признавал). Когда я представил, что Ван бы сказал мне в прежние годы, увидев у меня в зубах сигарету, то не смог удержаться от смеха. Ван только понимающе покачал головой и предложил мне вместо моей «фабричной гадости» покурить его трубку.

«Неужели он мне это спустит, – мелькнула у меня мысль. – Не может такого быть».

Но никакого подвоха не было, я покурил трубку, набитую крепчайшим табаком, и мы отправились спать в его хижину. Утром Ван меня не торопил, он даже позволил мне снова покурить свою трубку (его табак оказался несомненно намного крепче и лучше сигаретного), прежде чем мы приступили к утренней тренировке. Но сама тренировка оказалась необычной. Конечно, занимаясь с ним, я и раньше бегал, но не помногу – Ван не был сторонником значительных физических нагрузок. Он говорил по этому поводу так: «Мастер должен быть крепким и жилистым, как кожаный ремень. Он не должен бегать, как олень, и не должен таскать тяжести, как портовый грузчик. Ему достаточно делать свою технику, чтобы его тело получило полноценную физическую нагрузку».

Однако на этот раз перед тем как начать занятие, Ван отправил меня, как он выразился, «немного побегать», причем длина (разумеется, точно никто ее не знал, потому что никто и никогда ее не измерял) маршрута, по которому он меня отправил, была как минимум пять километров. Тут надо сказать, это был не городской асфальт, а пять километров настоящих джунглей, бегать по которым еще нужно было уметь.

Когда я, запыхавшись, прибежал (точнее будет сказать, приплелся) обратно, Ван мирно сидел скрестив ноги на травке и снова курил трубку. Увидев, как я устал, он меня «пожалел» (жалости в нем было не больше, чем в скорпионе) и сладким голосом предложил мне отдохнуть, прежде чем переходить к следующей части занятия. Он даже предложил мне покурить свою трубку. Само собой, курить мне не хотелось. Я и так еле дышал. Если коротко, то своего старик добился: курить я бросил уже на следующий день. Причем сам, без всякого давления с его стороны. Мало того, он сумел построить наши занятия так, что мне вообще перехотелось курить. С одной стороны – свежий воздух и тяжкие физические нагрузки, выдержать которые без хорошо поставленного дыхания было просто невозможно, с другой – он отвлек мое внимание от курения, полностью загрузив мой ум своей новой, неожиданной системой преподавания.

Похоже, именно сейчас старик решил, что я готов, и давал мне настоящий мастер-класс. Никакой новой техники, никаких нагрузок, кроме утреннего кросса, который стал обязательным и даже начинал мне нравиться, постепенно превращаясь в прогулку по утренним джунглям. Ван оставил только две вещи – поединки с ним днем и беседы с ним по вечерам.

Когда мы приступали к занятиям, у меня была мысль, в которой я боялся признаться даже себе самому: «А не окажусь ли я на этот раз сильнее мастера Вана? А что, годы идут, он стареет, я вхожу в силу, а тот опыт, который у меня накопился за годы войны…» Но все оказалось в порядке. Просто в этот раз я увидел другого Вана. Если раньше его мастерство казалось мне грозным, то теперь оно стало выглядеть изысканным. Оно стало настолько утонченным, что Ван даже перестал бить меня. Нужды не было – легкого прикосновения хватало, чтобы отбросить меня на несколько метров. Я бы понял, если бы он толкал меня с силой. Но силы я никакой не ощущал, меня просто относило в сторону, как будто сдувало струей воздуха. Я так себя и чувствовал: листком, подхваченным легким осенним ветром. Но к этой технике Ван прибегал редко. Наоборот, он подпускал меня так близко, как только я мог подойти, он играл со мной, как кот с мышью, он ухитрялся ни разу не ударить меня за все то время, что я пробыл у него в этот раз.

Во время одной из вечерних бесед он мне объяснил, почему теперь учит меня совсем иначе: «Пробежки твои – это просто так. Они нужны тебе сейчас потому, что в теле и уме накопилось за эти годы много гадости. Считай, что это простейший (на более сложный у нас, как всегда, нет времени) очистительный Кхи-Гонг. За счет интенсивного дыхания на свежем воздухе, глядишь, вся дрянь из организма и выйдет. Можно сказать, что ты ее постепенно «выдыхаешь». Сам видишь, про курево ты уже и не вспоминаешь.

