Пробуждение Зеркала

— Нет информации, — мягким женским голосом отозвался экран.

Мстислав встал у Дэсса за спиной.

— Первый канал; последние новости в записи, — настаивал княжич. — Два выпуска.

Экран безропотно показал сводку новостей. Но того сюжета, отрывок из которого видел Дэсс в плену у бандитов, не было.

— Уничтожен, как и сведения в Инфо, — заметил Мстислав.

Княжич пересказал сюжет своими словами: что говорила журналистка, как сожгли тело Дэсса в Прощальном зале, как мать ничуть не горевала, а любимая сестренка радовалась.

— Конечно, радехонька! — заявил телохранитель. — Ты успешно переселился в тело Домино, а твои останки родичи сожгли за ненадобностью.

Пол у Дэсса под ногами качнулся, княжич плюхнулся на постель. Она оказалась гораздо жестче той, что стояла в «Руби» для утех Домино, и жалобно крякнула.

Мстислав покружил по комнате и вдруг предложил:

— Хочешь есть?

— Хочу, — признался Дэсс. — Только не человеческую еду, а нашу.

— Про вашу забудь навсегда. Я закажу что-нибудь попроще. — Мстислав поколдовал над панелью, вделанной в столешницу. — Минут через пять будет готово.

— Я сдохну, — печально сообщил Дэсс, вспомнив пряные запахи еды в ресторане. Он не сможет такое есть.

Однако телохранитель и повар не подвели: еда, что прибыла на стол из раскрывшейся ниши в стене, оказалась совершенно съедобной. Отварное мясо без специй, почти безвкусная зелень, кисловатый напиток. Мстислав ел то же, что и Дэсс. Он снова был голоден и с удовольствием умял свою порцию.

— Спасибо, — поблагодарил княжич, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Кажется, еда в желудке не собиралась бунтовать. — Что дальше?

Телохранитель отослал назад грязную посуду и пристально поглядел на Дэсса. В карих глазах под светлой челкой было странное выражение. Жалость и одновременно что-то еще, чего Дэсс не понял.

— Господин Донахью обмолвился, что скоро прибудет полиция. Они намерены расспросить тебя о похищении.

Дэсс поежился. Иметь дело с полицией — невеликое удовольствие. Особенно когда ты — СерИв, пытающийся выдать себя за человека.

— Я ничего не знаю о похищении. Уснул в своей комнате, в замке, а проснулся в плену. И ты сразу меня нашел и оттуда вытащил.

— Когда уснул?

— Вечером, как всегда. СерИвы ложатся спать вскоре после захода солнца.

— Сегодня пятница; Домино похитили в среду около полудня. А ты когда лег в постель?

Дэсс хотел почесать ухо, но пальцы наткнулись не на привычную шерсть, а на человеческие волосы и человеческое же ухо. Он отдернул руку, так и не вспомнив, каким дням СерИвов соответствуют пятница и среда.

— Не могу сказать. Хотя… погоди… — Он порылся в памяти. — Мы смотрели ваши новости по видео; отец в последнее время заставлял меня смотреть всякую чепуху. В тот день мобиль потерял управление, разбил витрину и вкатился в магазин женского белья. — Дэсс остался очень собой доволен. Не зря он смотрел чепуху — вот и пригодилось.

— Это случилось в понедельник.

Изумленный Дэсс посчитал: выходило, что он проспал три дня и четыре ночи. За это время успел переселиться в тело похищенного Домино, а сам ничегошеньки не помнит!

— Рядом кто-нибудь был, когда ты ложился спать? — продолжал спрашивать Мстислав.

— Нет. СерИв спит только с женой, а я не… — Дэсс запнулся. Рассказывать о том, как он не сумел привести в замок Сону, было слишком больно. Да и не время.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать стандартных. Но СерИвы живут меньше людей и взрослеют раньше. По-вашему, мне двадцать один. — Дэсс повторил слова журналистки из того сюжета, который не сумел отыскать.

— Правда ли, что в день совершеннолетия СерИв может взять себе любую женщину?

Дэсс зашипел сквозь зубы. Затем холодно ответил:

— Во-первых, неправда. Во-вторых, ты солгал, сказав, что не знаешь о СерИвах ни черта. — Последнее особенно его обидело.

Человек улыбнулся:

— Не сердись. Я в самом деле не знаю ничего стоящего. Так, слухи, сплетни… Расскажи.

