Помоги проекту - поделись книгой:
— Если будет стрельба, оставайся на месте. Я сани отгоню тут недалеко. Скоро вернусь.
Оля снова осталась одна. Было жутко и весело. Вдали затяжно прогудел паровоз. В зале все закопошились. К перрону тяжело подошел состав. Мешочники поднялись и, толкаясь, двинулись к выходу на платформу. На мгновение они скрылись в облаке пара, ворвавшемся в открытые двери. И тут раздался дикий женский визг. Когда пар рассеялся, Оля увидела, что мешочники борются с человеком в городском пальто. Тот сопротивлялся молча и с неожиданной силой. Сквозь толпу проталкивались еще какие-то люди. Потом человека в пальто увели, а «мешочники» с пистолетами в руках стояли у всех дверей и проверяли каждого, кто проходил.
Дмитрий вернулся за Олей. На улице она увидела небольшой обоз саней, в которых лежали связанные люди. Дмитрий подогнал свои сани последними, посадил Олю. Тронулись.
От станции до Брянска нужно было проехать километра три по чистому полю. Вскоре их стали догонять какие-то всадники. Вот и пули засвистали над головой. Как ни нахлестывали чекисты, обозные лошадки не прибавляли шагу, расстояние между ними и преследователями все сокращалось.
— Отбить хотят! Оля, управишься? — проговорил Дмитрий, передавая ей вожжи, и повалился назад в сани.
Почти тотчас сзади застучал пулемет. Через несколько минут под копытами лошадей загремели доски Черного моста, И скоро уже сани понеслись по широкой Московской улице прямо к зданию губчека.
Только потом Дмитрий рассказал Оле: письмо Юзефа с помощью чекистов, хоть и с опозданием, дошло по назначению. Оказалось, что через «матроса» белополяки поддерживали связь с деникинцами, осевшими в этих местах после отступления белых. Бывшие офицеры обзавелись фальшивыми документами, пристроились на службу. Руководил ими некий Александров, в прошлом штабс-капитан. От Юзефа заговорщики получили задание взорвать железнодорожный мост через Десну. В тот день они и съехались к намеченному часу на железнодорожную станцию Брянск-Пассажирский. Встречать их прибыл из Орла сам штабс-капитан.
В свертке, рядом с. которым Оля так беспечно сидела на вокзале, были гранаты. К счастью, все обошлось сравнительно благополучно.
Военные действия на польском фронте прекратились. Но Пилсудский продолжал интриговать, плести заговоры и потрясать оружием, устраивая провокацию за провокацией.
Однажды из Москвы сообщили: через Брянск проследует в варшавском поезде польский дипломат, который, по всей вероятности, попытается провезти с собой через границу агента с фальшивыми документами. Есть подозрение, что проводники подкуплены. Нужно сесть в поезд и в дороге снять агента.
Дмитрий Медведев решил сразу познакомиться с дипломатом. Он спокойно вошел в чужое купе и стал деловито размещать многочисленные дорожные свертки. Двое мужчин, сидевших друг против друга, с удивлением наблюдали за его действиями. Они обменялись несколькими словами по-польски, и один из них, постарше, с бородкой, встал и с сильным акцентом сказал:
— Пшепрошам, пан обманулся, тутай дипломатичне купе.
В тот же миг в купе буквально влетел проводник.
— Чего лезешь? Чего надо? А ну, вылазь!
Медведев с достоинством протянул свой билет.
— Попрошу не тыкать и не кричать. Место мое.
Проводник с недоумением уставился на билет.
— Как же так? Купе оплачено. Господин дипломат и ихний камердинер… — И вдруг сообразил: — Так у тебя ж вагон другой, тюря! Соседний.
Медведев укоризненно покачал головой и стал собирать свертки.
— Прошу извинить! И на старуху бывает проруха.
Дипломаты согласно закивали головами.
В тамбуре соседнего вагона у открытого окна курил коренастый крепыш в пиджаке и картузе. Дмитрий остановился прикурить. Глядя в окно, проговорил:
— Двое. Камердинер. В телеграмме про камердинера ни слова.