Что касается боевого искусства, то здесь тоже все просто. Такой техники, которой бы ты не знал или не смог бы при необходимости сам придумать, уже не существует. Поэтому единственное, что я могу для тебя сделать, – это улучшить твое понимание. Иначе говоря, наполнить твою технику, сделать ее более одухотворенной. Ты наверняка удивляешься, почему я больше не бью тебя. Ответ тоже прост – это бесполезно. Ты привык к боли, чтобы ты ее почувствовал, тебя нужно бить очень сильно. Но это может принести вред здоровью и, кроме того, просто бесполезно: ты ничего не боишься, ты давно готов умереть (более того, я думаю, что в душе ты уже когда-то умер и только теперь потихоньку оживаешь), так что от побоев пользы уже не будет, побоями тебя уже больше ничему не научишь. Ты только станешь злее, а куда же еще?! Поэтому наши поединки – это скорее игра ума, чем настоящая схватка. Ты должен стать спокойнее и, не пугайся этого слова, добрее.

Если короче (время позднее и пора спать, а то тебе завтра с утра снова бегать), то учить тебя, как раньше, я не могу. Ты зрелый, прошедший сквозь очень многое мастер, а не тринадцатилетний сопляк, которым ты пришел ко мне в первый раз. Поэтому я не пытаюсь изменить тебя – это невозможно, я скорее взялся бы обтесывать камень. Просто я показываю тебе новые грани нашего искусства. И я дам тебе рецепт, которым ты наверняка воспользуешься. Думаю, не сразу, но со временем обязательно: «Меньше воинского искусства и больше Кхи-Гонг. Меньше злобы и больше любви».

В хижине Вана я прожил примерно месяц. Мне было так хорошо, что я начал забывать о своем желании выехать из страны. Но оказалось, Ван не забыл. Однажды к нам пришел человек и спросил мастера Вана. Я не удивился, потому что теперь мне было известно, что учитель знает очень разных людей из очень разных слоев общества. И иногда (не слишком часто – Ван не любил, когда его беспокоили по пустякам) к нему приходили люди. Но этот визит оказался особенным – для меня.

– Собирайся, времени немного, – сказал Ван. – Ты хотел покинуть страну, как только представится возможность. Вот этот человек и есть твоя возможность – он тебе поможет. Вот тебе деньги на дорогу. – Ван сунул мне в руки увесистый пакет, замотанный в какую-то тряпку (видимо, только что достал из своей знаменитой тумбочки, всегда набитой деньгами). – Домой не заходи, дед и отец тебя встретят по пути, они знают, что ты уходишь, и согласны с твоим решением. Так что с ними ты сумеешь попрощаться. С остальной семьей – нет, домой тебе сейчас лучше не ходить. Все – в путь.

Таким оказалось мое прощание не только с учителем, но и с семьей, потому что с дедом и отцом мне встретиться не удалось, ибо пришлось идти другим путем, не тем, на котором они меня поджидали. Как оказалось, дорога моя лежала в Ирландию. Почему именно туда? Да лишь потому, что мне было все равно куда, лишь бы уехать, а Ирландия просто оказалась самым легким вариантом.

Пачка денег, которую мне дал Ван, состояла только из стодолларовых банкнот (неужели старик ради меня поменял полную тумбочку вьетнамских денег на пачку американских?!), так что в Ирландию, совершенно неожиданно для себя, я приехал уже как весьма состоятельный человек. Кроме того, грамоты Вана произвели на мастеров вьетнамской диаспоры такое впечатление, что они, несмотря на мою молодость, признали меня без всяких разговоров как квалифицированного иглотерапевта и сильного мастера Кхи-Гонг. Здесь никто до сих так и не узнал (надеюсь, что не узнает никогда) о том, что я к тому же еще и мастер воинских искусств.

Я живу здесь несколько десятилетий, преподаю Ци-Гун (когда я обучаю соотечественников, я называю это «Кхи-Гонг») и лечу. Благодаря Ци-Гун здоровье у меня железное, думаю, я и до сих пор могу убить кулаком буйвола. Проверить, правда, негде – в Ирландии буйволы не водятся.