Княжич смягчился. Совершеннолетие — дело серьезное, и есть отдельный ритуал, связанный с магией любви, но это касается лишь княжеских сыновей, а не кого попало. Мать с отцом выбирают среди женщин замка тринадцать самых достойных — молодых, замужних, не из близкой родни — и обязательно спрашивают их согласия. Они не отказываются, конечно, потому что княжич — это княжич, его любят все. «Или почти все», — мысленно поправился Дэсс, вспомнив старшую сестру Лиссу. Затем из этих тринадцати тайно выбирают одну. Княжич не знал, как это делается: какая-то особая женская магия, о которой мужчинам знать не положено. Ночью, в полной темноте, избранница приходит к княжичу; и даже если он наберется дерзости и спросит ее имя, она не ответит. До рассвета она будет петь ему песни любви, но с первым лучом солнца покинет его навсегда. И он до конца жизни не узнает имя той, что впервые показывала ему магию любви.

Мстислав внимательно выслушал и уточнил:

— Иными словами, ты в курсе, как поются настоящие песни?

— Конечно.

— Если я попрошу тебя посмотреть записи встреч Домино с младшей княжной, ты согласишься?

— Нет! — отрезал Дэсс не задумываясь.

— А если я очень попрошу? — настаивал Мстислав.

— Нет.

— Она пела ему совсем не те песни, что мне.

Взбешенный княжич взвился со стула; стул с грохотом упал.

— Как ты смеешь?! Хоть о себе молчал бы!

Карие глаза Мстислава смотрели очень серьезно.

— Можешь ударить меня, если хочешь. Но это ничего не изменит. Дэсс, мне нужно, чтоб ты послушал и объяснил, в чем разница. И не забудь: Домино убит, а ты занимаешь его место.

Укрощенный его доводами Дэсс поставил на ножки опрокинутый стул и снова уселся.

— Ладно. Давай свои записи.

Телохранитель открыл небольшую, хорошо замаскированную панель в стене. Княжичу и в ум бы не пришло, что под шелком обивки скрыта дополнительная панель. Он мрачно смотрел, как Мстислав ввел код доступа и выбрал в меню нужный пункт. Человек и не думал скрывать от него свои действия; впрочем, Дэсс все равно их не запомнил.

На экране появилась единственная комната «Руби»: огромная постель с вышитыми покрывалами, белый с золотом ковер, куст красники, гнущийся под тяжестью спелых гроздей. Ягод на ветках было заметно больше, чем видел сегодня княжич. Не иначе как сестрица угощалась — она великая охотница до красники. Во рту появился гадкий привкус, словно Дэсс наелся прихваченных морозом и подгнивших ягод.

Открылась дверь. За ней был густой туман, подкрашенный розовым — свет фонарей отражался от кроваво-красных граней «Руби». Из этой розовой дымки явилась Дэсса — прекрасная, как никогда, закутанная в шелк цвета Руби. Княжича передернуло. В красное одевается невеста, которой мужчина принес настоящий камень из Долины Черной Смерти. А Дэссе подарили дом для свиданий — чудовищную насмешку над чувствами и обычаями СерИвов.

За ней в комнату шагнул Домино. Вдвое выше маленькой княжны, по сравнению с ней громоздкий, неуклюжий. На нем был костюм из искусственного меха. Серебристый, с зелеными и алыми переливами; точь-в-точь роскошная шерсть Дэсса. Бывшая шерсть… Домино был навеселе: щеки покраснели, губы расползались в глупой улыбке, руки суетливо подрагивали и тянулись к Дэссе. Княжна ловко уклонялась. Домино ловил ее и никак не мог поймать, топтался у постели, бормотал что-то невразумительное.

— Что он говорит? — спросил Дэсс, с острой неприязнью рассматривая человека, в чье тело его угораздило переселиться.

— Торопит. Его ждут девушки — там, — Мстислав ткнул пальцем в сторону стены, за которой, насколько княжич понимал, находилась берлога Домино. — Целый полк красоток.

Княжич стиснул зубы. Поганому кэту невдомек, что целый полк распущенных девиц не стоит и шерстинки с уха Дэссы. Благородная княжна снизошла до него и готова петь магические песни любви! А эта мразь суетится, мельтешит, велит поспешать. Наверно, Ханимун в тот день от стыда закрыл глаза и уши…

Узкие ладошки Дэссы пробежались по груди Домино — по его искусственной шерсти. Он громко застонал, сгреб беззащитную княжну в охапку и с ней вместе рухнул на постель — прямо в своей шерсти и в ботинках. Дэсса барахталась, пытаясь вырваться, но ее сопротивление лишь распаляло пьяные желания человека.

Вне себя от омерзения, княжич смотрел, как рвется под пальцами Домино драгоценный шелк цвета Руби; казалось, он слышит, как хрустят тонкие косточки Дэссы. Домино придушил ее, неловко прижав лицом к покрывалу, и княжна не могла даже вскрикнуть.

Искусственный мех на человеческом теле переливался зеленым и алым. Одной рукой удерживая Дэссу, Домино пытался расстегнуть свою одежду. Это ему не удавалось, и он бранился, поминая «идиотов-портных», «дур-СерИвок» и почему-то Мстислава. Телохранителю особенно доставалось; княжич не выдержал и спросил, в чем дело.