— Может, забыли?
— Проверим.
Дмитрий пошел в купе, крепыш остался в тамбуре. Через два часа они поменялись местами. Стемнело. По коридору прошел проводник, засветил в фонарях свечи.
Часов в девять вечера Дмитрий постучал в дипломатическое купе.
— Извините, я, кажется, забыл здесь свои вещи… В щель двери протиснулся оставленный Дмитрием сверток, за ним появилась голова камердинера.
— Цо еще?
Дмитрий увидел, как в глубине купе дипломат, сам стеливший себе постель, замер, из-под руки глядя на дверь. Дмитрий, извиняясь, помахал рукой, но потерял равновесие, покачнулся и, ловя опору, схватился за камердинера.
— А, пся крев!
Бородка таинственного пассажира осталась в руках у Дмитрия. В то же мгновение его сильно ударили по голове. Но крепыш Никита Кузнецов был уже рядом.
У самой границы были ссажены и под конвоем отправлены в Москву и «камердинер», и оба проводника. Спасая себе жизнь, «камердинер» выдал все свои связи…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В морозный декабрьский день 1920 года от Курского вокзала в Москве отошел состав. По зову партии добровольцы-чекисты ехали в Донбасс.
Восстановление Донбасса — одна из первостепенных народнохозяйственных задач. Дзержинский обратился к чекистам: очистить Донбасс от банд, дать возможность рабочим отремонтировать и пустить шахты, обеспечить стране уголек. Среди добровольцев — начальник особого отдела Брянской губчека Дмитрий Николаевич Медведев.
Вероятно, здесь можно было бы написать: так кончилась юность, кончилось учение, начались годы странствий. Но в жизни Дмитрия Медведева не было таких этапов, таких водоразделов. Жизнь его была сплошной. Всю сознательную жизнь он участвовал в борьбе своего класса — подростком, юношей, зрелым мужчиной — до последнего удара сердца. Всю сознательную жизнь он учился. Учился познавать мир — природу, людей, законы жизни человеческого духа и человеческого общества. Всю сознательную жизнь он собирал в душе своей теплоту человеческой любви и щедро отдавал это тепло людям…
На дорогу каждому было выдано по фунту хлеба и по ржавой селедке. Едва отъехали, во всех купе сразу же началось пиршество — селедка, хлеб и кипяток — что может быть вкуснее! Стали знакомиться, рассказывать о том, кто, где и как работал. Немало было, конечно, и «охотничьих» рассказов. И неопытные девятнадцатилетние юнцы, раскрыв рты, с благоговением слушали умудренных житейским опытом «стариков», которым было уже по двадцать два — двадцать три года. Переходили из купе в купе. То из-за одних дверей, то из-за других слышались взрывы смеха. Зазвучала гитара. Тогда открыли все двери и всем вагоном завели песню.
В купе, где находился Медведев, заглянул высокий человек в длинной кавалерийской шинели, протянул жестяную кружку.
— Товарищи, нет ли кипяточка?
Медведев с готовностью подал чайник и обомлел. Это был Дзержинский.
Весть о том, что в поезде Дзержинский, распространилась молниеносно. Узнав, что Дзержинский так же, как и все, обедает селедкой и запивает пустым кипятком, чекисты отрядили к нему делегацию с кульком колотого сахара — неслыханным богатством, оказавшимся у кого-то при себе.
Медведев часто потом вспоминал, как смутился Дзержинский, когда чекисты положили перед ним сахар. Он покраснел. Нахмурился. С минуту молчал. Делегатам стало не по себе.
— Я знаю, вы от чистого сердца… Но это же несправедливо! — проговорил Дзержинский.