Мои здешние ученики – это в основном состоятельные дамы средних лет, пекущиеся о своем здоровье и фигуре, а потому занимающиеся Ци-Гун. Ну что ж, многим помогает и я этому рад. Они меня любят и называют мастером. Пытались, правда, называть учителем, но я никому этого не позволил. Какой я им учитель?! Так, что-то вроде высокооплачиваемого наемного работника. Они мне платят, я им показываю то, что нахожу нужным. С некоторыми, правда, я за долгие годы подружился. Этим я тем более не учитель – так, «друг, товарищ и брат».

В полночь я сажусь «в лотос» и занимаюсь Ци-Гун высшего уровня. Тогда я много чего «вижу» и много где «бываю».

А по утрам, когда я бреюсь и гляжу на себя в зеркало, то мне кажется, что сейчас я выгляжу, как мой дед, каким я помню его в те далекие годы, когда он начал учить меня: седой, благодушный, постоянно улыбающийся старикашка-лекарь.

«Именно результаты хороших и плохих совершенных в прошлом деяний человека приходят в его нынешнюю жизнь как удовольствия и страдания, а также как его друзья и могущественные недруги, являющиеся для них (удовольствий и страданий) определяющей причиной». (572)

«Гуру Вачака Коваи»

Сказка про систему

Учитель и Система —            близнецы-братья.Кто более               ученику ценен?Мы говорим Учитель,           подразумеваем —                          Система.Мы говорим Система,            подразумеваем —                             Учитель.Наша трактовка хорошо известного старшему поколению стихотворения Маяковского (а младшее поколение, если вдруг заинтересуется, может посмотреть оригинал в Интернете)

То, что сказка о системе следует за сказкой об учителе (а не наоборот), может показаться странным. Ведь любой правильный учитель скажет, что главное – система. И будет, разумеется, прав: система одна, а людей, обучающих ей, может быть много. Например, школьная арифметика – это несомненная система, отработанная десятилетиями (а может, и столетиями) преподавания. А школьных учителей, передающих «арифметические знания» ученикам начальных классов, множество.

Однако для учеников это не совсем так, точнее, совсем не так. Приступая к занятиям, они ничего не знают о системе, а видят перед собой только ее «лицо», то есть Учителя. Если продолжить предыдущую аналогию, то, придя в школу и приступив к изучению арифметики, первоклассники ничего не знают об этой науке. А вот учителя они «видят-слышат-чувствуют» с первой минуты первого урока. И именно от него во многом зависит, полюбят ли его ученики числа и операции с ними или возненавидят арифметику на всю оставшуюся жизнь. Поэтому последовательность «сначала учитель, потом система» в данном случае кажется вполне правильной.

С системой достаточно сложно, ибо понятие это описывает нечто, чего нельзя ни увидеть, ни потрогать, ни попробовать на зуб. Поэтому определение, которое первым приходит в голову, формулируется примерно так: нечто, следование чему позволяет получить что-то. Можно сказать и чуть более определенно: набор наставлений и методов, позволяющих наверняка получить определенный результат. Слово «наверняка» здесь очень важно, потому что если система не дает гарантированного результата (разумеется, при точном следовании инструкциям), то это не система, а гадание на кофейной гуще: получится – не получится.

Вот тут, кстати, и становится ясна роль учителя – это «гарант», отвечающий за достоверную и полную передачу этих самых инструкций и надзирающий за их точным выполнением.

«Слоган» у любой системы Ци-Гун примерно одинаковый: «Наша система самая лучшая (самая древняя, самая традиционная, самая эффективная и тому подобное)». Разумеется, это правильно, ибо если наша система не самая лучшая, то нужно искать другую систему.

Однако западному человеку, буквально вскормленному на рекламе и привычно ей не доверяющему, достаточно трудно что-то «продать» без достаточно серьезных аргументов. Так что слова «самая лучшая система» нуждаются в подтверждениях, получить которые достаточно непросто. Все было бы намного легче, «правильнее и по-современному», если бы к системе существовала инструкция. Что-нибудь вроде книжки о работе с компьютером. Купил себе такую книжку, прочитал и понял, что такое компьютер, для чего он нужен, и даже прикинул, сколько времени пойдет на изучение необходимых разделов и тем. И самое главное, понял, нужен ли тебе этот компьютер или «всю жизнь прожил без него и дальше проживу».