— Я ему одежду заклеил — чтоб спьяну не учудил чего-нибудь. Не хватало потом разбираться с княжеским семейством. Кстати, как СерИвы мстят за изнасилование?

— Понятия не имею. — Дэсс не вспомнил ни одной соответствующей легенды. — Но я бы убил.

— Вот видишь.

На экране Дэсса наконец сумела вывернуться и села на постели, коленками уперлась Домино в грудь, а ладонями зажала ему рот. Он брыкнулся, но княжна произнесла несколько слов — высоким напряженным голосом, вкладывая в звуки всю силу таинственной женской магии — и человек притих, расслабленно вытянулся на постели. Его руки поглаживали Дэссу по бокам и спине, спуская на талию остатки разорванного шелка.

Княжна запела. Дэсс и раньше знал, что у сестренки чудесный голос. Чистый и звонкий, как весенняя капель на ледниках, переливчатый, как радуга после дождя. Прозрачная мелодия наполнила комнату, взлетела к потолку, осыпалась тончайшими льдинками; закружилась первой осенней метелицей, растаяла на лету — и долго еще жила в чуть слышных отзвуках.

Домино застонал — беспомощно и жалко. Дэсса провела кончиками пальцев по его побледневшим щекам; он поймал ее руку и прижал к губам, но на страстные поцелуи не хватило сил.

— Детка… еще, — попросил человек, лаская руку СерИвки.

Новая песня, похожая на холодный осенний ветер, что несет сорванные листья и капли дождя. Протяжная, зябкая, грустная и одновременно безжалостная песня; Домино бессильно уронил руки, и они лежали точно неживые, ладонями вверх. Дэсса пела, поглаживая его лицо, и оно менялось: делалось старше и строже.

— Еще, — вымолвил Домино, чуть только СерИвка умолкла. Бледные, непослушные губы едва шевельнулись.

Княжна склонилась к его лицу; по золотой шерсти прокатились алые переливы.

— Ты скверный человек, — прошептала она, и он послушно повторил:

— Скверный.

Дэсса запела. В голосе звучали раскаты грома, блистали молнии, неслись черные тучи — гнев Ханимуна рокотал и обрушивался на виновного. Домино был кругом виноват и покорно принимал божественную кару.

— Еще…

В голосе Дэссы послышался грохот обвала в ущелье. Рушились каменные глыбы, стучали обломки, шипел сыплющийся песок.

— Ты недостоин жить, — шептала княжна, и человек повторял:

— Я недостоин… Еще! Детка, ласточка моя, давай…

Горький плач заблудившегося ребенка, отчаянное мяуканье матери, завывание ночного ветра и хохот злорадствующих кэтов смешались в новой песне Дэссы. Княжна впилась ногтями в виски Домино, встряхнула его безвольно мотнувшуюся голову.

— Ты не хочешь жить.

— Не хочу… — стонал он. — Пой…

Печально и торжественно текла река, уносящая надежды и горести несчастливых влюбленных и души их нерожденных детей, легко плескала вода на прибрежных камнях, неслышно умирала пена, что прибилась к листьям водяных растений. Дэсса шептала, шелестела, умолкала — и наконец умолкла совсем.

У Домино были мокрые глаза; слезы скатывались по вискам, где темнели следы ногтей Дэссы.

— Милая… Спасибо… Ты придешь еще? — бормотал он, а княжна деловито заворачивалась в обрывки шелкового отреза.

— Приду, если позовешь.

Она соскочила с постели и опрометью ринулась к кусту красники. Срывая спелые гроздья, Дэсса совала их в рот, глотала, давилась, и сок стекал по шерсти на подбородке, точно хлынувшая горлом кровь.

Мстислав выключил запись; экран потух, но княжичу еще несколько мгновений виделась златошерстная сестра в изодранном наряде счастливой невесты и чуть живой человек на постели.

— Что скажешь? — поинтересовался телохранитель.

Усиленно размышляя, Дэсс почесал ухо и даже не заметил, насколько оно чужое и неприятное. Спросил в ответ:

— Это повторялось каждый раз?

— Да; практически одно и то же. Домино после их свиданий становился тихий, умиленно-восторженный. Золото, а не человек.

— Почему ты ему не запретил? Не объяснил, что она делает?

— Я не объяснил?! Я же тебя спрашиваю: что происходило?

Княжич почесал другое ухо, однако это не помогло ему понять Мстислава.

— Ты разве не слышал, что она говорила между песнями?

— Слышал; да только она лопотала по-серивски. А вот как Домино разбирал, для меня загадка.

— Это женская магия — СерИвки сами умеют понимать без слов и заставляют понимать других.

— Допустим. Но ты скажешь наконец: что делала твоя магическая сестрица?

— Она убивала Домино.

Глава 8

Мстислав обеими руками вцепился в свои белокурые волосы.