И, передав кулек с сахаром своему помощнику, попросил на первой станции раздать сахар беспризорникам…
В Донбассе Дмитрий Николаевич Медведев проработал два года. Бахмут, Старобельск, Шахты… До сих пор старожилы тех мест помнят, какая отчаянная борьба шла в ту пору с бандами Ленивого, Каменюки, Маруськи и десятками других. Шахтеры, спускаясь в забой, брали с собой кайла и винтовки. По тревоге поднимались на поверхность, чтобы отбить очередной налет бандитов, и снова спускались под землю, чтобы рубать уголек. Помнят старожилы, как Дмитрий Медведев организовал и блестяще провел разгром крупной банды Каменюки под Старобельском. Как ездил он по селам, не страшась и не таясь, и агитировал и убеждал тех, кто по темноте своей заблудился. Рассказывают, как к молодому председателю учека с повинной приходили сотни обросших и одичавших людей, били шапкой оземь и навсегда отрекались от своего прошлого.
Не меньше хлопот, чем банды, доставляли в Донбассе саботажники. Управляющие многих шахт и заводов продолжали поддерживать связь с бывшими владельцами, бежавшими за границу. Выполняя их указания, они консервировали оборудование, укрывали сырье, затапливали шахты, вывозили и закапывали станки. Получая из-за границы крупные денежные средства, они содержали целый штат саботажников и диверсантов.
Немало чекистов погибло в Донбассе от рук бандитов. Не раз стоял Дмитрий Медведев над гробом товарища. И сейчас рассказывают старики в городе Красный Сулин, как замордовали бандиты комсомольца Михаила. Вырезали ему звезду на груди, выкололи глаза, отрубили ступни ног, и изувеченное тело выставили у стены металлургического завода. Там, над его телом, перед сотнями жителей города Дмитрий Медведев дал клятву довести до конца дело, за которое отдал жизнь юный чекист.
Летом 1922 года за успешную борьбу с бандитизмом ГПУ Украины наградило Дмитрия Николаевича именными золотыми часами. А в августе Медведев получил очередное назначение и выехал в Одессу.
Одесса начала 20-х годов… Голод. Последствия двух лет хозяйничания белых, петлюровцев, французов. Бандитизм. Шпионаж. Эсеры, меньшевики, укаписты и прочие антисоветские элементы, пользующиеся каждым затруднением с продовольствием, с работой, с жильем, чтобы вопить о предательстве, разложении, перерождении Советской власти, разжигать недовольство… Но рядом со всем этим существовал рабочий класс Одессы — его революционные традиции, его стойкость.
Значение Одессы для Советской республики определялось тогда двумя главными факторами: Одесса — центр пограничной области, Одесса — международный морской порт. Именно здесь надо было перекрыть каналы, питающие недобитую контрреволюцию внутри страны. Надо было добиться того, чтобы нормально работал одесский порт, ибо внешняя торговля должна была дать стране необходимую ей валюту…
Старые одесские чекисты вспоминают то удивительное время с нежностью. Жили они все в одном большом доме, иногда по двое, по трое в одной комнате. И, конечно, было много шуток, молодого веселья. Подшутили однажды и над новым сотрудником.
Как-то поздно ночью возвратились с операции по прочесыванию бандитских «малин». Устали все страшно. А тут как назло нет света — на электростанции очередной приступ экономии угля. И воды на верхнем этаже нет. Медведев постучался к ребятам со второго этажа с просьбой дать умыться. Конечно, если бы он знал репутацию Леонида Семеновича, он бы поостерегся. Но он не знал. В темноте доверчиво, с наслаждением вымылся прохладной водичкой, которую услужливо лил ему на руки из кружки Леонид Семенович, насухо вытерся предложенным полотенцем и отправился к себе спать. А с раннего утра около десятка веселых ребят удобно расположились в комнате Медведева, терпеливо дожидаясь, пока он проснется.
Все произошло, как и ожидали. Медведев сладко потянулся, открыл глаза и с удивлением увидел на подушке черные разводы. Поднял голову — увидел десять физиономий, на которых выражалось непереносимое страдание. И все понял. С серьезным лицом подошел к зеркалу, внимательно и с интересом рассмотрел свое вымазанное сажей лицо. Зрители просто валились со стульев от хохота, корчились и вытирали слезы. Медведев посмотрел на них, улыбнулся. И ласково сказал на том жаргоне, который усваивается в первые же полчаса пребывания в Одессе:
— Ну, босяки, биндюжники, балагулы, за такой интеллигентный юмор надо сказать спасибо дорогому автору!