Но с Ци-Гун так, увы, не получается. Ну что тут поделать – нет ни для одной системы инструкций, и все идет снова через учителя, который совершенно не торопится «выкладывать» всю систему начинающим («продолжающим», кстати, тоже не торопится).

Разумеется, есть книги про Ци-Гун, среди которых встречаются и очень хорошие, написанные настоящими китайскими мастерами. Но в каждом частном случае все бывает не совсем так, как написано, и снова требуется учитель, который как раз и нужен не для рассуждений «о вообще», а для расстановки акцентов и для работы с конкретной ситуацией, связанной с конкретным учеником.

Но хотя система обычно «смутна и неясна», все же следует попытаться получить ответы на некоторые вопросы. Иначе может получиться, что человек «ввяжется» в занятия, которые ему совершенно не нужны и не интересны.

Чтобы правильно подыскать себе подходящую систему Ци-Гун, вначале следует сформулировать примерно следующие вопросы: чего я хочу и на что я готов для того, чтобы это получить.

Если более развернуто, то, «чего я хочу», требует понимания, чего вообще можно ожидать от Ци-Гун, ибо Ци-Гун – это понятие чрезвычайно широкое и, соответственно, может обеспечивать широкий «спектр услуг», начиная от лечения какого-то определенного заболевания до «решения космических задач» вроде «объединения человека со Вселенной».

Поэтому прежде чем «вступать в связь» с какой-то определенной системой, полезно было бы выяснить, каково ее основное предназначение. Разумеется, у сложных систем бывает достаточно много функций, но какая-то одна, как правило, доминирует.

Подобрав систему, которая на первый взгляд соответствует нашим потребностям, следует попытаться узнать, каких затрат (усилий, времени, денег) она от нас потребует для получения желаемого результата.

Например, не старый и сравнительно здоровый человек просто хочет слегка отрегулировать свое состояние. На это потребуется, например, полчаса-час ежедневных занятий. Этого обычно бывает вполне достаточно для того, чтобы человек нормально себя чувствовал и пребывал в хорошем настроении. Если же все наоборот и пожилой, совсем нездоровый человек захочет избавиться от хронического заболевания, к которому его тело «привыкало» десятилетиями, то мастер может прописать ему совершенно «героическую дозу» занятий. Для того чтобы «отработать» такую норму, может потребоваться несколько месяцев (хорошо, если не лет) ежедневных шести-восьмичасовых занятий, требующих серьезного сосредоточения ума. Отметим, что такое лечение невозможно без достаточно крепкого здоровья.

И тут сразу становится понятно, насколько человек готов принимать такое, с позволения сказать, лекарство. Успех, кстати, никто не гарантирует. В случае неудачи у учителя всегда есть «отмазка» (и не одна): мало занимался, плохо занимался, слабая концентрация ума, мало энергии и тому подобная чепуха. Так что если «со старта» честно изложить ученику, что от него потребуется на этом пути, то немногие решатся сделать первый шаг. Еще бы: практиковать каждый день («занимался один день – приобрел один день, не занимался один день – потерял десять дней») без выходных и скидок на лень, плохое настроение, усталость, болезнь, праздник. А когда же отдыхать, общаться с семьей и друзьями, зарабатывать на жизнь, да и просто жить?

Так что ни от какой системы не следует ждать чудес: она может дать только то, что она может дать, потребовав при этом достаточно серьезных усилий от практикующего. Так что «бесплатный сыр» – сами знаете где.

И вообще в основе Ци-Гун лежит работа ума. В данном случае она состоит в том, чтобы понимать, на что рассчитана выбранная система Ци-Гун, и не ожидать от нее того, на что она не способна.

Кстати, именно непонимание этого принципа очень ясно описано в «Сказке о рыбаке и рыбке», где можно выделить несколько итераций обращения к «системе», представленной в данном случае морем (можем условно назвать это «морем энергии»), с которым старик общается «через» золотую рыбку.

Итерация первая: система работает совершенно без «напряга» («море слегка разыгралось»), ибо корыто, которое просит старик, он наверняка и сам бы смог сделать. Безо всяких просьб.

Ей с поклоном старик отвечает:«Смилуйся, государыня рыбка,Разбранила меня моя старуха,Не дает старику мне покою:Надобно ей новое корыто;Наше-то совсем раскололось».Отвечает золотая рыбка:«Не печалься, ступай себе с богом,Будет вам новое корыто».

Итерация вторая: система работает тоже практически без усилий («Помутилося синее море»). И в этот раз просьба старика совершенно житейская, без излишеств. Ну хочет человек на старости лет «отдельную квартиру», что тут особенного.

«Смилуйся, государыня рыбка!Еще пуще старуха бранится,Не дает старику мне покою:Избу просит сварливая баба».Отвечает золотая рыбка:«Не печалься, ступай себе с богом,Так и быть: изба вам уж будет».

Итерация третья: система работает с заметным усилием. Можно даже сказать, на пределе («Не спокойно синее море»). Где такое видано: простая, неграмотная старая баба и ни с того ни с сего – в столбовые дворяне.

«Смилуйся, государыня рыбка!Пуще прежнего старуха вздурилась,Не дает старику мне покою:Уж не хочет быть она крестьянкой,Хочет быть столбовою дворянкой».Отвечает золотая рыбка:«Не печалься, ступай себе с богом».

Итерация четвертая: система практически исчерпала свои возможности («Почернело синее море») и работает далеко за обычными пределами своих возможностей. Аналогия здесь такая: бывают люди, у которых все получается сразу ввиду того, что они от рождения предрасположены к занятиям, например, духовной практикой. Иначе говоря, их хорошая карма благоприятствует быстрым успехам в занятиях. Похоже, именно так было со стариком, которому сопутствовал совершенно невероятный успех, реализовавшийся в виде золотой рыбки.

Ей с поклоном старик отвечает:«Смилуйся, государыня рыбка!Опять моя старуха бунтует:Уж не хочет быть она дворянкой,Хочет быть вольною царицей».Отвечает золотая рыбка:«Не печалься, ступай себе с богом!Добро! будет старуха царицей!»

Итерация пятая: на этом уровне система уже не работает («на море черная буря: Так и вздулись сердитые волны, Так и ходят, так воем и воют») и любые усилия, приложенные учеником, не дадут результата, он только зря потратит силы, ибо система этого не может, она просто на это не рассчитана.

Ей старик с поклоном отвечает:«Смилуйся, государыня рыбка!Что мне делать с проклятою бабой?Уж не хочет быть она царицей,Хочет быть владычицей морскою;Чтобы жить ей в Окияне-море,Чтобы ты сама ей служилаИ была бы у ней на посылках».Ничего не сказала рыбка,Лишь хвостом по воде плеснулаИ ушла в глубокое море.

Это вполне понятные вещи, которые можно заметить повсюду, например, в человеческих отношениях. Хочешь сохранить хорошие отношения с человеком – не перенапрягай его, не требуй от него больше, чем он способен (или готов) сделать.

В качестве примера прекрасно подойдет так называемая работа с ситуацией в Рэй-Ки, которое вне всякого сомнения относится к Ци-Гун высшего уровня.

История тут такая. Получив инициацию («подключение» к энергии Рэй-Ки), человек обретает очень интересную возможность – «давать Рэй-Ки на ситуацию». Иначе говоря, обращаться с просьбой о благополучном исходе некоего предстоящего события. Что-то вроде «удачной поездки», «благополучного возвращения», «эффективного лечения» и тому подобных житейских ситуаций. При этом для начинающих весьма важно то, что все это вполне проверяемо, причем зачастую очень быстро. Например, попросить Рэй-Ки «на удачную командировку». Вернувшись (буквально через несколько дней), можно проанализировать, насколько удачной оказалась эта командировка. Вначале все происходящее кажется простой случайностью, совпадением. Но через десяток-другой повторений наступает привыкание и человек уже ничего не проверяет, а только восхищается волшебством происходящего.