И с этими словами от всей души обнял и расцеловал Леонида Семеновича, который явился на представление в белых брючках и ослепительно белой рубашке. Вырвался тот из железных объятий Медведева не сразу. Веселое настроение у него пропало. И он вылетел в коридор с воплем:
— Кретины, в чем я пойду на работу?!
Весь день потом в кабинет Медведева приходили сотрудники, все, кто когда-либо пострадал от шуток Леонида Семеновича, жали Медведеву руку и проникновенно говорили:
— Митя, ты человек?
Зарплаты чекисты почти не получали — подписки и отчисления следовали непрерывно — то на помощь голодающим Поволжья, то в пользу МОПРа, то в пользу бездомных детей, то на восстановление сгоревшего оперного театра. По улицам ходили группы школьников с кружками и прикалывали к лацканам прохожих бумажные ромашки, марки, значки. Одесские газеты тех дней пестрят объявлениями о сборе вещей и пайков для голодающих, который проводит губком «Последгол».
Последствия голода особенно страшны для детей. Медведев не раз вспоминал потом, как однажды вечером, вскоре после приезда в Одессу, на улице его остановил мальчик лет одиннадцати. В лохмотьях. Сквозь дыры просвечивает синяя кожа. Ключицы и лопатки торчат. Смотрит серьезно, по-взрослому, тянет за полу пиджака в подворотню и шепотом, деловито предлагает:
— Хотите познакомиться с тетей Сашей?
— А кто такая тетя Саша?
— Боишься? — подозрительно спрашивает мальчик и хмурится. — Она здоровая… — И, повторяя кого-то, подмигивает и причмокивает: — Веселая!
От этого профессионального сутенерского жеста одиннадцатилетнего ребенка Медведеву сделалось не по себе. Присев на корточки, он стал расспрашивать. Тетя Саша хорошая. Только живет бедно. У нее у самой малыш, грудной. Днем она печатает на машинке, а вечером он за тарелку супу водит к ней гостей.
— Жить-то надо, — заключает мальчик и бежит за подвыпившим прохожим — это его клиент.
Может быть, именно с того короткого ночного разговора судьба беспризорных детей надолго стала повседневной заботой Дмитрия Медведева…
В Одессу Дмитрий Николаевич Медведев приехал вполне сложившимся политическим работником. И сразу был назначен начальником одного из ведущих отделов.
С первых дней работы в Одессе Медведев включается в напряженную борьбу с контрреволюцией. Особенно активизировалась в ту пору сигуранца — разведка буржуазной Румынии. Она не только забрасывает собственных агентов через Днестр, но и сдает в аренду свои переправы разным белогвардейским, украинским националистическим и другим контрреволюционным центрам и даже разведывательной службе французской армии.
В августе 1922 года чекисты получили сообщение, что по распоряжению петлюровской так называемой украинской миссии при румынском правительстве атаман Екатеринославского повстанческого корпуса (существующего пока только в планах миссии) Федорченко прибыл из Бухареста в Кишинев. В Кишиневе концентрируются бандиты-петлюровцы, осевшие в разных портовых городах и поселках. Очевидно, следует ожидать крупного перехода границы.
Поздним вечером начальник погранотряда привел Медведева к тому месту на берегу Днестра, где французская разведка держала постоянную переправу. Пограничники давно ее обнаружили, но до поры до времени не трогали — необходимо было выявить все связи французской агентуры на нашей стороне.
После полуночи к нашему берегу бесшумно подошла лодка, высадила единственного пассажира и, точно по волшебству, сама ушла к румынскому берегу — ее тащили оттуда бечевой.
Человек был в форме красноармейца, в башмаках и обмотках. Видимо, маскировался под котовца (кавалеристы корпуса Котовского осели в этих местах, организовали коллективное хозяйство на родине своего легендарного комкора).