Для меня эти «чудеса» были особенно странными и неожиданными. И не только потому, что нормальному современному человеку в это трудно (я бы даже сказал, «невозможно») поверить, но и потому, что всякого рода «цигунские» вещи у меня лично работали очень плохо (мне казалось, что ввиду какой-то врожденной тупости и нечувствительности).

А вот работа с ситуацией удавалась вполне. И это меня очень удивляло и интересовало. Почему так происходит, я понял, только прозанимавшись Рэй-Ки более полутора десятков лет.

Все оказалось очень просто: мне удалось понять «границы» системы и ни разу не попросить у нее невозможного, недоступного (для меня) и «неподобающего».

В инженерных терминах я это описывал так: если у вас есть подъемный кран и вы не хотите, чтобы он перевернулся при подъеме груза, не перегружайте его!

Сказка о системе

(Рассказана мастером Минем)

«Для тех, кто может со всем вниманием изучить и узнать тончайшее, какая может быть польза от исследования и знания грубых объектов? Внутреннее исследование неуничтожимого – более достойно, нежели исследование, осуществляемое посредством зрения и т. п.» (537)

«Гуру Вачака Коваи»

Какая у меня система Кхи-Гонг, я не знаю. Я столько их выучил, разных систем, что и правда не знаю. Я даже не знаю, как называть это мастерство – Ци-Гун или Кхи-Гонг. Дело в том, что я вьетнамец только на три четверти. А мой уважаемый дедушка, который меня учил, – чистокровный китаец. Когда он учил меня, то говорил, что обучает меня Ци-Гун. Когда что-то объяснял другим, то называл это на вьетнамский манер – «Кхи-Гонг». Это практика такая – чтобы никто на самом деле не знал, о чем идет речь. Дело доходило до того, что у меня было два имени: одно вьетнамское (в паспорте, в школе, на улице), а второе китайское, которым меня называли дедушка и папа. В зависимости от того, какое имя они использовали, я точно знал, в каком они настроении, и даже мог примерно предсказать, о чем пойдет речь. Например, китайское имя означало, что речь пойдет о семейных делах, о которых посторонним знать не нужно, или о секретах того же самого Ци-Гун, о которых чужим следует знать еще меньше.

Секретов дедушка знал много. Мне, думаю, перепала максимум десятая часть их. Скорее всего, даже меньше. И намного. Дело в том, что я всю молодость воевал, некогда учиться было дедушкиным фокусам. Воинское искусство – это да, а лечить… Зачем лечить человека, если он завтра погибнет от пули или разрыва бомбы… Хотя и тех «медицинских знаний», которые мне перепали сначала от дедушки, а потом от учителя Вана, оказалось достаточно на всю жизнь, причем с большим запасом.

Сам же дедушка умел лечить потрясающе. Среди пациентов он носил прозвище «волшебный фокусник», ибо то, что он делал, иначе как волшебством назвать было нельзя. Искусство это досталось ему еще в Китае. Из-за него же ему пришлось из Китая уехать. Слишком уж независимо он держался, не считая нужным скрывать своих соображений по поводу власти. Наверняка попал бы он в какой-нибудь трудовой лагерь, где, скорее всего, умер бы из-за своего крутого характера и нежелания гнуть спину, но вышло так, что один из его пациентов, высокопоставленный чиновник, однажды случайно узнал о том, что деда вместе со всей семьей должны назавтра взять и препроводить «куда следует». Ночью дед уехал, увозя с собой всех родственников. Как он сумел пересечь границу и довезти живыми двух глубоких стариков, которые сами уже не могли передвигаться, он не любил рассказывать. Однажды сказал только, что, если бы не Ци-Гун, никому из них выехать из страны не удалось бы. Уже будучи взрослым и очень сильным мастером, я долго приставал к нему, пытаясь узнать, что это за такой Ци-Гун. Все, что мне удалось «выдавить» из него, звучало так: «Высший уровень. Этому нужно долго учиться. Лет десять примерно. Тебе передать не смог – ты все время воевал. А просто так рассказывать не имеет смысла – не поймешь». О чем тогда дед говорил и каков был уровень его мастерства, я понял, когда мне было уже за пятьдесят и учил меня этому другой мастер.

То, что у деда был «высший уровень», я знал с самого детства, причем не от него, а от его пациентов, среди которых буквально ходили легенды о его умении. Вообще дед старался избегать лишней популярности и обходиться без «чудес». Поэтому лечил он, как все традиционные врачи – травами и иглами. Длительность лечения тоже была «стандартной» – десять сеансов иглоукалывания. В общем, все, как у всех.

Но иногда его прорывало. На вопрос, почему так происходит и почему некоторых людей он лечит не так, как всех остальных, а быстро, буквально мгновенно, у деда было три ответа: «так надо», «этому человеку так положено» и «учитель попросил». Когда я был совсем маленьким (когда я вырос, дед не проронил об этом ни слова), дед мне рассказывал о своем учителе. Тогда я думал, что это сказка, чтобы я быстрей заснул и не морочил старшим голову. Теперь я не думаю, что это сказка. Если точнее, то я уверен, что это правда, которую дед никогда никому из взрослых не рассказывал, чтобы его не приняли за лжеца или старого маразматика. Для взрослых у него была своя «правдивая» история о том, как он учился у разных учителей в разных деревнях Китая. Разумеется, это тоже было правдой, но учителей у деда было много, а Учитель – один.

История про Учителя, которую дед рассказал мне в качестве сказки на ночь, была короткой и звучала примерно так.

Дед родился в небольшой горной деревушке, окруженной обширными вечнозелеными лесами. Рядом с домом протекала быстрая и чистая река. Однажды дед (было ему тогда лет пять-шесть) заблудился в лесу. Он совершенно не боялся, так как вся его короткая жизнь прошла в лесу или возле него. Поэтому он знал, что, идя вдоль реки, обязательно выйдет к деревне. Но не рассчитал времени и понял, что вот-вот стемнеет. Это ему совершенно не понравилось, ибо он прекрасно понимал, что за ночь, проведенную в лесу, отец задаст ему очень серьезную взбучку.

Вдруг перед ним появился человек. «Не старый старик», как он назвал его. Стариком его делала совершенно белая борода, в остальном (голос, движения, взгляд) он выглядел, как очень крепкий мужчина лет сорока. Не говоря ни слова, он взял деда за руку и через мгновение они стояли на окраине деревни. Незнакомец подтолкнул деда по направлению к дому и сам мгновенно исчез.

Так что выволочки на этот раз удалось избежать. Почему-то дед знал, что рассказывать об этом человеке никому не следует. Но очень хотелось. Можно было, конечно, рассказать отцу, но было страшновато. А ну как всыплет за лживые россказни. Решил рассказать деду (получается, моему прапрадеду), который тоже был мастером воинских искусств и, соответственно, мужчиной весьма суровым, но внука любил очень и многое ему прощал.

Услышав его рассказ, прапрадед, к удивлению, не начал смеяться или ругать внука за бабские сказки. Подумав, он сказал: «Похоже, это судьба».

После этого он велел внуку почаще гулять в том месте, где тот встретился с «молодым стариком». Он велел даже освободить (невиданное в китайской деревне дело!) деда от всякой работы по дому.

Насчет «гулять» дважды просить не пришлось. Неудобство было только одно: гулять велено было в одиночестве, так что своих деревенских дружков деду пришлось временно покинуть. Благо место для гуляний было у них совсем другое. Но это была не слишком большая беда, так как дед, выросший в лесу, всегда мог найти себе занятие: от охоты на птиц и мелких животных до вырезания свистулек из дерева и лодочек из коры. Прапрадед же строжайшим образом следил, чтобы дед уходил из дому с рассветом и возвращался не ранее наступления темноты. Кроме того, он лично проверял, чтобы деду давали с собой еды на целый день.

Через несколько дней такой роскошной, «прогулочной» жизни незнакомец появился снова. Появление его было очень эффектным. Он не пришел откуда-то, он появился из ниоткуда. Просто возник рядом с дедом и спросил его: «Прогуляешься со мной?»

Затем он взял обрадовавшегося деда за руку и повел его за собой. Идти было недалеко (это потом дед узнал, что на самом деле до этого места полный день пути), и примерно через час они оказались возле лагеря лесорубов.



Поделиться книгой:

На главную
Назад