«Красноармеец» скрылся в прибрежных кустах. Вскоре послышался скрип повозки. Медведев с несколькими товарищами сели на лошадей и отправились следом. Боясь обнаружить себя, они несколько раз теряли повозку из виду, снова нагоняли. И, наконец, к вечеру следующего дня недалеко от Балты «красноармеец» отпустил повозку и скрылся за оградой монастыря. Здесь, в монастыре, на явке, его и решено было взять.
Пока посланный скакал в Балту за подкреплением, Медведев организовал наблюдение за всеми подходами к монастырю. Он мог поклясться, что за те сутки, пока чекисты дежурили у монастыря, нарушитель оттуда не выходил. И однако, когда прибыли чоновцы и монастырь был обыскан самым тщательным образом, «красноармейца» там не оказалось. Монахи испуганно жались по углам. Настоятель тенью ходил за Медведевым и жалобно причитал:
— Нету ценностей, все сдано для страждущих. Господь зрит: яко благ, яко наг…
Обыск шел под видом поисков несданных ценностей, которые должны были поступить в пользу голодающих.
Вконец расстроенный, сидел Медведев в пустой трапезной и разглядывал ящик с серебряной утварью, который кто-то из чоновцев все-таки выкопал возле уборной. В это время вошел молодой послушник, крестьянского вида паренек, круглолицый и коренастый, и поставил перед Медведевым серебряное блюдо.
— Отец-игумен отдал. Наказал передать — последнее, ничего больше не осталось. — И вдруг, быстро оглянувшись на дверь, прошептал: — Не то вам надо, бачу, не то. У старца в келье шукайте.
Блеснул лукавым взглядом и вышел.
Старец Амвросий оказался сорокалетним, угрюмым, со скопческим безбородым лицом. В келье, некогда построенной его предшественником рядом с монастырем, совсем пусто. Во второй половине, отделенной перегородкой, только деревянная лежанка с соломенным тюфячком да древняя, почерневшая икона. В передней половине — лавка и кресло, здесь старец принимал посетителей. Правда, был еще большой стол, придвинутый к стене и как будто бы здесь совершенно не нужный. Впрочем, может быть, на этом столе раскладывались приношения посетителей…
— У нас есть сведения, — официальным тоном начал Медведев, — что в монастыре припрятаны ценности, подлежащие сдаче государству. Что вам известно об этом?
— Не знаю, не посвящен! — скоро проговорил Амвросий, сел на лавку и, держась неестественно прямо, тяжело и неподвижно уставился на Медведева.
— Вы знаете, что укрывательство ценностей карается законом?
— Богу единому служу! — так же невозмутимо проговорил старец.
Медведев прошелся по келье. Решительно непонятно, что имел в виду послушник и что тут могло скрываться! Медведев придвинул кресло к столу, присел, разложил бумагу.
— Что ж, запишем ваши показания…
— Нечего мне показывать, — угрюмо буркнул Амвросий.
— Дети мрут от голода. Монахи закапывают серебро. Вы спокойно наблюдаете, и вас это не волнует!
Амвросий пожал плечами. В этот момент Медведеву почудились какие-то неясные звуки. Как будто и Амвросий услышал и, повысив голос, заговорил привычным проповедническим тоном:
— Сказано: не хлебом единым жив человек. Вы служите плоти. Плотью и заняты. И монахов тех не за укрытие осуждаю, а за то, что сердцем прилепились к сребру и злату. Истинное христианство служит духу святому, вездесущему, в человецех, яко во храме, обитающему.
Было похоже, что мыши скребутся за стеной. Или кто-то шепчется. Продолжая спор, Медведев теперь больше слушал эти звуки, чем старца.
— Значит, если мы, большевики, хотим накормить голодающих, — это противно воле божьей? — Медведев ощущал явный недостаток антирелигиозной аргументации и впервые в жизни пожалел, что удирал когда-то с уроков закона божьего.
— Накормить? — с презрением переспросил старец. — Похоть питаете.
В лице Амвросия произошла перемена — оно оживилось, глаза загорелись. И, потрясая сухим кулаком, он выкрикнул:
Поделиться книгой: